Книги по разным темам
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | ... | 58 | уи Повель, ЖакБержье.
Утромагов.
Посвящение в фантастическийреализм.
Оглавление
От издателя. 2
Предисловие. 2
Часть первая. Будущее, которое ужебыло 9
Глава 1. Воспоминания онастоящем. 9
Глава 2. По ту сторону логики. 12
Часть вторая. Заговор среди беладня. 14
Глава 1. Розенкрейцеры и другие. 14
Глава 2. Легенда о девятинеизвестных. 16
Глава 3. Настоящее отстает. 19
Глава 4. Тайная власть. 25
Часть третья. Алхимия какпример. 29
Глава 1. Алхимик в кафе"Прокоп". 29
Глава 2. Водородная бомба в кухоннойдуховке. 31
Глава 3. Пророчество рыцаряалхимии. 36
Глава 4. Философский камень. 39
Глава 5. Есть время для всего. 43
Часть четвертая. Исчезнувшиецивилизации. 44
Глава 1. Собор святого иного. 44
Глава 2. Гипотеза для костра. 52
Глава 3. Тайны умерших атлантов. 55
Глава 4. Память старше нас. 59
Глава 5. Гимн в честь святого Лейбовича(Уолтер М. Миллер). 63
Часть пятая. Несколько лет в абсолютноином. 75
Глава 1. Шум прибоя будущего. 75
Глава 2. Борьба боговсуществует 81
Глава 3. Неведомый великийгений. 82
Глава 4. Грех — это попытка взять небоштурмом. 86
Глава 5. Против природы и противбога. 88
Глава 6. Луны, гиганты и люди. 92
Глава 7. Марсиане в Нюрнберге. 101
Глава 8. Теория полой земли. 110
Глава 9. Семеро, желавших изменитьмир. 113
Глава 10. Черный орден. 119
Часть шестая. Человек — нечто бесконечное. 126
Глава 1. Новая интуиция. 126
Глава 2. Внутреннеефантастическое. 131
Глава 3. Мы недостаточно велики 138
Глава 4. Новое открытие магическогодуха. 140
Глава 5. Понятие состоянияпробужденности. 147
Глава 6. Три истории дляиллюстрации. 152
Глава 7. Парадоксы и гипотезы опросветленном человеке. 156
Глава 8. Некоторые документы о состояниипробужденности. 159
Глава 9. Точка по ту сторонубесконечности. 165
Глава 10. Мечта о мутантах. 170
уи Повель. Жак Бержье. Утро магов. Пер. сфр. — К.: "София",Ltd. 1994. 480 с.
"Утро магов"... Кто же не слышал этих"магических слов"! Эта удивительная книга известна давно, давно ожидаема. Ивот наконец она перед вами.
Древние цивилизации и реалии XX века. ЧерныйОрден СС и розенкрейцеры, горы Тибета и джунгли Америки, гениальные прозрения ифантастические мистификации, алхимия, бессмертие и перспективы человечества.Великие Посвященные и Антлантида, — со всем этим вы встретитесь, открыв книгу. А открыв, уверяем, несможете оторваться, ведь там везде: тайны, тайны, тайны...
Не будет преувеличением сказать, что "Утромагов" выдержала самое главное испытание — испытание временем. В своемжанре это — ужеклассика, так же, как и классическим стал подход авторов: видение Мира, этогонашего мира, через удивительное, сквозь призму "фантастического реализма". Икто знает, что сможете увидеть вы...
"Мы старались открыть читателю как можнобольше дверей, и, т. к. большая их часть открывается вовнутрь, мы просто отошлив сторону, чтобы дать ему пройти"...
SBN 5-7101-0043-9 c "София", Киев,1994
От издателя.
уи Повель, родившийся в Париже в 1920 г.,— журналист,одновременно пишущий романы и эссе. В 1961 г. он организовал издательство ижурнал "Планета". Совместно с группой исследователей и ученых он руководилизданием "Энциклопедии планет".
Инженеру-химику Жаку Бержье, родившемуся в1912 г., мы обязаны крупными открытиями в области химии и электроники. Он былучастником Сопротивления, и, в частности, он — один из тех, кто разрушилракетную базу гитлеровцев в Пенемюнде. Бержье опубликовал несколько важныхработ на стыке наук.
XIX век не любил химер. В своем догматизмеон часто отбрасывал идеи, которые следующий, XX век, принимает, взращивает ипревращает в действительность. Значит ли это, что прогресс человеческого умасуществует на самом деле Или это только фикция, тешащая нашетщеславие
Кто знает, не было ли когда-то очень давноуже постигнуто то неизвестное, границы которого мы с каждым днем оттесняем вседальше и дальше Кто знает, какие открытия в культурах майя и египтян мог бысделать археолог, окажись он одновременно еще и химиком или физиком Ведь в нашвек мы осуществили многое из того, о чем мечтали еще алхимики.
