Как уже было отмечено, суть концепции правового государства — в том или ином ее варианте — состоит в том, что власть государственных структур ограничивается правом. Немногие исследователи социально-правовой проблематики серьезно возражают против концептуального стержня теории правового государства— оптимального соотношения государственной власти и индивидуальной свободы, универсальным регулятором которого должно выступать право. К числу таких мыслителей можно отнести классических представителей анархизма, в принципе отрицающих возможность государственности, отвечающей народным интересам[1]. Таким образом, для анализа теории правового государства, в первую очередь, необходимо определить понятия «государство» и «право», поскольку словосочетание «правовое государство» претендует на статус не просто логического, а именно концептуального соединения указанных терминов и даже служит названием самостоятельной теории.
Как нам представляется, история зарождения и развития учений, занятых поиском социально приемлемых (справедливых) механизмов соблюдения баланса интересов государства, общества и личности, свидетельствует о том, что такого рода попытки всегда осуществлялись на основе собственных представлений конкретного мыслителя о том, что такое «государство», «право», «власть» и каково их соотношение. Таким образом, концепция правового государства есть своеобразный синтез представлений о возможном и желаемом устройстве публичной власти сообразно представлениям о справедливом разграничении индивидуальных и групповых интересов, базирующемся на признании свободы личности как принципиальном постулате подавляющего большинства общественных идеологий и теорий. К этому следует добавить, что развитие представлений о государстве, власти, праве в истории человеческой мысли следует рассматривать конкретно-исторически, с учетом реальной среды, в которой эти идеи возникли и получили распространение[2].
Данный аспект принципиально важен хотя бы потому, что при всем многообразии взглядов на сущность правового государства можно констатировать общую синтезирующую основу, прямо или косвенно выводимую из большинства учений о правовом государстве, — стремление к справедливому общественному устройству, эпицентром которого является человеческая личность.
Поэтому, рассматривая правовое государство не только как идею, но и как реальную социальную практику, мы полагаем, что в настоящее время приобретает особую актуальность проблема серьезнейшего философско-правового анализа составляющих теории правового государства — учений о государстве публичной власти и праве. Как представляется, это связано с объективно наступающим (отчасти наступившим) этапом переосмысления многих фундаментальных идеологических ценностей современного мира, в том числе соответствия провозглашенных на конституционном уровне принципов правового государства тому, что имеется в реальной действительности. Данное утверждение базируется на анализе целого ряда тенденций, присущих как современным исследованиям в области философии права, социальной психологии, политологии, подкрепленных различного рода методологическими исследованиями, так и исследованиям ученых СНГ, осуществившим серьезный прорыв в философско-правовом направлении на рубеже двух веков[3]. Причем следует отметить, что глубина и масштабность этих изысканий позволили не только по-новому осмыслить саму проблему правовой государственности, но и обозначить источники формирования общественной идеологии, способной на конструктивно-критический анализ современных социальных процессов. В этой связи можно предположить, что в определенные исторические периоды развития общества и, следовательно, на соответствующем этим периодам уровне социально-политических и философско-правовых исследований происходят диалектически закономерные процессы переоценки устоявшихся социальных стереотипов.
Эти процессы, как свидетельствует история, могут объективироваться как в коренном переосмыслении существующих принципов построения общества (научные, политические, идеологические революции), так и путем постепенного (эволюционного) движения общества к признанным идеалам свободы, справедливости, равенства и торжества законов. Современный уровень представлений о государстве, обществе и праве является именно той точкой роста, из которой должна развиться новая концепция реального социального устройства, опирающаяся на объективные (а не идеальные) общественно-политические, экономические и, что немаловажно, социокультурные параметры общества. Следует признать, что в настоящее время в большинстве государств, объявивших себя правовыми, имеется определенный разрыв между предлагаемыми и постулируемыми идеологическими установками, порождающими определенные социальные иллюзии, и действительностью, зримо обнажающей практическое несоответствие реальной практике многих провозглашенных (а подчас получивших нормативное закрепление) идей и принципов.
Отрыв идеологии от конкретных условий, в которых функционирует то или иное государство, может быть объяснен желанием аналитиков подстегнуть социальные процессы к движению в направлении достижения общественных идеалов, тем более что эти цели широко известны, а общество, безусловно, вправе рассчитывать на материализацию выстраданных за свою многовековую историю идей. Однако, как показывает практика, в каждый исторический период общество едва ли принципиально приближалось к реализации прогрессивных идей своего времени по сравнению с предыдущим периодом. Данное утверждение неизбежно вызовет немало возражений конкретно-исторического порядка, и тем не менее сам факт разрыва между декларируемыми идеями (имеются в виду идеи гуманистического толка) и их реальным воплощением вряд ли может быть серьезно оспорен. Иллюстрацией этого тезиса может служить фундаментальное исследование видного русского философа права П. И. Новгородцева, на рубеже XIX и XX вв. пришедшего к выводу о кризисе современного ему правосознания[4] (правопонимания). Чутко уловив разочарования в обществе, связанные с несбывшимися надеждами приверженцев идеалов Французской революции и последующего этапа в развитии политико-правовых учений, Новгородцев отмечал, что «смысл переживаемого нами поворота политических понятий имеет гораздо более глубокое значение: мы имеем все основания утверждать, что это — кризис правосознания»[5]. Иными словами, мыслитель полагал, что поскольку правовым идеалам не суждено было сбыться, необходим поиск иных, надправовых социальных регуляторов, и в этом поиске, отчасти под влиянием В. С. Соловьева, он приходит к выводу о том, что «правовое государство не есть венец в истории и не есть последний идеал нравственной жизни; это не более как подчиненное средство, входящее как частный элемент в более общий состав нравственных сил… право по отношению к полноте нравственных требований есть слишком недостаточное и грубое средство, неспособное воплотить чистоту моральных начал»[6].
[1] см., напр.: Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. М., 1989; Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990
[2] Новгородцев П. И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. СПб., 2000. С.34.
[3] Антология мировой политической мысли. Т.2. Зарубежная политическая мысль XX в. М., 1997; Берман Г. Д. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1998; Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000; Баймаханов М. Т., Вайсберг Л. М. и др. Взаимодействие правового сознания с моралью и нравственностью в обществе переходного периода. Алматы, 1995; Матюхин А. А. Государство в сфере права: институциональный подход. Алматы, 2000; Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 2001; Керимов Д. А. Методология права. М., 2001; Марченко М. Н. Проблемы теории государства и права. М., 2001; Алексеев С. С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001; Лейст О. Э. Сущность права. М., 2002; Ковлер А. И. Антропология права. М., 2002; и др.
[4] Новгородцев П. И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания. СПб., 2000.
[5] Там же. С.24.
[6] Там же. С.25.