Подводя итог, можно сказать, что и начальные размеры секторы малого бизнеса и степень политической и экономической неопределенности на ранних стадиях реформ могли повлиять на объяснимое нежелание властей высших уровней в России предоставлять значительную фискальную независимость нижележащим уровням власти, снижая тем самым мотивацию властей нижних уровней к ускорению экономического роста на местах.
Российские реформаторы уже некоторое время назад поняли значение фискальной независимости бюджетов более низких уровней, в особенности муниципального уровня. Они также поняли то, что у региональных властей не было мотивов предоставления этой фискальной независимости. В большой степени многие попытки и предложения в отношении проведения реформ фискального федерализма в России с 1997 года были направлены на то, чтобы заставить регионы предоставить большую степени фискальной независимости своим административно-территориальным единицам. Не пытаясь приуменьшить важность этих реформ, вышеприведенная аргументация свидетельствует о том, что пока регионы и центральные власти сами не придут к пониманию преимуществ фискальной независимости более низких уровней власти, эти реформы будут, в лучшем случае, неполными.
итература Alexeev, M. and G. Kurlyandskaya. 2001. "Fiscal Federalism and Incentives in a Russian Region", существует в копиях Barberis, N., M. Boycko, A. Shleifer, and N. Tsukanova. 1996. "How Does Privatization Work Evidence From the Russian Shops," журнал Journal of Political Economy, 104,4:764-90.
Ernst, M., M. Alexeev, and P. Marer. 1996. Transforming the Core: Restructuring Industrial Enterprises in Russia and Central Europe, изд-во Westview, Боулдер, Колорадо, США Frye, T, and A. Shleifer. 1997. "The Invisible Hand and the Grabbing Hand", журнал American Economic Review, 87, 2:354-8, май.
Иванов В. и Колбасова А., соредакторы. 1992 "Российская экономика в 1991 году", Москва, Россия, Институт экономики переходного периода Jin, H., Y. Qian and B. Weingast. 1999. "Regional Decentralization and Fiscal Incentives: Federalism, Chinese Style,", Стэнфордский университет, рабочий доклад, SWP-99-013.
ОЭСР. 1997. Russian Federation 1997, экономические обзоры ОЭСР, Организация экономического сотрудничества и развития, Париж, Франция.
Polishchuk, L. and A. Savvateev. 1997. "Spontaneous Emergence Of Property Rights: A Critical Analysis", существует в копиях.
Roland, G. 2000. Transition and Economics: Politics, Markets, and Firms, изд-во "The MIT Press", Кеймбридж, Массачусетс, США "Россия-1993: экономическая конъюнктура". 1993. № 1, Москва, Центр по изучению рыночных условий и прогнозов, февраль.
Shleifer, A. 1997. "Government in Transition", журнал European Economic Review, 41:385-410.
R. Vishny. 1993. "Corruption", журнал Quarterly Journal of Economics, 108, 3:599-617.
Tanzi, V. 2001. "Pitfalls on the Road to Fiscal Decetralization,", рабочие доклады фонда Карнеги, доклад № 19, апрель Treisman, D. 2001. "Corruption, Fiscal Incentives, and Output in Federal States:
On the Neutrality of Fiscal Decentralization", существует в копиях, март.
Wei, S. 1997. "Why is Corruption So Much More Taxing than Taxes Arbitrariness Kills," серия рабочих докладов NBER, рабочий доклад 6255, ноябрь.
Zhuravskaya, E. 2000. "Incentives to Provide Local Public Goods: Fiscal Federalism, Russian Style," журнал Journal of Public Economics, 76: 337-68.
. Арон Директор Центра российских исследований при Американском институте предпринимательства Бедные демократические страны С окончанием холодной войны наступили новая эра, породившая новое явление мировой истории: обилие бедных демократий. На сегодняшний день стран с валовым национальным продуктом, не превышающим 000 долл. США на душу населения, и имеющих основные признаки демократического правления, насчитывается около 70. Отношение к этим странам со стороны Запада в своей основе пренебрежительное и высокомерное.
Читая про них, мы узнаем об их экономических трудностях, пороках правления и неясности перспектив. Однако их существование может рассматриваться и как знак надежды, даже как замечательные примеры побед или дань уважения всемирным идеалам свободы и самоуправления.
До 1989 г. демократия среди менее развитых стран встречалась нечасто. Позволить себе стабильную демократическую систему могли только богатые страны, это было нечто вроде розочки на торте ВВП в десятки тыс.
