Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 33 |

Она злилась на меня за попытки отделить ееот Дже­ка, направитьее энергию на что-то еще, постоянные подталкивания к знакомству с мужчинами. Еезлило то, что я не Джек. В результате нашего долгого знакомства, равноправныхобменов, наших стычек, взаимной заботы она перенесла свои чувства по отношениюк своему мужу на меня. Потом, в конце часа, она вдруг не хотела возвращаться кжизни ни со мной, ни с Джеком. Имен­но это делало окончания наших встреч такими шумны­ми. Она отказывалась принимать то,что у наших отно­шенийбыли официальные границы. Трудно описать, как каждый раз я намекал, что часподошел к концу. Она всегда вспыхивала: УИ ты называешь этонастоящи­миотношениями Это не по-настоящему! Ты только и смотришь на часы в ожиданиимомента, когда сможешь вытолкать меня за дверь!Ф

Иногда в конце встречи она продолжаласидеть, от­казываясьсдвинуться с места. Всякий призыв к разу­му — напоминание о необходимостипридерживаться расписания, о ее встречах с пациентами, предложения, чтобы онасама следила за временем изаканчивала час, повторение, что окончание встречи не означало отказа от нее,— не находилпонимания. Гораздо чаще она ухо­дила из моего офиса взбешенная.

Она сердилась на то, что я стал для неезначим, но не мог делать того, что делал Джек; например, восхищаться ее лучшимичертами — ее внешнимвидом, ее изобрета­тельностью, ее умом. У нас была постоянная борьба на почвекомплиментов. Мне казалось, что открытое перечисление ее достоинств сделает ееинфантильной, но она настолько акцентировала свое внимание на них, такнастаивала, что я часто сдавался. Я спрашивал о том, что она хотела услышать, ипочти слово в слово повторял сказанное, всегда стараясь дополнить кое-какимиори­гинальныминаблюдениями. То, что казалось для меня шарадой, поднимало ей дух. Ноненадолго: у нее была дырявая память, и на следующей встрече она настаивала наповторении.

Она злилась на мои попытки понять ее. Еслия сра­жался с еепессимизмом, напоминая, что мы находимся только в середине процесса, у которогоесть и начало и конец, и заверял в результатах моего исследования, она гневноотвечала: УТы ведешь меня к деперсонализации. Ты игнорируешь уникальность моегоопытаФ.

При любом оптимистическом высказывании попо­воду ее улучшенияона обвиняла меня в желании сделать так, чтобы она забыла Джека.

юбой намек на встречу с другими мужчинамибыл похож на минное поле. Она высокомерно относилась к мужскому полу и злиласьна предложение попробовать поработать с ее суждениями. Любое практическоепред­ложение с моейстороны зажигало вулкан. УЕсли я захо­чу найти себе мужчину,— в бешенствеговорила она, — тосмогу это сделать сама! Зачем платить тебе деньги за совет, который мне можетдать любой из моих друзейФ

Она становилась свирепой, если я предлагалей кон­кретные вещи:УПрекрати заострять внимание на ве­щах! —говорила она. — Этоименно то, что пытался де­лать мой отец в течение всей моей жизниФ.

Она была в бешенстве от моей нетерпеливостипо от­ношению к еемедленному прогрессу и от моих неудач в определении усилий, приложенных ею,чтобы помочь себе (но никогда не обозначенных для меня).

Ирен хотела, чтобы я оставался сильным издоровым. А моя немощь — порванное колено, требующее операции на мениске, простуда, грипп— вызывала многораз­дражения. Я такжезнал, что у нее были свои опасения, которые она хорошо скрывала.

Но больше всего ее раздражало то, что я былжив, а Джек —мертв.

Но ничто из этого не приносило мнеоблегчения. Я никогда не смаковал подробности ссор и в личной жизни избегалзлых людей. Я осмотрительный мысли­тель и писатель, а конфронтация замедляет поток моих мыслей. Завсе время своей карьеры я всегда отклонял публичные дебаты и препятствовалпопыткам сделать из меня председателя.

Так как же мне быть с гневом Ирен С однойсторо­ны, из однойтерапевтической поговорки я выучил, что надо разделять роль и личность. Обычнопроявления злости пациента направлены нароль терапевта, а не на его личность. УНе принимайтеэто близко к сердцу, — учат молодых психотерапевтов. — Или по крайней мере непринимайте все близко ксердцу. Сделайте попытку определить, что относится к вашей личности, а что кролиФ. Казалось очевидным, что гнев Ирен относился ко всему: к жизни, судьбе,богу, космическому безразли­чию, но она легко переносила это на ее ближайшую цель: на меня, еепсихотерапевта. Она знала, что ее злость угнетает меня, но, кроме этого, ипозволяла уз­нать меняс разных сторон. Например, однажды, когда моя секретарша позвонила ей, чтобыперенести встречу, так как мне нужно было попасть к дантисту, Иренотве­тила: УНу да,конечно, увидеться с дантистом для него большее удовольствие, чем встретитьсясо мноюФ.

Но, пожалуй, основная причина того, что яне был повержен гневом Ирен, была в том, что я видел в этом маску ее глубиннойгрусти, отчаяния и страха. Ее злобу на меня я иногда воспринимал с раздражениеми нетер­пением, ночаще с состраданием. Мне часто вспомина­лись некоторые из образов иливыражений Ирен. Особенно один прочно закрепился у меня в памяти и помогсмягчить мое исследование ее гнева печали. Это было в одном из снов проаэропорт (в течение первого года после смерти мужа ей часто снилисьаэропорты).

Я пробираюсь через терминал в поискахДжека. Я не знаю ни номера самолета, ни рейса. Я в отчаянии... про­сматриваю расписание, чтобы найтикакую-нибудь за­цепку,но все слова написаны какими-то бессмыслен­ными слогами. Потом у меняпоявляется надежда —я смогла прочитать один знак над воротами для отъезжаю­щих: УМикадоФ. Я бросаюсь туда, нопоздно. Самолет только что взлетел. Я просыпаюсь в слезах.

—Микадо6 — этонаправление Какие у тебя возни­кают ассоциации со словом УМикадоФ — спрашиваю я.

— Мне ненужны ассоциации, —отрезает она. — Яточно знаю, почему мне приснилось Микадо. Так я называла одну оперетту, когдабыла ребенком. Я никак не забуду несколько строчек:

Хотя ночь может прийти слишком скоро, У насесть много лет, наполненных дневным светом.

Ирен остановилась и посмотрела на меня. Вглазах у нее стояли слезы. Бессмысленно говорить что-либо еще. Ни ей. Ни мне.Ей не нужно было утешение. Начиная с этого дня строчка Уу нас есть много лет,наполненных дневным светомФ крутилась у меня в голове. Они с Дже­ком не получили своих лет,наполненных светом, и за это я готов был простить ей что угодно.

Мой третий урок, гнев печали, доказалценность дру­гихклинических ситуаций. Там, в прошлом, я слишком быстро отворачивался от гнева,пытаясь понять его и ре­шить проблему как можно быстрее. Теперь я учился ра­ботать с гневом, выискивать его ипогружаться вовнутрь, в основные механизмы урока Вот здесь-то ипоявля­лось гиблоеболото.

Урок четвертый: гиблоеболото.

В день смерти моего зятя, когда Иренгрозилась уйти и спрашивала, хотел бы я находиться рядом с человеком, которыйненавидит меня за то, что моя жена жива, она часто обращалась к гиблому болоту. УПомнишь — спра­шивала она. — Никому не хочется пачкаться,правдаФ Это была метафора, которую она часто произносила на сессиях во времяпервых двух лет терапии.

Что такое гиблое болото Снова и снова онанапря­женноподыскивала нужные слова. УЭто какая-то чер­ная, отвратительная, едкая масса,которая просачивает­сясквозь меня, образуя вокруг большую лужу. Она от­вратительна и зловонна. Онаотталкивает и внушает отвращение любому, кто осмеливается приблизиться ко мне.Она очерняет их и таит для них много опасностейФ.

Хотя у гиблого болота было много значений,первым и главным был гнев печали. Так, она ненавидела меня за то, что моясупруга была жива. Дилемма Ирен была ужасна: она могла молчать, задыхаясь отсобственной ярости, и чувствовать себя абсолютно одинокой. Или она моглавзорваться в гневе, отталкивая всех подряд, и чувствовать себя абсолютноодинокой.

С тех пор как образ гиблого болота прочноукоренил­ся в ееголове, не поддаваясь вытеснению, я стал ис­пользовать эту метафору в качествеосновного направле­ниятерапии. Чтобы постепенно удалить ее, мне необхо­димо было не столькотерапевтическое слово, сколько терапевтическийпоступок.

Поэтому я старался оставаться поблизости отнее в пору ее гнева, смотреть в лицо ее злости — как это делал Джек. Я должен былследовать за ней, бороться с ее злостью, не давать ей оттолкнуть меня. У еегнева было много граней — она постоянно устраивала испытания для меня и расставлялаловушки. Одна обучающая ловушка стала благотворной возможностью длятерапевти­ческогодействия.

Однажды, после нескольких месяцев серьезныхколе­баний и уныния,она пришла в офис необъяснимо уми­ротворенная.

— Как я радвидеть тебя такой спокойной, — заметил я. — Что произошло

— Я принялаочень важное решение, — сказала она, — я вычеркнула все ожидания, связанные с личным счастьем илисамореализацией. Больше никаких сожале­ний о любви, сексе, дружбе,художественных произведе­ниях. С этого момента я собираюсь полностью посвя­тить свою жизнь дочери ипрофессиональной деятель­ности —быть матерью и хирургом. — Все это было произнесено с большим самообладанием.

В течение нескольких предыдущих недель менясиль­но беспокоилиглубина и неукротимость ее отчаяния, и я удивлялся, как много она была способнавынести. Поэтому, несмотря на странность внезапной перемены, я был чрезвычайнопризнателен за то, что она все же нашла какой-то путь, любой путь, чтобыуменьшить свою боль. Поэтому я решил не выяснять источник ее решения. Вместоэтого я принял его как благословенное событие — сродни умиротворению,достигаемому буд­дистами, которые через медитацию облегчают страданиясистематическими отказами от всех личных потребнос­тей.

