Митрополита Филарета Матери-Церкви на различных поприщах архипастырской деятельности. Особытиях церковной жизни, организатором и участником которых Господь благословил быть владыке Филарету, читатель узнает из непосредственных рассказ

Вид материала

Рассказ

Содержание 3 мая. Сегодня Пасха, мы встречаем ее с легким сердцем. Хоровое отделение Бауманской музыкальной школы Методическая работа

Подобный материал:

• Доклад Митрополита Минского и Слуцкого Филарета, 564.75kb.
• Рассказ матери «Мой сын Далай-Лама. Рассказ матери», 1347.95kb.
• Очерки церковной смуты, 4034.07kb.
• История русской церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского, 6213.38kb.
• По благословению Митрополита Минского и Слуцкого филарета, Патриаршего Экзарха всея, 72.23kb.
• Традиции и особенности церковной архитектуры Украины в период первосвятительского служения, 263.18kb.
• 1. Охоббитах Рассказ у нас пойдет в особенности о хоббитах, и любознательный читатель, 12983.83kb.
• Веции, побудил автора написать эту книгу, из которой читатель узнает о сенсациях подлинных, 2240kb.
• 1. Частичная стабилизация церковной и государственной жизни при царе Феодоре Иоанновиче, 95.62kb.
• Братья и сестры! Многие из вас задают мне вопросы по поводу происходящего сближения, 148.04kb.

1945 год

Кампания 1945 года началась 12 января мощными ударами по всему фронту. Уже 20 января было подписано соглашение о перемирии с Венгрией. Таким образом, последний союзник Германии отпал от нее и повернул стволы против вчерашнего «союзника». Наши войска значительно углубились в территорию Чехословакии, а Польша была к тому времени уже почти вся освобождена от немцев. За десять дней был совершен небывалый бросок почти по всему фронту. От Польши у немцев осталась лишь небольшая часть.

Восточная Пруссия освобождалась с двух направлений. В Силезии немцам грозила крупная неприятность, и попутно шло освобождение территории Чехословакии. Вот это темпы! В это время по Москве ходила шутка: «Если так будет продолжаться, то союзники рискуют опоздать в Берлин!».

8 февраля было опубликовано, что руководители трех союзных держав совещались в районе Черного моря в присутствии министров иностранных дел и начальников штабов (Крымская конференция в Ялте).

Дома в этот период было все благополучно, но в то же время много повседневных забот.

Занятия в школе шли успешно, 22 февраля дали концерт в госпитале (пели мои ребята), а 23 февраля в школе состоялся открытый вечер. Теперь на очереди была забота об отчетном концерте.

В хоровом отделении было много больных учеников, плохо посещавших занятия. Сказалась общая неустроенность в жизни. Я был озабочен тем, как будет звучать наш репертуар, который мы готовили к концерту. Мой вокализ стал понемногу выходить. Некоторые учащиеся пытались его сольфеджировать наизусть.

28 марта 1945 года в управлении состоялась балансовая комиссия. Николай Николаевич Ремизов расхвалил нашу школу, но мне казалось, что немного преждевременно и не совсем по заслугам. Что-то даст концерт? Я знаю, что он доброжелательно относился к моей идее хоровых отделений и вообще к хору, так как сам — хоровик и дирижер. В Сокольнической музыкальной школе он вел такую работу.

30 марта состоялось прослушивание программы к отчетному концерту, который мы провели 15 апреля в Малом зале консерватории. Программа прошла довольно удачно. Хоры пели хорошо. Солисты играли тоже вполне удовлетворительно. После концерта в школе состоялся товарищеский обед в весьма дружеской обстановке.

24 апреля наша школа первой открывала смотр музыкальных школ Москвы. Это мероприятие проходило в помещении музыкального училища им. Ипполитова-Иванова.

Музыкальная школа училища консерватории давала в этом году свой открытый концерт 26 апреля в Малом зале консерватории. В нем принимал участие и мой хор, которым я вновь стал руководить с момента возобновления занятий в ней после первого года войны.

На педагогическом совете в Бауманской музыкальной школе я сделал сообщение об итогах учебного года, где дал краткую характеристику работы каждого преподавателя, а также технического персонала и высказал мои пожелания на будущее. Эти заключительные весенние мероприятия шли на фоне общего приподнятого настроения ввиду приближавшегося окончания войны, которого все ждали с нетерпением.

23 апреля наши войска ворвались в Берлин с востока и юга. Накануне было объявлено, что Берлин окружен.

Из моих записей:

«1 мая. Сегодня парад. Все ждут развязки — падения Берлина.

2 мая. Объявлено, что гарнизон Берлина капитулировал.

3 мая. Сегодня Пасха, мы встречаем ее с легким сердцем.

7 мая. Атмосфера накалена. Все ждут конца с часа на час.

8 мая. Прошел слух, что в 4 часа будет сообщение по радио; все устремились к репродукторам.

9 мая. В 2.30 ночи было сообщение по радио, что подписан Акт о полной безоговорочной капитуляции Германии. Сегодня день нерабочий: Праздник Победы!

День всенародного торжества. Все вышли на улицу. День был жаркий. В 10 часов вечера был салют 30-ю залпами из 1000 орудий. Мы с Шурой стояли на Москворецком мосту. Бесчисленное количество разноцветных прожекторов. Зрелище чудное. Перед салютом Сталин обратился к народу с краткой речью, которую мы прослушали на улице из усиленных репродукторов. Теперь будем налаживать нашу жизнь на мирный лад (не думая пока о Дальнем Востоке)».

К сожалению, после окончания войны я уже не вел дневника. Поэтому могу опираться в моих воспоминаниях только на память, которая, разумеется, многого уже не удержала.

Лето 1945 года мы провели в Белых Столбах на той же даче, где жили в сентябре 1941 года перед возвращением в осажденную немцами Москву. В это лето с нами на даче жил Алик Леонов. Поэтому перебираться туда нам помогла Александра Филимоновна.

Осенью Оля поступила в музыкальное училище консерватории на теоретическое отделение. Предварительно я подготовил с ней необходимый минимум для испытаний по общему фортепиано. Знаний по элементарной теории и навыков по сольфеджио у нее было достаточно. Но пришлось все повторить и потренироваться в слуховом отношении.

Кирюша к этому времени был уже в третьем классе общей школы.

