В преступлении

Вид материала

Содержание

Следовательно, целостность характеризует соучастие вовне как некое обособленное единство, обладающее характерными качествами.

Подобный материал:

1 2

ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМЫ ПОНЯТИЯ И ПРИЗНАКОВ СОУЧАСТИЯ

В ПРЕСТУПЛЕНИИ

§ 1. Понятие и проблема правовой природы соучастия в преступлении. Системное исследование соучастия в преступлении

Как уже отмечалось, проблема соучастия – одна из самых сложных в теории уголовного права. В этой связи, естественно, возникает вопрос о необходимости института соучастия. Разве нельзя сформулировать каждую статью Особенной части УК РФ так, чтобы она охватывала одновременно и деяния исполнителя преступления, и деяния соучастников? Похоже, можно, но в соучастии совершается практически лишь каждое шестое преступление, поэтому вряд ли целесообразно так “нагружать” каждую статью Особенной части УК РФ. Гораздо удобнее иметь институт соучастия в Общей части УК РФ и каждый раз, в случае совершения преступления несколькими лицами, его использовать. Есть еще один путь – квалифицировать деяния соучастников как самостоятельно наказуемые, что сейчас имеет место в отношении лиц, прикосновенных к преступлению (например, заранее не обещанное укрывательство особо тяжких преступлений – ст. 316 УК РФ). Думается, что и это теоретически возможно, но тогда придется в несколько раз увеличить количество статей Особенной части УК РФ, что также нецелесообразно. В этой связи законодатель и сконструировал институт соучастия в Общей части. Однако его существование обусловлено, прежде всего, отнюдь не только наличием указанных трудностей при конструировании Особенной части. В конце концов, вообще существование института соучастия не может зависеть от места расположения в законе. Дело в другом. Соучастники (в том числе, исполнитель) совершают преступление совместно, поэтому и нельзя оценивать их деяния в качестве самостоятельных. В этом и состоит, прежде всего, необходимость института соучастия. В свое время М. Д. Шаргородскому существование института соучастия представлялось необходимым для того, чтобы “разрешить вопрос о наказуемости деяний (соучастников - А. А.), которые не предусмотрены статьями Особенной части, но представляют общественную опасность в связи с тем, что деяние лица, непосредственно совершившего такое преступление (исполнителя - А. А.), находится в причинной связи с этими виновными действиями и предусматривается как наказуемое статьями Общей и Особенной части”^¹. Прежде всего, нельзя согласиться с тем, что исполнитель непосредственно совершает преступление, поскольку это означает, что он обошелся без помощи соучастников. Далее, действия исполнителя не могут находиться в причинной связи с действиями соучастников, потому что если, например, действия подстрекателя являются причиной действий исполнителя, то привлечение последнего к уголовной ответственности невозможно. М. Д. Шаргородский также утверждал: “Институт соучастия определяет круг лиц, ответственных за совершение преступного деяния, - в этом и только в этом его смысл и значение”^². Здесь необходимо принципиальное уточнение. Институт соучастия позволяет определить круг лиц, ответственных за совместное, а не самостоятельное, совершение преступления. По этой причине нельзя согласиться, в частности, с позицией, что когда в действиях каждого из лиц, совершивших совместно преступление, имеется состав, предусмотренный статьей Особенной части, для квалификации их деяний в институте соучастия нет надобности^³. Указанные лица в любом случае совершают преступление совместно, а не самостоятельно и являются соучастниками.

Несмотря на многовековую историю института соучастия в преступлении, начало которой относится еще к римскому праву, общего понятия соучастия ни одна правовая система не содержала. Не имеют законодательного определения соучастия и, например, ныне действующие УК Франции 1992 года, УК ФРГ в редакции от 13 ноября 1998 года.

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. впервые оформили общее понятие соучастия и, соответственно, УК РСФСР 1960 года под соучастием понимал умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления. Указанное определение соучастия вызывало разногласия по поводу того, распространяется ли умышленность помимо характеристики совместности еще и на характеристику самого преступления. Так, М. Д. Шаргородский считал, что спорность вопроса о возможности соучастия в неосторожном преступлении была окончательно разрешена формулировкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик: “Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления” (ст. 17), а преступление ведь может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности (ст. 8 и 9 Основ)^¹. Противники же признания возможности соучастия в неосторожном преступлении уже тогда (sic!) предлагали определение: “Соучастие есть умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления”^². Можно только сожалеть, что в то время такое предложение не было принято.

По другой точке зрения, “положение закона о том, что соучастие – это умышленное совместное совершение преступления, делает ненужной ссылку на то, что и сами преступления, совершаемые в соучастии, должны быть умышленными”^³. В принципе это правильно, но, как видим, такая ссылка необходима хотя бы для того, чтобы избежать утверждений о возможности соучастия в неосторожном преступлении.

В Уголовном кодексе РФ 1996 г. законодательное определение соучастия было дополнено, и умышленность была распространена и на характеристику совместности, и на характеристику преступления. Закрепленное в ст. 32 УК РФ определение соучастия: «Соучастием в преступлении признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления» является правильным и полным, исключающим и неосторожное участие в умышленном преступлении, и умышленное участие в неосторожных действиях другого лица, и, наконец, совместное неосторожное участие. Казалось бы, вопрос закрыт, но споры не утихают до сих пор. В этой связи есть смысл обратиться к истории вопроса.

В свое время русские юристы отмечали, что “соучастие есть умышленное содействие умышленному совершению преступления. Несомненно, что человек, действовавший по неосторожности, может быть виновником, но не может нести ответственности за совместное действие других, то есть он может быть ответственным за неосторожность, но не за соучастие. При этом такое начало одинаково применимо к неосторожному участию в умышленном действии другого, к умышленному участию в неосторожном действии другого и, наконец, к случаям совместного учинения неосторожности”^¹.

Справедливости ради надо отметить, что Н.Д. Сергеевский, один из авторов приведенного конспекта лекций, сначала различал три формы соучастия: соучастие без предварительного соглашения; соучастие по предварительному соглашению; соучастие неосторожное. Соучастие неосторожное, писал Н.Д. Сергеевский, имеет место, когда соучастники не предвидят последствия, но могут и должны предвидеть. Например, плотники работают на крыше дома; старший без достаточных предосторожностей приказывает сбросить бревно со стены; один из плотников исполняет приказание, пригласив себе на помощь другого, который подает ему рычаг, веревку и т. п. Бревно падает и убивает человека. Первый есть подстрекатель в неосторожном соучастии; второй – главный физический виновник; третий – физический пособник^¹.

Вкратце отметим, что в приведенном примере действия плотников не направлены на совершение преступления (убийство человека). Следовательно, нет и соучастия. Подробный анализ подобных примеров будет проведен ниже при исследовании совместности.

Г.Е. Колоколов полагал вполне допустимым неосторожное соучастие даже с точки зрения той доктрины, которая устанавливает между соучастниками особую круговую поруку, основывая ее на общности вины. Более того, он считал возможным общепринятое разделение соучастников лишь в следующих трех комбинациях: 1) когда один действует с умыслом, другой - неосторожно; 2) когда на долю одного выпадает умысел, а на долю другого - посредствующая форма вины (это выведенная Г. Е. Колоколовым третья форма вины - А. А.); 3) когда на стороне одного лежит посредствующая форма, на стороне же другого - неосторожность. В каждой из этих комбинаций главным является тот, чья виновность представляет более тяжелую форму, второстепенным же тот, на чьей стороне форма вины менее тяжелая^².

Ф. Лист относил к соучастию только случаи неосторожной совместной деятельности (несколько рабочих, занятых постройкой, сообща бросают сверху балку, не предупредив прохожих, и убивают человека). Неосторожное соучастие в умышленном преступлении и умышленное соучастие в неосторожном преступлении он исключал, поскольку подстрекательство есть умышленное определение другого лица к умышленному преступлению, а пособничество - умышленная поддержка другого лица при умышленно совершенном преступлении. Отсюда и следовал вывод, что “лишь умышленное подстрекательство или пособничество к умышленному действованию есть соучастие в смысле закона”^¹.

И.Я. Хейфец считал неприемлемым взгляд о недопустимости неосторожного подстрекательства. Он даже отвел в своей книге неосторожному подстрекательству целую главу^².

Утвердительно отвечал на вопрос о возможности неосторожного соучастия С. В. Познышев^³.

В целом же согласно господствующим (среди русских дореволюционных юристов) взглядам соучастие исключалось в следующих случаях: 1) когда лица, совместно совершающие преступление, являются виновными в неосторожности (пример Н.Д. Сергеевского); 2) когда одно из действующих лиц обусловливает результат умышленно, другое же - неосторожно; 3) когда преступники действуют без всякого соглашения между собою. При этом назывались возможными три комбинации: а) когда ни один из виновных не знает о намерении и деятельности других; б) когда из двух злоумышленников лишь один знает об умысле и деятельности другого; в) когда действующие лица знают друг о друге, но каждое из них ошибочно думает, что ни умысел, ни деятельность его не известны другому^⁴. Из этого уже тогда можно было сделать вывод, что кооперация действий соучастников не может быть обусловлена их разным психическим отношением (умысел, неосторожность, казус) к содеянному.

Н.С. Таганцеву, например, представлялось, что по самому существу понятия о соучастии не может быть и речи о неосторожном соучастии в умышленном преступлении или о соучастии в неосторожных правонарушениях^⁵.

Среди советских юристов А.Н. Трайнин допускал соучастие в неосторожном преступлении. По его мнению, соучастия нет, когда исполнитель действует умышленно, а ему помогавшие лица – неосторожно. Соучастия также нет, когда умышленно действуют третьи лица, а исполнитель - неосторожно. Но соучастие (в том числе, по его мнению, с распределением ролей - А.А.) возможно во всех случаях совместного совершения несколькими лицами одного и того же неосторожного преступления^¹. Приведенные им примеры неосторожного соучастия будут рассмотрены ниже.

М. Д. Шаргородский считал объективной предпосылкой, определяющей возможность соучастия в неосторожном преступлении, то, что точно так же, как преступный результат может быть причинен умышленной совместной деятельностью, он может быть причинен и неосторожной совместной деятельностью нескольких лиц. Например, А., В., С. и Д., сбрасывая с крыши лист железа, не посмотрев, что делается внизу, убивают Е. В этом случае они также будут отвечать как исполнители неосторожного убийства, как если бы они действовали по соглашению и отвечали за умышленное убийство^². Мы считаем, что уважаемый автор исходил из сложившегося в то время понимания совместности, что и привело его к выводу о возможности неосторожного соучастия. Действия А., В., С. и Д. не были направлены на совершение убийства Е. На самом деле А., В., С. и Д. стремились к иной цели, чем та, которой они фактически достигли. Кстати, приводя этот пример, А. А. Тер-Акопов считал, что соучастие в преступлениях с неосторожной формой вины невозможно по определению и рабочие должны нести ответственность самостоятельно^³. Исходя опять-таки из своеобразного понимания совместности М. Д. Шаргородский относил к соучастию даже такой случай. Например, А. забывает на столе заряженный револьвер, а В., не проверив, есть ли заряд, нажимает курок и убивает С. И в этом случае, указывал М. Д. Шаргородский, ответственность не отличается от умышленного действия, и оба совиновника будут отвечать как исполнители^¹. Но если следовать логике уважаемого ученого, то к ответственности в этом случае привлечены не все совиновники. Представим, что А. не знал, что револьвер заряжен, а зарядил его Д., но забыл сказать об этом А. В свою очередь, патрон Д. передал Е., но тоже забыл при передаче сказать, что патрон не холостой, а боевой. Ряд совиновников может быть продолжен…

Помимо соисполнительства или совиновничества при неосторожности самого действия (совместное неосторожное участие - А. А.), в результате которого наступает общественно опасный результат, М. Д. Шаргородский также считал возможным простое соучастие в тех случаях неосторожности, когда общественно опасное последствие причиняется в результате умышленных действий, которые по неосторожности привели к общественно опасным последствиям (умышленное соучастие в неосторожном преступлении - А. А.). Не признавая неосторожное соучастие в умышленном преступлении (совершенно справедливо указывая, что лицо, виновное в неосторожном деянии, отвечало бы за умышленное преступление), уважаемый автор в то же время полагал, что если субъективное отношение лиц, совместно совершивших преступление, к действию и результату одинаково: умышленное или неосторожное, то нет никаких принципиальных оснований для отрицания соучастия - они совершили одно общее деяние. Например, когда А., едущий в легковой машине, уговаривает правящего машиной ее владельца Б. нарушить правила дорожного движения и ехать по городу со скоростью 100 км/час, и по этой причине машина наезжает на переходящую дорогу женщину, которая затем умирает от последствий аварии, то Б. виновен в неосторожном убийстве, его вина выразилась в том, что он умышленно нарушил правила дорожного движения (сознательно их нарушил и желал этого) и несторожно причинил смерть женщине (чего он не желал и не допускал, надеясь на свое умение править машиной и рассчитывая, что несчастного случая не будет). А. же не может отвечать за неосторожное убийство, так как он своими действиями непосредственно смерти женщине не причинил. Его вина такая же, как и вина Б., - в нарушении правил дорожного движения. Не желая и не допуская смерти женщины, надеясь на умение Б. править машиной, он рассчитывал, что несчастного случая не будет, то есть и он виновен в неосторожности в отношении наступившей смерти женщины. Объективная же сторона его действий заключается в подстрекательстве Б.^¹. Раньше к такому же выводу в этом примере пришел и А. Н. Трайнин^², хотя вообще-то это пример из практики французских судов^³. Оставляя в стороне правильность квалификации действий Б. (во всяком случае, на сегодняшний день), заметим, что если Б. непосредственно (следовательно, сам) причинил смерть женщине, то, значит, обошелся без помощи А. и последний невиновен в отношении наступившей смерти женщины? Обвинение А. в подстрекательстве Б. к неосторожному убийству, по нашему мнению, абсурдно, потому что А. и Б. не договаривались убивать несчастную женщину!

Кстати говоря, приведенная точка зрения существовала и в дореволюционной литературе. Еще С. В. Познышев указывал: “… неосторожное подстрекательство может быть признано в тех случаях, когда субъект сознательно определяет другого к определенного рода действиям, но не сознает связи этих действий с преступным результатом, хотя, при обязательной для каждого осмотрительности, мог бы это предвидеть, или легкомысленно рассчитывал, что известный фактор предотвратит наступление этого результата”^⁴. Кроме этого С. В. Познышев относил к неосторожному подстрекательству случаи, когда кто-либо воспитывает в другом решимость совершить известное деяние, не зная, но имея возможность узнать, что это деяние составляет преступление^⁵. Однако, как известно, ответственность наступает даже тогда, когда лицо не знает, что деяние признается преступлением. Имело лицо возможность это узнать или не имело, для его ответственности безразлично. Более того, лицо даже может ошибочно предполагать, что его действия правомерны и, тем не менее, нести ответственность. В этой связи умышленное склонение к совершению какого-либо деяния (даже оцениваемого подстрекателем как непреступного) никак не может быть отнесено к неосторожному подстрекательству.

Из современных авторов, например, М.С. Гринберг прямо указывает на соучастие в неосторожном преступлении и обосновывает это тем, что вне зоны ответственности оказываются главные виновники разрушительного действия технических систем^¹. Такое обоснование неосторожного соучастия вряд ли может быть принято. Если главные виновники разрушительного действия технических систем оказываются вне зоны ответственности, то дело здесь явно не в отсутствии неосторожного соучастия в законе, а в позиции правоохранительных органов. При соучастии совместная деятельность виновных направлена на достижение конкретного преступного результата, а у виновных в совершении неосторожного преступления отсутствует намерение, например, разрушить техническую систему. “Стремление к иной цели, чем та, которая фактически достигается, здесь всегда налицо”, - справедливо отмечает С. А. Тарарухин^². Более того, мы солидарны с интересной позицией А. А. Тер-Акопова, который считал, что в неосторожном деянии воля - “как способность человека достигать поставленных целей в условиях преодоления препятствий”, основанная на “осознанной необходимости”, отсутствует, ибо здесь лицо вообще не осознает либо не осознает в полном объеме всей опасности деяния^³.

Представляется, в этой связи, что соучастие в неосторожных преступлениях невозможно.

Многими авторами ставится проблема неосторожного сопричинения, хотя единое понятие неосторожного сопричинения отсутствует^¹. Отдельные авторы полагают, что совместная преступная деятельность возможна, помимо соучастия, в виде умышленного и неосторожного сопричинения и предлагают создать соответствующую норму. При этом под неосторожным сопричинением понимается совместное совершение преступления по неосторожности несколькими лицами. К неосторожному сопричинению, по их мнению, можно отнести следующие случаи: два и более субъекта совершают преступление по неосторожности; субъект выполняет общественно опасное деяние по неосторожности совместно с лицами, не подлежащими уголовной ответственности; субъект совершает преступление по неосторожности вместе с лицами, которые действуют (бездействуют) невиновно. Привлекаться к уголовной ответственности указанные лица должны только за лично ими выполненные деяния^². Прежде всего, возникает вопрос в целесообразности наличия нормы о неосторожном сопричинении. Разве указанные случаи неосторожного сопричинения не имеют правовой регламентации, и виновные не могут быть привлечены к уголовной ответственности? Соучастие требует соответствующей правовой регламентации как феномен социального взаимодействия, поскольку его интегративные свойства не присущи кому-либо из соучастников в отдельности. При так называемом неосторожном сопричинении действия виновных можно квалифицировать по соответствующей статье УК РФ за лично выполненные ими деяния. Автор, кстати, сам это и предлагает. Возникает вопрос, а какое в таком случае теоретическое и практическое значение имеет данное предложение?

И. М. Тяжковой представляется, что предложения о включении в УК статьи, регламентирующей порядок и условия привлечения к ответственности за неосторожное сопричинение имеют довольно убедительные объективные и субъективные основания. Объективными основаниями являются все возрастающие удельный вес и степень общественной опасности, увеличивающаяся тяжесть и многоаспектность вредных последствий в различных сферах жизни и деятельности людей. Субъективным основанием включения в УК института неосторожного сопричинения является то, что в условиях НТР даже самые незначительные нарушения правил предосторожности могут вызвать значительные отклонения в технологическом процессе, в функционировании различного рода систем. Эти последствия могли и должны были быть осознаны в момент нарушения субъектами установленных правил предосторожности^¹. Нас указанные основания не убеждают. Более того, они не имеют в данном случае никакого значения, потому что так называемые сопричинители действуют в одиночку и свои действия (бездействия) друг с другом не согласовывают зачастую даже в плане нарушения правил предосторожности. Поэтому и нельзя согласиться с И. М. Тяжковой в том, что “общественно опасные последствия наступают в результате именно совокупных нарушений правил такими лицами”^². Совокупными они называться не могут по той простой причине, что не направлены на достижение общественно опасных последствий. Изложенное влечет признание необходимости давать индивидуальную правовую оценку действиям таких лиц, при этом к ответственности должны быть привлечены все лица, виновные в наступлении общественно опасных последствий.

А.А. Тер-Акопов приводит характерный пример. В караульном помещении К., зарядив автомат, дослал патрон в патронник, снял оружие с предохранителя и стал шутливо прицеливаться в П. Вошедший в помещение Д., продолжая шутку, заявил, что он сейчас сам убьет П. Полагая, что автомат не заряжен, он неожиданно для К., который держал в это время автомат направленным на П., нажал пальцем на спусковой крючок и произошел выстрел, которым П. был тяжело ранен^¹. Несомненно, что К. и Д. допустили нарушение правил обращения с оружием (ст. 349 УК РФ), но назвать их совокупными нельзя и, пожалуй, в этом нет необходимости. Достаточно дать индивидуальную правовую оценку действиям каждого, установить, чьи действия находятся в причинной связи с наступившим последствием. Очевидно, что в данном случае в причинной связи с наступившим последствием находятся действия Д. (нажатие на спусковой крючок).

Вопрос о причинной связи при так называемом неосторожном сопричинении представляется нам самым важным не только в подобных частных случаях, но и в авариях и катастрофах.

А.П. Козлов не согласен с предложением создать соответствующую норму о неосторожном сопричинении, однако полагает обоснованным называть данное явление неосторожным соучастием. Естественно поэтому, что его не устраивает употребление в ст. 32 УК РФ термина “умышленное” и уж тем более дважды. В этой связи под соучастием им предлагается понимать виновное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления^². Конечно, можно вновь и вновь поднимать тему возможности и приемлемости неосторожного соучастия, но ведь, например, еще в ч. 1 ст. 51 Уголовного уложения 1903 года говорилось о “преступном деянии, учиненном несколькими лицами, согласившимися на его совершение или действовавшими заведомо сообща …”, что исключало неосторожное соучастие. Мы солидарны по этому вопросу с И. М. Тяжковой: “С теоретической точки зрения институт соучастия в таком случае окажется настолько расплывчатым и аморфным, что установить четкие критерии этого института окажется невозможным. С практической точки зрения повышенная степень общественной опасности совместно умышленно действующих лиц будет нивелироваться приравненными к ней по степени опасности неосторожными действиями”^¹. Справедливости ради необходимо отметить, что фактически И. М. Тяжкова признает неосторожное соучастие, называя его при этом неосторожным сопричинением, когда утверждает: “Очевидно, что неосторожное сопричинение объединяет то общее, что в совершении одного преступления всегда участвуют несколько лиц, совместными осознанными или неосознанными действиями (бездействием) которых по неосторожности совершается единое преступное деяние”^². В результате получается, что И. М. Тяжкова выступает против неосторожного соучастия, но обосновывает неосторожное сопричинение как раз с позиций неосторожного соучастия, а не как некий новый институт. Тем самым вольно или невольно признание неосторожного сопричинения ведет уважаемого автора к признанию неосторожного соучастия, хотя последнее, как указывалось, ею категорически отрицается.

А. П. Козлов обращает также внимание на фразу “участие … в совершении преступления” и полагает, что предложенное в законе определение соучастия очевидно некорректно в связи с отражением в нем одних и тех же факторов (участие и совершение) под двумя наименованиями^³. В этой связи автором предлагается следующее определение соучастия – “соучастием признается умышленное совместное совершение преступления несколькими (двумя или более) лицами”, а с учетом возможного неосторожного соучастия термин “умышленное” правильнее было бы заменить термином “виновное”^⁴. Однако участие и совершение не отражают одни и те же факторы под двумя наименованиями. По С. И. Ожегову, участие - совместная с кем-нибудь деятельность, сотрудничество в чем-нибудь; совершить – сделать, осуществить^⁵. Другое дело, что совместность и участие дублируют друг друга, но в данном случае мы считаем это уместным, поскольку тем самым особо подчеркивается интегративное свойство (совместность) соучастия.

Таким образом, законодательное определение соучастия в ст. 32 УК РФ следует признать правильным и полным.

В доктрине уголовного права и на практике вопрос относительно природы соучастия остается спорным.

С конца XIX века в теории уголовного права существуют две сложившиеся точки зрения на конструкцию соучастия. Первая исходит из признания акцессорного (несамостоятельного) характера соучастия, вторая рассматривает соучастие как самостоятельную форму преступной деятельности.

Акцессорная природа соучастия была законодательно оформлена еще в УК Франции 1810 года. Акцессорная (классическая) теория соучастия исходит из признания акцессорного, то есть несамостоятельного, придаточного характера соучастия.

Так, французский криминалист Гарро отмечал: “Соучастие имеет вполне акцессорный характер: зависит от главного действия и от него заимствует свой преступный характер”^¹.

Можно привести также слова немецкого ученого Биркмайера: “…наказуемость подстрекателя, как и всякого соучастника, вытекает из чужого преступления, в котором он участвовал, - его кара вытекает из чужого преступного деяния, - это и есть то, что называется акцессорным характером соучастия: где только есть соучастие, там уголовно-правовая несамостоятельность, зависимость от физического виновничества, акцессорное отношение к последнему”^².

“Наказание, - отмечал В.Д. Спасович, - поражает, прежде всего, физического виновника и только при наличности его, отлетая от него, оно может, так сказать, рикошетом поразить и подстрекателя”^¹. Основные положения акцессорной теории, указывают современные авторы, состоят в следующем: 1) соучастник может нести ответственность за свои действия лишь при наличии наказуемого действия исполнителя (и, следовательно, может быть привлечен к уголовной ответственности, если к ней привлечен исполнитель); 2) наказуемость соучастника определяется той статьей уголовного закона, по которой квалифицируются действия исполнителя^².

По мнению М.И. Ковалева, основные постулаты акцессорной теории соучастия заключаются в том, что без исполнителя не может быть и соучастия, что особые условия и формы ответственности соучастников возможны только в случае, если исполнитель выполнил задуманный соучастниками состав преступления или, по крайней мере, начал его выполнение. Основой общей ответственности всех соучастников является единство их действий. Стержень этого единства – исполнитель^³. На самом деле, на наш взгляд, соучастник участвует не в чужом преступлении (как можно привлечь к ответственности за чужое преступление?), а в совместном. Что касается зависимости от физического виновничества, то следует заметить, что и исполнитель, в свою очередь, зависит от остальных соучастников, поскольку без них совершение преступления было бы невозможно и, следовательно, точно также для него характерна уголовно-правовая несамостоятельность.

Необходимо в то же время отметить, что акцессорность соучастия претерпела определенные изменения и стала лимитированной. Лимитированной, например, акцессорность является в соответствии с § 29 УК ФРГ, который раскрывает смысл этой конструкции предписанием о том, что каждый участник отвечает за свою вину безотносительно к вине другого^¹. Лимитированность, таким образом, означает, что для ответственности соучастника достаточно, чтобы главное деяние было противоправным и не обязательно виновным (невменяемость)^².

Нам представляется, что если главное деяние (объективную сторону состава преступления, как мы понимаем) совершит невменяемое лицо, то соучастия нет, поскольку невменяемое лицо и лицо, его использовавшее, не являются соучастниками. Хотя, действительно, последнее подлежит ответственности.

Далеко не все теоретики и практики признают акцессорность в качестве основы законодательной конструкции соучастия. Так, И.Я. Хейфец, исследуя подстрекательство к преступлению, указал: “Из взгляда, что подстрекательство не причиняет преступного деяния, что оно является исключительным делом физического виновника, вытекает, что подстрекатель участвует в чужой вине и, следовательно, наказывается за чужое преступление”^³. Это значит, что признание акцессорного характера соучастия не решает проблемы ответственности соучастников. Прежде всего, поэтому уже упоминаемая точка зрения о самостоятельной природе ответственности соучастников имела много сторонников.

Например, профессор И.Я. Фойницкий не был согласен с принципом господствующей доктрины о соучастии, при котором тяжесть ответственности каждого соучастника определяется тяжестью единого выполненного преступного деяния. Он, в частности, писал: “Не может быть речи об уголовно-ответственном участии в чужой вине, вина каждого самостоятельна и отдельна как при единичной, так и при совместной деятельности”^⁴.

Немецкий криминалист Гефц был даже более категоричен: “Вполне возможно с объективной точки зрения рассматривать каждого соучастника как посредственного виновника; но и субъективно все участники являются виновниками, так как умысел у них направлен на само преступное деяние. Поэтому и не нужно особых законоположений о соучастии; они даже опасны, так как из-за них возбуждается много спорных вопросов. Резюмируя: деяние каждого из соучастников должно быть рассмотрено изолированно от действий других”^¹. В этой связи профессоров Фойницкого и Гефца стали даже считать авторами теории уничтожения понятия соучастия. И.Я. Хейфец по этому поводу писал: “Принцип разделения труда, так благотворно содействующий развитию народного хозяйства, оказывается очень опасным для общества, когда его применяют злоумышленники. А между тем, уничтожая соучастие и вменяя каждому содеянное только им самим, теория ведет к уменьшению наказуемости в этих случаях”^². Это высказывание мы считаем принципиальным.

Можно привести еще точку зрения профессора Белогриц-Котляревского: “Подстрекательство представляет самостоятельный тип соучастия в преступлении, состоящий в том, что один субъект своим интеллектуальным воздействием на другого достигает того, что этот последний совершает преступление”^³. Среди советских авторов доводы противников акцессорной теории соучастия сводились к тому, что каждый соучастник отвечает за совершенные им деяния, содержащие состав преступления. Их ответственность не производна, а самостоятельна. В этом смысле соучастие не является акцессорным^⁴.

Против этого можно привести следующие соображения. Согласно ч. 5 ст. 34 УК РФ в случае недоведения исполнителем преступления до конца по независящим от него обстоятельствам остальные соучастники несут уголовную ответственность за приготовление к преступлению или покушение на преступление. Однако, если, например, подстрекатель полностью и успешно выполнил свое деяние, то почему же он не отвечает как за оконченное преступление?

Наконец, в юридической литературе отмечается, что обе точки зрения на конструкцию соучастия имеют право на существование и их не нужно противопоставлять^¹.

Следует отметить, что советское уголовное законодательство со времени принятия Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. строилось на признании акцессорной природы соучастия, допуская в определенных случаях самостоятельный характер ответственности соучастников. В этой связи вряд ли можно согласиться с мнением М. И. Ковалева, что на протяжении многих лет в советском уголовном праве господствовал ошибочный взгляд на конструкцию соучастия, лишенный какой-либо акцессорности^². Акцессорная теория соучастия лежит и в основе ответственности соучастников по УК РФ 1996 года. Это следует даже из ст. 33 УК РФ, в которой исполнителю отведено первое место среди соучастников. В то же время признание акцессорной природы соучастия вовсе не означает для нашего законодателя абсолютной зависимости ответственности соучастников от ответственности исполнителя. Можно выделить несколько аспектов самостоятельного характера ответственности соучастников.

Во-первых, в соответствии со ст. 36 УК РФ, за эксцесс исполнителя другие соучастники уголовной ответственности не подлежат.

Во-вторых, в соответствии с ч. 4 ст. 31 УК РФ, организатор преступления и подстрекатель к преступлению не подлежат уголовной ответственности, если эти лица своевременным сообщением органам власти или иными предпринятыми мерами предотвратили доведение преступления исполнителем до конца. Предпринятые меры могут быть самыми разнообразными; главное, чтобы они были эффективными и предотвратили доведение преступления исполнителем до конца. По смыслу закона возможно даже, что исполнитель уже начал совершать преступление. Если действия организатора или подстрекателя не привели к предотвращению совершения преступления исполнителем, то, в соответствии с ч. 5 ст. 31 УК РФ, предпринятые ими меры могут быть признаны судом смягчающими обстоятельствами при назначении наказания. Пособник преступления, также в соответствии с ч. 4 ст. 31 УК РФ, не подлежит уголовной ответственности, если он предпринял все зависящие от него меры, чтобы предотвратить совершение преступления. Нетрудно заметить, что законодатель даже не требует от пособника преступления эффективности предпринятых им мер, как это предусмотрено для организатора и подстрекателя. Главное, чтобы пособник сделал все от него зависящее для предотвращения преступления. И если исполнитель все-таки совершит преступление, то пособник, как предпринявший все зависящие от него меры для предотвращения преступления, не подлежит уголовной ответственности. Интересно, что в советской юридической литературе была попытка аргументировать необоснованность существующей точки зрения о том, что ответственность соучастника не исключается и тогда, когда предпринятые им все возможные действия к пресечению преступной деятельности других, успеха не принесли. Эта позиция заключалась в том, что во всех таких случаях активные действия лица свидетельствуют о полном отпадении его умысла на продолжение совместной преступной деятельности, на продолжение преступления в целом, и поэтому такое лицо должно быть освобождено от ответственности, хотя бы преступление и было доведено при этом до конца^¹.

Как видим, законодатель в УК РФ распространил освобождение от ответственности в подобных случаях лишь на пособника преступления.

В-третьих, в соответствии с ч. 2 ст. 67 УК РФ, смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, учитываются при назначении наказания только этому соучастнику.

В русской юридической литературе давно отмечалось, что субъективные обстоятельства, заключающиеся в личных свойствах и отношениях каждого отдельного соучастника - повторение, совокупность преступных деяний, родственные отношения к жертве - имеют значение только для него^¹.

В настоящее время А.В. Шеслер, правда, считает необходимым уточнить положения, содержащиеся в ч. 2 ст. 67 УК РФ, во-первых, указав, что смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, учитываются при назначении наказания только этому соучастнику, если они не охватываются умыслом других соучастников или не повышают общественную опасность совместно совершенного преступления; во-вторых, указав, что это правило распространяется и на квалифицирующие признаки конкретного состава преступления, относящиеся к личности одного из соучастников^². С предложенными уточнениями согласиться, пожалуй, нельзя. Смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного из соучастников, даже если они охватываются умыслом других соучастников, не могут быть учтены при назначении им наказания, поскольку учет таких обстоятельств будет противоречить ч. 1 ст. 67 УК РФ. Строго говоря, в данном случае нельзя даже признать корректным употребление понятия “умысел”, потому что смягчающие или отягчающие обстоятельства, относящиеся к личности одного лица, не могут быть поставлены в вину другому лицу. Обстоятельства, имеющие чисто личный характер, не имеют никакого отношения к самому деянию и потому не могут распространяться на других соучастников. Это же относится и к квалифицирующим признакам конкретного состава преступления.

