Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 38 | В Америке мы встречаем людей (также часто среди ирландцев илишотландцев, как и англичан), которые снова составляют себе состояние; послетого, как они десять раз наживали и теряли его. Следует ли приписать этунепреодолимую энергию, это терпение и упорство американскому климату или жепросто англосаксонскому происхождению Нельзя забывать также и англосаксонскоговоспитания в соединении с честолюбием, развивающимся в еще новой стране,открытой для всех надежд.

В общем, физические причины могут лишьускорить или замедлить социальные перемены, и этим ограничивается, по замечаниюОгюста Конта, почти все их влияние. Конт прибавляет также, что не следуетзабывать обратного действия общества на природу; оно мало-помалу"социализирует" ее. Мы увидим, что из данных этнической психологии и этническойсоциологии, — двухнаук, в которых история должна искать своих основных начал, — вытекает то заключение, чтонаследственные расовые свойства и географическая среда оказывали свое влияниепреимущественно в начале общественной эволюции. Изречение primum vivere, deindephilosophari (сначала жить, а потом философствовать) находило тогда своеприменение, и самые существенные условия жизни доставлялись тогда материальнойсредой: пища, жилище, одежда, орудия н оружие, домашние животные. Человеческиймозг еще не достиг тогда такой самостоятельности, чтобы оторваться от внешнейсреды: он представлял собой tabula rasa философов, гладкую поверхность, готовуювоспринимать все впечатления извне. С другой стороны, общественные сношениябыли тогда еще слишком ограничены и несложны, чтобы противодействоватьфизическому влиянию расы. Но на нацию, уже сформировавшуюся, внешняя средаоказывает очень слабое действие. Вместе с тем и непрестанные смешения расослабляют и отчасти нейтрализуют наследственные влияния, усиливая этим влияниесоциальной среды. Таким образом этнические и географические факторынационального характера не единственные и не наиболее важные. Социальныефакторы, однообразие образования, воспитания, верований более чемуравновешивают различия этнического характера или обусловленные физическойсредой. Средиземные сардинцы не одного происхождения с кельтами-пьемонтцами, акорсиканцы с кельто-германцами французами; но это не мешает тем и другим жить всовершенном согласии между собой. Поляки охотнее ассимилируются с австрийцами,нежели с русскими. Эльзасцы — французы сердцем, несмотря на их германские черты. КельтическаяИрландия не любит Англии; а не менее кельтический Валлис слился с ней, так же,как и Шотландия, тоже кельтическая в своей значительной части и между тем стольмало похожая на родную сестру Ирландии. Французские эмигранты, оченьмногочисленные в Пруссии, замечает Лазарюс, не отличаются в настоящее время нипо уму, ни по характеру от немцев.

Человеческий дух торжествует над расойтакже, как и над землей; народы суть "духовные начала".

Видеть в эволюции обществ лишь борьбу рассреди более или менее благоприятной географической обстановки — значит замечать только однусторону вопроса, наиболее примитивную, наиболее относящуюся к периоду чистоживотной жизни; это значит вернуться в область зоологии и антропологии. Даже удоисторических рас главнейшим двигателем общественного прогресса былопроизводство в виду потребления. Вскоре кооперация стала казаться людямнаиболее плодотворным и надежным способом производства полезных предметов.Борьба была лишь вспомогательным ее средством, к которому прибегали в крайнихслучаях. Вследствие этого, еще в доисторические времена, мы встречаем наряду соружием, употреблявшимся сначала исключительно против животных, множествоинструментов и орудий труда. Мортиллэ написал целую книгу о доисторическихорудиях рыболовства и охоты, чтобы показать, как старалось зарождавшеесячеловечество, несмотря на крайнюю медленность своих успехов, изобретать орудияпроизводства, и скольких неведомых благодетелей имели мы среди нашихдоисторических предков. Чтение этой книги позволяет отдохнуть от поэмы онескончаемых войнах и универсальном каннибализме, придуманной антропологами исоциологами их школы. Человек не был с самого же начала и повсюду наиболеекровожадным среди кровожадных зверей, единственным исключением среди них,занятым одной мыслью об истреблении и пожирании себе подобных; к враждебнымчувствам с самых первых шагов присоединилась симпатия. Кооперация в такой жемере и даже более содействовала прогрессу, как и борьба с оружием в руках, всвою очередь заменившаяся мало-помалу мирной конкуренцией.

Предрассудок относительно превосходствавоинственных народов объясняется тем, что люди судят о настоящем по прошлому, атакже тем, что даже в прошлом не принимается во внимание великаяпсихологическая антитеза кочевых и оседлых народов, игравшая между тем огромнуюроль в истории. Значительное число народов были некогда кочевыми, благодаря лихарактеру природы, принуждавшей их к такому образу жизни (как, например,обширные степи), или же в силу врожденного расположения к бродячей и охотничьейжизни.

Но психология кочевника известна: страсть к грабежу, хитрость,склонность к опустошению и разрушению; это дело воспитания и нравов. Странствуяпо обширным областям, кочевник делается обыкновенно сильным, а особенно— ловким: ему надопреследовать дичь в лесу, состязаться с ней в ловкости и быстроте. Вместо дичион часто борется с неприятелем. Если у него станет недоставать пищи для егостад или для него самого, думаете ли вы, что он поколеблется вторгнуться всоседнюю территорию Часто этой территорией оказывается страна, населеннаяоседлыми народами, занимающимися земледелием. Психология таких народовпредставляет обыкновенно нечто противоположное: они отличаются более мирнымтемпераментом и менее беспорядочными нравами; у них нет ни страстей охотника,ни знакомства с отдаленными странами; им известна лишь обитаемая имиограниченная территория. При таких условиях они часто окажутся бессильнымибороться с завоевателями. Но будут ли они вследствие этого ниже их Завоевание,даже в древние времена, еще недостаточное доказательство превосходства.Многолюдные и умственноразвитые нации порабощались небольшим числом кочевников.Китай был побежден татарами, мидийцы — персами, Европа и Азия— ордами Аттилы,Чингиз-хана и Тамерлана. Утверждают даже, что эти кочевники были небольшогороста и слабого телосложения, в то время как их враги — сильнее, многочисленнее иразвитее умственно; но все искусство первых сосредоточивалось на том, чтобыразрушать, нападать врасплох, обманывать и убивать. "С самого детства татаринвоспитывается в школе хитрости и обмана" (Суфрэ). Справедливо утверждают, чтонельзя назвать трусливым народ, порабощенный более искусными в военном деле илиболее дикими завоевателями. Кортес и Пизарро с горстью людей, но при помощиковарства и жестокости, могли покорить индейцев Мексики и Перу. Храбростьсредневековых сеньоров с длинными и широкими черепами, господствовавших надбесчисленными крестьянами, не всегда имевшими даже палки для своей защиты,часто заключалась в "прочных железных доспехах". Только успехи современнойнауки перевернули роли и сделали оседлые народы грозно вооруженной силой,способной уничтожить низшие расы. Дикие орды Аттилы или Тамерлана непереступили бы в настоящее время границ самого мелкого из государствЕвропы.

Сила играла и прежде и теперь гораздоменьшую роль в формировании национальностей, чем это обыкновенно думают. Туркизавоевали болгар, сербов, румын и греков; но разве они могли их ассимилироватьНет, и по многим причинам, из которых указывают на одну, очень любопытную; утурок, говорит Новиков, был менее совершенный алфавит, чем у побежденных иминародов; одно это обстоятельство обрекало их на бессилие. Можно ли сказать, чтоединство Франции достигнуто исключительно королями, завоеванием и силой Не безоснования утверждалось, что оно скорее достигнуто бесчисленной толпойписателей, поэтов, артистов, философов и ученых, которых Франция непрерывновыставляла в течение четырех столетий. Около 1200 г. провансальская культурабыла выше французской; житель Тулузы считал парижанина варваром, и если бы югФранции прогрессировал с такой же скоростью, как и север, то в настоящее времяЛангедок томился бы под французским игом. Сравните Францию и Австрию. Впоследней стране немецкому языку и немецкой литературе не удалось"германизировать" венгров. Во Франции французский язык настолько опередилместные наречия, как например провансальское, что последние (к счастью) и непытались бороться, несмотря на Мистраля и Руманилля. Но эта победа одержанаязыком путем литературы и наук. "У вас, — говорит Новиков французам,— это называетсяпросвещать страну. При других обстоятельствах это называлось быденационализировать лангедокцев или офранцуживать их... Провансальский язык ужене воскреснет. Я однако не вижу, чтобы прибегали к штыку для обучения жителейЛангедока французскому языку". Наш язык распространяется впрочем и за пределаминашей страны, там, где французские штыки не имеют никакого значения. В концеконцов Новиков приходит к тому заключению, что "национальная ассимиляция— прежде всегоинтеллектуальный процесс".

Итак, не следует сводить всей истории кборьбе рас или даже обществ. Идея "сотрудничества" дополняет идею "борьбы";самая борьба была бы невозможна без предварительного сотрудничества в средекаждой из борющихся сторон, какими бы орудиями они ни пользовались при этом.Потому-то именно дарвинистское представление об истории односторонне инеполно.