Хоровое отделение Бауманской музыкальной школы

Второй год моего директорства в Бауманской музыкальной школе памятен мне тем, что в этот год я приложил много усилий для поднятия академического уровня в работе преподавателей всех специальностей, открытию классов некоторых духовых специальностей и расширению и укреплению состава учащихся хорового отделения. Кроме того, мы работали с учетом обстоятельства, что в этом учебном году исполнялось десять лет со времени открытия музыкальной школы Бауманского района. Об этом очень пеклась ее «старожил» Ксения Иосифовна Назаревич, которая работала в ней с момента ее основания. Этой дате был посвящен открытый вечер учащихся 23 февраля 1946 года, прошедший в стенах школы.

А 19 марта 1946 года был концерт учащихся школы в зале Дома культуры Армении в Армянском переулке на Маросейке. На этом концерте впервые выступил мой хор специального хорового отделения. На концерте присутствовал композитор Р.М. Глиэр.

Коль скоро зашла речь о первых шагах моего детища — хорового отделения в музыкальной школе Бауманского района, то продолжу здесь рассказ об основных вехах моей работы с ним.

То, что Управление по делам искусств Мосгорисполкома благожелательно отнеслось к этой идее вообще и к нашим первым успехам в частности, подтверждает тот факт, что в объявлении о приеме в детские музыкальные школы Москвы на 1946/47 учебный год хоровые занятия кроме общих предметов вошли в рубрику перечисления специальных дисциплин.

Весной 1947 года моя работа в этой области была отмечена приказом начальника Управления по делам искусств Мосгорисполкома
К.А. Ушакова.

В следующем учебном году стало возможным вынести эту работу на широкий суд общественности. Весной 27 марта 1948 года в Малом зале Московской консерватории мы провели показ работы школы по воспитанию хоровых навыков вообще, то есть и в плане общих хоровых занятий, и в плане специального хорового отделения. В первом отделении выступили общие хоры: младших классов и старших классов. Ими руководила преподаватель Л.В. Тихеева. Во втором отделении я показал работу специального хорового класса. В его программу входили разнохарактерные по содержанию пьесы. Были среди них хоры и без сопровождения как первый опыт в этом стиле.

Через год 3 апреля 1949 года в Малом зале консерватории я решился показать в самостоятельном отчетном концерте работу хорового отделения уже в более широком плане. Хор выступил с большой программой в двух отделениях. В первом отделении были исполнены хоры a capella, во втором — хоровые пьесы с сопровождением. Между этими отделениями учащиеся выступали с показом своих успехов в игре на фортепиано соло и в ансамблях. Были показаны также: один номер камерного вокального ансамбля и один номер сольного выступления — Чайковский, «Колыбельная в бурю» и «Мой садик»; пела Айна Курпнек, обладавшая красивым, мягким и прозрачным сопрано.

Общее количество учащихся хорового отделения было тогда 46 человек. Помню, на концерте присутствовал тогда представитель ГУУЗа
А.Б. Лапчинский. В антракте у меня с ним состоялась краткая беседа. Он одобрительно отозвался о моей работе и вообще о воплощавшейся на практике идее специальных хоровых отделений.

В следующем учебном году я пригласил к себе в помощники в качестве педагога-хормейстера моего бывшего ученика Глеба Савельева. В то время он учился на дирижерско-хоровом отделении в консерватории, а до этого закончил музыкально-педагогическое училище им. Октябрьской революции.

В конце 1949/50 учебного года я провел открытый урок специального хорового класса, на который пригласил коллег хоровиков и других специалистов. В программу урока входили:

— Вокальные упражнения — распев, дикционные упражнения, гармонические упражнения — аккордовые секвенции (последовательное перемещение аккордов по диапазону).

— Разбор нового текста a capella.

— Продолжение работы над произведением, находящимся в стадии усвоения (Анцев «По роще несется»).

— Разучивание произведения с сопровождением.

После перерыва была показана работа над закреплением выученного репертуара. Для этой цели были исполнены: Даргомыжский «На севере диком»; Благообразов «Над рекой Днепром»; Хренников «Дружба»; Дунаевский «Марш энтузиастов».

В подготовке и проведении этого показа работы принимали участие: хормейстер преподаватель Глеб Савельев и концертмейстер
К.Я. Трушкина.

В последующие годы, когда старшие учащиеся хорового отделения достигли шестого и седьмого классов, в их учебный план был введен предмет техники дирижирования. Это в значительной степени облегчило им поступление в музыкальное училище на дирижерско-хоровое отделение. Технику дирижирования я поручил вести моей бывшей ученице Зинаиде Сергеевне Числовой.

Возвращаясь сейчас мысленно к этому периоду моей работы в музыкальной школе Бауманского района и оценивая трезво весь ход становления, развития и постепенного достижения определенных успехов хорового отделения, я должен признаться, что однажды совершил невольную ошибку.

Дело заключалось в том, что к началу 1949/50 учебного года я добровольно сложил с себя обязанности директора школы, что губительно отозвалось на судьбе хорового отделения в нашей школе. Расскажу, как это произошло.

После упомянутого концерта в Малом зале консерватории в 1949 го­ду, который прошел с очевидным для всех успехом, я имел беседу с начальником Отдела учебных заведений Мосгорисполкома Егорычевым. Он выразил мне свое одобрение наших успехов, а я имел неосторожность признаться ему, что очень устал от моих административных обязанностей и большой педагогической нагрузки. В то время я был директором школы, заведовал теоретическим отделом, специальным хоровым отделением, вел общий курс сольфеджио и элементарной теории в старших классах и, кроме того, имел класс фортепиано.

Егорычев сказал мне: «У вас такая большая и плодотворная академическая работа! Это Ваше призвание! Зачем Вам директорство?» Он тогда сказал это из вполне доброжелательных соображений с намерением облегчить мне работу. И я поддался тогда его совету. Вот тут я и совершил непоправимую ошибку!

В этих условиях надо было хотя бы оговорить в тот же момент вопрос о том, чтобы Отдел учебных заведений взял под свою защиту мое начинание в том случае, если новое руководство школы будет мне чем-то чинить препятствия в отношении работы хорового отделения. В жизни ведь всякое бывает...

С осени 1949 года я передал руководство школой А.П. Мачихелян, назначенной директором. По образованию она была вокалистка. Первое время все шло хорошо, но потом на нее постепенно стали влиять «невидимые силы», притаившиеся в нашем коллективе, которые, видимо, были шокированы моими академическими успехами в работе хорового отделения, которые якобы «заслоняли успехи» других!

К концу лета 1951 года я серьезно заболел и к работе приступил только в феврале 1952 года. В то время занятия на хоровом отделении вела З.С. Числова. По возвращении из санатория я начал занятия с моими учащимися по фортепиано и со старшими классами сольфеджио. По состоянию здоровья я не решился вести хоровые занятия на специальном отделении, оставив их за З.С. Числовой, но в то же время сохранил за собой общее руководство отделением.

В предшествовавшие годы в числе старших учащихся хорового отделения стали выделяться ученики, явно проявлявшие хорошие успехи и наклонность к избранной специальности. К ним я могу отнести запомнившихся мне учащихся Е. Бакланову, М. Белову, С. Браз, сестер Стальских, Е. Альтерман, В. Розова, Б. Селиванова и других.

В 1953 году мы объявили дополнительный прием на хоровое отделение. Руководившая в то время школой И.П. Пищурова (скрипачка; она вела у нас в школе класс скрипки) отнеслась к этому вопросу формально. Было заметно, что все велось к тому, чтобы работу на специальном хоровом отделении свернуть. В школе муссировалось мнение, что поступающие в школу не проявляют к этим занятиям интереса.

Но причина была совсем не в этом. «Под лежачий камень вода не течет», — гласит пословица. Сложившаяся в школе обстановка не означала, что дело, столь явно проявившее всю целесообразность такой формы работы в ДМШ, дискредитировало себя. Наоборот, в это время в других музыкальных школах хоровые отделения, открывшиеся по моему примеру, продолжали существовать весьма небезуспешно: например, в музыкальной школе Сокольнического района.

Однако начальник Отдела учебных заведений, которым в то время работал некто Воронин и к которому Пищурова «совершала паломничества», был явно дезинформирован о положении дела в нашей школе и санкционировал ликвидацию специального хорового отделения.

Но желаемого «апофеоза» такой позорной «стряпни» у причастных к этому делу не получилось. Наш опыт вышел за рамки школы и стал примером в работе хоровых студий, которые в большом количестве открываются на базе художественной самодеятельности крупных предприятий и учреждений.

Методическая работа

Как видно из предыдущих заметок, начало моей методической работы было связано с подготовкой материала для составления учебных программ по сольфеджио и элементарной теории музыки для детских музыкальных школ. Эту работу я проводил, пользуясь советом и опытом Владимира Вениаминовича Хвостенко.

Первый вариант программ я составил еще летом 1943 года. После моего сообщения о проделанной работе на совещании в Комитете по делам искусств, я продолжил работу, учтя пожелания и замечания, сделанные коллегами. Это было весной и летом 1944 года.

В июле я сдал готовую программу в ГУУЗ. Она была включена в общий сборник программ для музыкальных школ, который вышел в издании Комитета по делам искусств.

Занимаясь в музыкальной школе теоретическими предметами со старшими учащимися, я постоянно ощущал необходимость иметь учебники, рассчитанные на соответствующий материал программ, как по сольфеджио, так и по элементарной теории музыки (в те годы курс элементарной теории входил в учебный план 7-го класса музыкальной школы). К тому времени у меня накопился значительный опыт, были обдуманы отдельные приемы как в практической области, так и по части теоретического изложения. Надо было все это скомпоновать для соответствующего пособия.

В те годы у меня установился тесный контакт с В.В. Хвостенко. Он вел курс элементарной теории и сольфеджио в училище консерватории, а я — в музыкальной школе при училище. В.В. Хвостенко работал над составлением задачника по курсу элементарной теории музыки для училища. Задачник вышел из печати в 1947 году, вскоре стал популярным пособием и в дальнейшем выдержал несколько изданий. Что касается «Учебника элементарной теории музыки», то Владимир Вениаминович не решался сам работать над ним, а просил сделать это Игоря Владимировича Способина. При этом он подал ему мысль, что в части примеров для упражнений Игорь Владимирович может отсылать читателей-учащихся к соответствующим разделам его задачника. Таким образом он облегчил работу Способину в отношении подбора примеров для тренировочной части «Учебника элементарной теории музыки».

Игорь Владимирович согласился написать учебник с расчетом преимущественно на учащихся музыкальных училищ, поэтому в музыкальной школе нельзя было использовать его как непосредственное учебное пособие. Но преподаватели музыкальных школ пользовались им как методическим пособием для своих занятий.

Подробно рассмотрев названные выше труды, я решился сам написать «Учебник элементарной теории» для 7-го класса музыкальной школы, придерживаясь примерно того плана в расположении материала, как это установилось в практике наших занятий. Иными словами, объем и конкретизация материала должны были соответствовать тому плану, который был установлен программой этого предмета для ДМШ.

Начало задуманной мною работы совпало по времени с моим заболеванием летом 1951 года. Вернувшись в августе из деревни Никоново под Москвой (по Курской железной дороге), где мы проводили в тот год отпуск, я получил предписание соблюдать постельный режим. Лежа в постели, я продолжал обдумывать план учебника, набрасывал вариант текста, подбирал музыкальные примеры и составлял образцы упражнений.

В отличие от учебника И.В. Способина, я считал необходимым дать в моем руководстве в конце каждой главы ряд упражнений, соответствующих содержанию изложенного: устных, письменных и на фортепиано, а также перечень вопросов для повторения.

Поправившись после болезни и отдохнув в санатории «Монино» с 15 января по 11 февраля 1952 года, я начал с середины февраля занятия в школе училища консерватории и в Бауманской музыкальной школе. По окончании учебного года весной я гостил некоторое время у Оли в Зарайске (там работал ее муж священник отец Василий). А когда они переехали в Подмосковье, жил у них на даче около месяца и в этот период значительно продвинул работу над учебником.

В следующем 1952/53 учебном году я завершил эту работу и сдал рукопись учебника в редакцию Государственного музыкального издательства. Много времени и усилий потребовалось для того, чтобы учебник мог увидеть свет. Три раза он подвергался рецензированию.

Первую рецензию я получил летом 1953 года. Внимательно изучив ее, я написал свои соображения о ней и передал мой ответ в издательство. Работу направили в Ленинградскую консерваторию. Оттуда пришли две рецензии: Н.Д. Успенского (23 июня 1953 года) и Коловского (24 сентября 1953 года). Ознакомившись с этими отзывами, я сделал новый вариант текста, во многом изменив его в связи с очень дельными и весьма эрудированными замечаниями, особенно Н.Д. Успенского.

Тогда был такой порядок, что после внесения автором исправлений работа должна была вновь посылаться на рецензии. Ее направили не к тем же лицам, которые выразили свои соображения, а в Институт им. Гнесиных, где она попала в руки специалистов рангом ниже предыдущих. Эти последние отнеслись к порученной работе крайне небрежно, не вникли должным образом в текст, приписывали мне то, чего в тексте вовсе не было!

К счастью, я это ясно и неопровержимо доказал в моем ответе на последнюю рецензию, что помогло в итоге разобраться во всех противоречиях и надуманных заключениях. Здесь я должен сказать, что в последний критический момент, когда издательство получило мой ответ на третью рецензию учебника, то К.А. Фортунатов, будучи тогда главным редактором, совершил правильный и, я бы сказал, геройский шаг. Он взял мою рукопись и все написанные к тому времени рецензии и мои ответы на них к себе домой и решил сам разобраться во всех противоречиях. Убедившись, что в целом рецензенты одобряют мою работу, и не взирая на их беспочвенные «придирки», он решил взять под свою ответственность мой труд, санкционировав начало редакционного процесса по подготовке учебника к изданию.

Редактором издания была тогда Кира Борисовна Соловьёва, вдумчивый, способный музыкант. В детстве она занималась некоторое время у меня сольфеджио в музыкальной школе при училище консерватории.
В результате такой затяжки в подготовке моей работы к изданию учебник вышел лишь летом 1956 года тиражом в 50 000 экземпляров.

Вернусь к домашним делам.

Осенью 1953 года у нас решился вопрос о продаже дома в Щетининском переулке, где мы прожили с Александрой Фёдоровной 29 лет. По завещанию Анны Павловны, дом принадлежал Марии Фёдоровне.
К этому времени она стала себя уже плохо чувствовать, и домохозяйство ее тяготило, — это с одной стороны. С другой стороны, давно ходили слухи о том, что весь наш квартал по Щетининскому переулку, тылы которого выходят на Большую Ордынку, будет сноситься. Это обстоятельство подталкивало нас принять какое-то решение, чтобы рациональнее использовать права на этот дом. Поэтому было решено продать дом прежде, чем он будет снесен.

В ближайших пригородах мы ничего подходящего по нашим ресурсам не смогли подобрать. Наступал срок, к которому мы должны были освободить занимаемое нашей семьей помещение. Я имею в виду ту площадь, на которой проживали мы и Мария Фёдоровна, то есть две комнаты. Поэтому, по согласованию с Олей, мы временно перебрались к ней в Царицыно, где незадолго до этого они приобрели часть дома у вдовы железнодорожного служащего Матрёны Андреевны Фёдоровой, переселившись к ней из Бутова. Дом стоял на большом участке с наклоном к югу. Соответственно той площади, которую они приобрели, им была предоставлена и часть земельного участка.

У отца Василия и Оли возник план постройки на принадлежавшей им части участка отдельного небольшого дома, с тем чтобы потом передать нам купленную ими часть в основном здании. Для этого по­требовалось согласие всех проживавших в доме. Возражений со стороны жильцов не последовало. Мы случайно узнали, что в Царицыно на складе строительных материалов находились комплекты сборных домов по типу финских коттеджей. Это обстоятельство значительно облегчало дело постройки дома. Не надо было искать строительные материалы и планировать постройку, все было готово. Вопрос заключался лишь в том, чтобы перевести все части и детали сборного дома со склада на наш участок и найти плотников, которые могли бы быстро до наступления холодов собрать дом. Это нам тоже удалось. До наступления заморозков был заложен фундамент, а после Октябрьских праздников плотники начали сборку дома.

Новый год мы встретили у Оли на новоселье в их новом доме. Топились печи, было тепло и уютно. А через несколько дней в январе нового 1954 года в этот дом «въехал» еще один новый жилец: у Оли родился второй сын — Георгий, которого я крестил вместе с Анастасией Фёдоровной в храме Болгарского подворья на Таганской площади.

Ее первому сыну Николаю к этому времени было уже два года. Он родился 3 ноября 1951 года, когда они жили еще за Подольском, до переселения в Бутово, где я гостил у них летом в 1952 году.

В Царицыно мы прожили 16 лет. Этот период времени был плодотворным в отношении моей научно-методической работы.

В то время педагогической практикой я тоже был в достаточной мере загружен, но благодаря тому, что в этот период я уже не занимался административной деятельностью, у меня была возможность сосредоточиться больше на методической работе. Прервав из-за сердечного заболевания дирижерско-хоровую деятельность, я считал необходимым собрать и систематизировать тот учебный материал, которым я пользовался в занятиях с общим и специальным хорами. Дополнение этого репертуара другими пьесами дало возможность создать более полный и разнообразный репертуар для хоровых занятий в детской музыкальной школе.

Все собранное было мною разделено на четыре выпуска: первый — «Хоры русских композиторов»; второй — «Хоры советских композиторов и народные песни»; третий — «Песни социалистических стран»; четвертый — «Хоры западноевропейских композиторов». Среди этих произведений были пьесы в моей обработке применительно к возможностям детского хора.

Сборники издавало Государственное музыкальное издательство. Первый выпуск выходил три раза: в 1958, 1961 и 1968 годах; второй выпуск —
в 1959 году; третий выпуск — в 1959 году; четвертый выпуск — в 1959, 1962 и 1968 годах.

Возвращаясь к «Учебнику элементарной теории музыки», скажу: из-за того, что он так долго задержался в издательстве, он не мог быть переиздан в таком виде, так как к тому времени изменился учебный план теоретических предметов в школе: курс элементарной теории музыки был перенесен в программу 1-го курса училища.

В музыкальной школе вся теоретическая часть изучалась непосредственно при прохождении сольфеджио, куда вкраплялись ее основные элементы. Поэтому мне пришлось переработать текст учебника, внеся в него некоторые подробности соответственно программе музыкальных училищ. Таким образом, этот курс уже выходил за рамки материала, предназначенного для музыкальных школ, и отвечал требованиям программы 1-го курса музыкальных училищ по элементарной теории музыки.

Однако преподаватели музыкальных школ продолжали и в дальнейшем пользоваться этим учебником, рекомендуя его преимущественно перспективным учащимся, которые собирались продолжать музыкальное образование в музыкальных училищах.

Второе, переработанное издание учебника вышло из печати в 1959 го­ду тиражом 40 000 экземпляров. В дальнейшем мой учебник стал завоевывать все большую популярность, поэтому я перечислю здесь его последующие издания.

Третье издание вышло в 1961 году тиражом в 25 000 экземпляров. Его дополнительный тираж составил в 1962 году 25 000 экземпляров. Четвертое издание было осуществлено в 1963 году тиражом 50 000 экземпляров. Пятое — в 1964 году тиражом 64 000 экземпляров и в 1966 году — 110 000 эк­­-
земпляров. Пятое, исправленное и дополненное издание вышло в свет в 1967 году тиражом 40 000 экземпляров, а его дополнительный тираж в 1968 году составил 40 000 экземпляров. Шестое издание было предпринято в 1971 году, и тираж его составил 100 000 экземпляров. На это издание была рецензия Н.Н. Соколова в журнале «Советская музыка», № 5, 1973. Седьмое издание осуществилось в 1975 году тиражом 100 000 экземпляров. Начиная с третьего издания, редактором учебника была Наталья Аркадьевна Беспалова.

Мой учебник был издан в Софии в переводе на болгарский язык; авторами перевода были Зорка Христова и Маргарита Ангелова. Его выходные данные были такими: «Елементарна теория на музиката. Учебно пособие за детските музикални школи. Държавно издателство “Наука и изкуство”. София, 1958» (первое издание).

Мне известны три болгарских издания, но говорят, будто учебник издавался там пять раз (?).

После окончания работы над вторым вариантом «Учебника элементарной теории музыки», я начал обдумывать план пособия в помощь преподавателям по методике преподавания сольфеджио в ДМШ. Первое издание этой работы вышло в свет в 1963 году. Редактором ее была К. Соловьёва. В этом пособии я изложил мой взгляд на то, как целесообразнее строить занятия, чтобы они не носили характера «натаскивания», а содействовали бы развитию природных данных ученика, его умению услышать и осознать услышанное. Иными словами, прививали бы способность слухового анализа на основе ладового развития слуха. Этот метод был взят здесь за основу.

По настоящее время «Методика» выходила три раза: второе издание —
в 1966 году под редакцией Н.А. Беспаловой и третье издание — в 1978 го­ду, редактором которого была Вероника Аркадьевна Панкратова. В аннотации к третьему изданию было сказано: «Учебное пособие, написанное опытным педагогом, предназначается для начинающих педагогов-сольфеджистов, а также для учащихся музыкальных училищ. Методический текст дополнен различными видами упражнений. Предыдущие издания данного пособия были высоко оценены педагогами, ведущими сольфеджио, и нашли широкое применение в педагогической практике».

Моя работа в «царицынский» период оказалась, как я теперь ее оцениваю, особенно плодотворной. Там же я начал и закончил другую методическую разработку под наименованием «Ладовая структура русских народных песен и ее изучение в курсе элементарной теории музыки». Рецензентом этой работы была Т. Попова, ныне покойная, с которой мне пришлось встретиться, чтобы утрясти все «за» и «против» ее рецензии. Сперва она немного поупрямилась, но потом мы сумели найти общий язык, и все кончилось благополучно. Основным «девизом» этой работы было: уделить больше внимания ладам народной песни и привести в систему этот раздел в курсе элементарной теории музыки! Независимо от того, что в учебном плане музыкальных училищ имеется предмет «Народное музыкальное творчество».

Дело в том, что в этом курсе вопрос о ладах народной песни специально почти не затрагивается, а говорится больше о поэтическом и жанровом содержании песен. Брошюра «Ладовая структура русских народных песен» вышла в 1968 году; редактором ее была Н.А. Беспалова.

В тот же период я получил приглашение участвовать в работе по созданию «Музыкальной энциклопедии». Все шеститомное собрание «Музыкальной энциклопедии» издавало государственное издательство «Советская энциклопедия». Статьи, которые меня просили писать, относились к вопросам элементарной теории музыки. На протяжении всей работы я должен был держать контакт с редактором музыкального отдела издательства «Советская энциклопедия» Юрием Николаевичем Хохловым.

Мне присылали список тем, помещаемых в каждом томе в алфавитном порядке, на которые я должен был писать статьи. После просмотра редактором приходилось иногда учитывать его пожелания и вносить в них исправления или дополнения.

Работа эта растянулась более чем на десятилетие. Первый том вышел только в 1973 году. К настоящему времени, когда я пишу эти воспоминания, закончена работа над шестым томом, выход которого ожидается в текущем 1982 году.

Для этого издания я написал сто одиннадцать статей. Некоторые из опубликованных в «Музыкальной энциклопедии» статей были помещены также в отдельных выпусках «Большой советской энциклопедии», но в сокращенном виде.

Работая над «Учебником элементарной теории музыки», я подбирал параллельно материал для «Музыкальной хрестоматии» (сборника музыкальных примеров для анализа). Но когда выяснилось, что для второго издания «Учебника элементарной теории...» придется переработать текст, то часть собранных примеров я использовал в новой редакции учебника, а остальной материал включил в сборник «Сольфеджио» для старших классов музыкальной школы, который составлял в период подготовки «Учебника элементарной теории...» для второго издания.

«Сольфеджио» вышло в свет в 1962 году тиражом 25 000 экземпляров. Позднее я его переработал, дополнив музыкальные примеры и включив в текст образцы интонационных упражнений, расположив их по темам курса и снабдив каждый раздел соответствующими методическими указаниями.

Второе издание «Сольфеджио» вышло в 1966 году в издательстве «Музыка» тиражом 40 000 экземпляров и больше пока не переиздавалось.

В этот же период времени я написал статьи для сборника «Методические записки по вопросам музыкального образования». Статья называлась «Методические основы курса сольфеджио в детской музыкальной школе» (стр. 137–147). Этот сборник составлял Н.Л. Фишман к 75-летию музыкального училища Московской государственной консерватории. Он вышел в свет в 1966 году в издательстве «Музыка».

На Торжественном собрании 16 июня 1965 года, посвященном этой дате, я выступил с воспоминаниями об училище с того момента, как впервые вступил в его стены... Здесь я перечислил почти все мои музыкально-теоретические работы, которые я выполнил или задумал в указанный период времени.

Теперь надо вернуться к нашим семейным делам этого периода.

В 1953 году Кира окончил десять классов общеобразовательной школы. Весной перед самыми экзаменами он заболел довольно тяжелой формой желтухи. В это время я находился на даче у Оли в Царицыно и тоже болел. Шура курсировала между Москвой и Царицыном. Когда Кира по­правился, то встал вопрос о том, чтобы, ввиду его болезни и пропущенного срока выпускных экзаменов, ходатайствовать перед РОНО о выдаче ему аттестата за 10 классов по годовой успеваемости. Педагогический совет поддержал это ходатайство, и Кире выдали свидетельство об окончании десятилетки без сдачи экзаменов.

Теперь перед ним встал вопрос: куда идти дальше? Мы с мамой не спешили давать ему совет, понимая, что после болезни ему будет трудно готовиться к экзаменам в высшее учебное заведение. Оправившись вполне от болезни, он приехал к нам в Царицыно и сообщил, что хочет поступать в Духовную семинарию. Насколько мне помнится, мы с Шурой сразу почувствовали, что он принял это решение, еще будучи больным, и вовсе не потому, что не был подготовлен к экзаменам в светское высшее учебное заведение... Мы дали на это Кире наше согласие. В дальнейшем он уже сам предпринимал все, что требовалось для поступления в семинарию при Московской духовной академии, которая размещалась в Троице-Сергиевой Лавре в Загорске.

В августе он сдал все положенные экзамены и был принят на первый курс Духовной семинарии. С первого сентября там начались занятия. Кира поселился в студенческом общежитии семинарии, а к нам приезжал изредка в свободные дни. Так наступило для него трудное время длительной учебы и несения послушаний...

Оправившись от болезни, я вернулся в Москву, чтобы окончательно решить вопрос нашего переселения. Надо было воодушевить и поддержать Марию Фёдоровну в этом деле. Когда вопрос продажи дома решился окончательно, я просил покупателя скорее провести всю процедуру купли-продажи, чтобы мы могли переехать до начала учебного года; в противном случае это помешало бы моей работе.

Итак, мы обосновались в Царицыно, о чем я уже писал выше. Моя педагогическая работа в школе училища консерватории и в Бауманской музыкальной школе шла установившимся порядком. К тому времени в школе училища я вел сольфеджио в старших классах, а в Бауманской музыкальной школе — класс фортепиано, сольфеджио в старших классах и руководил теоретическим отделом.

В 1955 году, в период директорства Ирины Павловны Пищуровой, в Бауманской музыкальной школе начала работать Оля. Она вела у нас сольфеджио в младших классах.

В 1957/58 учебном году произошло слияние музыкальных школ Бауманского и Красногвардейского районов. Это было вызвано тем, что обе школы нуждались в подходящем для этой цели помещении, и поэтому в Моссовете решили дать школам просторное помещение, слив их в одно крупное учебное заведение.

Здание новой школы находилось в Бауманском районе на улице Карла Маркса, дом 20. Объединенная школа стала именоваться ДМШ Бауманского района, а позднее — Московская детская музыкальная школа №   1 им. С.С. Прокофьева.

Директором школы была назначена Фрида Михайловна Виноградова (Шантырь). Когда-то она занималась у меня сольфеджио в музыкальной школе училища консерватории; композитор Григорий Михайлович Шантырь — ее брат.

В объединенной школе я продолжал заведовать теоретическим отделом и по-прежнему вел сольфеджио. Класс фортепиано в школе с этого года я вести не стал, ограничившись частными уроками в этой области. Наш коллектив теоретического отдела укрупнился, надо было, по возможности, обусловить основные принципы методики занятий по сольфеджио для того, чтобы в параллельных классах не было различий в приемах и требованиях. С этой целью мне как руководителю отдела пришлось проводить открытые уроки, делать сообщения на методические темы как в отделе, так и на широких совещаниях по линии методического кабинета.

Особенная ответственность в этом отношении легла на меня с того момента, как школу переименовали в Московскую детскую музыкальную школу № 1 им. С.С. Прокофьева. С этого времени к нам в школу стали обращаться за консультацией многие педагоги с периферии: просили разрешения посещать уроки наших преподавателей-теоретиков.

У меня побывали на уроках в этот период многие педагоги, интересовавшиеся моей методикой занятий сольфеджио. Например, 13 ноября 1961 года — директор музыкальной школы Минска; 21 ноября на уроке 6-го класса был директор музыкальной школы Саратова; 24 ноября на уроках 6 и 7-го классов были преподаватели из Черновцов (Украина)
М.Г. Мягкая и О. Кобылянская. Позднее я выслал им образцы экзаменационных билетов для 7-го класса по сольфеджио. 23 ноября на уроке 7-го класса был Игорь Иванович Масленников из Киева, заведующий теоретическим отделом музыкальной школы Печерского района.

Впоследствии с И.И. Масленниковым у нас установились дружественные отношения и переписка, которая продолжается по настоящее время.

3 декабря 1961 года на уроках сольфеджио 6 и 7-го классов присутствовала преподаватель из Ессентуков Г.С. Жажа (Спегальская), а 4 декабря я дал ей подробную консультацию по всем интересовавшим ее вопросам. С Галиной Сергеевной у меня тоже установилась переписка по различным вопросам нашей деятельности. Я высылал ей выходившие за это время мои методические работы. Позднее она переехала в Минск, где продолжала работать по специальности.

Когда я вышел в 1964 году на пенсию, то продолжал руководить теоретическим отделом на общественных началах. В этот период в содружестве с группой преподавателей был составлен сборник музыкального диктанта для школьных занятий сольфеджио (издан в 1975 году).

Выше я подробно описал мою работу над созданием ряда научно-методических трудов, которая проходила в благоприятных домашних условиях нашего нового местожительства в Царицыно. Продолжу об этом несколько ниже, а сейчас отвлекусь на время и обращусь к природе, которая нас там окружала.

Обстоятельства военного времени некогда заставили меня обратиться к земле. За те годы я втянулся в работу по выращивании овощей и прочего. Когда я попал в благоприятные условия Подмосковья, меня вновь потянуло к земле, и день ото дня я стал этим все больше увлекаться. На участке, который оказался в Олином распоряжении, росли плодовые деревья — яблони, вишни, сливы. Для начала я стал в первую очередь заниматься цветами и яблонями. Последние были уже в большинстве старые: «штрейфлинг» («штрифель») — одно дерево, «коричное полосатое» —
два дерева, «антоновка» — одно дерево, «борсдорф-китайка» — одно более сильное и в полном расцвете дерево. Качества выносливости этого сорта известны.

Чтобы не утратить эти сорта яблонь, я решил попробовать вывести от них саженцы. Посеяв семена «борсдорфа», я получил через два года крепкие рослые подвои и привил на них почки «штрейфлинга» и «коричного». Привились три хороших деревца «штрейфлинга». Через два года я высадил их на постоянное место. Первая партия выведенных деревьев уже на пятый или шестой год стала плодоносить.

Спустя некоторое время, я еще раз повторил этот опыт. Прививка «коричного» мне не удавалась, и лишь один подвой принял почку, и все же вышло хорошее стройное деревце. Позднее я вывел еще «папировку», «пепин-шафранный» и «антоновку». Почки для них я брал у соседей.

Когда Оля приобрела еще две комнаты в мезонине над нашим домом, у нас прибавилось некоторое количество земли. Здесь можно было выделить место для овощей и ягод. Занятие садоводством в тот период было для меня хорошим отдыхом и разрядкой от моей умственной работы и уроков. Кроме того, и я в этом убежден, оно укрепило и общее состояние моего здоровья.

Для моих внуков природные условия нашего местожительства тоже были весьма благоприятны: было где поиграть, побегать, покататься на велосипедах. К тому времени внуков было уже трое. Через год с небольшим после Юрика у Оли родился третий сын — Шурик.

В 1957 году Кира закончил семинарию и съездил отдохнуть на юг в Ялту. Вернувшись с юга, он предпринял шаги к тому, чтобы продолжить учение в Духовной академии. Занимаясь в семинарии, он прислуживал в храме на Красной Пресне.

Будучи на втором курсе Духовной академии, Кира решил принять монашеский постриг. В 1959 году 3 апреля его постриг с именем Филарет совершил наместник Лавры архимандрит Пимен (Хмелевский; впо­следствии — архиепископ Саратовский и Волгоградский; † 1993. — Ред.). А в Вербное воскресенье 26 апреля того же года за службой в Елоховском соборе Москвы Святейший Патриарх Алексий рукоположил его во иеродиакона. Мы с Александрой Фёдоровной и Олей присутствовали за этой службой. Нам, родителям, было очень трогательно созерцать это событие, и в то же время радостно было видеть ту торжественность, которая царила в храме в этот праздничный день. За службой было много молящихся.

Изредка я бывал в Лавре в те дни, когда отец Филарет совершал богослужение в диаконском сане. Особенно мне запомнилась одна из пасхальных служб в Трапезном храме. Мы были за ней с братом Владимиром Александровичем. К тому времени, благодаря хоровым занятиям в семинарии, а позднее — вокальным упражнениям, у сына сформировался и окреп довольно сильный баритональный бас красивого тембра со стойкой интонацией.

В 1961 году 14 декабря, в день памяти Филарета Милостивого, в Крестовом храме патриарших покоев в Лавре Святейший Патриарх Алексий рукоположил отца Филарета в сан иеромонаха. После Литургии, за которой мы присутствовали, Патриарх пригласил нас с Александрой
Фёдоровной к обеду. За трапезой присутствовали также архиепископ
Никодим, епископ Киприан, архимандрит Питирим, секретарь Патриарха
Д.А. Остапов, священник Трифон и отец Алексий Остапов.

Патриарх интересовался, где мы живем, откуда родом, а также моей работой. Шура рассказала ему о Савинском подворье, где бывали ее родители и встречались там с мамашей Патриарха. Он вспомнил о подворье и подтвердил, что они посещали его. Потом шел разговор о покойном митрополите Крутицком и Коломенском Николае, прах которого должны были привезти в этот день в Лавру для похорон.

Перед обедом мы успели осмотреть все покои Патриарха. Затем были у иеромонаха Филарета в келье и уехали домой.

В этот год отец Филарет уже заканчивал академию и после выпускных экзаменов был оставлен в ней в качестве профессорского стипендиата со степенью кандидата богословия. Темой его кандидатской работы было «Пастырское душепопечительство Филарета, Митрополита Московского, по его письмам».

По переезде в Царицыно Шура оставила службу и брала надомную работу по рукоделию в соседней с нами артели, с тем чтобы не прерывался ее трудовой стаж. Благодаря этому, она имела возможность чаще бывать в Лавре, а в особенности с тех пор, как сын был назначен в июне
1963 го­да инспектором академии. По должности ему была предоставлена квартира, где можно было останавливаться и не чувствовать себя стесненным. Благодаря этому и я стал чаще бывать там, главным образом в праздничные дни.

4 августа 1963 года иеромонах Филарет был возведен в сан игумена, а 8 октября того же года — в сан архимандрита. Ректором в тот же период продолжал трудиться отец Константин Ружицкий.

1963/64 учебный год был для меня последним годом моей педагогической работы. В это время я опять стал плохо себя чувствовать: переутомление и общее недомогание, к тому же, сильно сдал мой слух. Прогрессирование глухоты в последнее время было для меня сильной помехой в работе, поэтому я решил отказаться от работы в училище консерватории и сохранить педагогическую нагрузку на этот год лишь в Бауманской музыкальной школе, где я числился на основной работе, с намерением в начале будущего учебного года выйти на пенсию.

9 марта 1964 года в Прокофьевской школе Бауманского района состоялся мой доклад на тему «Ладовая структура русских народных песен и изучение ладов в курсе элементарной теории музыки». Этой темой я занимался почти два года. Первые шаги — это суммирование данных последних исследований в области народной песни. К докладу требовалась большая подготовительная работа, надо было изготовить крупным планом таблицы нотных примеров. С академической стороны результатом доклада я был доволен, но его объявление среди преподавателей не привлекло достаточной аудитории. Для тех же, кто собрался, многое было неожиданностью. Присутствовавшие просили меня издать его отдельной брошюрой. На этом докладе моя ученица Люда Стальская ассистировала мне, помогая демонстрировать образцы песен по ходу доклада.

18 марта в день моего рождения в школе проявили ко мне внимание. Зачинщицей всему была Наталья Ивановна Урюпина. Отдел фортепиано преподнес мне сувенир, теоретический отдел тоже — прекрасный альбом «Москва», а «треугольник» школы — грамоту. Так отметили коллеги мое 60-летие.

17 мая состоялся последний экзамен по сольфеджио в моей группе 7-го класса. Прошел он довольно удачно, присутствовали преподаватели других школ и заведующая теоретической секцией методкабинета
Е.И. Германова.

Освободившись в конце мая от школьных дел, я целиком углубился в работу над новой редакцией сольфеджио. Пришлось добавлять много музыкального материала ввиду иного построения разделов курса. Кроме того, надо было написать статью о методе преподавания сольфеджио в музыкальной школе для юбилейного сборника, который готовился к изданию музыкальным училищем консерватории, о чем просил меня Александр Иванович Лагутин, заведующий учебной частью училища.

26 июля Оля с семьей уехала не теплоходе в Волгоград. Теплоход «Тимирязев» отошел от причала в 20 часов. Бабушка и я провожали их.
Я сделал на пристани несколько снимков теплохода с отъезжающими моим ФЭДом.