Честно говоря, я не ожидал от Ирен переходак сми­рению, нонадеялся, что даже временный отдых от ее не­скончаемой боли может дать толчокк более позитивному витку в ее жизни. Если состояние покоя позволило ейперестать мучить себя, принимать приемлемые реше­ния, заводить новых друзей, авозможно, даже встретить подходящего мужчину, тогда, я убежден, неважно, какона пришла к этому: она могла просто поставить лестни­цу и подняться по ней на уровеньвыше.

Тем не менее на следующий день онапозвонила мне в бешенстве: УТы понимаешь, что ты сделал Что ты за терапевтТвоя забота обо мне! Это все притворство! Притворство! Правда в том, что тытихо сидишь и на­блюдаешь, как я отказываюсь от всего жизненно важно­го — от любви, радости, удовольствий— от всего! Ты дажене просто сидишь в стороне; ты соучастник моего самоубийства!Ф

В очередной раз она сделала попыткупрервать тера­пию, нов конце концов я убедил ее прийти на следую­щую встречу.

В течение нескольких последующих дней яразмыш­лял опроизошедших событиях. И чем больше я думал о них, тем злее становился. Я опятьсыграл головой, как Чарли Браун, пытавшийся отбить футбольный мяч,по­сланный ему напоследних секундах Люси. Во время нашей следующей сессии моя злость столкнуласьсо злостью Ирен. Это сессия была больше похожа не на те­рапию, а на боксерский поединок.Это была самая гран­диозная битва за все время. Обвинения так и сыпались изнее:

— Тысдался, ты отступился от меня! Ты хочешь, чтобы я пошла на компромисс, убив всебе все живое!

Я даже не сделал попытки понять ипосочувство­ватьей:

— Я болен иустал от твоих минных полей, — сказал я в ответ. — Я устал от твоих постоянных экзаменов, ко­торые я проваливаю. И больше всегоот всех твоих обу­чающих тестов. У нас много работы, Ирен, — закончил я, взяв пример с ееумершего мужа. — Унас нет времени на всю эту чушь.

Это были одни из лучших часов. По ихокончании (конечно, после очередной перепалки из-за ограниче­ния времени и обвинения меня вжелании вышвырнуть ее из офиса) наш терапевтический союз стал крепче, чем когдабы то ни было прежде. Ни в своих учебниках, ни на лекциях я даже не думал отом, чтобы посоветовать студентам столкнуться с пациентом в гневной схватке; новсе же эта сессия значительно продвинула Ирен впе­ред.

В данных попытках я руководствовалсяметафорой о гиблом болоте. Устанавливая контакт с ней, эмоцио­нальный контакт, борясь с ней(конечно, я выражаюсь в переносном смысле, но были моменты, когда мнеказа­лось, что делодойдет до физического столкновения), я все время пытался доказать, что гиблоеболото — лишь фикция,что оно не пачкает меня, никак не отражается на мне, не затягивает меня. Иренжадно хваталась за ме­тафору в убеждении, что каждый раз, когда я пытаюсь заговорить оее гневе, я ожидаю либо ее ухода, либо смерти.

В конце концов, желая показать, что ее гневне смо­жет ниоттолкнуть меня, ни уничтожить, я решил пред­принять новый терапевтический шаги ввел новое пра­вило:УКогда ты по-настоящему будешь проявлять на за­нятии свою злость, мы будемназначать еще одну дополнительную встречу на этой же неделеФ. Этооказа­лось оченьдейственным; оглядываясь назад, я полагаю, что данный взглядвдохновлял.

Метафора о гиблом болоте была особенноважна, бу­дучисверхдетерминированной7:это был единичный об­раз, который удовлетворял и объяснял несколько раз­личных бессознательных динамик.Одно из важных значений имел гнев печали. Но были и другие: например, то, чтоона отвратительна, ее влияние губительно и она роковым образом приноситнесчастье.

— Любой,кто вступает в гиблое болото, — сказала она мне на одной из сессий, — подписывает себесмерт­ныйприговор.

— Поэтомуты предпочитаешь не любить вообще, боясь, что способна предложить лишь любовьмедузы, которая уничтожает любого, кто приблизится к ней

— Всеммужчинам, которых я любила, пришлось умереть — моему мужу, отцу, брату, моемукрестнику и Сэнди, о котором я тебе недавно рассказывала, — тот умственно отсталый паренек,который двадцать лет назад покончил жизнь самоубийством.

— Опятьсовпадения! Пора бы тебе отпустить их! — настаивал я. — Это неудачи, но они не имеютникакого значения для будущего. У игры в кости нет памяти.

—Совпадения, стечение обстоятельств — твои люби­мые словечки! — огрызалась она. — Лучше сказать карма, и она точно говорит мне, что я недолжна больше любить ни одного мужчину.

Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам