При ознакомлении с модулем постарайтесь представить использование соответствующих методов в реальных условиях. Постоянно спрашивайте себя, сможете ли вы заметить, что имеет место психологическое воздействие, и определить способ, которым это делается. Материал этого и других модулей преподается на примере выступления адвоката в суде. Поэтому перед чтением модуля прочтите отрывки из выступления юриста и ответьте на вопросы, расположенные под отрывками (см. «Отрывок из выступления юриста»).
Феномен фабуляции можно проиллюстрировать следующим примером. Допустим, вам одолжили или подарили столь необходимые деньги. Вы полны благодарности и искренне верите, что это служение было сделано из самых благородных побуждений. Но в этот момент кто-то говорит вам: «Знаешь, почему он делает тебе подарок?» И упоминает корыстный мотив, о котором ты даже не подумал. Например, вам говорят: «Он хочет, чтобы вы зависели от него. Теперь ты должен сделать то, о чем он тебя просит». Самое интересное, что, с благодарностью принимая эти деньги, у вас действительно не было никаких данных, никаких доказательств того, что человек движим благородным побуждением. Ситуация не меняется, когда вам говорят о дурных намерениях. Таким образом, с появлением альтернативной версии причин плохо думать о подарке и дарящем не больше, чем раньше. Не только это, но и до события, так что после него вы очень хорошо знали, что в некоторых случаях люди делают добро, руководствуясь дурными намерениями. Так что ничего нового вам не сказали. Однако вы чувствуете, что с появлением альтернативной версии у вас меньше веры в альтруистические мотивы. Вам нужно приложить много усилий, чтобы альтернативная версия исчезла. Таким образом, альтернативная версия как бы «отбирает» часть достоверности у основной. Раньше человек на сто процентов верил в благородные побуждения человека, который помогал. Сейчас верит уже, скажем, процентов на 80. 20 процентов Альтернативная версия атемэ. К тому же где-то рядом появляется дурное мнение, несколько иное отношение к человеку, его прошлому, его поведению. В то же время меняется ваш «взгляд». Привлекают внимание такие факты общения с человеком, который вам помог, на которые вы никогда не обращали внимания. Мало того, даже если вы решите, что обвинения ошибочны, а вы их решительно отвергаете, где-то в глубине души будет стоять знак вопроса. Этот «вопросительный знак» может сыграть свою роль, если что-то случится, если он скажет что-то «не то» и… возникнут подозрения.
Выдумка — это способ «лишить» определенную версию ее достоверности путем создания альтернативной.
Это метод спонтанного воздействия — он работает независимо от воли человека.
Выдумки в речи адвоката
В этой главе мы проиллюстрируем применение метода психологического воздействия на примере выступления адвоката. Выдержка из него дается в конце главы. Рекомендуем ознакомиться с ним, прежде чем читать дальше.
Юстинас Александравиус, с 1968 г. — юрист, ныне судья. Известен как участник дела Артурса Сакалаускаса в Санкт-Петербурге.
Дело, о котором мы сейчас поговорим, рассматривалось в 1996 году. Адвокат защищал директора лесной школы санатория Вевиос Петру Марцинку. Его обвинили по части пятой статьи 105 — особо жестокое групповое убийство, в том, что, действуя совместно с всадником К. Дапкуми, особо жестоко убил творца Ю. Важневиева0.
По версии обвинения, обвиняемый был очень зол на Важневей за конфликт в школе, угрожал дракой, вместе с сообщником встретил Важневей в лесу и защищался, избивая ее. Пострадавший упал от удара и получил серьезные травмы ног, от которых позже потерпевший скончался. Сел на трактор, поехал дальше и по пути от ранения (перелом 12-го ребра).
Нельзя сказать, что обвинение в данном случае было обоснованным. Обвинение основывалось практически только на показаниях одного свидетеля и акте медицинской экспертизы. Свидетель издалека видел, как обвиняемый и его сообщник пинали потерпевшего. Медицинское освидетельствование установило, что причиной смерти потерпевшего стали указанные переломы ребер в результате побоев.
Адвокат, разумеется, приложил все усилия, чтобы опровергнуть как показания свидетельницы (она якобы видела, как били потерпевшего), так и экспертизы (адвокат утверждал, что на заключение экспертизы повлияло обвинение). Обвиняемому достаточно защищаться от доказательств обвинения. Если доказательства обвинения опровергаются, защита может опираться на презумпцию невиновности и добиваться оправдания обвиняемого. Но адвокат не останавливается на достигнутом. Он берется за дополнительную (и с юридической точки зрения, как бы ненужную) работу, а именно выдвигает свою версию событий — «спор». Его объяснение таково – все, что происходило по делу, было не более и не менее пропагандой против обвиняемых. Принципиальный и добродетельный директор требователен к нечестным и злым людям.
Вот почему давно назревало недовольство и сопротивление злых людей. А здесь убийство, совершенное при невыясненных обстоятельствах, было использовано для обвинения хорошего человека. «Возможно, — обращается адвокат к суду, — тем, кто не так спешит верить словам обвиняемых, даже упрямому подсудимому П. Марцинке часто задают вопрос: «Разве вы не видите, что это наука?» Я, уважаемые судьи, по другому назвать это дело не мог. Это подлая, крайне жестокая месть принципиальному начальнику школы за то, что он не мирился с пьянством Курико на работе, другими нарушениями трудовой дисциплины, директором, не позволившим Акановичам занять служебную квартиру и гараж и т. д. Как только труп появился, разгневанные люди тут же создали сюжет об убийцах, убийцах и свидетелях. И по воле случая правильным следователем оказался зять Акановой.
После выступления адвоката рядом с версией обвинения «сделка с потерпевшим» появляется новая версия защиты — «сговор». Важно отметить, что защита трактует свою версию «разговора» совсем иначе, чем обвинение. Обвинение пытается представить как можно больше доказательств в поддержку своей версии. Защита не приводит никаких доказательств того, что заговор действительно имел место, нет свидетелей, которые это подтвердили. Но мы стараемся представить это максимально ярко. Независимо от того, действительно ли имел место сговор, все участники процесса должны четко «видеть те события», то есть в воображении участников суда должен возникнуть яркий альтернативный образ. Эта версия необходима с психологической точки зрения. Без него, только после опровержения версии обвинения, у суда останется «чувство неопределенности». «Ну и что», — думает судья. — То, в чем обвиняют подсудимого, не существовало. Так что же произошло?» После опровержения версии обвинения такая двусмысленность не мешает признать обвиняемого невиновным. Однако с психологической точки зрения у нас останется чувство неудовлетворенности: «что-то не так», «что-то непонятно».
Альтернативная версия, хотя и не подкрепленная никакими доказательствами, психологическими расчетами адвоката, должна снизить доверие суда к основной версии обвинения. При этом она успокаивает судью. Еще раз подчеркнем, что это «психологическая седация». Когда адвокат представил новую версию, не выявилось ни одного нового факта, и структура доказательств никак не изменилась. Однако, имея альтернативную версию, судья более спокойно опровергает версию обвинения.луч
Довольно интересно более раннее исследование В. Чюбарева, иллюстрирующее этот эффект «психологического успокоения» судьи. Он изучил несколько тысяч уголовных дел, чтобы определить влияние признания обвиняемого на суровость приговора. Законом установлено, что признание обвиняемого может быть учтено судом в качестве смягчающего обстоятельства. Исследователь не сомневался, что подсудимые, которые добровольно сознались в преступлении и помогли следствию полностью его раскрыть, обычно получают меньший срок. Оказалось, что на самом деле все обстоит наоборот. Подсудимые, признавшие себя виновными до суда, получили более строгие сроки. Объяснение исследователя очень простое. Признание успокаивает судью. Пока нет признания, у судьи остаются сомнения, несмотря на все улики, окончательной ясности нет.более осторожно».
