Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 48 |

Психиатрия в такой ситуации ничего непонимала. Она и не могла понять этого. Ей самой надо было бы перестроитьсярадикальным образом. Фрейд открыл подход к проблеме, но над его толкованиямисмеялись. Я, благодаря знанию теории детской сексуальности и учению овытеснении влечений, лучше понимал душевнобольных и полностью разделял взглядыФрейда. Было ясно, что единственная функция психиатрической науки — отвлекать от подлинного пониманиядушевного страдания и разъяснения сексуального бытия. Психиатрическая наукавсеми средствами доказывала,что душевнобольные —уже в зародышевой плазме наследственно отягощенные, разложившиеся люди.Психиатрия должна была любой ценой доказывать, что душевные заболеваниявызываются нарушениями функции мозга или внутренней секреции. У психиатроввызывало торжество то обстоятельство, что при постсифилитическом параличенекоторые симптомы схожи с проявлениями настоящей шизофрении или меланхолии. Ихпозицию как раньше, так и теперь можно было во многих случаях сформулироватьследующим образом. Да посмотрите, все дело в аморальности. Никому даже вголову не приходило, что какие бы то ни было расстройства телесной функцииточно так же могут быть следствиями и общего нарушения вегетативной жизни.

Существовало три основных взгляда на отношениямежду телесным и душевным:

1. Каждое душевное заболевание или явление обусловлено физическимипричинами. Это формула механистического материализма.

2. Каждое душевное заболевание или явление обусловлено исключительнопричинами душевного свойства; с точки зрениярелигиозного мышления все телесные заболевания также имеют душевныепричины. Это формула метафизическогоидеализма. Она совпадает с представлением о том,что дух создал материю, а не наоборот.

3. Душевное и физическое — два параллельно происходящихпроцесса, взаимно воздействующие друг на друга.Это психофизический параллелизм.

Единого функционального представления овзаимоотношениях тела и души не существовало. В моей клинической работефилософские вопросы не играли никакой роли. Я шел не от философии к клиническойпрактике, а через клиническую практику — к развитию метода, который до техпор применял неосознанно. Этот метод требовал ясности относительно связи междутелесным и душевным.

Многие проводили правильные наблюдения, но внаучной работе враждебно противостояли друг другу, как, например, Адлер сосвоим учением о нервном характере — учению Фрейда о сексуальной этиологии неврозов. В это можно былобы и не верить, но тем не менее характер и сексуальность образовывали дванесовместимых полюса аналитического мышления. В психоаналитическом объединениине любили слишком много разговаривать о характере. Я понимал это, ведь мало очем обычно говорят так пространно, как о характере. Очень немногие четкоотделяли оценку характера(лхорошего или плохого) от егонаучно-естественного исследования. Характерология и этика были и остаются еще и сегодня почтиидентичными.

Понятие характера не было свободно от оценкии в психоанализе. Оказывалось просто мучением иметь ланальный характер,лоральный — не втакой степени, но его обладателя рассматривали как младенца. Фрейд показалпроисхождение некоторых типичных черт характера из влечений, проявившихся враннем детстве. Абрахам провел блестящие исследования о свойствах характера примеланхолии и маниакально-депрессивных состояниях. Тем более сбивала с толкунеразбериха оценок и описаний фактов. Хотя и говорили, что науке надо бытьлобъективной и свободной от оценок, но каждая фраза, определявшая поведениев соответствии с характером, звучала как приговор, причем не о здоровье илиболезни, а о том, что соответствует добру или злу. Встречалосьпредставление о том, что существуют определенные плохие характеры,непригодные для аналитического лечения, которое-де требует известного уровнядушевной организации больного. Лечение многих якобы не стоило затрачивавшихсяусилий. Многие, кроме того, были настолько нарциссистски настроены, что врезультате лечения не удалось проломить этот барьер. За препятствиепсихоаналитическому лечению выдавался и низкий интеллектуальный уровень. Такимобразом, работа ограничивалась описанными невротическими симптомами,выявлявшимися у интеллигентных и способных к ассоциативному мышлению людей слправильно развитым характером.

Этот крайне индивидуалистический, по сутисвоей феодальный, взгляд, свойственный психотерапевтам, конечно, сразу жепришел в противоречие с потребностями врачебной работы, когда 22 мая 1922 г.была открыта Венская психоаналитическая амбулатория для бедных. На Будапештскомконгрессе 1918 г. Фрейд отстаивал необходимость существования такихгосударственных медицинских учреждений для неимущих. Правда, по его мнению,чистое золото психоанализа следовало смешать с медью — лечением, основанным навнушении. Этого требовало массовое лечение.

В Берлине уже с 1920 г. работала поликлиникадля бедных, которой руководил Карл Абрахам. Главные врачи соответствующихвенских больниц, которым надлежало одобрить открытие клиники, создали вместе сминистерством здравоохранения максимально возможные затруднения. Психиатры былипротив, используя всякого рода уловки для защиты своей позиции, а организация,представлявшая экономические интересы врачей, боялась, что будет нанесен ущербвозможности заработка. Короче говоря, намерение создать клинику для леченияневрозов у малоимущих считали в высшей степениизлишним, но в конце концов оно было осуществлено. Мы получили несколько комнатв кардиологической больнице Кауфмана и Мейера, но через шесть месяцев работаамбулатории была прекращена. Так и продолжались эти колебания, потому чтопредставители официальной медицины не знали, как подойти к делу, неукладывавшемуся в рамки их мышления. Директор амбулатории Хичман рассказал отрудностях в маленькой брошюре, посвященной 10-летию поликлиники. Я же хотел бывернуться к главной теме.

Психоаналитическая амбулатория стала кладеземзнаний о механизме неврозов, которыми страдала беднота. Я работал в ней со дняоснования на протяжении восьми лет, начав первым ассистентом, а закончивзаместителем директора. В приемные часы яблоку негде было упасть. Приходилирабочие промышленных предприятий, мелкие служащие, надомники, студенты икрестьяне. Наплыв был так велик, что мы не знали, что и делать, особенно когдаполиклиника приобрела известность. Каждый психоаналитик взял на себяобязательство отработать ежедневно по часу бесплатно, но этого былонедостаточно. Нам пришлось отделить случаи, лучше поддающиеся лечению, от болеетрудных. Это заставило нас искать исходные данные для оценки перспектив лечения.

Позже я добился того, чтобы аналитики платилиежемесячные взносы, намереваясь с помощью этих денег профинансировать работуодного или двух оплачиваемых врачей. Так появилась надежда, что названиелполиклиника будет оправдано. Согласно тогдашним понятиям, лечение требовалопо меньшей мере часа ежедневно на протяжении шести месяцев, и сразу жеоказалось, что психоанализ не является способоммассовой терапии. Проблемы профилактики неврозов не существовало, иникто не знал, что и сказать по этому поводу. Работа в поликлинике поставиламеня непосредственно перед следующими фактами.

Невроз — массовое заболевание, болезньтипа эндемии, а не каприз избалованных дам, какутверждали позже те, кто боролся против психоанализа.

Нарушения генитальной половой функциизначительно преобладали над другими формами душевныхзаболеваний в качестве повода для обращения в поликлинику.

Отчет о перспективах психотерапевтическоголечения различных случаев был необходим, если вообще существовало стремление кпродвижению. Как обстояло дело с прогностическимикритериями терапии До тех пор над этим неразмышляли.

Столь же большое значение имело и выяснениевопроса о том, почему в одном случае удавалось излечить больного, а в другом— нет. Это позволялосделать более правильный выбор, ведь тогда не существовало теории терапии.

Ни у психиатров, ни среди психоаналитиков небыло принято интересоваться социальной ситуацией, в которой находились больные.О существовании бедности и нужны знали, но это как бы не относилось к делу. Вполиклинике с этим пришлось непрерывно сталкиваться. Часто для успеха терапиисначала надо было оказать социальную помощь. Внезапно обнаружилось резкое различие между частной практикой иамбулаторией.

После примерно двух лет работы стало ясно, чтодля общества индивидуальная психотерапия имеет оченьограниченные возможности. Лечиться могла тольконезначительная часть душевнобольных — люди с материальным достатком, аиз-за нерешенности вопросов техники терапии и их недостатков терялись сотничасов работы. Сами психоаналитики не делали тайны из своих практическихнеудач.

К этому добавлялись случаи, наблюдать которыев частной практике не представлялось возможным, когда тяжелейшие душевныерасстройства делали людей обитателями психиатрических клиник и ставили ихсовершенно вне общества. Психиатрический диагноз в таких случаях, как правило,гласил: психопатия, моральное нездоровье или шизоидное вырождение, аединственной существенной причиной заболевания считалось бремя тяжелойнаследственности, симптомы которой не вписывались ни в одну известнуюкатегорию. При таком подходе пациенты с навязчивыми действиями, истерическимисумеречными состояниями, фантазиями на темы убийств и импульсами к этимдействиям оказывались полностью вырванными из обычной трудовой жизни. Но этистранности, вполне безобидные в социальном отношении у обеспеченных людей,приобретали среди бедняков гротескные и опасные черты. Вследствие материальнойнужды моральные препятствия были сломаны настолько, что импульсы преступлений иизвращений толкали к соответствующим поступкам. Я исследовал этот тип личностив своей книге Инстинктивный характер (1925 г.). На протяжении трех лет мне приходилось в амбулаториизаниматься преимущественно такими тяжелыми случаями. У психиатров с такимипациентами разговор был короткий — они попадали в отделение для тяжелобольных и оставались там до техпор, пока не успокаивались. Затем их выпускали или, если проявлялся психоз,помещали в больницу для умалишенных. Почти все эти больные происходили израбочих и служащих.

Однажды в амбулаторию пришла молодая красиваяработница с двумя мальчиками и совсем маленьким ребенком. Она не могла говорить. Такой симптомназывается листерической немотой. Она написала на листке бумаги, что несколькодней назад внезапно потеряла дар речи. Анализ был невозможен. Поэтому япопытался устранить нарушение с помощью внушения и добился успеха посленескольких сеансов гипноза. Пациентка заговорила совсем тихо, хрипло ибоязливо. Она много лет страдала от навязчивой идеи — стремления убить своих детей.Отец детей бросил ее. Она осталась одна и голодала вместе с детьми, едвазарабатывая на пропитание шитьем. Тут-то ее и посетила мысль об убийстве.Женщина была близка к тому, чтобы бросить детей в воду, но ощутила чудовищныйстрах. С этих пор ее начал мучить импульс, побуждавший покаяться во всемполиции, чтобы защитить детей от самой себя. Это намерение ввергло мою будущуюпациентку в страх смерти. Она боялась повешения, ипри мысли о нем у нее перехватывало горло. Отосуществления своего импульса женщина защитилась с помощью мутизма.На самом деле немота была развившимся до концагорловым спазмом (спазмом голосовых связок). Несоставляло труда установить, какая ситуация, пережитая в детстве, нашлаотражение в случившемся. Осиротев, девочка жила в людях. В комнате вместе с нейнаходилось шесть и более человек. Совсем маленькой она подвергалась сексуальнымдомогательствам со стороны взрослых мужчин, и ее мучила тоска поматери-защитнице. В фантазиях она чувствовала себя защищенным младенцем.Горло и глотка всегда были местом, где гнездилисьудушающий страх и тоска. Tenepi- же, став матерью,она видела своих детей в ситуации, подобной той, в которой когда-то находиласьсама. Они не должны были остаться в живых. Кроме того, она перенесла на детейненависть, которую испытывала к мужу. Возникла безумно запутанная коллизия.Женщина была совершенно фригидной и тем не менее, несмотря на тяжелыйгенитальный страх, спала со многими. Я помог ей настолько, что она смогласправиться с некоторыми трудностями. Детей удалось устроить в хорошеевоспитательное заведение. Женщина нашла в себе силы, чтобы снова взяться заработу. Мы собрали для нее денег. На деле же нищета осталась, разве чтонесколько смягчившись. Беспомощность таких людей толкает их к непредсказуемымпоступкам. Женщина приходила ночью ко мне домой и угрожала самоубийством иубийством детей, если я не сделаю то-то и то-то, не защищу ее от тех или другихи т. д. Я навестил ее дома и понял, что дело не в высоконаучной проблемеэтиологии невроза, а в другом — как человеческий организм может год за годом выносить такуюжизнь. Не было ничего, что хоть как-то просветляло бы эту жизнь, ничего, кроменищеты, одиночества, соседских сплетен, забот о хлебе насущном и к тому жепреступных придирок домовладельца и работодателя. Трудоспособность пациенткибыла исчерпана тяжелейшим душевным расстройством. Десятичасовая ежедневнаяработа приносила два шиллинга. Следовательно, ей приходилось с тремя детьмижить на 60—80шиллингов в месяц! Но самое странное заключалось в том, что женщина выживала наэти средства!!!

Я так никогда и не смог узнать, как ей этоудавалось. Притом она отнюдь не опустилась физически и даже читала книги, в томчисле такие, которые выпрашивала у меня. Когда позже марксисты вновь и вновьвозражали мне, говоря, что утверждение о возникновении душевных заболеваний попричинам сексуального характера — буржуазная причуда, что неврозы порождала только материальнаянужда, мне на память приходил этот случай. Будто сексуальная нужда — не материальная! Нелматериальная нужда, о которой говорит экономическое учение Маркса, порождаетневрозы, а неврозы, которыми страдают люди, разрушают их способность хотьсколько-нибудь здраво действовать в условиях этой нужды, пробиться, выстоять вконкуренции на рынке труда, найти общий язык с теми, кто пребывает в том жесоциальном положении, вообще высвободить голову для того, чтобы думать. Того,кто захотел бы возразить, что эти случаи нетипичны, и уж конечно того, ктоотмахивается от невроза как от заболевания буржуазных дамочек, могутопровергнуть такие факты.

Неврозам трудящихся не хватает толькоутонченности, прививаемой культурой. Это грубый, открытый мятеж против убийствадуши, касающегося всех. Обеспеченный гражданин переносит это заболевание сдостоинством, да и в материальном отношении он с ним как-то справляется. Еслиже речь идет о человеке труда, то у него невроз проявляется как трагическийгротеск, что он собой в действительности и представляет.

Pages:     | 1 |   ...   | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |   ...   | 48 |    Книги по разным темам