Весь последующий период этого лета я занимался методическими трудами. Работал над новой редакцией «Ладов» после первой рецензии, закончил и сдал в училище статью для юбилейного сборника, составлял план работы теоретического отдела на 1-е полугодие в ДМШ им.
С.С. Прокофьева.

С 1 сентября я вышел на пенсию. Однако мне было жаль бросать свою работу по руководству теоретическим отделом школы и сразу порывать связь с коллективом, и поэтому я остался заведовать теоретическим отделом на общественных началах, тем более что эта должность, вернее, обязанность, по штатному расписанию не оплачивалась. Таким образом, еще три года по выходе на пенсию я держал связь со школой и систематически руководил методической и педагогической работой ее теоретиче­ского отдела, бывая почти на всех производственных совещаниях и общих собраниях коллектива.

Кроме перечисленных работ, в этот период я начал собирать материал для монографии об опере «Евгений Онегин» П.И. Чайковского: письма, воспоминания, документы, иллюстрации. Идея о создании этого труда давно меня занимала, но все время, как говорится, руки не доходили до этого дела. Однако я решился все же начать эту работу, пользуясь «окнами» между текущими занятиями по корректированию и пересмотру моих переиздававшихся трудов.

Наш сын в течение весны и лета дважды выезжал за границу. 2 мая в числе паломнической делегации он отправился в поездку по Ближнему Востоку. Паломники посетили девять стран: Египет, Иорданию, Сирию (Дамаск), Ливан (Бейрут), Израиль (Иерусалим), Грецию (Афины и гору Афон), проездом были на Кипре (Никосия), а также в Швейцарии (Цюрих) и Австрии (Вена). Много впечатлений оставила эта поездка, особенно евангельские места и Афон. 30 мая они возвратились из поездки.

27 июня отец Филарет вылетел в Прагу на II Всехристианский мирный конгресс. 7 июля он возвратился домой.

К 150-летию пребывания Духовной академии в Троице-Сергиевой Лавре указом Патриарха Алексия от 1 октября 1964 года архимандриту Филарету в числе других награжденных было присвоено звание доцента.

Осенью, в ноябре, митрополит Никодим и архимандрит Филарет вылетели в заграничную командировку: Белград (Югославия), Афины и остров Родос (Греция). На острове Родос в течение двух недель проходило Третье Всеправославное совещание.

В этот период Александра Фёдоровна находилась в академии.
18 ноября она позвонила мне по телефону и сообщила, что скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг ректор академии отец Константин Ружицкий. 20 ноября я поехал в Лавру на похороны. В этот день ждали возвращения отца Филарета в Москву. Встречать его выехал шофер Сергей Матвеевич. О случившемся сын узнал, только прибыв в Отдел внешних церковных сношений. Не дождавшись своей машины, он поехал на такси, но, встретив по пути в Лавру свою машину, пересел в нее, спеша застать отпевание покойного.

Я приехал в академию незадолго до его прибытия и находился в инспекторской квартире, когда отец Филарет взошел туда. Его встретил Анатолий Петрович Горбачёв. Быстро приведя себя в порядок, он прошел в алтарь академического храма, где находился Патриарх перед выходом на отпевание. После отпевания гроб покойного запаяли и увезли в Киев, где по воле его супруги он был похоронен...

По указанию Патриарха инспектору архимандриту Филарету поручалось временное исполнение обязанностей ректора академии. Назначение нового руководителя состоялось 22 декабря 1964 года. Но лишь 4 февраля 1965 года вновь назначенный ректор епископ Филарет (Денисенко) прибыл для исполнения своих обязанностей. До этого он находился в Вене, будучи епископом Венским и Австрийским.

В день памяти митрополита Московского Филарета (Дроздова) —
14 декабря 1964 года в академии был традиционный вечер. На нем присутствовал Патриарх Алексий, многие иерархи. Исполняющий обязанности ректора архимандрит Филарет открыл вечер, предоставив слово преподавателю иеромонаху Матфею (Мормылю).

После доклада Патриарх обратился к собравшимся с речью о митрополите Филарете (Дроздове). После речей состоялся концерт учащихся академии: хор студентов под управлением регента патриаршего собора В.С. Комарова исполнил ряд церковных песнопений, затем выступил ансамбль смычковых инструментов под руководством преподавателя
Д.А. Штрауса. Александра Фёдоровна и я присутствовали на этом вечере.

Канун Рождества и праздник мы провели в Загорске. В академии была традиционная елка. По возвращении я снова погрузился в свою творческую работу.

13 января получил вполне положительную рецензию на «Сольфеджио». Но оказалась опять неувязка: во вновь составленной методическим кабинетом программе по сольфеджио много несоответствий, которые было трудно согласовать с практикой и изложенной в моем «Сольфеджио» методикой. Пришлось вносить поправки в новую редакцию с тем, чтобы в ней не было сильных расхождений с программой.

Почти одновременно с подготовкой текста «Сольфеджио» для набора я работал над корректурой второго издания «Вопросов методики преподавания сольфеджио», которое вышло в 1966 году.

4 февраля отец Филарет встречал нового ректора, возвратившегося из Вены. Теперь он мог спокойно выполнять непосредственные обязанности инспектора и читать лекции своего курса. 21 марта ему исполнилось 30 лет.

Всю весну и лето этого года я продолжал работать над новыми редакциями «Сольфеджио» и «Методики преподавания сольфеджио», которые готовились к переизданию.

Трудность заключалась главным образом в том, что необходимые изменения и дополнения должны были согласовываться с методическим кабинетом, который давал визу на переиздание. На это уходило много времени.

В июле я начал работу над 3-й редакцией книги о ладах народной музыки, после того, как урегулировал все спорные моменты, возникшие в результате просмотра этой работы Т.В. Поповой.

В августе у нас в доме начались работы по освоению двух верхних комнат, о которых я упоминал выше. Надо было прорезать потолок в столовой и сделать наверх лестницу. По расчетам, она должна была выходить около наружной стены мезонина, в первую небольшую комнату. В ней была печь, обогревавшая эту часть антресолей, выходящую окнами на юг. Вторая комната была довольно вместительная. Эта часть нашей квартиры предназначалась для нашего сына. В смежной с ней части, выходящей на север, жила в летнее время семья младшей дочери хозяйки дома. До этого в мезонин был общий ход из квартиры М.А. Фёдоровой.

Работы начались 15 августа 1965 года; их выполняли плотники из Лавры. До начала работ к нам приезжал бригадир Константин Дмитриевич Смирнов, опытный специалист. Он осмотрел помещение и снял все размеры. Строительные части были заранее заготовлены, а на месте их только собирали.