Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 38 |

Быть может, не безопасно было бы изменитьпропорцию этих трех своего рода химических эквивалентов, какими являлиськельтская кровь, германская и средиземноморская. Физиологическая гармония расыобусловила умственную гармонию. Мы должны избегать двойной ошибки: приписыватьримлянам этническое влияние на наш национальный характер, в то время как импринадлежит только умственное и политическое влияние; и приписывать франкам илигерманцам значительное моральное и социальное воздействие на Галлию, тогда какза ними следует признать главным образом этническое влияние, проявлявшеесявпрочем в довольно узких пределах. Влияние французского климата вполнесоответствовало влиянию расовых элементов. Не слишком холодное и не слишкомжаркое небо должно было благоприятствовать нервно сангвиническому темпераменту,страстному и в то же время уравновешенному, в котором флегматический элементсообщает некоторую неустойчивость воле, а серьезность северянинауравновешивается живостью южанина.

У шестиугольника, составлявшего Галлию, тристороны омываются морем, а три другие — континентальные; одна изпоследних, всегда открытая, держала Галлию в постоянной тревоге и мешала ейзамкнуться в себя. Климат Галлии представлял также шесть различных оттенков,начиная с влажного климата Бретани и сурового климата Арденн и кончая сухим исолнечным климатом Прованса. Таким образом, Галлия подвергалась влиянию двухморей, одного туманного и другого — всегда голубого, так же как влиянию горного воздуха и воздухаравнин. При всех других равных условиях, такого рода климатические условияблагоприятствуют развитию уравновешенного расового характера. В общем, это— умеренный климат,средний между северным и южным, так же как сама Галлия служила соединительнымзвеном между германскими или англосаксонскими и латинскими народами. Еевнутренняя разнохарактерность не лишена, однако, единства и имеет свой центртяжести. Три ее главных речных бассейна с соответствующими тремя низменностями,которые сравнивали с тремя колыбелями народов, сообщаются между собой легкопереходимыми горными перешейками. Лион, а затем Париж должны были сделатьсяглавными центрами экономической и политической жизни. Если принять во внимание,наконец, что раса белокурых долихоцефалов, по-видимому преимущественноокеаническая, раса смуглых брахицефалов — континентальная и горная, аколыбелью расы смуглых долихоцефалов служит Средиземное море, то легко будетзаметить естественную гармонию между почвой и климатом, с одной стороны, иэтими тремя этническими группами, с другой, так же как понять возможностьобращения этой тройственности в единство. Еще древние восхищалисьгеографическим положением Галлии. "Можно подумать, — говорит Страбон, которого нельзясчитать плохим пророком, — что божественное предвидение воздвигло эти цепи гор, сблизило этиморя и направило течение этих рек, чтобы сделать когда-нибудь из Галлии самоецветущее место в мире".

Это смешение климатов, из которых ни одинне отличался крайней резкостью, и это смешение рас, из которых ни одна непользовалась исключительным и безусловным влиянием, избавляло Галлию, более чемкакую-либо другую страну, от роковых, непреодолимых последствий чистофизического характера, обусловленных географической средой или этническимпроисхождением; в то же время она была доступна всем влияниям в духовнойобласти и сделалась страной общественности по преимуществу. При ееуниверсальных способностях, она восприняла все идеи, уже приобретенныечеловечеством, и затем, в свою очередь, проявила инициативу и творческуюдеятельность.

Книга третья. Французскийхарактер.

Глава первая. Психология французскогоума.

Попытаемся выяснить истинную историческоелицо французского ума со всеми его достоинствами и недостатками, и постараемсяопределить, изменилось ли оно в настоящее время.

С точки зрения впечатлительности, мыпо-прежнему остаемся легко возбуждаемой нацией, о которой говорил Страбон, инемцы упрекают нас за нашу Erregbarkeit. Это — вопрос темперамента.Физиологическое объяснение этого факта надо, по-видимому, искать в крайней,наследственной напряженности нервов и чувственных центров. Прибавим к этому,что у нервных сангвиников замечается врожденная жажда ко всем возбуждениямприятного характера и физическое отвращение ко всем тягостным и угнетающимвпечатлениям. Можно поэтому ожидать, что у французов чувства, возбуждающие иусиливающие жизненную деятельность, будут играть преобладающую роль, в ущербчувствам, останавливающим или задерживающим порыв и требующим усилия, а вособенности ведущим к более или менее продолжительному понижениюжизнедеятельности. Вследствие этого мы, подобно нашим предкам, всегда легкодоступны удовольствию и радости во всех их формах, преимущественно же наиболеенепосредственных и не требующих усилий. В общем, мы остались менее способными ксосредоточенной страсти, нежели к восторженному порыву; я понимаю под последнимбыстрое и иногда скоропреходящее возбуждение под влиянием какой-либо великойидеи и вызываемого ею чувства. Измените идею и дайте уму другое направление,представивши новые соображения, и направление чувства также изменится, потомучто оно было не столько проявлением внутреннего бытия, сколько результатомидейного стимула.