Совсем другая ситуация, если человек сознается. «Он признался, — сказал судья, — значит, он действительно виновен, и я могу спокойно и смело вынести приговор». Следует подчеркнуть, что это чисто психологический эффект. Закон рассматривает признание подсудимого как любое другое доказательство по делу. Признание не должно «успокаивать» судью больше, чем любое другое доказательство. Однако этот психологический феномен лишний раз показывает роль неуверенности и сомнения в деле. Любой судья может привести немало случаев, когда все доказательства указывали на вину подсудимого, когда сомнений просто не было, а оказывалось, что картина обманчива.
Создание альтернативной версии требует хорошего воображения. Эта деятельность связана с деятельностью писателя. В основе последнего искусства лежит умение создать убедительную историю. Очевидно, что чем лучше адвокат сможет создать яркую альтернативную версию, тем больше пострадает доверие к версии обвинения. Итак, перед нами — парадоксальная ситуация, когда хорошее воображение, умение создать альтернативную версию могут сделать то же самое, что и свидетельство или его опровержение — снизить веру в основную версию.
Рассмотрим такой случай. Был разграблен ювелирный магазин. Стекло витрины магазина было разбито. В украденной витрине лежали дорогие украшения. Осматривая осколки разбитого стекла, следователь обнаружил отпечатки пальцев. После поиска в файле быстро выяснилось, что отпечатки принадлежат человеку, которого уже несколько раз судили за ограбление ювелирных магазинов. Он только что вышел из тюрьмы пару дней назад. Человек был арестован.
Следователь, торжествующе улыбаясь, предъявил ему доказательства его вины. Подозреваемый на секунду задумался и сказал: «Все ясно. Магазин находится рядом с троллейбусной остановкой. Как раз в тот день я ждала троллейбус, была близко к оконному стеклу и, может быть, задела его. Но это все. Я не крал драгоценностей». Лицо следователя расширилось. Буквально секунду назад он искренне считал, что подозреваемому некуда деваться, его вина доказана и вот — вдруг появилось простое и совсем другое объяснение происходящему. Он должен был отпустить
При дальнейшем расследовании инцидента следователь, к своей радости, обнаружил, что отпечатки пальцев остались не в том месте, где их оставил бы человек, ожидавший троллейбуса, случайно подошедший и прикоснувшийся к стеклу. Собрав стекла, определил, что отпечатки пальцев остались на нижней части стекла витрины.
Но и на этот раз он был счастлив недолго. Подозреваемый тут же «вспомнил», что ее больше всего интересовало красивое украшение прямо у витрины, и присел, чтобы посмотреть на него. «В то время я тоже мог прикоснуться к стеклу», — заключил он свое объяснение. «Кроме того, — добавил он, — я всегда работаю в перчатках».
Этот случай хорошо показывает, что в дуэли версии защиты и обвинения дело не только в том, кто может предоставить больше доказательств. Также важно, у кого лучше воображение, кто более креативен. Великий криминалист Ганс Гросс сказал, что в поединке между следователем (криминалистом) и преступником побеждает тот, у кого лучше воображение. Он неоднократно подчеркивал, что поединок следователя и преступника — это, прежде всего, поединок воображения.
Вероятно, преступление, о котором мы говорим, все-таки было совершено этим подозреваемым. Однако наказания он избежит именно благодаря умению защищаться. И самый главный момент этой способности лучше воображения следователя. И следователь, и подозреваемый в нашем примере решали одну и ту же задачу: придумать как можно больше объяснений одному и тому же событию. Задачи такого типа называются дивергентными. Это означает, что у них много решений, и вам нужно найти все или как можно больше. Это принципиально отличается от сходящейся задачи, которую мы решали в школе, где правильным был только один ответ — тот, что написан в конце учебника.
Приведем пример дивергентной задачи. Придумайте как можно больше версий того, что было бы, если бы люди жили в воде. Если вы попробуете решить ее вместе с другими людьми, то сразу увидите, насколько разная фантазия у людей. Некоторые люди не могут «сдвинуться с места», им ничего не приходит в голову. А другие тут же нарисуют большую и фантастическую картину жизни человека в воде.
