Когда я начинал исследования по проблеметворчества, это была сугубо академическая и "профессорская" проблема. Но впоследнюю пару лет ко мне, к моему изумлению, начали обращаться представителинеизвестных мне крупных предприятий или организаций вроде "Инженеров армииСША", чья работа мне совсем незнакома, и я, как и многие мои коллеги, в связи сэтим испытывал некоторую неловкость. Я не уверен, что проведенная мною работа,выводы, к которым я пришел, и то, что мы вроде бы знаем сегодня о творчестве,– что все это в егонынешней форме применимо в крупных организациях. То, что можно предложить,– это, по существу,парадоксы, проблемы и загадки, и в данный момент я не знаю, как они могут бытьрешены.
Полагаю, что проблема менеджментатворческих кадров фантастически трудна и важна, и я совсем не знаю, что намделать с этой проблемой, потому что по существу в своих работах говорю об"одиноком волке". Творческие люди, с которыми я работал, чувствуют себяподавленными в организации, склонны бояться ее и предпочитают трудиться самигде-нибудь в углу или на чердаке. Проблема места "одинокого волка" в большойорганизации – это,боюсь, проблема организации, а не моя.
Это немного походит на попытку примиритьреволюционера со стабильным обществом. В самом деле, люди, которых я изучал, посуществу, революционеры в том смысле, что они поворачиваются спиной к ужесуществующему, не будучи удовлетворены им. Здесь пролегает новая граница, и,думаю, мне остается просто играть в исследователя, клинициста и психолога,выбросив из головы то, чему я научился и что должен был предлагать людям внадежде, что они смогут как-то этим воспользоваться.
Здесь надо копать очень, очень глубоко. Этоновая психологическая граница. Попытаюсь как бы заранее подытожить то, о чемсобираюсь сказать. Главный вывод, к которому привела наша работа за последниелет десять, состоит в следующем: источники той креативности, которая нас насамом деле интересует, то есть генерирования по-настоящему новых идей, кроютсяв глубинах человеческой природы. Для ее описания у нас нет даже достаточноподходящих слов. Если угодно, можно вести разговор во фрейдистских терминах иговорить о бессознательном. Или отдать предпочтение терминам другойпсихологической школы и говорить о "реальном Я". Но в любом случае речь идет оболее глубоком Я. Оно глубже в операциональном смысле, с точки зрения психологаили психотерапевта, которые до него докапываются. Это глубина сродни глубинезалегания руды, к которой нужно пробиваться через поверхностные слои грунта.
Большинство людей не знает об этихглубинах, но есть и другая сторона этого незнания: мы не только не знаем обэтом, но и боимся узнать, то есть сопротивляемся знанию об этом. Вот что япытаюсь прояснить. Речь идет о первичной креативности в отличие от вторичной.Первичная креативность проистекает из бессознательного, которое служитисточником новых открытий, реальной новизны идей, отклоняющихся от того, чтоуже существует. От первичной креативности отличается то, что я называювторичной креативностью. Этот вид продуктивности продемонстрирован в несколькихнедавних исследованиях Энн Роу. Она обнаружила его в нескольких группах хорошоизвестных людей –способных, плодовитых, успешно работающих и пользующихся признанием. Например,в одном из исследований Э.Роу изучила всех биологов, отмеченных в издании"American Men of Science" ("Люди американской науки"). В другом исследовании ейудалось получить данные обо всех палеонтологах страны. В результате был выявленлюбопытный парадокс: в определенной степени многие хорошие ученые принадлежат клюдям, которых психопатолог или психотерапевт мог бы назвать ригидными,скованными, людям, боящимся своего бессознательного в том смысле, о котором яговорил. Теперь вы можете прийти к тому же любопытному выводу, что и я: к мыслио двух типах науки, о двух типах технологии. Если угодно, науку можноопределить как метод, благодаря которому нетворческие люди могут творить исовершать открытия, работая вместе с массой других людей, "стоя на плечахпредшественников", будучи аккуратными, внимательными и т.п. Именно это яназываю вторичной креативностью и вторичной наукой.
Вместе с тем я полагаю, что можно выделитьпервичную креативность, проистекающую из бессознательного; я обнаружил ее уособо творческих людей, отобранных для тщательного изучения. Весьма вероятно,что такая первичная креативность – это наследие, имеющееся у каждого человека, общее и универсальноедостояние. Она определенно обнаруживается у всех здоровых детей, хотябольшинство людей, вырастая, теряют ее. Этот вид креативности универсален такжев том смысле, что, если вести психотерапевтические раскопки, то естьдокапываться до бессознательных слоев личности, вы там ее обнаружите. Я приведутолько один пример, который всем, вероятно, знаком по собственному опыту. Вызнаете, что в наших сновидениях мы можем быть гораздо более творческими людьми,чем когда бодрствуем, можем быть умнее, остроумнее, смелее, оригинальнее и т.д.и т.п. Когда снимается контроль, устраняются тормоза и защиты, мы обычнообнаруживаем больше креативности, чем это представляется невооруженному глазу.Недавно я обошел своих друзей-психоаналитиков, пытаясь узнать об их опытевысвобождения креативности. Общий вывод психоаналитиков (а я уверен, что он былбы таким же и у всех других психотерапевтов) таков: от общей психотерапииможно, как правило, ожидать высвобождения креативности, не проявлявшейся до ееначала. Очень трудно доказать это, но именно таково их общее впечатление. Еслиугодно, назовите это мнением экспертов. Таково впечатление людей, занимающихся,например, помощью тем, кто хотел бы писать, но внутренне заторможен.Психотерапия может помочь им освободиться, избавиться от тормозов и начатьписать. Вообще, опыт говорит о том, что психотерапия, спускаясь к глубинным,обычно подавляемым слоям психики, высвобождает наше общее наследие – нечто, что все мы имели, нозатем потеряли.
Есть одна форма невроза (сама по себепонятная), которая может многому научить нас применительно к обсуждаемойпроблеме. Пожалуй, я впервые говорю об этом. Речь идет окомпульсивно-обсессивном неврозе.
Страдающие им люди ригидны и скованны, малоспособны к игре. Они стараются контролировать свои эмоции и потому могутвыглядеть холодными, "замороженными". Они напряжены и сжаты. В крайнихпроявлениях это болезнь, которой должны заниматься психиатры и психотерапевты.В нормальном же состоянии интересующие нас люди обычно обнаруживают высокийуровень дисциплинированности, опрятности, пунктуальности, систематичности,самоконтроля. Из них получаются, например, отличные бухгалтеры. Спсиходинамической точки зрения этих людей можно описать как "сильнорасщепленных" –сильнее, чем большинство населения. Имеется в виду расщепление на то, что ониосознают, знают о себе, и то, что скрыто от них самих, что не осознано иливытеснено. По мере того как мы узнаем больше о таких людях и при этом узнаемкое-что об основаниях вытеснения, о котором идет речь, мы обнаруживаем также,что такие основания, пусть в меньшей степени, существуют у всех нас. Это однаиз тех ситуаций, где экстремальный случай позволяет нам узнать нечто о болееобычных и более нормальных случаях.
юди с компульсивно-обсессивным неврозомвынуждены быть такими, каковы они есть. У них нет альтернативы. У них нетвыбора. Единственный путь, каким такой человек может достичь безопасности,порядка, отсутствия тревоги, – это путь дисциплинированности, предсказуемости, контроля,мастерства. Желаемые цели достижимы для него именно таким образом. Все "новое"представляет угрозу для такого человека, но ничто происходящее с ним не ново,если он может найти ему место в своем прошлом опыте, если он способен"заморозить текущий мир", то есть поверить, что ничто не меняется. Если онможет продвигаться в будущее на основе "испытанных" законов, правил, навыков,способов приспособления, которые он выработал в прошлом и стремитсяиспользовать в будущем, – то он чувствует себя в безопасности и не испытывает тревоги.
Почему он вынужден вести себя так Чего онбоится С психодинамической точки зрения, ответ – в самом общем виде – состоит в том, что он боитсясвоих эмоций, своих глубочайших инстинктивных побуждений, своего глубочайшегоЯ, которое он отчаянно подавляет. Он вынужден! Иначе он чувствует, что можетсойти с ума. Эта драма страха и защиты находится внутри человека, но он склоненобобщать ее, проецировать вовне на весь мир и затем воспринимать весь мирсоответствующим образом. В действительности он сражается с опасностями,находящимся внутри него, и как только видит во внешнем мире что-либо,напоминающее ему эти опасности, то вступает в борьбу Он борется противсобственных импульсов к беспорядку, становясь сверхпунктуальным. Он чувствуетугрозу со стороны беспорядка в мире, потому что этот беспорядок напоминает емуоб угрозе бунта, исходящей изнутри, со стороны подавленных слоев его психики.Все, что создает опасность для его самоконтроля, все, что усиливает опасныескрытые импульсы или ослабляет защиты, пугает такого человека, несет для негоугрозу.
Этот процесс сопряжен со многими потерями.Конечно, человек может достичь некоего равновесия и жить своей жизнью, избегаяее разрушения. Он может держать события под контролем. На контрользатрачиваются отчаянные усилия, значительная часть имеющейся у человекаэнергии, и он утомляется просто от того, что контролирует себя, справляется ссобой и защищается от опасных компонентов своего бессознательного – или же от своегобессознательного реального Я, которое научился считать опасным. Он вынужденизгонять все бессознательное. Это напоминает предание о древнем тиране,разыскивавшем оскорбившего его человека. Тиран знал, что этот человекперебрался в определенный город, и потому приказал убить в этом городе всехмужчин, чтобы быть уверенным, что обидчик не избежал наказания. Человек,страдающий компульсивно-обсессивным неврозом, действует подобным же образом. Онубивает и изгоняет все бессознательное, чтобы быть уверенным, что опасныекомпоненты последнего устранены.
Речь идет о том, что из бессознательного,из глубинного Я, из тех частей нашего естества, которых мы боимся и потомустараемся держать под контролем, – из всего этого берет начало способность играть, наслаждаться,фантазировать, смеяться, бездельничать, непосредственно вести себя и, что длянас важнее всего, креативность. Она есть видом интеллектуальной игры, позволяетбыть собой, фантазировать, быть свободным, по-своему "сходить с ума" (ведьвсякая по-настоящему новая идея вначале выглядит безумной). Человек скомпульсивно-обсессивным неврозом отказывается от своей первичной креативности,от возможности быть артистичным, от своей поэзии, своего воображения. Онзаглушает свою здоровую ребячливость. Это касается также того, что мы называемхорошим приспособлением и что было очень метко описано как способность впрячьсяв правильную упряжку; речь идет о том, чтобы вписываться в мир, бытьреалистичным, здравомыслящим, зрелым, брать на себя ответственность. Боюсь, чтонекоторые стороны такого хорошего приспособления заставляют человекаповорачивается спиной к тому, что этому приспособлению угрожает. Иначе говоря,прилагаются усилия к согласованию с миром, со здравым смыслом, с физическими,биологическими и социальными реалиями, причем обычно за это приходится платитьотказом от части нашего глубинного Я. Это не столь драматично, как ввышеописанном случае компульсивно-обсессивного невроза. Тем не менее,становится все яснее, что так называемое нормальное взрослое приспособлениезаставляет человека поворачиваться спиной к тому, что может ему угрожать. А"угрожают" нам мягкость, фантазия, эмоциональность, ребячливость. Одна вещь, окоторой я пока не упоминал, но к которой проявлял интерес в своей недавнейработе с творческими (а также нетворческими) людьми, состоит в страхе,испытываемом мужчиной перед всем, что он мог бы назвать "женским","женственным" (и что мы готовы сразу обозначить как "гомосексуальное"). Вгрубой среде под "женским" понимается практически все творческое; воображение,фантазия, цвет, поэзия, музыка, нежность, грусть, романтика. И это всеизгоняется как опасное для имеющегося у человека образа его мужскогодостоинства. Все обозначаемое как "слабое" так или иначе подавляется в рамкахнормального мужского взрослого приспособления. Но мы убедились, что многое изтого, что называют "слабым", вовсе таковым не является.
Я думаю, здесь может быть полезнорассмотрение бессознательных процессов, которые психоаналитики называют"первичными" и "вторичными" процессами. Трудно, конечно, вносить порядок в хаоси рационально упорядочивать иррациональное, но приходится. Нижеследующиерассуждения повторяют то, о чем мне уже приходилось писать.
Интересующие нас первичные процессы, этибессознательные процессы познания, то есть восприятия мира и мышления, весьмаотличаются от законов здравого смысла и хорошей логики, от процессов, которыепсихоаналитик называет "вторичными", и в которых мы логичны, благоразумны иреалистичны. Когда вторичные процессы отделяются стеной от первичных, тострадают и те, и другие. Предельный случай, когда имеет место полное отделениелогики, здравого смысла и рациональности от глубинных слоев личности, мынаблюдаем у человека с компульсивно-обсессивным неврозом, человеканавязчиво-рационального, который вообще не может жить в мире эмоций. Он незнает, влюблен он или нет (ведь любовь нелогична), он не может даже позволитьсебе часто смеяться (ведь смех не представляет собой чего-то логичного,рационального и благоразумным). Когда первичные и вторичные процессы разделены,когда личность расщеплена, вы получаете нездоровую рациональность и нездоровыепервичные процессы. Вторичные процессы, изолированные от первичных, оказываютсяво многом обусловлены страхами и фрустрацией, во многом предстают как системазащит, подавлении и контроля, примирения и хитрых тайных компромиссов сфрустрирующим и опасным физическим и социальным миром, который выступаетединственным источником удовлетворения потребностей и заставляет очень дорогоплатить за это. Такое нездоровое сознание, или эго, или Я осознает только то иживет только тем, что воспринимает в качестве законов природы и общества. Этоозначает своего рода слепоту. Человек с компульсивно-обсессивным неврозом нетолько лишается многих радостей жизни, но и становится слепым ко многому всамом себе, в других людях и даже в природе. Он оказывается слеп ко многому вприроде даже будучи ученым. Правда, такие люди могут успешно делать дела, но мыкак психологи прежде всего должны спросить: какой ценой Ведь такой человекнесчастлив. И, во-вторых, услышав, что делаются дела, мы спрашиваем: какиедела Стоит ли их делать
Pages: | 1 | ... | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | ... | 60 | Книги по разным темам