Второй чертой французской впечатлительностиявляется и до настоящего времени ее центробежный, экспансивный характер; это,по-видимому, главным образом кельтское свойство. Впрочем оно довольно частовстречается у нервно-сангвинического темперамента, который характеризуется незамкнутостью и интенсивностью чувства, а скорее стремлением к егоизрасходованию, его внешнему проявлению. Отсюда можно вывести важное следствие.Соедините вместе большое число людей, обладающих такого родавпечатлительностью, требующей внешнего исхода, необходимым результатом этогобудет их быстрое и интенсивное воздействие друг на друга; это значит, что междуними быстро установится взаимная симпатия, и все эти люди будут охвачены однимии теми же чувствами. Сильное развитие социального инстинкта во Франции, безсомнения, объясняется также интеллектуальными и историческими причинами, но егопервоначальнй зародыш следует искать, по нашему мнению, в быстройзаразительности экспансивной чувствительности, при которой способностьподдаваться влиянию и оказывать влияние на других доходит до высшей степени. Всамом деле, существует ли на свете народ, на которого сильнее бы влиялаколлективная жизнь, чем на французов, постоянно ощущающих потребность в общениии гармонии с окружающими Одиночество тяготит нас: единение составляет нашусилу и в то же время наше счастье. Мы не способны думать, чувствовать инаслаждаться в одиночку; мы не можем отделить довольства других от нашегособственного. Вследствие этого мы часто имеем наивность предполагать, что то,что делает счастливыми нас, способно осчастливить мир, и что все человечестводолжно думать и чувствовать, как Франция. Отсюда наш прозелитизм, заразительныйхарактер нашего ума, часто увлекающего другие нации, несмотря на прирожденнуюфлегму одних из них н на недоверчивую осторожность других. Обратную сторонуэтого свойства составляет известная доброжелательная тирания по отношению кокружающим, заставляющая нас во что бы то ни стало добиваться, чтобы ониразделяли наши чувства и мысли. Часто также те из нас, кто обладает менеевластной натурой, выбирают наиболее краткий путь и, недолго думая, начинаютсами разделять мысли и чувства других.

Народы бывают оптимистами, когда ониобладают очень развитым мускульно-сангвиническим темпераментом, а также когдаони окружены веселой, радующей сердце природой; они склонны тогда жертвоватьбудущим, в котором они никогда не сомневаются, ради настоящего момента. Этичерты характера часто встречаются во Франции и теперь. Вместе с хорошимрасположением духа мы легко проникаемся надеждой, верим в себя, во всех и вовсе. Француз любит смеяться. Впрочем веселость в высшей степени общественноечувство. Она предполагает два условия: во-первых, преобладание экспансивностинад сосредоточенностью; немец и англосакс не отличаются смешливостью; второеусловие — возможностьсмеяться и даже смеяться над другими, не опасаясь с их стороны злопамятства имести; иногда шутки обходятся слишком дорого; испанец и итальянец не любятсмеяться.

Воля сохранила у французского народа тотпорывистый, центробежный и прямолинейный характер, каким она отличалась уже угаллов. Физиолог сказал бы, что импульсивный механизм берет в нем верх надзадерживающим. Как и у наших предков, храбрость часто доходит у нас додерзости, а любовь к свободе до недисциплинированности; но так как наша воляпроявляется скорее в виде внезапных порывов, нежели медленных усилий, то мыскоро устаем хотеть и в конце концов возвращаемся к заведенному порядку, кповседневной рутине. Недостаток непосредственной воли заключается в чрезмернойвнезапности решений, отсюда иногда то легкомыслие и сумасбродство, в которыхнас упрекают. Зато наша непосредственная и экспансивная воля имеет топреимущество, что всегда следуя первому движению, приводит к правдивости.Притворство требует размышления и сдержанности; хитрые планы предполагаютпредусмотрительность и настойчивость; нам недостает этих способностей. Француз,согласно своему традиционному типу, искренен и откровенен по темпераменту. Одновоображение или желание блеснуть перед толпой может заставить его более илименее сознательно извратить истину: он фантазирует и прикрашивает; чаще всегоэто не расчет, а избыток веселья. Он всегда немного гасконец, даже когда попроисхождению кельт или франк.