Дарвинистская теория социального подборатакже недостаточна: она также принимает во внимание лишь один факторнационального характера, один из двигателей истории. Действительно, она говоритлишь об устранении индивидов, семейств и рас, плохо приспособленных кокружающей среде, независимо от того, какова эта среда, хорошая или дурная,прогрессивная или регрессивная. Но у народа не все сводится к борьбе заматериальное существование. Известные чувства и идеи обладают высшей силой,объясняющейся или их внутренней правдой, или их лучшей приспособленностью кокружающим условиям, т. е. своего рода относительной правдой. То или другоепонятие об общественном долге, о собственности, о государстве, даже о вселеннойи ее основном принципе может быть источником преимущества и превосходства дляотдельных личностей или народов. Но каким путем одно понятие или, если хотите,один идеал может одержать верх над другим Неужели только смертью лиц,исповедующих противоположное воззрение, и исчезновением их родаРаспространяется ли научная, политическая или религиозная идея путемфизиологического подбора и физиологического вымирания Ни в каком случае.Открытие пара и электричества внесло в человеческие головы неизвестные дотолеидеи, не повлиявшие непосредственно на данное поколение, на его плодовитостьили бесплодие, на наследственную передачу. Существует прямое или более илименее непосредственное приспособление мозгов к новым идеям, и этоиндивидуальное приспособление очень отлично от процесса, описанного Дарвином,от животного подбора путем борьбы за существование. Усвоившие новую идею вовсене всегда отличаются особой организацией, так как они могли бы так же хорошоусвоить противоположную идею. Врачи, примкнувшие к теории микробов ируководящиеся ею в своей деятельности, не принадлежат к другойантропологической расе, чем все остальные врачи; долихоцефалы и брахицефалымогут одинаково хорошо понять и усвоить выводы Пастера.

Даже в области идей, не допускающихматериальной проверки, происходит прогрессивное приспособление индивидов кинтеллектуальной среде, и это приспособление не влечет за собой неизбежногоустранения неприспособленных индивидов и их потомства. Словом, идеи и чувстване распределяются по расам; это имеет место только по отношению к небольшому инепрерывно уменьшающемуся количеству чувств и идей. Неверно следовательно, чтоприспособление путем подражания, просвещения, воспитания, нравственноговлияния, законодательства и экономического строя не имеет значения; напротивтого, значение этих факторов все более и более усиливается; ими постепенноформируются по одному и тому же образцу члены различных семей и рас.Существует, по справедливому замечанию Полана, много видов социальныхмеханизмов, из которых каждый производит свое действие и составляет одну изслагающих национальной равнодействующей. К несчастью, социологи и даже историкиимеют склонность замечать лишь один или два из этих механизмов, желаяприурочить к ним все остальное. Примером этого служит теория рас и теориягеографической среды. Нельзя рассматривать людей, живущих в обществе, какрастения или животных, у которых преобладающее влияние имеют раса и физическаясреда. Для гвоздики почти безразлично, что она растет рядом с такой жегвоздикой, хотя, если это соседство слишком тесное, то у отростков иногдасмешиваются цвета. Растение и дикое животное составляют то, что натуралистыназывают "независимой единицей"; между тем как человек, живущий в обществе иподвергающийся влиянию себе подобных, составляет с ними одно целое. Кроме того,общность социального подбора, благоприятствующего одним типам людей и неблагоприятствующего другим, не может, если он продолжается в течение веков, незаставить все типы отклониться от их примитивных тенденций и не сблизить ихмежду собой. С другой стороны, перенесите индивидов одной и той же расы,галлов, ирландцев или шотландцев, в различные социальные среды, и вы увидите,что различия в культуре и в окружающей социальной обстановке вызовут настоящиеконтрасты в характерах этих индивидов, несмотря на устойчивость психическоготемперамента, свойственного данной расе.

Наконец, знаменитое "приспособление квнешней среде" не только пассивно; оно чаще всего бывает активным. Люди, аособенно общества, так же часто приспособляются к среде, как и приспособляютее. Сама природа настолько захвачена и изменена человеческим обществом, что вконце концов мы находим человечество и в природе. Среда видоизменяет животного,человек видоизменяет среду. Общество формирует индивидуума и накладывает нанего свой отпечаток. Образование и воспитание, влияние наук, литератур иискусств, общественная мораль и религиозные верования, профессии, нравы,хорошие или дурные примеры, всегда более или менее заразительные, внушениявсякого рода, общественные отношения, дружба, ассоциации, все это — общеизвестные доказательствавторжения в наш внутренний мир нам подобных. Страдание составляет, быть может,высшую форму этой солидарности. Совместное страдание связывает сильнее, чемрадость. "В сфере национальных воспоминаний, — говорит Ренан, — несчастия имеют большеезначение, чем победы, так как они налагают обязанности, принуждают ксовместному усилию".

Pages:     | 1 |   ...   | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |   ...   | 38 |    Книги по разным темам