Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 33 |

ИрвинЯлом.

Мамочка и смыслжизни.

Психотерапевтическиеистории.

Оглавление

Глава 1. Мамочка и смысл жизни. 1

Глава 2. Странствия с Паулой. 6

Глава 3. Южный комфорт. 21

Глава 4. Семь уроков терапиипечали. 34

Урок первый: Первый сон. 34

Урок второй: стена из тел. 37

Урок третий: гнев печали. 40

Урок четвертый: гиблое болото. 45

урок пятый:оправдание против измены. 47

Урок шестой: никогда не пытайся узнать, поком звонит колокол. 52

Урок седьмой: я тебя отпускаю. 57

Глава 5. Двойное разоблачение. 63

Глава 6. Проклятие венгерскогокота. 84

От автора. 104

Irvin Yalom

MOMMA AND THE MEANING OF LIFE

TALES OF PSYCHOTHERAPY BASICBOOKS

Мамочка и смысл жизни. Психотерапевтическиеистории / Пер. с англ. Е. Филиной. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002.— 288 с. (СерияУИскусство консультированияФ).

ISBN 5-04-008650-4

Новое произведение Ирвина Ялома — это. безусловно, событие. Талантрас­сказчика ярковиден даже в тех его книгах, которые посвящены специальной тема­тике. Здесь же его писательскийдар просто блещет.

Можно без конца слышать, что слово лечит,история учит, но оставаться при этом совершенным скептиком. Но стоит открытькнигу Ялома и прочесть несколь­ко первых строк, и эти истины перестают быть банальными. Автор—замечатель­ныйрассказчик, он не только умеет рассказывать, он любит это делать. Беря а рукиэту книгу, ты остаешься один на один с автором и становишься не читателем, а,скорее, слушателем. Ну, и, разумеется, учеником, потому что этот рассказчикучит. И когда он говорит: УСлушайте своих пациентов. Позвольте им учить васФ,на какой-то миг вы меняетесь местами: ты становишься врачом, а Ялом— твоимпа­циентом, которыйучит своего терапевта. Ты только позволь ему это делать.

Широкому кругу читателей — рекомендуется, для специалистов—обязательна.

Глава 1. Мамочка и смыслжизни.

Сумерки. Возможно, я умираю. Зловещиепредметы окружают мою постель: сердечные мониторы, кис­лородные баллоны, капельницы,провода — оборотнаясторона смерти. Закрывая веки, я соскальзываю в тем­ноту.

Но затем, спрыгнув с кровати, я вырываюсь изболь­ничной палаты ишлепаю в сторону яркого, залитого со­лнцем Глен Эхо Парка, где япроводил многие летние вечера в далеком прошлом. До меня доносится музыкакарусели. Я вдыхаю влажный и сладкий аромат липкого попкорна и яблок. Янаправляюсь прямо, не обращая внимания на ларьки, продающие мороженое ирогалики с соусом, чтобы занять место в очереди за билетами в Пещеру Ужасов. Яоплачиваю вход и стою в ожидании, когда следующий вагончик появится из-за углаи, зазве­нев,остановится передо мною. Войдя внутрь, я присте­гиваюсь ремнем и ощущаю комфорткресла. В послед­нийраз обернувшись вокруг, я вдруг вижу в толпе зевак ее.

Размахивая обеими руками, я зову ее такгромко, что все вокруг слышат меня: УМамочка! Мама!Ф Вагончик со скрежетомтрогается. Я вжимаюсь в сиденье и, перед тем как меня поглощает темнота, зовуснова и снова: УКак же я, мамочка Как же яФ

И, даже подняв голову с подушки ипопытавшись стряхнуть с себя видение, я ощущаю, как слова рвутся из горла: УКакже я, мамочка Мама, как же яФ

Но мама на глубине шести метров. Холодная,как лед, вот уже десять лет лежащая в простом сосновом гробу на Анакостскомкладбище в пригороде Вашингто­на. Что от нее осталось Думаю, только кости. Без со­мнения, микробы отполировали их доблеска, сняв пос­ледние остатки плоти. Может быть, еще пряди тонких седых волос,сверкающие полоски хрящей, оставшиеся на концах больших костей бедра и голени.И, конечно же, кольцо. Покрытое пылью останков тоненькое сереб­ряное обручальное колечко,купленное моим отцом в магазине на Хестер вскоре после приезда вНью-Йорк.