Анализ ч. 5 ст. 34 УК РФ позволяет заключить, что законодатель выделяет еще два аспекта самостоятельного характера ответственности соучастников, однако если в одном случае действительно имеет место соучастие, то в другом соучастия как такового нет и поэтому вести речь об ответственности соучастника нельзя. В этой связи ч. 5 ст. 34 УК РФ предлагается изложить следующим образом: “В случае недоведения исполнителем преступления до конца по не зависящим от него обстоятельствам остальные соучастники несут уголовную ответственность за приготовление к преступлению или покушение на преступление”. В указанном случае действительно имеет место соучастие и поэтому наличие такого правила в главе о соучастии в преступлении оправдано.

Что же касается слов нынешней редакции ч. 5 ст. 34 УК РФ “За приготовление к преступлению несет уголовную ответственность также лицо, которому по не зависящим от него обстоятельствам не удалось склонить других лиц к совершению преступления”, то они являются излишними и, уж во всяком случае, должны быть вынесены за рамки главы о соучастии, поскольку соучастия здесь нет. Кроме того, если и регламентировать дополнительно уголовную ответственность в подобных случаях, то надо это сделать еще и в отношении лиц, которым не удалось организовать совершение преступления. В целом надо признать, что деятельность неудавшихся подстрекателя и организатора является ни чем иным как приготовлением к преступлению, поэтому ответственность указанных лиц должна регламентироваться в главе 6 УК РФ “Неоконченное преступление”.

Изложенное позволяет констатировать, что ответственность соучастников не всегда зависит от ответственности исполнителя и в ряде случаев носит самостоятельный характер. В. Качалов говорит в этой связи о взаимодействии принципов акцессорности и самостоятельности ответственности соучастников преступления по уголовному праву России^¹.

Нам же представляется, что ни акцессорная теория соучастия, ни теория самостоятельной ответственности соучастников не могут (каждая в отдельности) разрешить проблемы соучастия, и в результате законодатель вынужден идти по пути их смешения. Похоже, что неудачным является сам подход к конструкции соучастия. По образному выражению А. Ф. Кони, каждое преступление, совершенное несколькими лицами по предварительному соглашению, представляет целый живой организм, имеющий и руки, и сердце, и голову^¹.

Нам представляется, что не исполнитель с соучастниками совершают преступление, а “коллектив” соучастников в целом.

В юридической литературе уже предлагается расширить понятие субъекта преступления, включив в него преступные объединения^².

Представляется, что со временем это возможно произойдет. Есть и разумные предложения ввести уголовную ответственность юридических лиц с особым основанием уголовной ответственности^³. Напомним, что в настоящее время проблема отнесения юридических лиц к субъектам преступления уже решена в США, Англии, Франции, Китае и перестала быть дискуссионной, хотя вопросов вызывала множество. Например, еще Папа Иннокентий IV в 1245 году писал, что юридическое лицо существует лишь в понятии, оно не обладает волей, поэтому не может ни совершать преступления, ни быть отлученной от церкви^⁴. И даже сейчас, если внимательно прочитать, например, ст. 48 (Понятие юридического лица) Гражданского кодекса РФ^⁵, то никакого понятия юридического лица там нет! В данной статье ГК РФ перечислены права юридического лица, и только! Нелишне будет заметить в этой связи, что наиболее распространенной теорией юридического лица является теория фикции^¹. В этой связи возникал вопрос о том, что юридическое лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности, поскольку действует через своих представителей и, значит, не может совершать деяния виновно. Однако сторонники признания юридического лица субъектом преступления парировали его следующим образом: нет проблем с привлечением юридических лиц к гражданско-правовой ответственности, а ведь она тоже предполагает наличие вины. Далее, непонятно было, как можно карать и исправлять юридическое лицо. Заметим, в контексте нашего исследования, что для соучастия этот вопрос не стоит. Наконец, был вопрос о том, как реализовать в этом случае принцип личной ответственности и индивидуализации наказания. Ответ на последний вопрос, например, в ст. 121-2 Уголовного кодекса Франции предложен следующий: «Уголовная ответственность юридических лиц не исключает таковую для физических лиц – исполнителей или соучастников тех же самых деяний»^². Как видим, «ответственность юридических лиц вполне может сосуществовать с принципом личной виновной ответственности и дополнять его»^³, поэтому признание юридических лиц субъектами преступления не означает отступления от классического принципа личной ответственности физического лица за совершение преступления^⁴. (Если юридическое лицо (коллектив) может быть признано субъектом преступления, то, наверное, правомерно утверждение, что преступление совершается «коллективом» соучастников? Понятно, в связи с изложенным, что для соучастия в этом случае уж точно не будет отступления от принципа индивидуализации ответственности и наказания.

Пришло время, когда

Blog

В преступлении

Содержание