долл. на душу населения. Правда, верно и то, что эта зависимость не всегда строго соблюдалась. Целый ряд бедных стран - Индия, островные англоговорящие государства Карибского бассейна, Венесуэла - в течение десятилетий были демократическими. Почти все страны Центральной и Южной Америки прерывали периоды военных диктатур на демократические антракты. А в ходе 1980-х гг. в целом ряде бедных стран состоялись принципиальные выборы, положившие начало демократическому правлению, в частности в Сальвадоре в 1982 г. Однако начинающие демократические режимы, в один момент возникшие в третьем мире, были в высшей степени подвержены взаимоисключающему влиянию двух полюсов холодной войны. И в течение всего нескольких лет большинство из них превратились в левацкие государства или правые диктатуры, часто раздираемые партизанскими восстаниями.
Сегодня ситуация совсем иная. Хотя окончание холодной войны само по себе не ввело демократическое правление в бедных странах, оно значительно помогло увеличить их шансы на демократическую стабилизацию.
Больше не являясь средствами достижения целей противоборствующих сторон в мировом масштабе, бедные страны теперь предоставлены сами себе, и многим из них удалось установить пусть слабое и не без изъянов, но все же действительно демократическое правление - в Центральной и Южной Америке, Юго-Восточной Азии и в Африке, а также в странах бывшего советского блока.
Эти демократические страны по-настоящему бедны. Перед ними стоят серьезные экономические проблемы, их гражданские общества слаборазвиты по меркам Запада. Однако, несмотря на очевидные недостатки, эти страны характеризует наличие основных прав личности и политических свобод.
Их население пользуется свободой слова, правом обращения в органы власти, свободой собраний и выезда за границу. Оппозиционные силы могут создавать свои объединения и участвовать в политике, критиковать власти, распространять свои агитационные материалы и участвовать в свободных и более или менее честных выборах в местные и национальные органы власти, при этом результаты этих выборов в конечном итоге будут отражать волю большинства. И наконец, в бедных демократических странах существует свободная от государственной цензуры пресса. Эти характеристики отличают бедные демократии как от недемократических государств (таких как Бирма, Китай, Куба, Северная Корея, Саудовская Аравия, Туркменистан и Вьетнам), так и от псевдодемократических режимов, скрывающихся за внешними демократическими атрибутами, однако не обладающих какимлибо из названных признаков или сразу несколькими (например, Азербайджан, Египет, Казахстан или Малайзия).
С экономической точки зрения бедные демократии представляют собой широчайший спектр государств: от Нигерии, Бангладеш и Индии (с ВВП на душу населения от 440 долл. США и ниже, по данным Всемирного Банка за 1999 г.), Перу, России, Ямайки или Панамы (на уровне от 2000 до 3000 долл.) до Польши, Чили, Венгрии и Чехии (между 4000 и 5000 долл.) и наиболее развитых Аргентины (7555 долл.), Южной Кореи (8500 долл.), Барбадоса (8600 долл.), Мальты (9200 долл.) и Словении (10 000 долл.).
(Для сравнения: в богатых демократических странах уровень ВВП на душу населения составляет 20 000 долл. и выше: в Канаде, Италии и Франции он находится в пределах от 20 000 до 24 000 долл.; в Соединенных Штатах составляет 32 000 долл., а в Швейцарии и Люксембурге - 38 000 и 43 долл. соответственно. К промежуточной категории - демократическим странам с ВВП на душу населения на уровне от 10 000 до 20 000 долл. - относятся Португалия, Испания, Греция и Израиль.) Даже если исключить мини-государства и протектораты, бедные демократии сейчас самая многочисленная категория из всех существующих.
Большую часть прошлого века исторический процесс формировался за счет глобального противостояния демократии и тоталитаризма, которые были представлены ведущими индустриальными и военными державами:
Соединенными Штатами, Германией, Японией, Россией и Китаем. В противоположность этому история XXI в. может в большой степени определяться развитием бедных демократий.
Бедные демократический страны и их богатые родственники пришли к развитию демократических институтов совершенно по-разному. Начиная со средних веков, на пути к демократии страны Западной Европы добывали права и свободы постепенно, по мере того как знать становилась независимой от королевской власти, и города, церкви, университеты и цеха становились все более свободными по отношению к местным феодалам. Система взаимных прав и обязанностей складывалась веками, пока не приняла форму феодальной вассальной зависимости. Постепенно основанная на обычае система приняла силу закона и воплотилась в ненарушаемости свободно заключенных договоров, справедливом суде, самоуправлении цехов, гильдий и профессиональных ассоциаций. Местное самоуправление опередило развитие демократии на национальном уровне на несколько веков.