Да, прошло уже десять лет! Не осталосьничего, кро­менескольких прядей волос, хрящей, костей да серебря­ного филигранного колечка, И ещеее образа, тускнею­щего в моих воспоминаниях.

Почему же сон опять вернул меня к мамочкеМы от­далились друг отдруга десятки лет назад. Вероятно, это произошло в тот день, почти полвеканазад, когда мне было восемь лет и она взяла меня с собой в УСаливанФ,кинотеатр, находящийся за углом магазина моего отца. Хотя в зале было многосвободных мест, она плюхнулась в кресло по соседству с мальчишкой примерно нагод старше меня. Он отреагировал немедленно и с нескры­ваемой злобой:

— Эти местазаняты, леди!

— Ну как же!Заняты! — высокомерноответила она, устраиваясь поудобнее в кресле. — Он занял места! Боль­шая шишка! — добавила она вовсеуслышание.

У меня было желание зарыться поглубже вбархат по­душки.Спустя некоторое время, когда в зале потух свет, я, собрав всю свою храбрость,оглянулся назад, туда, где сидел он вместе со своим другом. Я безошибочно могсказать, что они сверлили меня глазами. Один из них поднял кулак и прошипел:УПозжеФ.

С этих пор УСаливанФ был закрыт для менямоей же мамой. Он стал вражеской территорией. УВход воспрещен!Ф даже в дневноевремя. Чтобы не пропустить вос­кресные сериалы — УБэтманФ, УЗеленый ШершеньФ, УФантомФ, — я вынужден был заходить в залтолько после начала сеанса, в темноте занимать свое место в самом конце залапоближе к выходу и выскальзывать за дверь еще до того, как зажжется свет. Ничтоне помогало мне избежать несчастья быть побитым. Нетрудно пред­ставить, как это происходило,— удар в челюсть ивсе. Когда же это закончится Что станет с тобой Ты выбыл из игры, к тебенавсегда приклеился ярлык Умальчика для битьяФ.

И снова возвращение к мамочке Когда из годав год я жил с ней в условиях непрерывной вражды Она была самодовольной,назойливой, подозрительной, контро­лирующей, язвительной, очень самоуверенной и глубоконевежественной (но сообразительной — даже я замечал это). Ни одинтеплый момент моей жизни не был связан с ней, никогда я не гордился ею, никогдане был счаст­лив оттого, что она моя мама. У нее был ядовитый язык и злобное слово про каждого идля каждого, кроме моего отца и сестры.

Я любил сестру моего отца, тетушку Ханни, ееласку, бесконечную теплоту, ее жареные сосиски, завернутые в кусочки сыра, еенепревзойденный штрудель, рецепт ко­торого, к сожалению, безвозвратно был для меня утерян (ее сын невыслал мне его — ноэто другая история). Но больше всего я любил воскресные приезды Ханны. В этотдень она закрывала свою закусочную УМорской ЯрдФ и разрешала мне часами игратьв пинбол. Она по­зволяла подкладывать бумажные шарики под ножки автомата, чтобызамедлить спуск шарика и набрать по­больше очков. Мое обожание Ханны приводило к безум­ным нападкам моей мамы наневестку. У мамы был свой унылый перечень недостатков Ханны: ее бедность,от­вращение к работе вмагазине, глупый муж, недостаток гордости и готовность принимать любоеунижение.

Речь мамы была отвратительной, с сильнымакцен­том и обильноприправленная словечками из идиша. Она никогда не приходила на родительскиесобрания в школу. И слава богу! Я приходил в ужас от мысли пред­ставить ей моих друзей. Я боролсяс ней, бросал ей вызов, орал на нее, избегал ее и в конце концов перестал с нейобщаться. Навсегда.

В детстве для меня большой загадкой было:как, папа выносил ее!Память хранит те воскресные дни, когда мы с отцом играли в шахматы и он веселоподпевал плас­тинкам срусской и еврейской музыкой, в такт покачи­вая головой. Но рано или поздновоздух разрывался кри­ком мамы: УГевальт, гевальт, хватит! Vay iz mir, прекрати шуметь!Достаточно музыки!Ф Не говоря ни слова, мой отец поднимался, выключал граммофони молча закан­чивалигру. Сколько раз в такие моменты я молился: УПожалуйста, папа, ну хоть сегоднядай ей хорошенько!Ф

Так почему же я снова вернулся к ней Ипочему задаю ей этот вопрос в конце жизни УКак же я, мамоч­каФ Может ли быть так (и это дляменя потрясение), что всю свою жизнь я строил в соответствии с понятиями этойничтожной женщины! Я всегда старался вырваться из моего прошлого, сбежать отнего — от третьегоклас­са, от гетто, отярлыков, выставления напоказ, от чер­ных габардин и бакалейной лавки— сбежать, стремясь кнезависимости и росту. И возможно ли, что я так и не смог избежать ни своегопрошлого, ни своей матери

Меня преследовала зависть к тем из моихдрузей, у которых были веселые, элегантные мамы, всегда гото­вые прийти им на выручку! Истранно, что мои друзья отдалились от своих матерей: они не звонят, ненавеща­ют, не слишкомчасто вспоминают о них. Хотя я изо всех сил старался стереть образ матери изсвоей памяти, я все еще, даже спустя десять лет после ее смерти, по привычкетянусь к телефону, чтобы позвонить ей.

Да, разумом я все понимаю и по этой темечитаю лекции. Я объясняю своим пациентам, что часто детям, которых обижали вдетстве, трудно вырваться из своих дисфункциональных семей, даже если это былихоро­шие, дружныесемьи с любящими родителями. В конце концов, не является ли первостепеннойзадачей хоро­шихродителей отпустить своего ребенка из дома

Мне это понятно, но не нравится. Я не люблю,когда мама навещает меня каждый день. Меня раздражает то, что она заполниласобой все пустые места моей памяти и невозможно ее извлечь оттуда. Но большевсего я не­навижу то,что в конце жизни вынужден спрашивать: УА как же я, мамочкаФ

Помню огромное мягкое кресло, стоявшее в ееком­нате, которое яувидел, вернувшись домой из армии. Оно стояло возле стены, на которой виселиполки, про­гибающиесяпод весом стоящих там книг — как мини­мум по одному экземпляру, а то и более книг написан­ных мною, масса других книг и парадюжин словарей. Я представлял себе, что одно более или менее сильное сотрясениемогло похоронить ее по самый нос под глы­бой книг ее единственногосына.

Когда бы я ни заезжал в гости, она неизменносидела на стуле с двумя-тремя моими книгами на коленях. Она держала их в руках,вдыхала запах книг, стирала с них пыль, но никогда не читала. Она была слишкомслепа. Но даже перед тем, как ее зрение ухудшилось, книги ос­тавались для нее чем-тонепостижимым. Ее единствен­ным образованием было — житель США.

Я — писатель. А моя мама не умеетчитать. И все же я обращаюсь к ней с вопросом о смысле моей работы. В чем он Варомате книг В красивой обложке Все мои кропотливые исследования, мои полетывдохновения, мой скрупулезный поиск правильного решения, неуло­вимое изящество фразы — ничего этого она никогда незнала.

Смысл жизни Смысл моей жизни. Каждая книга, стоящая вмамином стеллаже, содержит замысловатые ответы на этот вопрос. УМы всесущества, ищущие смысл жизни, — писал я, — которые испытывают беспо­койство оттого, что их закинули вбессмысленную все­леннуюФ. Чтобы избежать нигилизма, мы должны поста­вить перед собой двойную задачу.Во-первых, изобрести проект смысла жизни, достаточно убедительный дляподдержания жизни. Следующий шаг — забыть о факте изобретения И убедить самих себя, что мы простооткры­ли смысл жизни,то есть у него независимое происхож­дение.

Хотя я делаю вид, что безоценочно принимаюлюбое решение человека, я втайне делю их на медные, серебря­ные и золотые. Некоторых людей всюжизнь подгоняет мысль о торжестве мести; другие, полные отчаяния, мечтают лишьо мире, отрешенности и свободе от боли. Некоторые люди посвящают свою жизньдостижению успеха, богатства, власти, справедливости; другие нахо­дятся в поискесамосовершенствования, погружаясь в различные формы бытия: любовь илибожественную сущность. В то же самое время еще одна группа людей находит смыслжизни в самореализации или творческом самовыражении.

УНам необходимо искусство, — говорил Ницше, — иначе мы погибнем от правдыФ.Следовательно, творче­ство —золотая середина. Я превратил всю мою внутрен­нюю жизнь, весь мой опыт, все моипредставления в тлеющий внутренний склад, из которого время от вре­мени вытаскиваю нечто новое ипрекрасное.

Но мой сон говорит иначе. Он показывает, чтоя по­святил всю своюжизнь совершенно другой цели — за­воевать признание и одобрение моей умершей мамы. Обвинение из снаимеет силу — слишкомбольшую, чтобы ее игнорировать или забыть. Но сны, и я это знаю точно, неявляются ни непостижимыми, ни неизменными. Большую часть своей жизни я былваятелем снов, приручая их, разъединяя и соединяя. Мне удается вы­уживать из снов различныесекреты.

И снова, опуская голову на подушку, я плывук Ком­натеУжасов.

Вагончик резко останавливается напротивогражде­ния и черезмгновение, сменив направление, медленно и покачиваясь возвращается обратно.УМамочка! Как же я!Ф — зову я, размахивая обеими руками. И она слышит меня. Я вижу, какона прокладывает себе дорогу сквозь толпу, отталкивая людей направо и налево.УОуэн! Что за вопрос!Ф — говорит она, открывая ворота и вытягивая меня извагончика.

Я смотрю на нее. Кажется, ей лет пятьдесятили шестьдесят. Она высокая и коренастая. В руках у нее вы­шитая хозяйственная сумка. Ее виднелеп, но, очевидно, она не знает об этом, и идет с высоко поднятой головойкрасавицы. Я замечаю знакомые сгибы ее локтей и чул­ки, подвязанные чуть выше колена.Она целует меня. Ложная любовь!

— Какой тымолодец! Можно ли просить о большем! Все эти книги! Я горжусь тобой. Если бытолько твой отец мог это видеть!

— Что значитмолодец, мама Как ты узнала Ты же не можешь прочитать то, что я написал. Яимею в виду твое зрение.

— Я знаю,что говорю. Посмотри на все эти книги. — Она открывает свою сумку,извлекает оттуда две мои книги и начинает нежно их гладить. — Большие книги. Красивыекниги.

На меня накатывает разочарование от того,что она гладит мои книги.

— Важно то,что внутри. А если внутри сплошная чушь

— Оуэн, неговори narisheit —глупости. Великолеп­ные книги.

— Ты носишьэти книги повсюду, даже в Глен Эхо Ты относишься к ним как к святыням! Тебе некажется...

— Тызнаменит! О тебе знает весь мир! Дочь моего парикмахера изучает твои книги вшколе.

— Дочьтвоего парикмахера

— Я всемговорю. А почему бы и нет

— Мама,разве тебе больше нечем заняться Почему ты не проводишь выходные со своимидрузьями: Хан­ной,Герти, Любой, Дороти, Сэмом, твоим братом Саймоном И что ты делаешьздесь

— Тыстыдишься, что я здесь Тебе всегда было стыд­но. А где мне ещебыть

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам