Дадун Р. Фрейд
| Вид материала | Реферат |
- Фрейд З. Недовольство культурой, 1017.66kb.
- Зигмунд Фрейд. Толкование сновидений, 6650.75kb.
- Толкование сновидений Зигмунд Фрейд, 6781.96kb.
- Зигмунд Фрейд. Толкование сновидений, 6650.74kb.
- Зигмунд Шломо Фрейд родился 6 мая в 1856 году в моравском городке Фрайберге в Австро-Венгрии., 115.79kb.
- Доклад По философии на тему: Зигмунд Фрейд, 97.17kb.
- Концепция происхождения культуры -3- личность в культуре и культурный процесс -4- «Культурные, 172.45kb.
- Г. М. Назлоян Душа помещенная в тело или дикая психотерапия, 350.37kb.
- Герменевтические подходы к преподаванию канонических текстов: Фрейд, Фромм, Штраус, 718.86kb.
- Исторический очерк Зигмунд Фрейд, 1698.55kb.
слишком схематизирована, склонна, как отмечают многие критики, к пессимизму и подчиненности неумолимой неизбежности. Но все же его стиль первооткрывателя, "конкистадора", как он сам себя называл, яркая полемичность, страстность, эротическая дерзость и рациональность являют собой удивительный пример для окружавшего его серого, пресного, вялого мира, слабо осознающего радость бытия — ту радость, которую Фрейд несет даже в своем имени (слово Freud по-немецки "радость").
Стоит вспомнить фразу Фрейда, адресованную американской поэтессе Хильде Дулитл в 1936 году, в то время, когда политические "оттепели" закончились кровавыми репрессиями. Восьмидесятилетний Фрейд, перенесший из-за рака челюсти десятки сложных операций и живущий под угрозой расправы со стороны пришедших к власти в Австрии нацистов, пишет: "Жизнь в моем возрасте нелегка, но весна великолепна; такова и любовь".
29
К оглавлению
30
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
ФРЕЙД КАК ЧЕЛОВЕК: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ РОМАН
(1856-1939)
ВСТУПЛЕНИЕ
Название первой части книги подсказано самим Фрейдом, который предполагал назвать свою последнюю работу о Моисее и монотеизме "Моисей как человек; интеллектуальный роман". Этим он хотел подчеркнуть, что всякая попытка восстановить жизненный и творческий путь человека, даже опирающаяся на многочисленные и точные документы, не может избежать элементов художественного романа. Свое заключение Фрейд распространял и на собственную жизнь. Уже 28 апреля 1895 года он писал жене Марте: "Что касается моих биографов, то пусть они помучаются, мы не будем облегчать им задачу. Каждый сможет по-своему представить "эволюцию героя", и все будут правы; меня уже веселят их ошибки".
Если "биографическая правда недостижима", как вновь повторил Фрейд в 1936 году, все же описание событий жизни в тесной связи с эволюцией мысли и последовательностью создания трудов возможно, желательно и позволяет ярко осветить жизнь такого человека, как Фрейд. Несмотря на то, что он был очень сдержан в признаниях, часто по-разному рассказывал о событиях, касающихся его личной жизни, уничтожал записи и документы, все-таки, как мы увидим, Фрейд оставил о себе огромное количество информации. Не претендуя на полную биографическую и психологическую правду о Фрейде, мы постараемся на основе самых точных и проверенных данных, рассказать о том, какие из событий его жизни составляют суть "Фрейда как человека", "интеллектуального романа".
Биограф, пытающийся проникнуть в тайны жизни, проследить зарождение и движение мысли, редко получает в свое распоряжение такое обилие и разнообразие материалов, какое оставил Зигмунд Фрейд. В первую очередь это записи, касающиеся проводимых им исследований, где он с удивительной смелостью, честностью, проницательностью и настойчивостью фиксирует все самые тайные движения своей души, тончайшие
вступление
31
вибрации мысли — глубоко личные, интимные и неповторимые, которые питали его психоанализ, придавая ему несравненную самобытность.
Мы увидим, как в фундаментальной книге "Толкование сновидений", написанной на основе собственных, тщательно восстановленных и интерпретированных сновидений, отражаются главные события жизни Фрейда, проходит перед нашим взором богатый спектр его влечений. Подобные, не менее драгоценные сведения, имеются в "Психопатологии обыденной жизни", где Фрейд увлекает нас за собой в область забвения, ошибок и неудачных действий. Кроме многочисленных научных текстов, в которых присутствуют личные воспоминания, намеки и ссылки, Фрейд оставил и несколько кратких, очень важных для нас автобиографических заметок, включая "Вклад в историю психоаналитического движения" и особенно "автопортрет", опубликованный на французском языке под названием "Моя жизнь и психоанализ".
Кроме этих субъективных материалов, формирующих структуру психоаналитической мысли, осталась также обширная переписка Фрейда, далеко не вся еще опубликованная. Написанные в различные периоды жизни, от юности до последних дней, и адресованные самым различным корреспондентам, письма Фрейда часто освещают удивительные и противоречивые стороны его жизни, открывают неожиданные и плодотворные перспективы. Разве смог бы Эрнст Джонс довести до конца его обширную биографию, если бы члены семьи Фрейда не позволили ему ознакомиться "с двумя с половиной тысячами семейных писем периода молодости Фрейда" и особенно "с самым драгоценным из этих посланий..., тысячей пятьюстами любовными письмами, которыми обменялись Фрейд со своей будущей женой за четыре года их помолвки"? Сохранились и другие письма, некоторые из них опубликованы. Особенно следует отметить неиссякаемый источник для исследователей — письма, которыми
32
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
обменивались в период с 1887 по 1902 годы Фрейд со своим другом Вильгельмом флиессом (они изданы под названием "Рождение психоанализа"), а также "Переписку": с К.Г.Юнгом (1906-1914), Карлом Абрахамом (1907-1926), пастором Пфистером (1909-1939), Лу Андреа-Саломе (1912-1936), Георгом Граддеком ("Это и я", 1917-1934), Арнольдом Цвейгом (1927-1939). Под тем же названием "Переписка" сын Фрейда Эрнст представил подборку писем отца, адресованных сотне корреспондентов и охватывающих более чем полувековой период, с 1879 по 1939 год. Надо сказать, что счастливая возможность напасть на неизвестные письма Фрейда, в которых раскрываются новые его грани, все еще сохраняется. Так, в сборнике шведского психиатра Людвига Бинсвагера "Речи, обзоры и Фрейд" приведены "отрывки из писем Фрейда" 1908-1938 годов, а "Новый журнал по психоанализу" открывает свой первый номер несколькими письмами юного Фрейда.
Всякое обращение к биографии Фрейда неизбежно требует знакомства с монументальным трудом его британского ученика и последователя Эрнста Джонса, автора трехтомного произведения "Жизнь и творения Зигмунда Фрейда". Облеченный статусом почти официального биографа, Джонс имел доступ к многочисленным источникам в непосредственном окружении Фрейда и смог собрать и использовать огромное количество документов. Это значит, что для нас и для всех, кто пишет о Фрейде, труд Джонса представляет неисчерпаемый кладезь материалов и ссылок. Строгость, точность и лояльность работы Джонса-биографа не помешали ему описать жизнь и работу Фрейда, своего уважаемого учителя, с точки зрения собственного взгляда на психоанализ, в котором он сам является специалистом. Порой Джонс дает выход своему восхищению и энтузиазму, пытаясь представить жизнь и труд Фрейда в виде грандиозного единства, выражения блистательной судьбы. С другой стороны, достаточно строгой выглядит
ВСТУПЛЕНИЕ
33
оценка некоторых коллег и последователей Фрейда, с которыми Джонс соперничал, и соперничество это оттачивалось, как точильным камнем самим фрейдовским "Делом".
Чтобы избавиться от слишком одностороннего взгляда Джонса, рассеять ауру, сопровождающую его рассказ, уточнить, дополнить нюансами его суждения, необходимо учитывать многочисленные труды, особенно появившиеся в последние годы: свидетельства, воспоминания, различные данные о Фрейде, идущие от тех, кто в той или иной мере знал его — учеников, родственников, друзей, противников и даже пациентов. В массе публикаций, которая все возрастает, можно назвать лишь несколько наиболее типичных произведений. "Смерть в жизни Фрейда" Макса Шура, личного врача Фрейда, дает не только исчерпывающую картину его болезней и особенно эволюции рака челюсти, от которого он умер, но и представляет собой попытку обобщить учение Фрейда, где доминирует антагонизм жизни и смерти. Изобилуют ценными фактами, нередко, правда, пристрастного и частного характера, воспоминания Эрика Фромма ("Мой анализ с Фрейдом"), Теодора. Рейка ("Тридцать лет с Фрейдом"), Вильгельма Рейха ("Рейх о Фрейде"), Мартина Фрейда ("Фрейд — мой отец"), Хильды Дулитл ("Лицо Фрейда", книга дополнена "неизданными письмами Фрейда"), Джозефа Уортиса ("Психоанализ в Вене, 1934", "Заметки о моем анализе с Фрейдом"), Сергея Константиновича Панкеева ("Человек с волками, описанный психоаналитиками и им самим", сборник, составленный Мюриэлем Гардине, важным дополнением к которому является сборник Карин Обхользер "Встречи с человеком с волками") и другие. Мы принимаем во внимание изложенные в работе Винсента Брома "Первые последователи Фрейда" точки зрения "стариков" (Виттелса, Адлера.Штекеля, Шаха, Юнга и некоторых других), иногда, впрочем, опускающихся до уровня сплетен, а также богатые сведения "Записок Психоаналитического
2 Фрейд
34
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
общества Вены", соответствующих периоду с 1906 по 1922 год и включенных в три тома серии "Психоанализ и его история" под заголовком "Первые психоаналитики".
Понимая, что невозможно упомянуть все воспоминания о Фрейде, мы все же, кажется, смогли показать, насколько велико их количество и как затруднительно исследование из-за обилия интерпретаций и суждений различной ценности. Складывается впечатление, что каждый, кто пишет о Фрейде, испытывает неудержимую потребность дать собственную оценку, освободиться от других суждений, утвердить свою оригинальность, свое собственное "Я". Быть может, мы будем более восприимчивы к воздействию картины, наивной, трогательной и тем более притягательной: благодаря великолепным фотографиям, сделанным в 1938 году Эдмундом Энгельманом, мы проникаем в "Дом Фрейда, Берггассе 19, Вена", над которым уже развевается нацистский флаг и который Фрейд готов покинуть, отправившись в безвозвратное изгнание. Мы можем совершить волнующее погружение в живой и сложный мир Фрейда, взяв в руки роскошную книгу "Зигмунд Фрейд — места, лица, предметы", и перед нашим восхищенным взором предстанут все окружавшие его члены семьи, учителя, друзья, ученики, пациенты, ученые, писатели. Мы перенесемся в те далекие времена, когда психоанализ зарождался и эволюционировал, прежде чем обрести взлет.
Обилие биографических и исторических работ, посвященных личности Фрейда, и, как следствие, соответствующих интерпретаций и суждений заставляет думать: создатель психоанализа отныне настолько хорошо известен, что ни одна его грань не ускользнула от нашего внимания, Зигмунд Фрейд — наиболее изученная личность во всей истории! Легко подумать, что в конце концов можно узнать Фрейда лучше, чем самого себя! Чтобы понять особое положение Фрейда, нужно помнить,
ВСТУПЛЕНИИ
35
что великолепному исследованию своей личности он посвятил почти полвека жизни. Детальный, систематический анализ этого исследования проведен в книге Дидье Анзьё "Самоанализ Фрейда", дающей ясное представление об этой работе. Но тут же возникает удивительный парадокс. Непрерывно и тщательно изучаемый, казалось бы, хорошо известный и понятный, Фрейд ускользает от всех попыток познать его, расстраивает планы своих исследователей. Если он и раскрыл, как никто другой до него, "бездонные глубины" своего я, то одновременно искусно обозначил отчетливую границу, за которой законное желание познать мотивы, движущие нами, превращается в граничащее с фетишизмом непреодолимое желание увидеть и как можно лучше понять глубинную суть человека, сумевшего столь глубоко понять нас.
Неизменный источник интереса к личности заключается в том, что чем больше мы углубляемся в изучение субъекта, тем больше удаляется от нас его интимная сущность, неделимое ядро, тем сильнее ослепляет блеск индивидуального своеобразия. Хорошо изложенная биография позволяет миновать общие места, возникающие при разложении субъекта на составные части, и с помощью психоанализа и фрейдистского учения, двигаясь вперед постепенно и неспешно, подойти к самому порогу, уверенно различить то, что может быть названо сердцевиной, корнем, святая святых личности, индивидуальным началом, к которому каждый из нас обращается в глубокой тайне ото всех, черпая оттуда истоки славы и благодати, или, напротив, ничтожества и желания смерти.
В нашей книге речь пойдет лишь об основных биографических ориентирах. Мы не будем пытаться охватить в единстве все существование Фрейда, что собственно, недостижимо; не станем в очередной раз пробовать дать какие-то окончательные определения, привести к системе известные факты. Мы просто рассмотрим и обсудим отдельные жизненные моменты и
36
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
ситуации, проекты, устремления и достижения, имеющие сугубо практическое или более широкое значение, позволяющие почувствовать присутствие самого Фрейда, понять его современность. Мы претендуем на определенную объективность, но чисто риторически, поскольку, как бы того ни желали, рассказывать о жизни — значит интерпретировать и оценивать ее. Лишь величайшее смирение автора способно оправдать эту его нескромную попытку самостоятельной оценки.
^ СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА (1856-1859)
В письме от 25 октября 1931 года мэру города Пршибора в Чехословакии (носившего раньше название Фрейберг), где Фрейд благодарит за открытие мемориальной доски на его родном доме, он с увлечением вспоминает первые годы своей жизни: "Глубоко во мне все еще живет счастливый ребенок из Фрейберга, первенец молодой матери, получивший свои первые неизгладимые впечатления от земли и воздуха тех мест". Несколькими годами позже в работе "На экране воспоминаний" он добавляет: "Ностальгия по прекрасным лесам моей родной страны... никогда не покидала меня".
Прекрасные леса окружали маленький городок Фрейберг с населением около пяти тысяч человек, расположенный в Моравии, на северо-востоке Австрийской империи, недалеко от границы с Пруссией и Польшей, приблизительно в двухстах сорока километрах от Вены. Якоб Фрейд брал с собой сына на продолжительные прогулки. Насколько известно, он был внимательным, любящим отцом, располагавшим свободным временем. На странице семейной библии, рядом с текстом на
^ СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА
37
древнееврейском языке, там, где он отметил смерч ь своего отца ("покойный равви Шломо, сын равен Эфроима Фрейда"), умершего 21 февраля 1856 года, Якоб записал по-немецки: "Мой сын Шломо Зигмунд родился во вторник, в первый день месяца Ияра 616, в половине седьмого после полудня: б мая 1856 года. Он был приписан к Еврейскому союзу во вторник, на восьмой день Ияра: 13 мая 1856 года. Моэлем был г-н Самсон Франкл д'Острау..."
Согласно еврейскому обычаю для вступления в "Еврейский союз" Зигмунда подвергли обрезанию — на восьмой день после рождения; обряд выполнил "моэль" — занимавшийся ритуалом обрезания священнослужитель. В книге "Моя жизнь" с первых строк Фрейд подчеркивает это свое родство: "Мои родители были евреями, и я сам всегда оставался евреем". Это вовсе не значит, что он получил религиозное образование или был окружен религиозной обстановкой. Якоб Фрейд, по-видимому, не особенно отягощал себя религиозными верованиями и обрядами, но часто обращался к библейским текстам и очень ценил древнееврейскую литературу; праздники, обряды, традиции сопровождали обыденную жизнь, так же как и древнееврейский язык, который через песни, рассказы, цитаты, доходил до ушей маленького Зигмунда, воспринимавшего скорее музыкальную, чем смысловую его нагрузку.
Подобным образом познакомился он и с церковной латынью. Совсем маленьким отдали его на воспитание бонне католического вероисповедания, которая водила его, как потом вспоминала мать, "во все церкви", рассказывала истории из катехизиса. Эти истории живо и эмоционально иллюстрировались церковными росписями, которые они созерцали, в частности, в приходской церкви Рождества Марии. "Когда ты возвращался домой, — говорила ему впоследствии мать, — ты начинал проповедовать и рассказывать нам обо всем, что сделал Господь Бог". Не вызывает сомнения, что рассказы и
38
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
персонажи бонны Нанни глубоко запали в душу Фрейда. В течение жизни он многократно возвращался к волнующим воспоминаниям о своей кормилице, угодившей позднее в тюрьму за совершение каких-то мелких краж. Вероятно, именно ей он обязан настойчивой картиной ада, отчетливым и выразительным отсветом адского пламени, пронизывающим его творчество. В письме к Флиессу от 3 января 1897 года Фрейд впервые подчеркивает определяющую роль раннего детства ("все возвращается к первым трем годам жизни") и проводит параллель между кормилицей — "обольстительницей" и одним из своих пациентов. Ясно звучит и метафорическое обращение к теме ада: "Я готов бросить вызов всем чертям ада, — пишет он вначале, а затем добавляет фразу, с которой собирается начать главу своей работы "Сексуальность", — "От неба — через земной мир — до самого ада". Бонна принадлежала к семье Зажиков, с которой Фрейды делили первый этаж скромного дома. Она говорила по-чешски, этот язык Фрейд усвоил "к трем годам" достаточно, чтобы понять и запомнить "без труда небольшой куплет из детской песенки на чешском языке", услышанной во время приезда во Фрейберг в возрасте семнадцати лет, как пишет он в книге "Толкование сновидений".
Знал ли он идиш — ведь дома говорили по-немецки? Как отмечал Макс Кон, его родители были уроженцами Галиции — "области широкого распространения идиша". "Переехав из Галиции в Австрию, — продолжает Кон, — они наверняка отказались от использования идиша, перейдя на немецкий, с которым тот имеет много общего в фонетике. Однако они не забыли его полностью, им не только временами приходилось говорить на идише, но он еще продолжал звучать для них в немецкой речи". В еврейской среде, окружавшей родителей, маленький Фрейд часто слышал разговоры на идише, да и сами
39
^ СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА
родители пересыпали немецкую речь яркими, выразительными, живыми и колоритными выражениями на идише, которые Фрейд навсегда запомнил.
Немецкий, чешский, древнееврейский, идиш и даже латынь — все эти первые языки, приходящие и уходящие, подобные звуку ткацкого челнока, звучали в ушах маленького Фрейда и "ткали" каждый свое полотно картин, несли свою специфическую культурную, эмоциональную и логическую нагрузку, подготавливая и утончая слух, который станет впоследствии превосходным психоаналитическим чувством и сможет превратиться, развившись еще более, в "музыкальный слух к познанию", по выражению Анри Мишо. Лучше всего, по нашему мнению, эту первую очарованность словами маленького Фрейда охарактеризовал своей точной и остроумной фразой Жак Лакан: "Кто знает те волшебные слова, ставшие зерном, из которого возникла в его душе страна Каббалы"?!
