Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 58 |

Танцы пчел, такие быстрые и нескладные напервый взгляд, выписывают в пространстве точные математические фигуры иявляются на самом деле способом передачи информации — языком. Я мечтаю написать роман,где все встречи человека за время его жизни, — мимолетные или оставляющиеглубокий след, вызванные тем, что мы зовем случаем или необходимостью,— описывали бы такиефигуры, выражали ритмы, были бы тем, чем они, может быть, и являются на самомделе: умело построенной речью, адресованной душе для ее совершенствования,речью, из которой ей удается понять в течение целой жизни лишь несколько словбез продолжения. Мне кажется порой, что я понимаю смысл этого человеческогобалета вокруг меня, угадываю, что говорят мне движения существ, которыеприближаются, остаются или удаляются. Потом я, как и все, теряю нить доследующей грубой, и все-таки фрагментарной очевидности.

Я шел от Гурджиева. Нежная дружба связываламеня с Андре Бретоном. Через него я познакомился с Рене Аллео, историкомалхимии. Однажды, когда мне понадобился научный консультант для сериинаучно-популярных книг, Аллео познакомил меня с Бержье. Речь шла о работе дляпропитания, и я мало думал о науке, все равно, популярной или нет. Однако этасовершенно случайная встреча на долгое время определила мою жизнь, соединила иориентировала все самые значительные интеллектуальные и духовные влияния,которые я испытывал от Вивекананды до Генона, от Генона до Гурджиева, отГурджиева до Бретона, и в зрелом возрасте привела меня к исходной точке: кмоему отцу.

За пять лет напряженной и счастливойсовместной работы, исследований и размышлений мы подошли к. новой, и каккажется, перспективной точке зрения. Это то, чем занимались, хотя и на свойлад, сюрреалисты лет тридцать назад. Но мы вели свои поиски по-другому: мы шлине от сна и подсознания, но со стороны сверхсознания и высших состоянийсознания.

Мы назвали созданную нами школу "школойфантастического реализма", поскольку она, при всей симпатии ко всякого родаинтеллектуальному эзотеризму, к причудливому и живописному не выставляет,впрочем, его на всеобщее обозрение.

"Путешественник упал замертво, пораженныйживописью", — говориМакс Жакоб. Мы не отрываемся от корней, не изучаем периферии реальностинапротив, мы пытаемся устроиться в ее центре. Нам кажется что разум, как толькоон будет сверхактивизирован, обнаружит фантастическое в самом сердцереальности. Фантастическое, которое зовет не к бегству, но, скорее, к глубокомуприятию действительности.

От недостатка воображения литераторы ихудожники ищут фантастическое где-то вне реальности, в облаках. Однакофантастическое. как и другие ценности, должно быть вырвано из чрева земли, изреального. И подлинное воображение — нечто совсем иное, чем бегство вирреальное. "Никакая способность ума не достигает больших глубин, чемвоображение; оно —великий ныряльщик".

Фантастическое обычно определяют какнарушение естественных законов, как проявление невозможного. Для нас это вовсене так. Фантастическое — это наглядная демонстрация естественных законов, непосредственныйконтакт с действительностью, не профильтрованный через покрывалоинтеллектуального оцепенения, привычек, предрассудков, конформизма.

Современная наука говорит нам, что завидимым есть сложное невидимое. Стол, стул, звездное небо в действительностисовершенно отличны от того представления, которое мы о них составили. Именно вэтом смысле Валери говорил, что в современном сознании "чудесное и позитивноезаключили удивительный союз". Мы попытались показать как можно более ясно, чтотакой союз между чудесным и позитивным действителен не только в областифизических и математических наук. То, что верно для этих наук, несомненно,верно и для других аспектов существования: антропологии, например, илисовременной истории, или индивидуальной психологии.. или социологии. То, чтоиграет роль в естественных науках, вероятно, важно и в науках, изучающихчеловека. Очень трудно соединить эти представления, потому что в науке очеловеке собрались все предрассудки, включая те, которые сегодня уже изгнаны източных наук. И в области, такой близкой нам и такой волнующей, исследователибеспрестанно пытались все свести в одну систему, чтобы наконец ясно увидеть:Фрейд способен даже "Капитал" объяснить с позиций психоанализа.

Когда мы говорим "предрассудки", топравильнее было бы сказать "суеверия". Существуют суеверия древние исовременные. Для некоторых людей непонятно развитие цивилизации, если недопустить у самых ее истоков существование Атлантиды. Для других — достаточно марксизма, чтобыобъяснить появление Гитлера. Некоторые видят во всяком гении Бога, другие жезамечают только его пол. Мы хотели бы сделать ощутимым союз между чудесным ипозитивным в отдельном человеке или в человеке общественном, так же, как онощутим в биологии, в физике или в современной математике, где о нем говоряточень открыто и прямо: об "Ином Абсолютном", о "запрещенном свете" и "мереСтранности".

