Книга вторая испытание

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Марина

Ионесян поступил так, как советовал Бойченко. Внимательно слушал калийщиков, записывая наиболее важные и ценные высказывания. В результате к концу совещания уже имел представление об их истинных замыслах. Больше того: ему удалось добиться согласия своих оппонентов на бурение в зоне промышленных солей двух опытных нефтяных скважин.

Собираясь на вертолет, он уже укладывал в дипломат свои бумаги, когда к нему подошла молодая, лет тридцати пяти, интересная блондинка.

— Я пресс-секретарь генерального директора «Уралкалия». А вы уже уезжаете, Гарик Робертович? А как же протокол совещания? Он еще не подписан. Нет там и вашей подписи.

— Да, я улетаю. Извините, как вас зовут?

— Марина Васильевна.

— Пошлите протокол по электронной почте, Марина Васильевна. Вот моя визитка, здесь все мои координаты и адрес электронной почты. А протокол я подпишу прямо сейчас.

Гарик подписал протокол и, прощаясь, поцеловал руку Марины Васильевны.

— Вы очень красивы и, конечно, счастливы. Я не ошибся? Я имею в виду ваше счастье.

Это вырвалось у него непроизвольно. Очевидно, под влиянием хорошего настроения и потому, что пресс-секретарь действительно была хороша. «Веду себя, как Виктор и его друзья в молодости, — вспомнил Гарик рассказы Бойченко об их уличных похождениях и знакомствах. — Интересно, что она ответит, если я скажу, что в Березниках нет красивых женщин?» — И он произнес эту фразу.

Марина Васильевна удивилась очень просто и естественно.

— Что вы, Гарик Робертович! Их здесь много. Я, конечно, не о себе. Не подумайте.

«Спросить, откуда она? Нет, это уже чересчур. Пойдут еще разговоры, не дай Бог», — мелькнуло в голове. Вслух он сказал.

— А вы не боитесь, что нас обвинят в сговоре? Вот, мол, о чем-то секретничают…

— Нет, не боюсь. Вы, по-моему, тоже не робкий человек. И встречу с нашими тоже очень независимо провели, добившись того, чего хотели.

— Спасибо. Можно я буду вам иногда звонить, чтобы, если потребуется, посоветоваться или что-то спросить?

— О чем вы, Гарик Робертович? Конечно, звоните. Запишите, кроме служебного, сотовый и домашний телефоны. А о моем счастье пока вам ничего не скажу, извините. Между прочим, я действительно не из Березников.

В вертолете Ионесян почувствовал, что его приподнятое, почти праздничное настроение рассеялось, улетучившись как дым. Вместо него где-то там, внутри, закралось чувство глубокого недовольства собой: будто все, что он сделал, он сделал не так, и изменить это «все» уже было невозможно. Он мучительно копался в себе, вспоминая каждый час своего пребывания у калийщиков. Но найти причины, испортившие настроение, не мог. И лишь подлетая к Полазне, вдруг понял свою ошибку. «Дурень! Тупица! Неотесанный чурбан! — крыл он себя. — Она дала домашний и сотовый телефоны. Это значит, что она свободна. А ты хотел, чтобы она сама попросила тебя остаться и провести с ней вечер? Вот уж точно — не дал Бог ума, его не добавишь».

С таким испорченным настроением Гарик явился к Виктору. Не забывая хвалить друга, он бодро стал рассказывать обо всем, что произошло во время поездки. Наконец Бойченко не выдержал.

— Кончай упоминать меня, иначе не буду слушать.

— Но ведь все так удачно сложилось только благодаря тебе. В наших руках теперь все козыри.

— Вот и держи эти козыри в своих руках. Покажешь их только самому Алекперову. Даже Визяеву не раскрывай все карты. Вдруг он с министром Крутневым «заложат» нас калийщикам. Хотя такое вряд ли возможно. Но лучше поосторожничать. А с Толкачевым, профессором из политехнического, можешь быть откровенен. Он — свой человек. Все, что узнаешь от него, запиши или запомни. Он владеет очень ценной информацией. Обменяйтесь телефонами, посплетничайте о политике, о нашем губернаторе. Толкачев его тоже не переваривает. В общем, постарайся с уважаемым профессором подружиться. Встречаетесь вы завтра на кафедре бурения в двенадцать часов. Мой Коля тебя отвезет, он знает, где находится институт. После встречи с Толкачевым поедете в аэропорт. Вот вроде бы и все. Не забудь позвонить, когда прилетишь. Привет столице и низкий поклон твоей Рузане и дочери. А теперь скажи, что с тобой произошло. Какой-то ты странный, кажется, что-то скрываешь от меня. У тебя от друга секреты?

— Секреты могут быть только от жены. От друзей секретов не бывает, — попробовал отшутиться Гарик. Но по серьезному выражению лица Виктора понял, что тот не принял его шутку. — В общем, ничего особенного. Встретил на совещании очень интересную женщину, умницу, с хорошей фигурой. Ей не больше, кажется, тридцати пяти, она пресс-секретарь, зовут ее Мариной Васильевной. Кажется, не замужем, потому что сама дала и домашний и сотовый телефоны.

— Ну это еще ни о чем не говорит. Она деловая женщина, и, возможно, в их семье это принято — в любое время говорить и отвечать по телефону. И чтобы при этом не было никаких взаимных подозрений.

— Хорошее правило. Приучить бы наших жен проще относиться к таким разговорам. А то после каждого звонка: а кто звонил? А почему ты ушел говорить в другую комнату? А я слышала — тебе звонила женщина… Не вопросы, а допросы.

— Вот и приучи свою Рузану. А то она даже на мои звонки реагирует болезненно. И запомни: у женщин на наше мужское вранье особый нюх. Надо быть хорошим актером, чтобы телефонный разговор с любимой женщиной в присутствии жены не вызывал у нее подозрений.

— У кого у нее?

— У жены, разумеется. А вообще лучше всего соблюдать железное правило: из домашнего очага — никаких «левых» разговоров. Неприятностей будет вполовину меньше.

— Ты говоришь так, будто у меня с этой женщиной уже роман.

— А он у тебя уже начался. С той минуты, когда вы заговорили. Ловелас ты, Гарик, еще никудышный, а у меня и моих друзей кое-какой опыт имеется…

— Не «кое-какой», а, чувствуется, огромный. Тебе с Дзубенко и Братухиным пора уже открывать что-нибудь вроде «Школы знакомств».

— Ну с этим мы уже запоздали. По возрасту. А вот полезные советы дать — это пожалуйста! Готов это сделать хоть сейчас.

— Интересно… Слушаю.

— Во-первых, тебе надо похудеть. Твой рост?

— Сто семьдесят девять…

— А весишь ты за центнер. Не спорь, вижу. Женщины таких сытых, закормленных не любят. Килограммов десять-пятнадцать надо сбросить.

— Легко сказать! Пробовал, не получается.

— Плохо пробовал. Откажись от мучного, сладкого, жирного. А главное — последний прием пищи должен быть за пять-шесть часов до сна, не позднее. Выходи из-за стола с небольшим чувством голода или с мыслью: поесть бы еще немного.

— Так, положим, я похудел…

— Измени свой имидж, помолодей. Никаких длинных локонов на голове. Короткая в меру стрижка. Избави Бог носить модные нынче недельные щетины — только чисто выбритое лицо! Без бороды и усов, разумеется. Теперь одежда. Прекрати носить черные или темные сорочки, вроде той, какая на тебе сейчас… Они старят, особенно, если их носят с неопределенного, мрачного цвета галстуками. Только белые или светло-голубые рубашки и яркие галстуки. Костюм лучше с однобортным пиджаком, безо всяких идиотских полосок и клеток. Цвета — черный, синий, светло-серый и хорошо бы хоть один совершенно белый.

Итак, ты пострижен, побрит, модно одет. Теперь о том, как говорить с красивой женщиной и что ей писать. Помни, что в русском языке есть ласкающие женский слух слова, такие как: «вы — чудо», «удивительная», «прелесть», «нет слов, чтобы передать то, что я чувствую», «какое вы изящество» и так далее. Не скупись, выдавай эти слова авансом. Это окупится. Самая недоступная и холодная, как льдина, дама начнет таять.

И наконец, о письмах. Эсэмэски должны быть лаконичными, но сводящими с ума. Например: «нахожусь под впечатлением встречи с вами», «волнуюсь, как мальчишка», «не могу думать ни о чем, потому что есть вы», «так хочется услышать ваш изумительный голос». Письма лучше писать в форме диалога: вопрос — ответ. Скажем, так: «Пишу и вижу, как вы пытаетесь разобрать мои иероглифы. Простите за них».

«И совсем нет. У вас вполне разборчивый почерк».

«А вы ответите мне? Напишете две строчки? Пожалуйста!»

«С удовольствием, очень хотела бы… Но я, честное слово, совсем не умею писать письма».

Конечно, сразу такие письма получаться не будут, но со временем, уверен, набьешь руку. Парень ты талантливый. А я всегда помогу с советом, не стесняйся, звони. Плохому не научу.

Они уже попрощались, стоя возле машины с сидящим за рулем Колей, как вдруг Виктор отвел Гарика в сторону.

— Наговорил я тебе тогда, извини… Сказал, что плохому не научу, а сам наплел такую аморальщину, что стыдно вспомнить.

— Ну что ты, Виктор Сергеевич, — Ионесян неожиданно назвал друга по имени-отчеству и сам, похоже, удивился этому. — Советы были самые-самые. Спасибо тебе за них. Только вот как мне вести себя с Мариной Васильевной? Неожиданно зацепило. Хочется увидеть ее глаза хоть еще раз. Они у нее такие… такие нежные, глубокие. Вдруг она посмотрит на меня с радостью, а, Виктор?

— Может быть, вполне. Даже, возможно, со слезами. Поэтому пока никаких встреч, Гарик. Это опасно. Вспыхнете и сгорите. Вам обоим на время надо отойти друг от друга. Не видеться, не говорить, не встречаться. Время покажет, так ли уж вы увлечены. Вполне возможно, чувства улягутся, утихнут. Как-нибудь расскажу тебе, как «лечил» себя таким образом. Поверь, время — хороший доктор. Вот и положись на него. Это тебе вместо последнего совета, на который ты, кажется, рассчитывал. А вообще, жаль, что ты улетаешь. Ты молод, красив, талантлив. У тебя блестящее будущее. И когда ты рядом, я забываю, что мне уже немало лет. Стараюсь не думать о том, правильно ли поступил, по существу, начав новую жизнь.

— О чем ты? — Гарик не сдержался и обнял Виктора. В эти минуты он, как никогда, любил его и даже чуточку жалел. — У тебя прекрасная жена, скоро у вас будет ребенок. Настя встретила хорошего парня. Ты счастливый человек, Витя!

— Ладно, не надо меня успокаивать. Кстати, у тебя это неважно получается, — Виктор на секунду прижался к плечу Гарика и пошел к дому.

Встреча с Толкачевым произвела на Ионесяна огромное впечатление. Он старательно записывал все, что говорил профессор. И очень пожалел, что не познакомился с ним раньше. Так много нового и полезного он узнал.

Все время — до прилета в Москву — Ионесян старался не вспоминать о Марине Васильевне. Пыл поубавился после разговора с Бойченко, сказалась и занятость: нужно было подготовиться к встрече с президентом Алекперовым, грамотно доложить о результатах командировки, а также изучить программу и план буровых работ компании на 2006 год. Но едва он «разгреб» эти срочные дела, как тут же принялся искать телефоны пресс-секретаря. Нашел он их с трудом, так как записал их тогда впопыхах на случайном клочке бумаги, который, к счастью, сохранился среди многочисленных рабочих записей и почеркушек. «Позвоню, поздороваюсь, узнаю, что с протоколом, и все. И никаких сантиментов», — твердо решил он, набирая номер Марины Васильевны.

— Я слушаю! — послышался в трубке ее мелодичный голос.

— Я тоже, — неожиданно выпалил Ионесян. «И это вместо того, чтобы вежливо поздороваться! Ну, Гарик…», — с досадой подумал он.

— Это вы? Гарик Робертович, ну вы и шутник. А я вам звонила, и не раз, но секретарь упорно отказывалась соединять меня с вами.

— Сделаю ей замечание.

— Ну зачем же! Из-за меня неприятности? Нет, не надо, не говорите ей ничего. Обещаете?

— Да, обещаю. Как вы там? Что ваши любимые калийщики?

— Вы имеете в виду протокол? Я уже выслала его на ваш электронный адрес.

— Уже? Сегодня же посмотрю. Вы молодец! Спасибо.

— При его подготовке и написании я откровенно заняла вашу сторону. Это было так очевидно, что кое-кто не хотел этот протокол визировать. Но, слава Богу, все получилось. Там есть и согласие на бурение двух опытных скважин, и даже предложены точки их заложения.

— Это здорово! Вы сработали, словно агент «Лукойла». Обещаю — это не останется незамеченным, Марина Васильевна…

— Оставьте, Гарик Робертович! Мне очень понравилось, как вы стойко держались. Один против целой команды опытных противников. Вот и решила вам помочь. Думала, вы задержитесь, и мы вместе еще поработаем над протоколом. Но вы не остались…

— Я очень не хотел уезжать, поверьте! Честное слово. Но не имел права задерживаться. В Москве ждали результатов моей командировки, очень волновались, с чем я приеду.

— И вот вы вернулись с победой. И что же дальше?

— Меня похвалили. Но полного удовлетворения от этой вроде бы успешной поездки не было.

— Почему?

— Виновата встреча с вами. Нет, я серьезно. Какая-то в ней была недосказанность и торопливость. Я спешил в свою Москву, а вы, очевидно, к себе, в семью.

— У меня нет семьи, Гарик Робертович. И мужа нет.

— Как нет? Простите, я совсем не это хотел сказать… Я имел в виду другое. Чтобы у такой яркой женщины и не было…

— У меня был муж. Мы жили в Перми и были счастливы. Я ждала ребенка, была на седьмом месяце беременности, когда его жестоко избили за одну очень смелую публикацию (он был журналистом), в которой от него досталось бандитам и хапугам. Спасти его не удалось. У меня случились преждевременные роды. Малышка родилась мертвой. Я долго лежала в больнице и, когда оттуда вышла, твердо решила распрощаться со своей бесполезной и никому не нужной жизнью. И проговорилась об этом своей тете, папиной сестре (папы в живых уже не было), которая жила в Березниках. Она тут же приехала в Пермь и почти насильно увезла меня к себе. Случилось это восемь лет назад.

— Да… пережили вы. Не всякий мужчина может такое вынести.

— Над нашей родней витает… или, как бы выразиться точнее, висит злой рок. Муж тети погиб в калийной шахте, а ее дочь не так давно тоже потеряла мужа.

— Дочь зовут Вероникой, а ее маму, то есть вашу тетю, Полиной Яковлевной? Так?

— Вы их знаете? Откуда? Невероятно!

— Еще как. А теперь выслушайте меня и, пожалуйста, повнимательнее. У меня есть друг, он старше меня лет на десять с небольшим. Зовут его Виктором Сергеевичем. Фамилия хохлятская, хотя он русский. В июле этого года он оказался в автобусе, который направлялся в Ижевск из ваших Березников через поселок нефтяников Полазну и Пермь. Бойченко — это фамилия Виктора Сергеевича — сел в Полазне, оказавшись рядом с молодой, очень красивой брюнеткой. Они познакомились и позже полюбили друг друга. Только что состоялась их свадьба, на которой я был. Так вот, эта красавица — дочь вашей тети, Полины Яковлевны. Зовут ее Вероника. Погибшего мужа звали Игорем. Теперь она жена Виктора Бойченко, вашего родственника...

— Я вам верю и не верю. Если все это правда, то почему я ничего до сих пор не знаю? Как можно было такое скрывать от меня? Ну, Полина Яковлевна...

— Не сердитесь на нее. Все произошло очень быстро. И встреча Бойченко с Вероникой, и вспыхнувшая любовь, и наконец свадьба. Полину Яковлевну просто поставили перед фактом: мы женимся! А спешили Виктор и Вероника потому, что они уже не могли жить друг без друга. И еще потому, что Вероника беременна. Весной у вас появится еще один родственник.

— Кажется, я начинаю во все это верить...

— Вот и хорошо. Представляю изумление Виктора, когда он услышит эти новости от меня.

— Он знает обо мне?

— Только то, что вы очаровательный пресс-секретарь генерального директора ОАО «Уралкалий».

— Может быть, не стоит ему ничего говорить? Со временем узнает все.

— Нет, скрывать ничего не нужно. Тем более что впереди еще одна свадьба. Дочь Бойченко Настя выходит замуж за хорошего парня. Не сомневаюсь, на этот раз вам придется присутствовать на этом торжестве. Запланировано оно на середину декабря.

— Вы там будете?

— Точно не буду. Через неделю улетаю в Ирак. По договору с правительством этой страны наш «Лукойл» должен начать там разбуривание одного очень крупного нефтяного месторождения. Вопросов, согласований уйма! Боюсь, без вашей помощи у меня ничего не получится.

— Вот уж оставьте! Думаете, там нет молодых женщин, пресс-секретарей? Только будьте бдительны и осторожны. Если, конечно, хотите остаться целым и невредимым. И познакомьтесь на всякий случай с их законами, касающимися женщин. Говорят, они, эти законы, — сама строгость.

— Спасибо за совет. У меня тоже готово пожелание для вас. У Виктора Сергеевича есть два друга его возраста. Профессиональные ловеласы экстра-класса! Они, конечно, будут на свадьбе и, безусловно, кинутся ухаживать за вами...

— ...Не волнуйтесь, буду неприступна, как скала. А вы приезжайте поскорее. И когда возвратитесь, дайте знать, хорошо?

— Обещаю. Но попытаюсь позвонить вам еще «оттуда». Вы не будете смеяться над тем, что сейчас скажу?

— Думаю, что нет.

— ...Мне будет очень не хватать вашего дорогого голоса. В нем такие интонации... Они — как мелодия хорошей песни.

— Разве можно смеяться над такой искренностью? Спасибо вам за эти слова.

— Этот разговор сделал нас почти друзьями. Мне кажется, еще немного и мы скажем друг другу что-нибудь такое, от чего будем краснеть и смущаться.

— Тогда остановимся и закончим наш телефонный диалог.

— Но мне не хочется это делать!

— Мне тоже. Но когда-то же нужно начать прощаться, несговорчивый Гарик Робертович!

— Зовите меня просто Гариком.

— Когда-нибудь, но не сейчас. Не обижайтесь, пожалуйста. Хотя мне бы очень хотелось, чтобы вы тоже называли меня просто по имени.

— Это несправедливо.

— Хорошо... Гарик.

— Не знал, что мое имя в устах красивой женщины звучит так нежно.

— И все-таки кто-то из нас первым должен сказать «прощайте» или «до свидания». Наконец давайте пощадим ваш «Лукойл». Ему наш разговор влетит в копеечку.

— О чем вы, Марина?! После удачи в Березниках компания стала должником на всю нашу жизнь. Столько мы для нее сделали.

— Может быть. Но расставаться все равно придется. Поэтому прощайте и берегите себя.

В трубке послышались короткие гудки. Ионесян растерянно посмотрел на телефон, будто надеялся вновь услышать голос Марины. Но трубка молчала. Гарик обхватил голову руками и задумался. Мысли роем появлялись в голове и тут же исчезали, короткие, непоследовательные, часто противоречивые: «И зачем тебе эта красавица, телефонные звонки, комплименты? Есть же любимая жена, подрастает дочь. Ну и что? Я же не изменяю. Ну поговорил, только и всего... Может, расскажешь о ней своей Рузане? Ага, боишься! Трусишь. Не по-мужски себя ведешь, Гарик. Ну, а если это настоящая любовь, тогда как? Какая любовь, ты что? Не смеши. Глупости все это, дурь мужская».

Усилием воли Ионесян остановил этот хаотичный поток мыслей и набрал полазненский номер телефона Бойченко.

— Привет, Виктор! Не спишь? Тогда присядь, если стоишь, потому что новость, которую я сейчас сообщу, нужно слушать сидя, чтобы не упасть.

И Гарик рассказал другу все, что узнал от Марины Васильевны только что.

— Но почему они скрыли это от меня? — После некоторого молчания тихо спросил Виктор. — Я имею в виду Нику и Полину Яковлевну.

— Марина тоже не находит их поступку внятного объяснения. Думаю, что они просто побоялись или постеснялись нагружать тебя новой негативной информацией. Посуди сам. Отец Марины умер, мужа ее убили, ребенок родился недоношенным и мертвым. Рассказывать о таком перед вашей свадьбой? Еще подумаешь: ничего себе, мол, родственнички!

— Наверное, они правы. Хотя могли и сказать, чего бояться? Ну погуляла бы твоя Марина на свадьбе. Так ты ее, кажется, называешь? Уже просто по имени, без отчества?

— Это для краткости...

— Так я и поверил в твою «краткость». Смотри, теперь она моя родственница. Так вот, побывала бы на нашей свадьбе, развеялась.

— Все еще впереди. Надеюсь, теперь пригласите ее на Настину свадьбу?

— Разумеется. Надо же тебя развлекать.

— Меня на этот раз не будет. Через неделю вылетаю в Ирак. Куда и зачем, надеюсь, догадываешься.

— Жаль, тебя будет очень не хватать.

— Мне тоже. Поздравь от моего имени Настю и Максима. И присмотри, прошу, за своими друзьями — дон-жуанами. Начнут липнуть к Марине — гони сразу же! Но привет им все же передай.

— Не переживай. Прослежу. Возвращайся скорее живым и здоровым. И будь осторожен. Не в Полазну едешь.


Свадьба Насти и Максима состоялась в том же кафе «Пермская кухня», в котором совсем недавно такое же торжество отмечали Ника и Виктор. Те же были и гости. Не было только Полины Яковлевны, которая приболела, Афанасьича — на старика свалились какие-то срочные заботы по базе и Ионесяна, улетевшего в Ирак. Зато появилась Марина, сразившая всех своим одеянием и красотой. Длинные, спадающие до оголенных плеч светлые локоны, глубокий вырез черного в меру короткого платья, выдававший хороших размеров грудь, и изящная фигура с очень стройными ногами делали ее похожей на знаменитую Мэрилин Монро. Дзубенко и Братушин кинулись к ней, приглашая на танец, но тут же наткнулись на неприступную стену в виде ревнивых жен. Этим воспользовался Саша Лобачев. Лихо отплясывая «Барыню», он растянулся у ног Марины в «шпагате». Пытаясь встать, Саша пошатнулся, все же успев поцеловать ее колени. За что был награжден аплодисментами и криками «браво». После того как он станцевал с Мариной танго, к нему подошел Виктор.

— Зря стараешься, Саня! У нее есть мальчик, и он пошире тебя в плечах. Кстати, ты его знаешь.

— Ты серьезно? Интересно, кто это?

— Ионесян. И, похоже, Гарик ей тоже нравится.

— Везет же этим армянам. Всегда они первые. Куда ни сунешься — они уже тут.

— Насчет «везет» — сомневаюсь, и очень. Как поется в известной песенке: «...Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезет». Так вот: зачем Гарику еще одна женщина? Даже такая красивая, как Марина? Чтобы налаженную семейную жизнь сломать? Он — дурень неопытный, думаешь, там, в своем Ираке, только о Рузане и дочери думает? Черта с два! Строчит, поди, Марине электронные письма. Мол, скучаю, места себе не нахожу! Представляешь, каким изголодавшимся по чужой женской ласке он вернется из своей ссылки? И что они, эти горе-влюбленные, могут натворить, встретившись? Опасно все это.

Бойченко, как в воду глядел. Прилетев в Ирак, Ионесян представился в Российском посольстве и в сопровождении охраны в течение трех дней мотался по району Западная Курна, где находилось нефтяное месторождение, подлежащее разбуриванию. Бесчисленные встречи с местными руководителями, горы бумаг и документов, подготовленных геофизиками, геологами и буровиками, не оставляли ни одной свободной минуты. И лишь ночью, оставшись один, он мог по Интернету связаться с Рузаной, потом, уже лежа в постели, мысленно разговаривал с Мариной.

Нет, он не жаловался на трудности, не стеснялся в чувствах. Он просто честно и подробно рассказывал ей о каждом прожитом дне, объясняя, почему не может позвонить по телефону (связь отсутствовала или не работала). И ему становилось легче. Правда, съедала появившаяся откуда-то ревность, справиться с которой иногда не хватало сил. И тогда он садился за ноутбук и начинал писать ей электронные письма. Но они не получались, слова были казенными и какими-то вымученными. В тексте в результате охватившего его волнения оказывалось много ошибок. И Гарик оставил это мучительное занятие. Но однажды, заглянув в свой электронный ящик (ждал указаний из Москвы), он увидел там письмо от Марины. Это было так неожиданно, что Ионесян не поверил своим глазам. Чуть успокоившись, он еще раз всмотрелся в текст. Да, это писала Марина. «Куда же вы исчезли, непредсказуемый Гарик? Почему не звоните, как обещали? Может быть, вы вовсе не в Ираке, а в каком-нибудь другом, засекреченном месте? Или, не дай Бог, что-то случилось? Боюсь об этом думать, гоню плохие мысли, но они все равно приходят...