В нашем примере преступник на целую голову выше следователя. И именно это качество позволит ему оставаться свободным. У него больше навыков фабрикации, он быстро придумывает вариант. «Скользкий как змея», — говорит о таких людях Тарди.Тойя — У него есть объяснение всему».
На самом деле не только подозреваемый «скользкий», но и следователь «слабый» — ему не хватает воображения и опыта.
Во время упражнений у нас будет возможность более подробно изучить вышеупомянутую способность.
Грамматика историй и ее использование
В главе учебника о реконструкции события в ходе судебного следствия мы видели, что внутреннее убеждение о той или иной версии события представляет собой сложное явление. На веру в историю влияет предшествующая вера (вера в то, насколько вероятны описываемые в ней события) и множество дополнительных моментов. Своеобразным способом систематизации этого момента является так называемая «грамматика истории» — особенности рассказывания истории, повышающие веру в нее.
Недавно были установлены «правила» исторической грамматики. Однако они интуитивно чувствовались и использовались судьями, следователями, всеми теми, кто должен способствовать установлению истины по делу. Таким же образом пытаются использовать эти правила, устроить историю так, чтобы она была максимально похожа на правду.
Одним из требований «грамматики истории» является постоянство деталей, как в упомянутом выше высказывании А. Чехова о пьесе: «Если ружье висит в первом акте, оно должно выстрелить в третьем». Все убедительные детали рассказа «служат» основной идее. В жизни, конечно, иначе. Жизненные истории не последовательны, здесь бывает всякое. Конечно, чтобы сделать историю правдоподобной, адвокат «причесывает» ее, делает связной. Этому служит подбор фактов, их интерпретация, основные характеристики действующих лиц рассказа.
Адвокат должен помочь суду «увидеть» повсюду в деле факты, психологически и субъективно подтверждающие версию защиты. Он делает это двояко: включая новые факты в собственную интерпретацию и давая альтернативную интерпретацию фактам, представленным обвинением, — поддерживая версию «разговора» с ними.
Сотрудники национальной безопасности в какой-то момент были замешаны в вышеупомянутом деле. Они не установили связи между ходом дела и интересами безопасности государства и не проводили дальнейшего расследования. Защитник напоминает об этом факте и дает ему новую интерпретацию, соответствующую идее «разговора». «Сотрудничество по национальной безопасностисотрудники отделения милиции опрашивали людей, записывали их показания, но их выводы совершенно отличались от выводов районной прокуратуры Тракского района. Этот исследовательский материал, будучи ненужным, естественно, куда-то исчез».
Понятно, что это «сговор», участниками которого являются дознаватели, злонамеренно скрывшие данные следствия, проведенного силовиками. Эти данные (предполагает адвокат) должны были, конечно, подтвердить сговор.
Важна связь между переосмысленными фактами и версией защиты. Версия и подтверждающие ее факты вроде бы подтверждают друг друга. Это взаимная проверкасоотношение. Мы склонны верить интерпретации факта, потому что она соответствует версии (о суокальбе). Мы в равной степени склонны верить версии, поскольку она подтверждается приведенными фактами. Однако если выяснится, что версия неверна, подтверждающие ее факты сразу покажутся менее очевидными и убедительными. «Где были наши глаза!» — позже удивляются сотрудники дознания. «Ведь недостоверность версии и недостоверность факта были очевидны».
Приведем еще один пример реинтерпретации. В вышеупомянутом деле на допросе подсудимые сами показали место, где произошла судьбоносная встреча с потерпевшим. Как вы думаете, какую версию поддерживает этот факт — обвинение или защиту? Рассмотрение дела показало, что оба они использовали этот факт в поддержку своей версии. Обвинение интерпретирует это и их поведение как дополнительные косвенные доказательства их вины. Следователи поддержали эту деталь как доказательство вины, а утверждения о том, что он не бил, «рассматриваются критически как желание избежать уголовной ответственности». Защита усматривает в этом факте еще одно доказательство их невиновности, а допрос их («сговор») очень тенденциозен. «По правде говоря, им нечего скрывать, они даже показали место, где познакомились с Ю. Важневиком0», — сказал адвокат.