"На космическом уровне вся современнаяфизика учит нас тому, что только фантастическое имеет шансы быть истинным",— сказал Тейяр деШарден. Но для нас "феномен человека" должен также измеряться на космическимуровне. Об этом говорят самые древние и мудрые книги. Об этом жесвидетельствует и наша цивилизация, которая начинает запускать ракеты к другимпланетам и ищет контакт с иными разумными существами. Так что наша позиция— это позициясвидетелей реальностей нашего времени.

При ближайшем рассмотрении в нашей позиций,которая вводит фантастический реализм естественных наук в сферу науки очеловеке, нет ничего оригинального. Мы отнюдь и не претендуем наоригинальность. В идее применения математики к гуманитарным наукам нетдействительно ничего потрясающего, однако она дала действительно новые и важныерезультаты. Идея о том, что Вселенная, может быть, совсем не то, что мы о нейзнаем, не оригинальна: но посмотрите, сколь многое перевернул Эйнштейн,применив ее. Наконец очевидно, что такая работа, как наша, написанная смаксимальной честностью и минимальной наивностью, должна вызвать немаловопросов. Мы не думаем, что какая-нибудь система, как бы искусна она ни была,могла бы полностью осветить совокупность всего живого. Даже будучи марксистом,не стоит игнорировать то, что Гитлер иной раз с достоинством утверждал, что онсвязан с Высшим Неизвестным. И как бы ни поворачивали во все стороны медицинуПастера, из нее долго не могли сделать выводов, что болезни вызываютсяживотными, слишком маленькими, чтобы их можно было увидеть. Тем не менее,возможно, что существует глобальный и окончательный ответ на все наши вопросы ичто мы просто его не услышали. Ничто не исключено. Мы не открыли никакого"гуру", не стали последователями нового мессии, не предлагаем никакой доктрины.Мы старались открыть читателю как можно больше дверей, и, так как большая ихчасть открывается вовнутрь, мы просто отошли в сторону, чтобы дать емупройти.

Повторяю: фантастическое в наших глазах— это невоображаемое. Но воображение, примененное к изучению действительности,показывает, что между чудесным и позитивным граница очень тонка — это граница между видимым иневидимым мирами. Существует мир, а может быть, и много миров, параллельныхнашему. Я думаю, что мы не взялись бы за эту работу, если бы в течение нашейжизни нам не приходилось чувствовать себя реально, физически, в контакте сдругим миром. У Бержье это произошло в Маутхаузене. Со мной это произошло уГурджиева. Обстоятельства очень различные, но сущность фактов одна и таже.

Американский антрополог Лорен Эйели, мыслькоторого близка к нашей, рассказывает прекрасную историю, которая хорошовыражает то, что я хочу сказать.

"Встреча с другим миром, — говорит он, — это не только выдумка. Это можетслучиться с людьми реально. С животными так же. Порою границы скользят илипересекаются: достаточно быть на месте в нужный момент. Я видел, как этослучилось с вороной. Эта ворона — моя соседка. Я никогда не причинял ей ни малейшего зла, но оназаботится о том, чтобы держаться на вершинах деревьев, летать высоко и избегатьлюдей. Ее мир начинается как раз там, где останавливается мое слабое зрение.Однако как-то утром все было погружено в исключительно густой туман, и я брел квокзалу ощупью. Неожиданно на высоте моих глаз появились дна огромных черныхкрыла, впереди которых торчал гигантcкий клюв, — и все произошло молниеносно:ворона издала крик ужаса, такой, подобного которому я никогда больше не желалбы услышать. Этот крик мучил меня всю вторую половину дня. Мне пришлосьсмотреть в зеркало и спрашивать себя: что же во мне такоговозмутительного.

В конце концов я понял. Граница междунашими двумя мирами соскользнула из-за тумана. Ворона, думавшая, что летит наобычной для себя высоте, вдруг увидела потрясающее зрелище, которое для неепротиворечило всем законам природы. Она увидела человека, идущего по воздуху, всамом центре вороньего мира. Она встретилась с демонстрацией самой абсолютнойстранности, какую только может вообразить ворона — увидела летающегочеловека...

Теперь, заметив меня сверху, она возмущеннокаркает, и я узнаю в этих звуках неуверенность ума, мир которого потрясен. Онауже не такая, она никогда больше не будет такой, как другие вороны..." Этакнига — не роман,хотя намерение было романтичным. Она не относится к жанру научной фантастики,хотя соседствует с мифами, питающими этот жанр. Она не являет собою коллекциюстранных фактов, хотя Ангел Странного чувствует себя в ней вполне удобно. Онане является и научным трудом, хранительницей неизвестного учения, собраниемдокументов или вымыслов. Это рассказ, порой основанный на легендах, а порой— на подлинныхсобытиях, — опутешествии в области знания, еще едва исследованные. Как в судовых журналахмореплавателей Возрождения, феерия и истина, случайности и точные факты— все перемешано вэтой книге. Дело в том, что у нас не было ни времени, ни средств, чтобы довестиисследование до конца. Мы можем только подсказывать и набрасывать эскизы путейсообщения между этими различными областями, которые сегодня еще являются"запрещенными землями" В этих землях мы сумели побывать лишь мимолетно... Когдаони будут лучше изучены, то, несомненно, все заметят, что многие из нашихвысказываний были столь же бредовыми, как доклады Марко Поло. Эту возможностьмы допускаем с чистым сердцем. "В жизни Поведя и Бержье было множествоглупостей" —возможно, скажут о нас. Но если эта книга вызвала, желание двинуться дальше ивзглянуть повнимательнее, то мы достигли нашей цели.

По ходу работы возникало большое количествотрудностей, забот и неприятностей всякого рода — иногда их было столько, что этоприводило меня в отчаяние. Я не люблю творческих деятелей, безразличных ковсему, что не относится к их творчеству. Меня привлекает масштабность, ижертвовать перспективой ради красот стиля кажется мне недостойным. Но легкопонять, что при таком подходе существует риск просто утонуть в лавинеинформации. Мне помогла одна мысль Винсента де Поля: "Великие изменения всегдавстречаются с различными противоречиями и трудностями. И пусть все будет намговорить, что нужно отказаться от своей миссии, но остережемся прислушаться кэтому, памятуя, что Бог никогда не отменяет того, что он однажды решил,— если даже нам икажется, что происходит нечто противоположное".

Часть первая. Будущее, которое уже было

Глава 1. Воспоминания о настоящем.

Сегодня каждый уважающий себяинтеллигентный человек все время куда-то спешит. И возможно, что наш лучшийчитатель, самый дорогой для нас, разделается с нами за два-три часа. Я знаюнекоторых людей, которые за двадцать минут умудряются с пользой для себяпрочитывать по сто страниц из математики, философии, истории или археологии.Актеры учатся "ставить" свой голос, но научит ли кто-нибудь нас "ставить"собственное мнение В этой работе я не подражаю тем писателям, которыестремятся удержать читателя, всячески развлекая и убаюкивая его. Мой девиз:ничего для сна — вседля пробуждения. Быстрее берите и уходите! Ведь у вас еще множество других дел.Если понадобится, пропускайте целые главы, начинайте где хотите, читайте подиагонали — этоинструмент для многостороннего использования, как складной нож со многимилезвиями. Например, вы опасаетесь слишком поздно напасть на сюжетную жилу,которая вас интересует, — тогда пропустите эти первые страницы. Знайте только, что онипоказывают, как XIX век захлопнул двери перед фантастической действительностьюЧеловека, Мира, Вселенной; как XX век их приоткрыл, но как наша мораль,философия и социология, которым следовало бы опережать эпоху, вовсе не сталитаковыми, оставаясь привязанными к отжившему XIX веку. Мост между эпохойкремниевого ружья и ракетным веком еще не переброшен, хотя об этом думают, ибов спешке и нетерпении мы оплакиваем не прошлое, а настоящее. Итак, теперь вызнаете достаточно, чтобы быстро пролистать начало, если оно вам не нужно, изаглянуть в книгу дальше.

Жаль, что история не сохранила имени того,кто первым поднял тревогу. Это был некий директор американской патентнойконторы. В 1875 году он направил государственному секретарю по торговлепрошение об отставке. "Зачем мне занимать это место, — писал он, — если изобретать уже большенечего" Двенадцать лет спустя, в 1887 г., великий химик Марселен Вертелописал: "Во Вселенной больше не осталось тайн". Тогда считали, что химическиеэлементы не подвержены превращениям. Но в то время, как Вертело в своем ученомтруде развенчивал мечты алхимиков, элементы, которые этого не знали, продолжалитрансформироваться под воздействием естественной радиоактивности. Еще в 1852 г.это явление было описано Рейхенбахом, но тотчас отвергнуто. В работах 1870 г.упоминалось о "четвертом состоянии материи", которое наблюдалось приэлектрических разрядах в газовой среде. Но требовалось вытеснить всетаинственное: что и было сделано.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 58 |    Книги по разным темам