Или вы весь в делах и в заботах. До звонков ли вам? Знаете, Гарик, увлеклась телевизионными передачами, где упоминается ваш Ирак. Жду их всегда, вдруг узнаю что-нибудь о наших нефтяниках? Но пока не везет, о них ни слова. Зато узнала, что американцы уже планируют начать там добычу нефти для своих нужд. Неужели мы позволим им опередить себя?

Понимаю прекрасно, что веду себя плохо, что не имею права писать письма счастливому и женатому мужчине. Но ведь я ничего от вас не жду и уж, конечно, тем более не требую. Вот, кажется, и написала совершеннейшую глупость. Надо бы ее убрать, но не буду. Чтобы вы лучше представляли, какая я сейчас одинокая. И хоть немного пожалели. Хотя на свадьбе у Максима и Насти, говорят, выглядела довольно привлекательно. Конечно, попытки ухаживать были. Вспоминали все вас, рассказывая, какой вы прекрасный танцор. Обстановка была самая непринужденная. Давно так много не смеялась. Эти ваши пермские друзья еще и большие шутники. А тот, что с бородой (кажется, Юрий), смешил всех анекдотами, которых знает массу.

Ну вот, вспомнила свадьбу, и стало немного легче. А если получу от вас хоть маленькую весточку, вообще стану почти счастливой (и это называется — «я от вас ничего не жду»?). Прощайте, Гарик. Или нет — до свидания? Возвращайтесь скорее! Марина».

В эту ночь Ионесян не сомкнул глаз. Прочитав письмо много раз, он положил его перед собой, сел за ноутбук и попытался набрать текст ответного письма. Но вскоре понял, что у него опять ничего не получается: пальцы дрожали, ошибаясь, он пропускал буквы и даже целые слова. Тогда, чуть уняв волнение, Гарик написал текст на бумаге. Написанное беспощадно исчеркал от первой до последней фразы и набросал другой текст. Он получился более удачным, хотя некоторые фразы показались сухими и их пришлось заменить. Так родился окончательный вариант. Ионесян быстро набрал его и отправил Марине. Затем, облегченно вздохнув, подошел к окну. Жаркое иракское солнце поднималось над горизонтом, обещая теплый день. Гарик представил заснеженные Березники, Марину, старательно читающую его электронное письмо, и улыбнулся ей, будто она могла видеть его сияющее лицо. Потом раскинул руки в стороны и, танцуя, прошелся по ковру.

Как ни старался Ионесян решить все вопросы и уладить дела, без конца уплотняя свой и без того насыщенный заданиями рабочий день, в Москве он появился только перед самым новым 2006 годом — 30 декабря. Задержка произошла «по вине» американских специалистов-нефтяников. Эти компанейские, разбитные ребята, не скрывая своих намерений, пытались узнать у Гарика хоть что-то об истинных планах «Лукойла» в Западной Курне. Но все их попытки разбились об уклончивые и общие ответы Гарика. «Посмотрим», «Время покажет», «Будем думать», — отвечал он. Зато, потратив «на дружбу» с зарубежными коллегами драгоценные два дня, он выведал у них бесценную информацию. Оказалось, за время оккупации Ирака американские нефтяники сумели не только восстановить ее полуразрушенную нефтедобывающую отрасль, но и вдвое увеличить здесь добычу нефти — с 900 тысяч баррелей в сутки до 1600 тысяч баррелей. Еще больше поражали дальнейшие планы американцев: в ближайшие пять-семь лет они намеревались довести добычу «черного золота» до 7 миллионов баррелей в сутки. Становилось понятно, почему они так внимательно следят за каждым шагом российских нефтяников, по достоинству оценивая их профессионализм и побаиваясь их успехов. Было ясно, что медлить с освоением Курны нельзя. Все это следовало довести до самого Алекперова. Причем как можно быстрее.

Прибыв в Домодедово, Гарик сразу же позвонил домой Рузане. Та, услышав в трубке голос мужа, несколько секунд молчала и вдруг разрыдалась. Ионесян пытался ее успокоить, но она продолжала плакать. Потом тихо произнесла сквозь слезы: «Приезжай скорее», — и положила трубку. Гарик в замешательстве сел в присланный за ним «Мерседес», осмысливая то, что произошло. Только что, подлетая к Москве, он, взволнованный и радостный, глядя в иллюминатор, про себя раскладывал все «по полочкам». Как по дороге из аэропорта позвонит Бойченко, как заедет к себе в офис и наберет березниковский номер Марины. И после этого поедет домой. Теперь же этот тщательно продуманный план рухнул. Он не слышал ничего, кроме тихого рыдающего голоса Рузаны. Не хотелось никуда звонить, никого слышать и видеть. Безумно хотелось побыстрее оказаться дома, обнять и поцеловать любимую жену, взять на руки дочь... «В конце-концов, я серьезный, женатый мужчина, — то ли отчитывая себя, то ли оправдывая, думал он, рассеянно поглядывая на пробегающие мимо машины и мелькающие дома и деревья. — К чему эти звонки, телефонные разговоры? Зачем?» Однако чем ближе он подъезжал к Москве, постепенно успокаиваясь и приходя в себя, тем сильнее становилось желание поговорить с Виктором и услышать голос Марины. «Ну окажусь дома на полчаса-час позже... Что из этого? Не тащить же эту гору серьезных бумаг домой?» — убеждал он себя.

Оказавшись в своем кабинете, где все было таким родным, Ионесян сел в кресло и, облегченно вздохнув, закрыл глаза. Десятидневная, полная хлопот, дел и событий, командировка отняла у него много сил. Это была своеобразная проверка на прочность, которую он, кажется, выдержал. И еще она стала серьезным испытанием его чувств к Марине. А они, эти чувства, становились все сильнее. И он ничего не мог с собой поделать. При этом абсолютно не зная, как вести себя дальше. Не искушенный совершенно в любовных похождениях, никогда не изменявший Рузане даже мысленно, он, тем не менее, был готов хоть сейчас сбежать в Березники. Лишь бы оказаться с Мариной рядом. Пытаясь справиться с этим все нарастающим желанием, он позвонил Виктору, зная, что разговор с другом поможет ослабить душевное напряжение.

— Почему не звонил? — строго спросил Бойченко, выслушав подробный рассказ Ионесяна.

— Нельзя было оттуда звонить. Телефонная связь или не работала, или была невозможна. Кругом горы, а наш район во впадине. Во сне слышал ваши голоса, так соскучился...

— Марина вся извелась. Звонила Нике, расспрашивала о тебе, что с тобой, почему не звонишь. Я случайно услышал их разговор. Кажется, у нее это серьезно... Я имею в виду тебя. Что собираешься делать? Сам-то что думаешь? От меня она, конечно, скрывает, что влюбилась в тебя. Так что я тебе ничего не говорил, понял? Почему молчишь?

— А что говорить? Сам не думал, что так буду по ней скучать. По полночи мысленно с ней общался. Выговорюсь, и вроде легче становится.

— Да, заварили вы кашу... Может, пока не поздно, встретитесь, поговорите и разбежитесь в разные стороны? Пока не наломали дров.

— Не знаю, Виктор. Так, наверное, уже не получится. Больно крепко затянулся узел.

— ...Попробуйте не звонить, не встречаться, иногда помогает.

— Если получится...

— Не звонил еще ей? Говоришь-то откуда?

— Из своего кабинета.

— Значит, еще до дома не добрался? Ну, Гарик... Жаль мне твою Рузану.

— Не переживай. Через полчаса буду дома.

— Ты полчаса только будешь с Мариной секретничать, по голосу чувствую — со мной говоришь, а о ней думаешь. Где Новый год будешь встречать?

— Дома, у елки. Кто-то, может быть, из московских друзей заглянет. А вы праздновать где будете?

— В Доме техники. За праздничным ужином, с артистами. А к двенадцати ночи вернемся домой. Президента послушать. Вдруг что-нибудь свежее скажет. Хотя вряд ли. Сколько лет уже говорит и делает, как робот, одно и то же... Ну, пока, завтра созвонимся, поздравим друг друга.

Попрощавшись с Виктором, Гарик нерешительно потоптался возле стола, поглядывая на телефон, потом взглянул на часы — в кабинете он находился уже пятьдесят минут — и набрал номер Марины. Она ответила сразу, после первого гудка, будто ждала этого звонка.

— Гарик? Это вы? Господи... Неужели? Почему не звонили, ведь обещали...

— Не было телефонной связи или она не работала. Вы получили мое электронное письмо?

— Да. Я даже выучила его наизусть, так оно мне понравилось. Вы прекрасно пишете.

— Спасибо, вы тоже.

— А я написала вам ответ. Обыкновенное письмо на бумаге.

— Пошлите его на рабочий адрес, на мое имя...

Они проговорили еще несколько минут, надеясь, что вот-вот кто-то из них первым скажет пусть одно, но самое долгожданное слово, которое дороже тысячи самых вежливых и привычных слов. Но так его и не произнесли, продолжая говорить обычными, почти казенными фразами, словно равнодушные друг к другу простые знакомые. Обоим стало ясно, что этот телефонный разговор, которого они так ждали, застал их врасплох, что ни тот, ни другая оказались не готовы сказать: «Милый, я так ждала тебя!» или «Я безумно хочу тебя видеть». Хотя чувствовали, что эти слова где-то совсем-совсем близко, что они уже рвутся из сердца и вот-вот будут произнесены и услышаны.

Ионесяна эта неожиданная сдержанность еще и оправдала перед Рузаной. «Обыкновенный, почти официальный разговор, никаких сантиментов и любезностей. Ну позвонил и позвонил...» — успокаивал он себя, входя в подъезд своего дома. И когда, открыв дверь, Рузана кинулась ему на шею, он так же искренне, как и подобает соскучившемуся мужу, поднял любимое тело на руки, покрывая ее лицо, руки и грудь страстными поцелуями...

Письмо Марины пришло вскоре. Оно было настолько смелым и искренним, что Гарик, прочитав его, растерялся. Это было настоящее признание в любви.

«Милый Гарик, вы не можете даже представить, как приятно мне писать это письмо, — читал он. — Наконец-то я могу сказать все, что хотела, но пока не решалась. Телефонный разговор очень сковывает, постоянно боишься произнести что-то лишнее, тщательно подбираешь слова. С письмом проще: я пишу то, что чувствую, что хочу сказать. А обидитесь вы на меня или рассердитесь — расплата за это уже будет потом. Главное для меня — чтобы вы, прочитав письмо, узнали, чем я сейчас живу. А живу я, конечно, мыслями о вас. Днем, на работе, когда бесчисленные звонки и сослуживцы отнимают все время до последней минуты, я забываюсь. Зато вечером, дома, оставшись одна, не нахожу себе места. Без конца вспоминаю нашу единственную встречу и тот длинный-длинный телефонный разговор. Обнаруживаю в нем, в этом разговоре, массу упущений и ошибок, которые сделала. Например, я должна была обязательно сказать вам, чтобы вы не беспокоились и не волновались за себя. Что я ни на что не покушаюсь и тем более ни на что не рассчитываю. Я прекрасно понимаю свое положение одинокой женщины, которой вдруг встретился и понравился интересный, женатый мужчина. К тому же счастливый в браке. И я должна, страдая, любить и терпеть. Ни на что не надеясь. А сейчас скажу то, о чем думала в эти дни, когда вы были в Ираке. Даже если наши отношения вдруг станут более чувственными и глубокими, а я готова к этому, я сделаю все, чтобы вы сохранили свою семью и любовь к жене. Знаю, что даже только за эти слова достойна осуждения, а уж за поступки... Но не буду продолжать эту мысль, не хочу. Зачем говорить о том, что еще не случилось и, может быть, никогда и не произойдет? Но, как бы оправдываясь, спрошу вас: что мне делать? Посоветуйте. Разбудили вы меня, спавшую столько лет. А я за эти годы, поверьте, совсем отвыкла от внимания и мужской ласки. Хорошо, если со временем все, что возникло между нами, уляжется и стихнет. И вы забудете меня, навсегда вычеркнув из своей насыщенной и энергичной жизни. А если я ошибаюсь? И вы будете обо мне помнить? И боюсь, я очень хочу этого.

...Перечитала и испугалась того, что написала. Но менять (переписывать) не буду, потому что это — все правда.

P.S. Никогда не писала стихов, но вдруг сочинила четверостишие. Не рассердитесь? Вот оно.

Что вы не мой,

Я это знаю.

Но я без вас — ничто,

Лишь вам признаюсь.

Марина».

Ионесян перечитывал письмо, откладывал его в сторону, но, не выдержав, снова брал в руки и в который раз вчитывался в написанные каллиграфическим почерком строки. Когда разгоряченный мозг остыл, Гарик принял решение, которое считал единственно правильным. Вначале он позвонил Марине и, стараясь говорить как можно спокойнее (хотя била дрожь), попросил ее сообщить свой березниковский адрес. «Я написал письмо, которое хочу послать вам», — солгал он. Марина явно хотела продолжить разговор, но Гарик деловито попрощался и положил трубку. И тут же набрал домашний номер. Рузана очень удивилась, потому что, как правило, в отличие от многих «заботливых» мужей, он не беспокоил ее звонками.

— Гарик? Что-то случилось? — встревоженно спросила она.

— Да, небольшое ЧП. Срочно вылетаю в Пермь. Я там очень нужен, и немедленно.

— Ты заедешь домой?

— Нет. Паспорт, деньги и дорожная сумка у меня здесь. Через час я должен быть в аэропорту.

— Но уже вечер, пятница. Какие совещания в выходные дни?

— Потом все объясню. Целую вас с Аллочкой. Все, пока!

Через час Ионесян действительно был в Домодедово. На следующий день ранним утром он уже спускался по трапу в пермском аэропорту Большое Савино. Бойкий проныра-таксист моментально довез его до автовокзала, где он купил билет до Березников. А еще через несколько часов он входил в подъезд дома, где жила Марина. С бьющимся, готовым вырваться из груди сердцем он долго стоял перед ее дверью, не решаясь позвонить. Наконец поднес руку к звонку, но тут же отдернул ее и осторожно постучал.

— Кто там? — услышал он за дверью голос Марины.

Ионесян попытался сказать, что это он, Гарик, хотел добавить что-то еще, но горло перехватило, слова куда-то исчезли, и он так и остался стоять с мычащим ртом. Послышался звук отворяемой двери, она открылась, и показалась Марина. Стройная, в ярком халатике и шлепанцах на босу ногу и с распущенными волосами она походила на только что проснувшуюся десятиклассницу.

— Вы? Гарик? Нет, не верю. Господи, неужели... — тихо произнесла она и стала медленно опускаться на пол.

Гарик подхватил ее на руки и вошел в квартиру...