Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 54 |

1. Дуализм добра изла. Этика нашего мира предполагает дуализм добра изла. Дуализм есть предпосылка этики. Миросозерцание монистическое всегдаоказывается неблагоприятным для этики и ослабляет в человеке нравственныйпафос. Дуализм этический предполагает нарушение первозданной красоты творения,онтологическое повреждение. Этический дуализм означает раненность человека.Само различие между добром и злом мучительно и радости не доставляет. Можноустановить типы философских направлений в зависимости от остроты переживанияпроблемы добра и зла. Но острота переживания проблемы добра и зла есть остротапереживания зла, ибо само добро не дает этой остроты переживания. Платон,стоики, гностики, Лютер, Я. Бёме, Паскаль, Фихте, Ницше, Киркегардт,Достоевский были этически ориентированными мыслителями, их мучила проблема зла.Аристотель, Фома Аквинат, Декарт, Спиноза, Лейбниц, Гегель не были этическиориентированы. Этическая ориентация философии совсем не означает морализма,скорее наоборот. Это есть трагическое переживание добра и зла, которое неразрешается легко нравственным законом и нормой. Источник трагизма тут в том,что добро, закон добра совершенно бессильны преодолеть зло, победить источникзла. Это нашло себе вечное выражение у Ап. Павла. Нравственное сознаниепредполагает дуализм, противопоставление нравственной личности и злого мира,злого мира вокруг себя и в самом себе. А это значит, что в основе нравственнойоценки и нравственного акта лежит грехопадение, потеря первоначальной райскойцельности, невозможность непосредственно, без рефлексии и различения, вкушатьот древа жизни. Различение и оценка предполагают потерю цельности,раздвоенность. В этом заключается основной парадокс этики: нравственное доброимеет дурное происхождение, и это дурное происхождение преследует его какпроклятие. Основной парадокс этики раскрывается христианством, христианствообнаруживает бессилие добра как закона. Закон для христианского сознанияпарадоксален. Это основная тема Ап. Павла.<<66>> Апостол Павелведет страстную борьбу с властью закона и раскрывает религию благодати. Законпроисходит от греха и есть обличение греха. Закон обличает грех, ограничиваетего, но не в силах его победить. Человек не может оправдаться, достигнутьправедности делами закона. "Делами закона не оправдывается пред Ним никакаяплоть; ибо законом познается грех". "Человек оправдывается верою, независимо отдел закона". "Если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера,бездейственно обетование". Закон потому связан с грехом, что "грех невменяется, когда нет закона". Пафос Ап. Павла связан с освобождением от властизакона. "Вы не под законом, но под благодатью". "Умерши для закона, которымбыли связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлениидуха, а не по ветхой букве". "Вы, оправдывающие себя законом, остались безХриста, отпали от благодати". "Если же вы духом водитесь, то вы не подзаконом". Пламенные слова Ап. Павла могут произвести впечатление совершенногоаномизма, и ими пользовались для проповеди аномизма. Но истолкование Ап. Павлав духе аномизма, т.ае. совершенного отрицания закона, было бы отрицаниемосновной антиномии этики, отрицанием парадокса законнической этики.Христианство открывает благодатное царство, стоящее выше закона, по ту сторонузакона. Но Христос пришел не нарушить закон, а исполнить. Те же, которыепретендуют стать выше закона, легко могут стать ниже закона. Закон имеет дурноепроисхождение от греха, он изобличает грех, различает и судит, но бессиленпобедить грех и зло, он даже в обличении греха легко становится злым. И вместес тем закон имеет положительную миссию в мире. Поэтому этика закона не можетбыть просто отвергнута и отброшена.

Этика закона есть этика дохристианская, не тольковетхозаветно-иудаистическая, но и языческая, первобытно-социальная, иаристотелевская и стоическая, и пелагианская и томистская (в значительнойполовине своей) внутри христианства.<<67>> И вместе с тем этика1000 закона есть вечное начало, которое признает и христианский мир, ибо в немгрех и зло не побеждены. Этику закона нельзя понимать исключительнохронологически, она сосуществует с этикой искупления и этикой творчества. Ноэтика закона и метафизика закона имеют очень сложную судьбу в историихристианства. Христианство есть откровение благодати, и этика христианская естьэтика искупления, а не закона, этика благодатной силы. Но христианствоотяжелевало и перерождалось в законническом мире. Само христианствоистолковывалось законнически. Так, официальная католическая теология носит вочень большой степени законнический характер. Само Евангелие постоянно искажализаконническим истолкованием. Юридизм, рационализм и формализм всегда быливнесением закона в истину христианского откровения, по существу сверхзаконную.Даже благодать получила законническое истолкование. Учения Ап. Павлаиспугались, его ограничивали и смягчали. В самое церковное сознание прониклиполупелагианские, рационалистические, законнические элементы. Лютер пламенновосстал против закона в христианстве, против законнической этики и пыталсястать по ту сторону добра и зла.<<68>> Но Лютера испугались и егопоследователи лютеране, они старались обезопасить страстные протесты Лютера,умерить и рационализировать его иррационализм.

Только школа К. Барта вслед заКиркегардтом возвращается в парадоксальности Лютера.<<69>> Вистории христианства постоянно противоборствовали начала благодати,сверхзаконнические начала духовного возрождения с началами законническими,юридическими, рационалистическими. Этика законническая имеет свои древние,глубокие корни в человеческом обществе, она восходит к первобытным кланам с ихтотемистическими культами, к первобытному табу. Этика закона есть попреимуществу этика социальная в отличие от личной этики искупления итворчества. Грехопадение подчинило человеческую совесть обществу. Обществоделается носителем и охранителем нравственного закона. И те социологи, которыеучат о социальном происхождении нравственного, бесспорно, видят какую-тоистину. Но они не видят первоисточника этой истины и ее глубокого смысла. Этиказакона и значит прежде всего, что субъектом нравственной оценки являетсяобщество, а не личность, что общество устанавливает нравственные запреты, табу,законы и нормы, которым личность должна повиноваться под страхом нравственногоотлучения и кары. Этика закона не может быть индивидуальной иперсоналистической, она никогда не проникает в интимную глубину нравственнойжизни личности, нравственного опыта и борений. Она преувеличивает зло вотношении личности человеческой, устанавливая запреты и кары. И онапреуменьшает зло мировой и общественной жизни, она оптимистична. Социальнаяэтика строит оптимистическое учение о силе нравственного закона,оптимистическое учение о свободе воли, оптимистическое учение о наказании икаре злых, которой будто бы подтверждается царящая в мире справедливость. Этиказакона разом и в высшей степени человечна, приспособлена к человеческим нуждами потребностям, к человеческому уровню, и в высшей степени бесчеловечна,беспощадна к человеческой личности, к ее индивидуальной судьбе и к ее интимнойжизни.

2. Первобытное нравственноесознание. Научная социология и антропология оченьмного занималась первобытным человеком. Но методы и основные принципыисследования определялись эволюционной теорией второй половины XIX века.Исследовали современных дикарей и от них заключали о первобытном человеке.Совсем не в результате научного исследования, которое, в сущности, былоневозможно, а в результате предвзятого философского принципа полагали, чточеловек был сначала в диком полузверином состоянии и потом постепенноцивилизовался до человека XIX века. О далеком прошлом человека судили понастоящему, по дикарям и животным. И воображение ученых было так слабо, что немогли себе в далеком прошлом ничего представить иного, чем то, что видели всовременности и на более низких иерархических ступенях жизни. Но древнийчеловек и древняя жизнь были безмерно таи 1000 нственнее и загадочнее, чем этопредставляется антропологам и социологам. Оккультисты и теософы тут болееправы, чем антропологи и социологи. Какая-то доля истины есть в так называемойАкаше-Хронике, Летописи мира, хотя она и легко вульгаризируется. На заречеловечества мир был в ином состоянии, чем наш исторический мир. Он был болееразжиженный, и в нем границы, отделяющие этот мир от миров иных, не были ещестоль резки. Об этом в прикрытой форме рассказано в Библии, в книге Бытия.Эволюционизм XIX в. нужно считать преодоленным философски и научно, и он неможет лежать в основании методов и принципов исследования. Недопустимопереносить на древнее, первобытное человечество наши навыки мысли, нашупсихологию, нашу картину мира. Тогда все было иное, не похожее и на современныхдикарей, и на современный животный мир. Леви Брюль, критикуя Тэйлора и Фрэзера,пытается открыть первобытное мышление, совсем не похожее на мышление людейцивилизованных.<<70>>

Но его современное позитивистическое и рационалистическоемиросозерцание мешает ему понять, в чем тут дело. То, что он называет loi de laparticipation, свидетельствует о том, что мышление первобытное принадлежит кболее высокому типу, чем мышление человека XIX в., ибо выражает мистическуюблизость познающего к своему предмету. В развитии цивилизации человек не толькочто-то приобретает, но и что-то теряет. Человек есть существо не тольковосходящее, но и вырождающееся, падающее, ослабевающее, обедняющееся.Несомненно, какие-то древние знания, связанные с близостью к истокам бытия,были утеряны человеком впоследствии, и о них осталось у человека лишьвоспоминание.<<71>> Несомненно, были великие культуры в прошлом,напр. культура Вавилона и Египта, после которых наступил регресс, а не прогресси были утеряны огромные достижения. Есть очень большие основания верить вреальность мифа об Атлантиде, в которой очень высокая цивилизация подвергласьнравственной порче и погибла. Гораздо больше оснований считать известного намдикаря продуктом вырождения и упадка, одичания человека, чем первобытнымчеловеком и источником человеческого развития. И, характеризуя первобытноенравственное сознание, мы не должны предрешать вопроса об истоках человечества,о древнем человеке. Мы имеем тут дело с вторичным, а не первичным слоем и ужеподлежащим наблюдению и исследованию. Психопатология пролила больше света надревнего человека, чем социология.

Вестермарк в значительной мере прав, когда говорит, чтонравственные эмоции родились из ressentiment. Поэтому в первобытномнравственном сознании такую центральную и колоссальную роль играет месть. Этиказакона в сознании первобытном прежде всего выражается в мести, и это проливаетсвет на генезис добра и зла. Древний ужас, страх в значительной степениопределял нравственную жизнь. Месть связана с этим ужасом. Тень убитого будетпреследовать родственника, пока он не отомстит убийце. Древний человек оченьощущал власть умерших над жизнью, и этот ужас перед умершими, перед миромподземным был безмерно глубже беззаботности и легкости современного человекаотносительно мира умерших. Замечательно, что древнее чувство мести, терзавшеемстителя, совсем не было инстинктом жестокости и кровожадности, порождениемзлобы и ненависти, оно было нравственным и религиозным долгом, нравственнойэмоцией по преимуществу. Это видно из греческой трагедии. Таков, напр., Орест,весь одержимый нравственным долгом отметить за смерть отца. Такова и трагедияГамлета. Но древняя этика мести составляет очень глубокий слой нравственныхэмоций человека, и она действует и в современном человеке, прошедшем черезхристианство. В нравственном различении, оценке, суждении и суде есть элементтрансформированной первобытной мести. "Добрый", сам того не замечая, всущности, хочет мстить "злому", хотя бы эта месть была совсем не кровавой.Древнее нравственное суждение не считало возможным оставить преступления безнаказания, оно страшилось этого. Наказание же и было местью, идея наказаниярождалась из мести. Наказывающий 1000 есть мститель. Эта идеализация исублимация мести как религиозного и нравственного долга находит своеметафизическое завершение и увенчание в идее ада. Первобытное нравственноесознание есть сознание родовое и социальное. В нем нравственным субъектомявляется род, а не личность. И месть, как нравственный акт, есть акт родовой,она совершается родом и по отношению к роду, а не личностью и по отношению кличности. Родовая месть есть самый характерный нравственный феномен древнегочеловечества, и она остается в христианском человечестве, поскольку древняяприрода в нем не просветлена и не преображена. Инстинкт и психология родовоймести, столь противоположные христианству, переходят в своеобразное пониманиечести - должно защищать свою честь и честь своего рода с оружием в руках, черезпролитие крови. Оскорбление чести должно быть смыто кровью. Род внушаетблагоговейный ужас. С этим связан и страх кровосмешения, который преследуетчеловека с давних времен. Кровосмешение Эдипа, соединение с матерью былопределом ужаса. В нем человек как бы возвращается туда, откуда изошел, т.ае.отрицает факт рождения, восстает против закона родовой жизни. Древняя местьсовсем не связана с личной виной. Месть и наказание не направлены прямо натого, кто лично виновен и ответствен. Понятие личной вины и ответственностиобразовалось гораздо позже. Родовая месть безлична. Когда родовая местьпереходит к государству и государство делается субъектом мести и наказания,начинает развиваться идея личной вины и ответственности. Закон, всегда носящийсоциальный характер, требует победы над первобытным хаосом инстинктов, но хаосинстинктов вгоняется законом внутрь, он не побеждается и не просветляется им. Ив человеке XX в. остаются эти первобытные хаотические инстинкты. Это обнаружиламировая война и коммунистическая революция. Месть, которая сначала быланравственным и религиозным долгом, после христианского откровения становитсябезнравственным, хаотическим инстинктом человека, который он должен побеждатьновым законом. Древнее насилие клана и рода над человеком, установившеенеисчислимое количество табу, запретов и вызывающее страхи и ужасы, изнравственного закона, каким оно было в древние времена, переходит ватавистические инстинкты, с которыми должно бороться более высокое нравственноесознание. Это одна из существенных истин социальной этики. Общество изначальносмиряет, обуздывает, дисциплинирует инстинкты человека, и потом то, что оновложило в человека для его обуздания, превращается в хаотические инстинкты наболее высоких ступенях нравственного сознания. Так прежде всего происходило сместью. Человека лишали свободы, как существо, одержимое греховнымиинстинктами. Но социальное обуздание свободы обратилось в инстинкт властолюбияи тирании. Предрассудки, инерция и насилия каст, пережитки древнегообщественного быта, некогда были обузданием хаоса, установлением общественногокосмоса, но они превратились в инстинкты, мешающие свободному социальномуустроению человечества. Pages:     | 1 |   ...   | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |   ...   | 54 |    Книги по разным темам