Опыт бедных демократических стран во многих отношениях противоположен. Современные институты, морально-этические нормы и практика не были сформированы в этих странах из-за господства lТancien rgime (прежних режимов). И если у большинства бедных демократий отсутствует гражданская культура, то бывшие социалистические страны находятся в особенно сложном положении. Кроме нескольких стран Центральной Европы, таких как Эстония и Чехия, генетическая программа либеральной демократии, основанной на частной собственности, либо никогда не существовала, либо была сильно искажена или с корнем уничтожена за годы коммунистического правления. Обычно говорят, что народам бывших социалистических стран пришлось начинать построение демократии без демократов, поскольку тоталитарное государство систематически уничтожало, разлагало или разрушало даже неполитические общественные организации, т. е. именно те ассоциации, которые способствуют воспитанию и становлению внутренней сдержанности и соблюдению норм в обществе - религиозные, общинные, профессиональные и, на пике сталинизма, даже саму семью.
Восстания против тоталитарного или авторитарного государства, приведшие к рождению демократии в бедных странах, во многих случаях происходили скорее на национальном, чем на местном уровне. Это были случаи национального консенсуса в пользу личных и политических свобод.
Это привело к принятию принципов демократического правления и быстрому заимствованию институтов, через которые они могли быть воплощены. Совсем не будучи результатом развития местного самоуправления, демократизация в этих странах была совмещением заимствованных политических структур - причем, очень активно заимствованных - с обществом, где тип социального поведения и ценности которого были в значительной степени унаследованы от недемократических режимов.
Еще одно важнейшее отличие бедных демократий от их более богатых и зрелых родственников состоит в различии отношений между собственностью и политической властью. Единство экономической и политической власти, существовавшее в Западной Европе в средневековье, в течение столетий разрушалось, и в конце концов экономическая и политическая сферы были (хотя и не полностью) разведены. В большинстве бедных демократических стран эти сферы только сейчас, нехотя, начинают отходить друг от друга. Политическая власть перерождается в право собственности или возможность экономического регулирования и, наоборот, на благо старейшины, вождя племени, мэра, губернатора, председателя колхоза или директора завода.
Высочайший из барьеров, который культура может выставить на пути беззакония и взяточничества, формируется многолетним опытом самоуправления на уровне города, в церковном приходе, профессиональной гильдии, местной благотворительной организации одновременно с разъединением экономической и политической сфер. Тот, кто свободно голосовал за создание местной кассы взаимопомощи и принимал в ней участие, сто раз подумает, прежде чем уворует из нее или нарушит правило, которое он вместе со всеми решил поддерживать. Самым непосредственным и очевидным следствием быстрого перехода бедных демократий к современным методам управления остается коррупция, которая в различной, но всегда очень значительной степени мешает им развиваться.
Разумеется, даже многовековой опыт Запада не был полной гарантией отсутствия мошенничества и взяточничества в ранние годы становления капитализма.
Нетерпеливость в обогащении, презрение к медленным, но верным способам заработка, которые являют собой вознаграждение за усердие, настойчивость и бережливость, распространились во всем обществеЕзавладели авторитетными сенаторами города, Едепутатами, членами городского управления. [легко] иЕ прибыльно было распространить проспект о размещении новых акций и убедить несведущих граждан в том, что прибыли будут чуть ли не двадцать процентовЕ Каждый день надувался новый мыльный пузырь, переливался всеми цветами радуги, чтобы потом лопнуть и кануть в Лету.
Это могло быть написано о любой из бедных демократических стран.
Однако это цитата из Маколея, его описания положения в Лондоне конца XVII в. как результата Славной революции. Да и при современных богатых демократиях остаются очаги широко разрекламированного мошенничества и коррупции: в Нью-Йорке и Чикаго в течение почти всего прошлого века, в Марселе и Палермо сегодня.
Однако в бедных демократических странах коррупция всепроникающа и систематична. Это один из главных вопросов национальной политики Перу и Мексики, Колумбии и Венесуэлы, Бразилии и Чехии, Болгарии и Румынии, всех стран бывшего Советского Союза, на Филиппинах, в Турции, Индии, Южной Корее, Нигерии и Южной Африке.
Pages: | 1 | ... | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | ... | 8 | Книги по разным темам