Стереотипирование личности участников («персонажей») рассказа
Важной частью последовательности истории является стереотипность ее персонажей. История правдоподобна, если черты личности ее главного героя соответствуют его действиям. Странно, если убийство совершает хороший, мягкий человек. Естественно, если такое же преступление совершает жестокий садист, для которого нет ничего святого. Так, первая история (преступление, совершенное человеком с нежной душой) вызывает подозрение, а вторая выглядит вполне правдоподобно. Поэтому соответствующее описание действующего лица является важным методом воздействия с целью формирования у участников процесса (особенно лиц, принимающих решения) внутреннего убеждения в правильности защищаемой версии. Вот как вел себя адвокат в деле, которое мы используем в качестве примера.
Версия защиты — сговор. Сценарий «разговора» хорошо известен. Его главные герои — маломотивированные люди с низкой моралью, которые добиваются своих целей злыми путями. Усилия J0 направлены на хороших, пусть и чересчур наивных, самоотверженных людей, которые ничего не говорят. Так что цель адвоката показать, что потерпевший и его свидетели именно такие. Если они такие, то могли бы организовать исследование. Так возникает «предмет психологических инсинуаций» — инсинуаций о том, что обвинители плохие, аморальные люди. «Предмет психологического исследования» принципиально отличается от предмета процессуально-правового исследования. В последнем случае основное внимание уделяется доказательству или опровержению характера закона. Первым основанием является не доказательство, а уверенность в том, что участники обвинения, по характеру и моральному уровню — «заговорщики». Адвокат делает это довольно систематически и уж точно не жалеет черного цвета.
«Я также думаю, что вы видели гнев бывшей нарушительницы трудовой дисциплины, когда-то уволенной работницы Янонене, «доктора» Бараускайте, на директора и других учителей. Многие из них выразили нежелание отвечать на вопрос общественного защитника, учителя Малашкене.нас
Трудно понять, откуда у черных рабочих и любителей стекла этого поселка ненависть к добродетельным и духовным учителям. Казалось бы, сельское образование надо уважать за то, что оно учит детей, вытаскивая их из грязи, но мы наблюдаем обратное явление. Был ли хоть один из свидетелей обвинения беспристрастным, искренне хотел помочь выяснить обстоятельства смерти Юлиуса Важневяйса? Я не говорил этого ни об одном свидетеле обвинения, кроме тех, кто отказался от своих предыдущих показаний. И искали зла не мелкой ложью, не уклонением от оказания помощи, а самой подлой ложью, обвиняя людей в жестоком убийстве».
Такие вот «заговорщики». Противоположная сторона — «святые», «наивные», просвещенные идеальные люди.
Пронзительный певец, музыкант крайне положительно характеризуетмноголетний руководитель школы, обвиняемый по абсурдному обвинению уже почти полтора года, но еще не окончательно сломленный, Петрас Марцинка особенно благодарен уважаемому Клеменцу Дапкасу, его товарищу по поиску школьная лошадь. Благочестие, благочестие Клемента Дапкауса, его собственная сила духа и помощь Божия помогут этим уважаемым людям добиться полной реабилитации.
Насколько сильно действует такое описание?
Вряд ли можно ожидать, что суд поверит, что участники дела такие разные, одни святые, другие коварные негодяи. Но светлый, окт.извилистый, связный вариант «разговора» легко занимает свое место в образе придворного. Такую историю легко представить. Из-за этого она вызывает больше доверия, чем правдивая, но запутанная история, где (как обычно и бывает в жизни) много разных противоречивых деталей, а простого соответствия между действием главного героя и его персонажем нет.