У натур, характеризующихся живойвпечатлительностью и порывистой волей, можно ожидать встретить ум такжерешительный и прямолинейный, который, подобно лучу света, устремляется вперед,не оглядываясь вокруг себя. Наше первое интеллектуальное качество — понятливость. Оно имеет своидостоинства и недостатки; ею обусловливается быстрота усвоения, но последнееиногда бывает недостаточно прочно; она сообщает уму как бы ковкость, котораяпри изменчивых обстоятельствах может влечь за собой непостоянство; она иногдамешает также углубляться в подробности, позволяя слишком быстро схватить общиестороны. Сент-Эвремон говорил: "Нет ничего недоступного уму француза, лишь быон захотел дать себе труд подумать"; но он, по природе своей, мало склонен кэтому: уверенный в гибкости своего ума, всегда торопящийся достигнуть цели, онпроизносит слишком поспешные суждения. Если последние редко бывают не верны вовсех частях, то они часто неполны и односторонни. А так как сторона, наиболеедоступная первому взгляду — внешняя, то нельзя удивляться, что средние умы во Франции частооказываются поверхностными. Их спасает верность и точность первого взгляда,позволяющие в одно мгновение разглядеть то, для чего более тяжеловесному умупотребовался бы час.

В умах, отличающихся быстротой ипонятливостью, любовь к ясности является неизбежно: все туманное составляет дляних препятствие, стесняет их естественный размах и потому антипатично им.Равным образом, круг идей, благоприятствующих их естественным свойствам, долженособенно нравиться им. Французы особенно склонны ко всякому упрощению. Эталюбовь к упрощению в свою очередь вполне согласуется с отвлеченными и общимиидеями, имеющими в наших глазах еще и то преимущество, что они наиболее легкопередаваемы и, так сказать, наиболее социальны. Мы любим ясность до того, чтоустраняем все, что может лишь наводить на мысль; неопределенное, смутноепредставление не имеет для нас никакой цены, хотя бы оно вызывало известныечувства и даже зачатки идеи. "Истина, — сказал Паскаль, — тонкое острие"; только этоострие и ценится нами. Это было бы хорошо, если бы мы всегда могли точнопопасть в математическую точку; но для всякого несовершенного уманеопределенная и широкая идея часто заключает в себе больше истины, чем точнаяи узкая.

Свойствами ощущения и чувств определяетсяхарактер воображения: француз, вообще говоря, лишен сильного воображения. Еговнутреннее зрение не отличается интенсивностью, доходящей до галлюцинации, инеистощимой фантазией германского и англосаксонского ума: это скорееинтеллектуальное и отдаленное представление, чем конкретное воспроизведение,соприкосновение с непосредственной действительностью и обладание ей. Склонный квыводам и построениям, наш ум отличается не столько способностьювосстанавливать в воображении действительность, сколько открывать возможное илинеобходимое сцепление явлений. Другими словами, это — логическое и комбинирующеевоображение, находящее удовольствие в том, что было названо отвлеченным абрисомжизни. Шатобриан, Гюго, Флобер и 3оля — исключения среди нас. Мы болеерассуждаем, нежели воображаем, и мы всего лучше рисуем в нашем воображении невнешний, а внутренний мир чувств и особенно идей.

юбовь к рассуждению часто мешаетнаблюдению. Сказанное Миллем об Огюсте Конте приложимо ко многим французам: "Онтак хорошо сцепляет свои аргументы, что заставляет принимать за доказаннуюистину доведенную до совершенства связность и логическую устойчивость егосистемы. Эта способность к систематизации, к извлечению из основного принципаего наиболее отдаленных последствий и сопровождающая их ясность изложениякажутся мне преобладающими свойствами всех хороших французских писателей. Онисвязаны также с их отличительным недостатком, представляющимся мне в следующемвиде: они до такой степени удовлетворяются ясностью, с какой их заключениявытекают из их основных посылок, что не останавливаются на сопоставлении этихзаключений с реальными фактами... и я думаю, что этот именно недостатокпозволил Конту придать своим идеям такую систематичность и связность, что онипринимают вид позитивной науки".

Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 38 |    Книги по разным темам