Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |

МОЙ ОТВЕТ ЧЕМБЕРЛЕНАМ

На Афиногена пташки задумываются.

(народная примета)

Об чем ты задумалась, пташка

Давай червяков запасай,

А эти людские замашки,

Покуда не поздно, бросай!

Смотри, отобьешься от стаи

И станешь сама не своя.

Ишь тоже, - спиноза какая,

Роден тебя в рост изваяй!

Опасна к раздумиям тяга.

Ведь ты же не sapiens, чай!

Индюк вон все думал, бедняга,

И в суп угодил невзначай!

Ты тоже по гузке получишь.

В философы лезть погоди

И клювом не щелкай.

А лучше

Сиди и за лошадью бди!

Предлагаемый Вашему вниманию текст - отсроченная публичная реакция автора на публичное же обсуждение его доклада. Поскольку последнего устного слова (дабы я ненароком не сболтнул чего лишнего) меня лишили, я вынужден обратиться к моим уважаемым оппонентам и всему ученому сообществу письменно. Благо Интернет сможет донести мои слова до всех желающих. Но прежде всего о том, откуда текст.

Тексты ДОКЛАД и ОБСУЖДЕНИЕ - расшифровка аудиозаписи, сделанной на заседании кафедры и выложенной в Интернете на кафедральном сайте по адресу: Обсуждение проходило в достаточно эмоциональной обстановке и потому не все слова можно было расшифровать. Такие места обозначены либо пометкой – неразборчиво, либо просто отточием. Наконец, в нескольких местах я счел возможным дополнить свой текст поясняющими репликами или подразумевавшимися, но выпавшими в устном потоке речи, словами. Такого рода дополнения помещены мною в круглые скобки.

ДОКЛАД

Рубцов В.В.: Так, уважаемые коллеги! Несколько человекЕ Феликс Трофимович заболел к сожалению. Лекторский не сможет приехатьЕ Тем не менее мы сегодня собрались, мы должны сегодня поговорит о тех вещах, которыеЕ Главная сегодня у нас позиция – это сообщение Александра Владимировича Сурмавы о Единицах анализа психологии.

Значит он подрядился делать это сообщение. У него есть своя точка зрения законченная. Мы его послушаем и выскажемся по этому поводу.

Пожалуйста, Александр ВладимировичЕ

Зинченко В.П.: Еще раз - тема

Рубцов В.В.: О Единицах анализа психологии.

Зинченко В.П.: Не психики, а психологии

азарев В.С.: А как онЕ (неразборчиво)

Рубцов В.В.: (решительно прерывает) Валерий Семенович, вот КАК, вы узнаете сейчас. КакЕ (передразнивает). Не перебивайте Валерий СеменовичЕ

Василюк Ф.Е.: (улыбается) Может начать с вопросов, а потом доклад..

азарев В.С.: А Владимир Петрович уже оппонентом вызвался, а я не спрашиваю – он спрашивает.

Зинченко В.П.: Я не нанимался никаким оппонентом.

Рубцов В.В.: Это точно. Так. Слушаем, Александр Владимирович.

Сурмава А.В.: Я думаю то, что мы заканчиваем первый год работы кафедры этой темой, тоже имеет определенный символический смысл. Ибо сама проблема о единицах анализа в психологии это не вообще методологическая проблемаЕ Я терпеть не могу это слово – методологическая (очень энергично). На мой взгляд есть проблемы теоретические. И есть рефлексия любой теории, если она чего-то стоит. Просто в начале прошлого века, когда было неокантианское поветрие, придумали этот термин, который, вот, почему-то полюбился нам психологам и мы стали его к месту и не к месту употреблять.

И тем не менее. Проблема единиц анализа – не абстрактная теоретическая проблема, а это проблема, имманентная именно нашей школе – школе Выготского. Хотя бы потому, что именно Лев Семенович совершенно однозначно формулировал необходимость искать эту единицу анализа, если мы хотим построить теорию в соответствии с теми принципами, которые он исповедовал. И в этом смысле, если мы беремся обсуждать проблему единиц анализа психологии, то мы тем самым уже делаем некоторые теоретические заявления. Мы уже обозначаем свою теоретическую позицию. Хоть неявно. Хотя не всегда осознаем, что делаем. Ибо сама постановка вопроса о единицах анализа предполагает диалектический подход, единица анализа, она же клеточка, есть то генетическое основание, из которого развитая форма происходит во всем богатстве своих определений. И, наконец, единица анализа предполагает монизм, иначе говоря, в явной или скрытой форме – спинозизм. Потому что, если мы предполагаем не одну единицу, а несколько единиц, то мы благополучно уходим и от Спинозы, и от монизма и самым ближайшим образом попадаем в капкан того самого дуализма картезианского, критике которого посвящена вся последняя работа Льва Семеновича, которая называлась в рукописи Спиноза, а в томе называется Учение об эмоциях. Вы знаете, что вся (эта) работа посвящена тому, что Выготский выявляет вот эти самые картезианские уши, которые торчат из всех учений об эмоциях и говорит о том, что продвинуться в теории дальше, не преодолев это, и не преодолев это именно со спинозовских позиций, невозможно.

Но, если, таким образом мы фиксируем две позиции, если мы фиксируем необходимость быть диалектиками, уж коль скоро мы беремся рассуждать о единицах анализа, если мы фиксируем необходимость быть верными Спинозе, то мы приходим к такому простенькому алгебраическому уравнению: Спиноза + Гегель = Маркс. Потому что, если их не просто в кучку сложить, а, если их действительно осмыслить как единый теоретический подход, то это и будет подход марксистский. Поэтому, если мы взялись говорить о единицах анализа, то мы должны отдавать себе отчет в том, что мы пытаемся реализовать марксистский подход к теоретизированию.

Ну, разумеется, эти предпосылки можно и не принять, если кому-то не хочется идти этим путем, и кто-то считает, что этот путь непродуктивен. Но, тогда надо отдавать себе отчет в том, что то самобытное, что будет построено на этих предпосылках, будет за пределами школы Выготского, за пределами того вектора теоретических размышлений, который задал всей психологии ХХ-го и, я думаю, ХХI-го века Лев Семенович Выготский.

Поэтому я перехожу к тому, как я представляю себе эту самую единицу, как она мне видится на сегодняшний день. Наверно не надо даже говорить о том, что Лев Семенович поставил задачу отыскания этой самой единицы, но не решил ее. Ему не хватило просто жизни на это.

Шаг, и серьезный шаг, к поиску этой единицы сделал Алексей Николаевич Леонтьев. Но, как мне представляется, и я готов это аргументировать, Леонтьеву тоже не удалось найти, нащупать ту самую единицу, ту самую клеточку, которая в себе содержала бы все богатство развитых форм. Трудности, с которыми он сталкивался это серьезные теоретические трудности, в которые уперлась мысль, начиная с XVII века. И выход из них лежит там же, где в том же XVII веке общее направление этого выхода было нащупано. То есть тупик здесь тот же картезианский, и выход из него - тот же спинозистский.

ДеятельностьЕ Деятельность – это та категория, которую предложил Леонтьев. Но, сказать, что деятельность есть единица анализа, слишком абстрактно, слишком общо. Далее надо уточнить, а что такое – эта самая деятельность. И дальше начинаются сложности, то ли терминологические, то ли теоретические, когда говорят, что термин деятельность нельзя применять к животному, но можно применять только к человеку, ну, и так далееЕ Характерно в этом смысле рассуждение самого Леонтьева воспроизвести. Он буквально начинает именно не с уровня понятия, а с уровня представления, когда он анализирует словоупотребление. Когда мы говорим о растении, мы говорим об активности, когда о животном – о жизнедеятельности, и, наконец, о деятельности, когда мы переходим к человеку. Но, как видите, это все - схемаЕ И я попытаюсь показать, в каком пункте здесь проскальзывала, пробуксовывала мысль Алексей Николаевича. Для этого я упомяну вот о чем. У Леонтьева было два определения психологии. Два прямо противоположных определения. О том, что это наука о деятельности, опосредованной психикой, психическими образами, а второе определение о том, что это (наука о) психике, опосредованной деятельностью.

Ну с текстами Алексей Николаевича известно какие сложности. Жил он во время непростое, все мы оттуда, или почти все – здесь молодых лиц мало – поэтому знаем как сложно и витиевато приходилось выражаться тогда. Но речь сейчас идет не о тех сложностях, когда Алексей Николаевич боялся, что его кто-то ухватит за бок и закричит: ату его! Здесь речь о серьезных теоретических сложностях.

Почему, что мешало ему остановиться на одной из этих дефиниций - деятельность, опосредованная психикой, или психика, опосредованная деятельностью. А мешало - вот чтоЕ Я позволю (себе) процитировать небольшой фрагментЕ В этой работе Леонтьев подчеркивает, что определение предмета психологии через категорию отображения (отражения) недостаточно, поскольку в нем в качестве решающего признака выступает психика как переживание, как образ, что в свою очередь ставит нас вновь перед проблемой образа как эпифеномена физиологической деятельности – точка зрения параллелизма вновь вступает в свои права {Е.Е.Соколова. Вестник МГУ 2003-2, с.33, А.Н.Леонтьев, ДСЛ 184-185}. Это комментарий Елены Евгеньевны Соколовой к тексту Методологических тетрадей.

Иначе говоря, Леонтьев понимал, как глубокий, серьезный психолог он не мог не понимать, что поместить психику всю вот там снаружи, где есть перцептивное действие, значит эту психику обкорнать. Что помимо вот этого перцептивного, вынесенного наружу действия есть еще что-то субъективно переживаемое.

Принять эту субъективную сторону за физиологический процесс или эпифеномен физиологического процесса он не хотел и правильно делал. Найти внутри индивида что-то другое, на что могла опереться вот эта субъективная сторона человеческой психики, он в тот момент не мог.

Что же там внутри В совершенно замечательной работе Феликса Трофимовича Михайлова Загадка человеческого ЯЕ там он очень подробно и очень остроумно объясняет, что образ свечи у нас не где-то там, в районе шишковидной железы, или в каком-то ином метафизическом пространстве, на экране перед неким гомункулусом развертывается... Образ свечи там, где свеча, во внешнем пространстве, иначе какой смысл был бы иметь образ, если надо потом еще этот образ соотносить с реальным пространством.

Но это – половина ответа на вопрос. Потому что – вторая половина заключается в том, что любой образ развернут не только вне нашей телесности, но этот образ данный нам в формах нашей чувственности.

еонтьев в этой связи говорит о чувственной ткани ощущения. С одной стороны есть некоторое содержание, вот тот контур, который сканирует глаз, ощупывает рука, те гармоники, под которые подстраивается наш голосовой аппарат. Но есть еще и чувственная ткань ощущения, некий субъективный момент. В чем эта чувственная ткань В физиологии Леонтьев не хочет признатьЕ Признать ему и сказать – лэто физиология, это значит сказать, что моя теория как единая, как основанная на едином принципе не работает, рассыпается.

Собственно говоря, к тем выводам, к формулировке которых я сейчас перейду, я пришел в попытке сформулировать в категориях концепции деятельностностной понятие боли, вот такой феномен как боль. Боль известно, как говорилось какими-то остроумными людьми до нас, и мы повторяем в лекциях, нисколько не напоминает форму того зубоврачебного сверла, которое ее причиняет, эту боль. Боль не в коей мере не есть движение по форме какого-то внешнего предмета, это нечто субъективное, интимно субъективное.

Но тогда, если мы категорию боли не можем выразить в категориях предметного действия, деятельностных терминах, следовательно у нас не получается монистическая концепция, следовательно она сыпетсяЕ Тогда надо приводить сюда какие-то дополнительные факторы: либо душу, либо физиологию примитивную, либо еще что-то.

Выход отсюда, как мне представляется, может быть найден, если рассуждать в точном соответствии с тем, как рассуждал Алексей Николаевич в Проблемах развития психики вместе с Запорожцем, когда они формулировали свою гипотезу возникновения, эволюционного возникновения психики, но не повторяя, то что они говорят, а критически переосмысливая то, что они говорят в своей работе, переосмысливая уже с позиций сегодняшнего дня.

еонтьев и Запорожец, формулируя эту свою концепцию, исходили из представления, которое они позаимствовали совершенно некритически из биологии, из общебиологического понимания активности. То есть жизнь они понимали как активный процесс, но активность они при этом понимали как способность реагировать на внешние стимулы. И все отличие жизни от других способов реагирования на внешние стимулы, согласно их определению заключается в том, что реакция идет за счет энергии самого организма, не за счет (энергии) внешнего толчка. Эта идея не выдерживает серьезной критики. Ну, достаточно одного единственного примера, который ее опровергает начисто. Мы подносим спичку к газовой горелке, происходит хлопок - реакция на стимул в виде этой самой спички. Энергия этого хлопка, конечно очень косвенно относится к энергии той спички, которая выступает всего лишь в качестве повода, всего лишь внешнего стимула. СледовательноЕ

Видимо надо посмотреть на само понятие активности или понятие жизни, а то, что Леонтьев деятельность понимает как модус жизни, это для него принципиальный момент, от которого отнюдь не следует отказываться. Другое дело, что надо более конкретно понять эту самую жизнь. Сейчас на эту тему очень серьезные размышления есть, попытка понять диалектически, что такое жизнь. И вот одну из таких попыток я готов максимально лаконично сформулировать.

Жизнь есть в любой современной монографии, которая обсуждает общебиологические проблемы, определяется как совокупность отдельных признаков: размножимость, раздражимость, обмен веществ, ну и так далее, и так далееЕ При этом как правило оговаривается, что какие-то из этих вещей должны быть, какие-то не обязательно должны быть. Чего-то единого не выделяют. При этом чаще всего, вот, скажем, классический учебник Вилли-Детье заканчивается вот такого рода резюме, что вопрос что есть жизнь – это вопрос терминологический. Вот как договоримся, так и будем считатьЕ Для нас, реальных исследователейЕ Мы интуитивно представляем, чем отличается живое существо от стула, и этого нам хватает. А все остальное – это философские умствования.

Я думаю в этой аудитории не надо объяснять, что это позитивистский подход абсолютно тупиковый. Это чистый позитивизм.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 7 |    Книги по разным темам