Феи языка, склонившиеся над колыбелью Фрейда, сменили ли они фею "биологическую"? Фрейд родился с обильными волосами на голове, его рождение сопровождалось отделением материнских вод, что, как полагают, предвещает счастливую, необычную судьбу. На матовый цвет лица и темную шевелюру он обращает внимание в "Толковании сновидений": "Я родился с таким количеством спутанных черных волос, что показался моей молодой матери похожим на маленького мавра" (в другом переводе "на маленького негритенка"). Что же, это было рождение семитского героя нашего времени? "Молодая мать", Амалия Фрейд, во всяком случае, не нуждалась в предсказаниях старой гадалки, чтобы утвердиться в том, что ее Сигизмунд станет великим человеком. "Любящая мать", одаренная "жизнерадостным характером", а вот еще несколько положительных черт, отмеченных Джонсом: "Миловидная и стройная в молодости, она сохранила до конца своих дней веселость, живость и тонкий ум". Она кормила своего маленького
К оглавлению
40
^ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ОРИЕНТИРЫ
любимца грудью, называла и будет называть всю жизнь "mein goldener Sigi" — "Сиги, мое сокровище". Она долго, очень долго, поскольку дожила до девяносто пяти лет, будет верным и скромным источником нежности, к которому Фрейд, после сражений с невзгодами, будет обращаться, чтобы вновь обрести силу для борьбы с опасностями и свой стиль "конкистадора". Самое главное, что привнесла мать в его жизнь, он отмечает в работе "Воспоминания детства в "Поэзии и Правде" Гете: "Когда бесспорно являешься любимым ребенком своей матери, на всю жизнь сохраняешь победное чувство и уверенность в успехе, которые в большинстве случаев действительно влекут его за собой". Однако имя Сигизмунд, данное ему при рождении и сокращенное матерью до "Сиги", не нравится Фрейду, и он в 1877-1878 годах остановит свой выбор на имени Зигмунд. Им, как было сказано выше, отец назвал его в своей записи на странице семейной библии.
Итак, "достаточно добрые" отец и мать служили опорой молодому Фрейду в развитии эмоциональности и воображения. Однако в сложной и изменчивой структуре большой семьи многие исследователи с некоторой поспешностью усматривают истоки идеи эдиповой "семейственности" Фрейда. Якоб Фрейд родился в 1815 году в Тисменице, в Галиции (ныне Тисменика). Ему было всего семнадцать лет, когда он женился на Салли Каннер, родившей двух сыновей — Эмануэля (18341915) и Филиппа (1838-1912). После смерти Салли, вероятно, около 1852 года, Якоб женился на Ревекке, о которой известно очень мало и которую Джонс даже не упоминает в своей объемистой биографии. Она жила с Якобом во фрейберге, и след ее совершенно теряется после 1854 года. Мы осмелимся сохранить за ней несколько печальное и таинственное место в семье Фрейдов, вспомнив фразу из еврейской теории, которую сам Фрейд цитирует в письме Флиессу от 21 сентября 1897 года: "Ревекка, сними свое платье, ты больше не
^ СЧАСТЛИВЫЙ РЕБЕНОК ИЗ ФРЕЙБЕРГА
41
невеста!". В 1855 году Якоб женился в третий раз, на Амалии Натансон, уроженке г.Броди в Галиции, которая была на двадцать лет моложе своего мужа. После старшего, Зигмунда, она родила еще пять девочек — Анну, Розу, Марию, Адольфину и Паулу, и двух мальчиков — Юлиуса, умершего в возрасте восьми месяцев, и самого младшего — Александра, бывшего намного моложе Зигмунда. У Эмануэля, сына Якоба от первого брака, в 1855 году родился сын Джон, так что Зигмунд оказался только на год старше своего племянника, который стал ему верным товарищем по играм. С Джоном его связывали тесные и сложные взаимоотношения. Смерть Юлиуса, наступившая, когда Зигмунду было полтора года, по-видимому, стала для Фрейда значительным событием, послужив позднее источником формирования его идей о братской ревности, желании убийства и первичного чувства вины.