Да, невероятное существует, и оккультизмимеет свои основания В этой книге, представляющей собой посвящение вфантастический реализм, — новая панорама современной науки, свидетельствующая обошеломляющих знаниях. Луи Повель и Жак Бержье разрушают порядок идей, усвоенныйнами от прошлого, чтобы лучше подготовить нас к чудесам будущего.
Предисловие.
Я очень неловок во всем, что касается ручнойработы, и не раз сожалел об этом. Я был бы куда лучше, если бы мои руки умелиработать. Руки, которые делают что-то полезное, погружаются в глубины бытия иизвлекают оттуда источник доброты и мира. Мой отчим (которого я буду называтьздесь отцом, ибо он меня воспитал) был портным. Это была могучая душа, поистинедух-провозвестник. Порой он говорил, улыбаясь, что падение клерикалов началосьв тот день, когда один из них впервые изобразил ангела с крыльями: в небоподнимаются не на крыльях, а на руках.
Несмотря на свою неловкость, я однаждыпереплел книгу. Мне тогда было шестнадцать лет, и я учился в Жювизи, бедномпригороде. В субботу после полудня нам предоставлялся выбор между работой подереву или по железу, моделированию или переплетному делу. Я в это времяувлекался поэзией, в особенности Рембо. Однако я должен был совершить над собойнасилие, чтобы переплести "Сезон в аду". У моего отца было десятка три книг,стоявших в узком шкафу его мастерской вместе с катушками, мылом, тесьмой ивыкройками. В этом шкафу были также тысячи заметок, написанных мелкимаккуратным почерком на уголке портновского стола в течение бесчисленныхтрудовых ночей. Из принадлежащих ему книг я читал "Мир до сотворения человека"Фламмариона и как раз открывал для себя "Куда идет мир" Вальтера Ратенау.Эту-то работу Ратенау я и принялся переплетать, причем вдохновенно: Ратенау былпервой жертвой нацистов. Дело происходило в 1936 г. В маленькой мастерскойручного труда я каждую субботу делал что-нибудь из любви к отцу и к мирурабочих. Первого мая я вместе с букетом ландышей подарил ему книгу Ратенау вкарманном переплете.
В этой книге мой отец подчеркнул остроотточенным красным карандашом длинную фразу, которая навсегда сохранилась вмоей памяти: "Даже эпоха тирании достойна уважения, потому что она являетсяпроизведением не людей, а человечества, стало быть, имеет творческую природу,которая может быть суровой, но никогда не бывает абсурдной. Если эпоха, вкоторую мы живем, сурова, мы тем более должны ее любить, пронизывать ее своейлюбовью до тех пор, пока не сдвинется тяжелая масса материи, скрывающейсуществующий с ее обратной стороны свет".
"Даже эпоха тирании..." Мой отец умер в1948 г., никогда не переставая верить в творческую природу, не переставаялюбить и "пронизывать" своей любовью горестный мир, в котором он жил, непереставая надеяться, что увидит сет, сияющий за тяжелыми массами материи. Онпринадлежал к поколению социалистов-романтиков, кумирами которых были ВикторГюго, Ромен Роллан, Жан Жорес, носившие большие шляпы и хранившие маленькийголубой цветок в складках красного знамени. На границе чистой мистики исоциального действия мой отец, более четырнадцати часов в день прикованный ксвоему портновскому столу — а мы жили на грани нищеты, — совмещал пламенный социализм ипоиски внутренней свободы. Быстрые и точные движения, присущие его ремеслу, онввел в метод сосредоточения и очищения духа, о чем оставил сотни страницзаписок. Что бы он ни делал — составлял бутоньерки, разглаживал ткань — его лицо всегда сияло тихойрадостью.
В четверг и воскресенье мои товарищисобирались вокруг его портновского стола, чтобы послушать его и ощутитьприсутствие его силы, — и у большей части из них жизнь стала иной.
Полный веры в прогресс и науку, он построилдля себя могучую философию. У него было нечто вроде озарения при чтении работыФламмариона о доисторических временах. И потом, увлекаемый страстью, он читалкниги по палеонтологии, астрологии, физике. Несмотря на отсутствие подготовки,он все же проникал в глубинную сущность этих областей знания. Он говорил почтикак Тейяр де Шарден, которого мы тогда не знали: "То, что наш век ещепереживает, более внушительно, чем появление буддизма! Теперь речь пойдет ужене о приспособлении того или иного божества к человеческим требованиям.Религиозное могущество Земли вызывает в нас решающий кризис: кризис открытиясамих себя. Мы начинаем понимать, что единственная приемлемая для человекарелигия — это та,которая научит его вначале узнать, а затем любить и страстно служить миру,самым важным элементом которого является он сам". Отец думал, что эволюция несмешивается с возможностью перевоплощения, что она является всеобщей ипостоянно возрастающей, что она увеличивает психологическую плотность нашейпланеты, подготавливая ее к контакту с интеллектами других миров, к сближению ссамой душой Космоса. Для отца род человеческий не был чем-то законченным. Онпрогрессировал к состоянию сверхсознания через подъем коллективной жизни имельченное создание единой психологии. Отец говорил, что человек еще незавершен и не спасен, но что законы конденсации творческой энергии позволяютнам питать великие надежды на космическом уровне. И сам он никогда не терялнадежды. Поэтому он со спокойной совестью и религиозным динамизмом рассуждал оделах этого мира, забираясь очень далеко и высоко на поиски оптимизма исмелости, которые могли бы быть использованы немедленно и реально. В 1945 г.война закончилась, но появилась угроза новой войны — на сей раз атомной. Но при этомон умудрялся считать теперешние тревоги и горести как бы негативамивеликолепного образа будущего. У него была нить, которая связывала его сдуховной судьбой Земли, и на свою "эпоху тирании", где заканчивалась еготрудовая жизнь, он, несмотря на безмерные личные огорчения, проецировал довериеи огромную любовь.
Он умер у меня на руках в ночь с 31 декабряна 1 января и, прежде чем навеки закрыть глаза, сказал мне: — Не следует слишком рассчитыватьна Бога: может быть. Бог рассчитывает на нас...
Как в этот момент обстояло дело со мной Мнебыло 28 лет. А в 1940 г., когда судьба нанесла удар всем нам, мне былодвадцать. Я принадлежал к промежуточному поколению, видевшему крушение мира,отрезанному от прошлого и сомневающемуся в будущем. Я был очень далек от веры вто, что эпоха тирании достойна уважения и что ее нужно "пронизывать нашейлюбовью". Мне скорее казалось, что понимание ведет к отказу от игры в игру, гдевсе мошенничают.
Во время войны я нашел для себя приют виндуизме. Это было мое личное маки. Я пребывал там в абсолютном сопротивлении.Считал, что не стоит искать точку опоры в истории среди людей: она непрерывноускользает. Поищем ее в нас самих. Будем так же последовательно людьми этогомира, как если бы мы были людьми не от мира сего. Ничего не казалось мне болеепрекрасным, чем ныряющая птица Бхагавадгиты, которая "ныряет и выныривает, незамочив перьев". Я говорил себе: события, с которыми мы ничего не можемподелать, надо сделать такими, чтобы они не могли ничего сделать с нами. Ясидел в позе лотоса на облаке, приплывшем с Востока. Ночью отец тайком читалмои книги, чтобы попытаться понять странную болезнь, так отдалявшую меня отнего.
Позднее, на следующий день послеОсвобождения, я нашел учителя жизни и мышления. Я стал последователемГурджиева. Я работал над тем, чтобы отдалиться от своих эмоций, чувств,порывов, чтобы найти вне этого нечто неподвижное, но постоянное, немое,анонимное, —Присутствие высшего порядка, которое утешило бы меня в моем ощущениинереальности и абсурдности мира. Я с состраданием думают о своем отце. Я думал,что обладаю тайнами владения духом и полным пониманием всего на свете. На самомже деле я не обладал ничем, кроме иллюзии обладания и сильного презрения к тем,кто ее не разделял.
Я приводил отца в отчаяние. Я отчаивался исам. Я иссыхал до костей в своей позиции отказа. Я читал Рене Генона. Я думал,что мы имеем несчастье жить в мире, радикально развращенном и обреченном наапокалиптический конец. Я готов был подписаться под речью Кортеса в палатедепутатов Мадрида, произнесенной им в 1949 г.: "Причина всех ваших ошибок,господа, в том, что вы не знаете направления цивилизации мира. Вы думаете, чтоцивилизация и мир прогрессируют, а они регрессируют!" Для меня современнаяэпоха была черной эпохой. Я занимался перечнем преступлений, совершенных противМысли современной мыслью. Начиная с ХП века оторванный от принципов Западмчался к своей гибели, и я не мог питать к нему какое-либо доверие, считая егоформой соучастия. Моей горячности хватало только на отказ, на разрыв. В этоммире, уже на три четверти скатившемся в бездну, где священники, ученые,политики, социологи и организаторы всякого рода казались мне дармоедами, я невидел ничего светлого, и единственно достойными уважения казались мнеисследования древних преданий и безусловное сопротивление нынешнемувеку.
В таком состоянии я стал принимать отца занаивного простака. Его обаяние, любовь, дальновидность раздражали меня и былимне смешны. Я обвинял его в том, что он сохранил энтузиазм, характерный развечто для времен Международной Выставки 1900 года. Надежда, которую он возлагална растущий коллективизм и которая устремлялась у него гораздо выше политики,вызывала у меня презрение Я судил только с позиции античнойтеократии.
Pages: | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | ... | 58 | Книги по разным темам