Автор выражает благодарность за помощь при работе над книгой группе «Оригами» илично Максиму Каменщикову

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13


Ori-music-6


Когда «Оригами» начинали играть, слово эмо в России мало кто знал, разве что те, кто интересовался американским панком/хардкором восьмидесятых либо свежей американской музыкой. Не знали этого слова и сами музыканты. Только через пару лет, услышав западные эмо-группы, они поймут, что играют что-то похожее, и начнут сознательно двигаться в том же направлении. А поначалу все выглядело далеко не радужно.


Максим: У нас были концерты, когда в зале – три человека, наши друзья. В Питере был такой культовый клуб – «Полигон», – и мы мечтали там сыграть. Нам тогда был год, и вот вокалист «Психеи», Дима Порубов, предложил: давайте я вас впишу. Мы выходим на сцену, нам надо играть, мы поворачиваемся – а там зал огромный, и он абсолютно пустой. Начинаем играть – видим, там уже три наших друга сидят… Был момент, когда я все время слышал за спиной: «„Оригами» – говно». И тогда мы просто взяли, тупо выкинули все песни и начали заново. Нам некоторые говорят: «Вы записали первый альбом „мазафаку», а второй уже эмо». Ни хера подобного, мы уже там пытались играть что-то мелодично-скримовое. Вообще я считаю, что группа должна играть то, что ей нравится. И если все делать искренне, с душой, всегда найдутся люди, которым это понравится.


Алексей: Никакого слова эмо тогда еще не было. Мы начали играть подобную музыку, но так ее не называли. У нас уже на первом альбоме есть несколько песен – «Миллионы небесных светил», что-то еще, которые относятся к этому стилю.


Максим: Второй альбом писали быстро, но что-то из того материала мы играли еще в 2004 году – ведь пока мы писали первый альбом, уже играли часть новых песен. А второй альбом писали у Саши Карелина. Это человек, у которого, я считаю, есть дар от Бога в плане звукорежиссуры. Он – звукорежиссер группы Jane Air. И мы альбом записали за месяц, причем чистого времени на запись там, наверное, было еще меньше.


Олег: Барабаны записали вообще за один день. Толковый звукорежиссер так и делает – можно записать даже не очень все ровно, а после он все это переставит, сделает, отстроит.


Максим: Я рад, что мы первый альбом писали год, потому что я тогда для себя многое понял в плане вокала. Вот пишешь – и не получается. А звукорежиссером была девушка, Оля. И она мне все время говорит – давай еще раз. И я одну песню пою по восемь часов. Дома послушаешь – говно. Приезжаешь и опять переписываешь. В первый альбом столько труда было вложено... Я ездил на каждое сведение. А Саше мы просто сказали: сделай нам кайфовый звук. Кто-то, может, скажет, что за два месяца альбомы не делаются. Но Саша доказал, что при грамотном подходе и определенной подготовке, которая была и у нас, и у него, это в принципе возможно. Второй альбом мы продали с потрохами, и сейчас, по-моему, его продано порядка семи тысяч.


Олег: Мы давали Саше слушать разные группы, типа ориентиры. Вот здесь сделай звук, похожий на такой, а вот здесь – на такой. Чтобы ему было понятнее, потому что он немного другую музыку слушает.


Алексей: Изначально мы делали что-то ближе к нью-металл, но потом начали слушать другую музыку – The Used, Thursday, – и под их воздействием что-то стало меняться в музыке.


Максим: Когда мы начинали, мы играли что-то похожее на Korn, Limp Bizkit – первые тяжелые группы зарубежной альтернативы, которые попали в Россию. И еще я был фанат группы «Психея» и хотел делать что-то подобное. Потом мне дали послушать несколько групп, которые в корне отличались от привычных гитарных рифов, – там был такой мелодичный вокал, очень красивый…


Олег: Я решил научиться играть на гитаре, именно услышав металлкор и эмо-группы. Да, если у тебя классическое музыкальное образование, ты смотришь на музыку по-иному. А тут я услышал From Autumn To Ashes, Underoath, At The Drive-In, Glassjaw и захотел играть. Это было чем-то новым для меня, интересным. Подсознательно я хотел играть что-то именно в этой стилистике, но мне было не с кем. А тут удачно для меня появилась группа «Оригами», которая в целом тяготела к подобной музыке. Просто парням, видимо, не хватало такого гитариста, как я…


Алексей: Наверное, только через год мы узнали, что у стиля есть название – эмо. Пожалуй, только во время записи первого альбома появилось это слово. Потом мы поучаствовали в первом эмо-фесте, который провалился с треском. Там был такой разброд с участниками – начиная от нас и заканчивая «Психеей». Никто тогда особо не понимал, что это за стиль.


Максим: Когда я услышал группу The Used, мне даже не столько захотелось что-то такое играть, сколько понравилось настроение этой группы… В том, что слушали раньше, – депрессия, боль, а здесь все про любовь и настолько красиво, скрипки подыгрывали… И при этом – истеричный вокал… И я попытался делать что-то такое. У нас на первом альбоме уже какие-то зачаточки этого… Хотя в основном там шел такой «кач», более прямолинейная музыка, и то некоторые говорят – это эмо. Хотя тогда и слова такого не было…


Алексей: Первая половина 2004 года, это вот с этогомомента появилось понятие эмо, и оно до сих пор мусолится, мусолится и разрастается во что-то непонятное…


Максим: В массовом обиходе слово «эмо» появилось года полтора назад. Мне вообще показалось, что все началось, когда Артем Копылов, директор лейбла «Кап-Кан Рекордс», пришел и говорит: «Давай сделаем эмо-фест, надо эту тему раскрыть чуть больше, чем она сейчас раскрыта». Вообще самый первый эмо-фест был в Москве года три назад, собрал человек сто пятьдесят. Там хедлайнерами играли «Психея», Jane Air. Нас туда привезли за полдороги. Это был первый мой фест – в ДК МАИ. Вообще всего было два этих феста, в Москве и в Питере, и все это прошло, тему закрыли. А тут Артем мне говорит: «Тема эмо-рока совершенно не дошла до масс».


Алексей: Мы сами в эмо-волну не стремились. На нас навешали ярлыков, и мы не смогли от них отбрыкаться. Мы пытались тут ради интереса, ради смеха придумать название стилю, в котором мы играем. Одно название – «эмо-фака». В смысле, есть нью-металл, который некоторые называют «мазафака». Или еще вариант – альтернативное эмо.


Максим: Был концерт в прошлом году в сентябре, где мы были хедлайнерами. Там играли еще группы четыре. И мы собрали тысячу четыреста человек – это фактически без именитых групп. Это люди пришли из-за одного слова эмо. У нас висела куча афиш на Маяковской – размером, наверное, с эту стену. И вот тогда все реально охренели. Это был первый фестиваль, на котором мы были хедлайнерами, да еще и в «Порту». Афиши висели по всему городу, лайт-боксы. Я поначалу скептически отнесся – ну, подумал, сколько-то народу соберется… А пришло полторы тысячи. Правда, перед нами играла группа, которая чересчур эмоционально себя повела на сцене – они разломали инструменты. Один из музыкантов прыгнул на барабанную установку, а другой стукнул свой бас об комбик. И когда разобрались, стало понятно, что там был сломан всего один микрофон барабанный и его можно было заменить и концерт доиграть, но все и так уже затянулось надолго, и выскочил звукореж: «Хватит, все сломали, все сломали!» А такой же фестиваль в Москве – там было феерично. Единственный минус, что в маленьком клубе – «Табула Раса». Он вмещает семьсот человек, а пришло в районе тысячи, и тусовались эти триста человек на улице. И после этого начались эмо-фесты практически каждую неделю. В метро все время можно было видеть стикеры – эмо, эмо, «emotion». И потом были эмо-елка, эмо-День святого Валентина, и они собирали достаточно народу, хоть там состав был слабенький...


Сочи: Когда наступил пик моды на эмо-музыку, люди стали слушать какие-то определенные западные группы, и мы, может быть, чем-то на них похожи. Хотя это тоже уже не первая волна эмо, но их такими считают, и нас заодно тоже.


Алексей: Сейчас в России пик культуры эмо. В этой культуре – и музыка, и мода, и какие-то жизненные установки. Хотя одно время я думал, что это только мода. Та молодежь, которую мы видим на концертах, на которые сами ходим как зрители, – там, наверное, только процентов двадцать приходит послушать конкретную группу. Большинство приходит просто провести время, послушать непонятно кого…


Максим: Мы на первом крупном эмо-фесте даже не сыграли, потому что должны были играть последними. Ну, мы вышли, говорим – мы группа «Оригами», мы показали свой клип – и все. Для нашей группы начался с этого момента такой период, когда нам взяли эту бирку и напялили на шею… И с тех пор много шума.


Алексей: Я не считал раньше, что существует какая-то эмо-культура, что обязательно – челка, черные волосы, черные ногти и все остальное – какой-нибудь свитер в ромбик. Но теперь я замечаю, что все это имеет место быть, как в свое время была рэп-культура, хип-хоп-культура. Я не приверженец моды. По-моему, это все ужасно, учитывая, что все это проходящее и уже через несколько лет подростки, которые в этой тусовке, будут пересматривать свои старые фотографии и смеяться над ними. Точно так же, как, когда они пересматривают свои фотографии в двенадцать или четырнадцать лет, смеются над широкими штанами и всем таким. Я сам от этой моды далек, хотя мне нравится эта музыка.


Ori-music-7

Санкт-Петербург, 19 мая 2007 года


16: 59


Клуб «Порт» – в одном крыле здания во дворе-»колодце», через дорогу от Мариинского дворца и в трехстах метрах от Исаакиевского собора. Под аркой тусуются парочка девчонок лет по шестнадцать, с черными челками, одетых в черно-розовой цветовой гамме. К ним подходят двое ребят такого же возраста, в черных рубашках, узких джинсах, с галстуками.


Мне на мобильный звонит Дима из «Оригами». Я говорю ему, что уже стою у входа. В это время в арке появляется гитарист Андрей. Мы здороваемся, идем ко входу в клуб. Андрей стучит в облезлую железную дверь.


–Э, куда вы? Клуб еще закрыт, – слышится из-за спины.


Из арки выходят трое парней в пиджаках, быковатого вида. Дверь открывают, начинаются выяснения, кто есть кто. Быковатые куда-то сливаются. Позже выясняется, что они – охранники, стоят «на дверях». Мне дают розовый браслет – «проходку» за сцену.


17: 21


Клуб еще закрыт для зрителей. По пустому фойе бродят несколько девушек – судя по внешнему виду, никакого отношения к концерту они не имеют. На сцене «Оригами» начинает саундчек. Клубные «звукачи» помогают музыкантам разобраться с каналами, показывают, что куда надо воткнуть. Максим уже в своей сценической одежде – черных шортах «Carhartt» и темно-серой майке «Slow Deth» с черепом и костями.


К двери, ведущей в гримерку, прилеплен скотчем лист бумаги с программой пребывания группы Pleymo в Петербурге. В названии «ORIGAMY» ошибка, которую кто-то исправил: по-английски слово пишется с «I» на конце.


Гримерка – метра четыре на четыре. Стены облеплены стикерами: «23 апреля презентация нового альбома „Камикадзе», специальные гости – „Оригами»«, Catharsis, „ПТВП“, Tractor Bowling. В раковине – три банки пива „Невское“, еще десяток стоят на столе вместе с гастрономической частью „райдера“ – упаковками воды, питьевого йогурта „активиа“, соком, бутербродами, тремя лимонами, бутылкой коньяка и бутылкой белого вина.


Максим звонит кому-то по телефону, решает проблемы со «впиской» знакомых на концерт.


–Вот что значит – не наш концерт…


Я киваю на жратву.


–Когда вы начали включать все это в «райдер»?


–Как-то постепенно получилось, сначала – одно, потом – другое… Но по-моему, первый раз – в Нижнем. Потому что когда здесь, у нас, играешь, воду и пиво клуб сам выставляет, по-любому, а в других городах – если не скажешь заранее, ничего не дадут.


17: 37


На лестнице, ведущей в гримерку, Максим разговаривает с арт-директором клуба Пашей Клиновым – лысым высоким чуваком в майке «Stigmata».


–А из вас кто-нибудь душ принимать будет после концерта? – спрашивает Паша. – А то там с водой – напряги. Тогда французам точно не хватит…


–Да нет, у нас вроде никто не будет…


Разговор переходит на то, что саундчек затянулся. Паша слегка бурчит насчет этого, говорит, что «Психея» строится десять минут.


Позже Максим рассказывает мне, что Паша раньше был директором «Психеи» и много сделал для того, чтобы российская новая альтернатива стала популярной.


Музыканты по одному «чекаются» на сцене. Сочи и Олегу сообщают, что их радиосистемы могут в клубе не заработать – из-за того, что в «Порту» есть «Wi-Fi». Вроде как из-за этого не работал радиопередатчик у гитариста «Люмена». Но все в порядке, бас и гитара работают.


17: 57


Зрителей в клуб еще не пускают. Я выглядываю из окна гримерки. Во дворе-»колодце» трется молодежь, в основном одетая в черно-розовое.


Олег стаскивает полосатую кофту с капюшоном, надевает розовую майку «Carhartt». Дима – уже в белой рубашке с коротким рукавом, на шее – галстук.


–Что-то народу, похоже, – кот наплакал, – говорит Максим.


–Ничего, прохладно зато будет, – комментирует Олег.


–В «предпродаже» было уже четыреста билетов.


–Они их, на хуй, сдали. – Сочи хмыкает. – Погода-то хорошая…


–Баннер опять не повесили… – говорит Максим.


–Его проебали.


–Проебали?


–Нет, он где-то, конечно, есть, но где…


–Мы ж сами его там оставили висеть…


–Надо Кириллу дать пиздюлей. Я дал ему поставить диск, а он, типа, не ебет. Поставил какую-то шнягу…


18: 38


Клуб открыт для зрителей, но в зал, где сцена, их еще не пускают. Вход прикрыт полуопущенными роллетами. Пришедшие на концерт эмо-киды обнимаются друг с другом, целуются, пищат. Из-под черных маек девушек выглядывают розовые бретельки лифчиков. Среди нарядов успеваю заметить у какой-то девочки лет пятнадцати балетную пачку, надетую поверх черных узких джинсов. В коридоре Максим раздает несколько автографов. Один эмо-кид подставляет ладонь, Максим тоже расписывается.


–Мыть теперь не буду! – ухмыляется эмо-кид.


18: 42


Роллеты поднимаются, народ движется ко входу в зал.


18: 50


У лестницы, ведущей к гримерке «Оригами», Дима и Андрей разговаривают с одним из музыкантов «Pleymo». Сочи в гримерке пишет плей-лист.


18: 57


Гримерка. Музыканты распивают коньяк.


–Парни, кончайте бухать… – шутит Сочи, который сам стоит с бокалом.


Заглядывает Паша.


–Ну, как оно вам – играть с кумирами детства?


Олег отвечает:


–А для меня они не кумиры.


Разливаются остатки коньяка. Тост – за то, чтобы концерт прошел хорошо. Мы чокаемся пластиковыми стаканами.


Сочи трогает свои волосы – крашенные в черный цвет и более длинные, чем у всех остальных в группе.


–Я не могу больше с этими сраными патлами выступать.


–Постригись ты, че ты, ё-мое? – говорит Андрей.


–Я с Ирой договорился – у нее в середине июня экзамен. И ей удобнее как бы сдать на мне, чтобы модель там не искать.


–Середина июня? Ты заебешься ждать.


–Не сильно коротко постригись, сделай, как Дима был той весной…


–А как он был?


–А ты что, не помнишь?


–Надо не забыть сказать, чтобы включили камеру перед началом, – вспоминает Максим. – А то у нас большинство записей – когда мы уже ебошим… Семь часов уже. Я думал, что мы будем играть с семи до восьми, а потом Pleymo два часа.


–Они что, два часа будут?


Максим комментирует отношение клуба:


–Меня сам подход убивает: вы пришли, какого хуя? Вы здесь сегодня не хозяева…


–Да, типа, сегодня вы – разогрев… – добавляет Сочи.


–Не, даже не в этом дело. По аппарату все нормально, чувак записал все настройки. Прикол в другом. Чувак, который всех здесь встречает, который должен тебя принимать как гостей, он просто готов тебя обосрать и обоссать.


–Ты хочешь сказать, что тебя уже обоссали и обосрали?


–Нет, но ему только отмашку дай.


Я выхожу из гримерки, спускаюсь по лестнице, прохожу через сцену и спрыгиваю в зал – смотреть концерт оттуда.


19: 51


Дима выходит на сцену, включает сэмпл. В зале слышится писк и визг женской части эмо-кидов. Появляются остальные музыканты, потом – Максим. Его встречают новой порцией писка и визга. Начинается первая песня. Зрители разделяются на две части. Бо?льшая половина – те, кто пришли на «Оригами»? – придвигаются к сцене. Остальные – они здесь ради Pleymo – рассредоточились у стен и вокруг будки «звукорежа».


20: 09


Сочи перебрасывает за спиной свой бас, падает на спину на сцене, продолжая играть. Песня убыстряется, в центре зала человек десять эмо-кидов начинают слэмовать. Песня заканчивается. Максим говорит в микрофон:


–Поприветствуем группу Pleymo.


Он кивает головой в сторону гримерок.


20: 27


Пауза между песнями. Сочи скидывает кофту с капюшоном, остается в майке. Слышны несколько выкриков: «Плеймо!» Я стою в середине зала. Ко мне обращается какой-то чувак:


–Слушай, а почему такой странный состав концерта? По-моему, две совсем разные группы…


Я пожимаю плечами.


–Мы сыграем новую песню, – говорит на сцене Максим. – Названия у нее еще нет.


20: 44


Слэмующих стало больше. Среди них – странного вида чувак, стриженный налысо, со шрамами на башке, с голым торсом, в штанах-хаки.


Максим выкрикивает в микрофон:


–Бесполезно!. . Невыносимо!. .


Рядом со мной парень и девушка страстно целуются.


20: 01


Группа уходит со сцены. Часть зрителей кричит: «Еще! Еще!», другие скандируют «Плеймо! Плеймо!» Пятнадцатилетний эмо-кид утыкается головой в черную пленку с серебряными стрелками, которой завешена стена. По его лицу стекает пот.


20: 17


Гримерка. Я рассказываю барабанщику Леше, что звук во время их выступления был не очень.


–»Порт» у нас в Питере славится самым худшим звуком среди клубов, – соглашается он. – Но он такой единственный по вместимости – тысячу и больше.


Я прощаюсь с музыкантами – мне пора на вокзал, скоро мой поезд в Москву. Они тоже сегодня ночью едут в столицу – завтра концерт с «Pleymo» в «Точке».


Иду к выходу по коридору клуба. Несколько чуваков лет по семнадцать-восемнадцать нью-металльного вида обсуждают выступление «Оригами».


–Вот старые песни – они да, слушаются, а новым не хватает драйва, – говорит один.


В углу засела кучка эмо-девчонок лет по пятнадцать, они в шутку плюются друг на друга. Подходит охранник, говорит им подняться с пола:


–Вы все себе застудите. Мозги надо иметь.


–А на корточках можно? – спрашивает одна. У нее на черной майке розовыми буквами написано: «Stop trying to like me».


–На корточках можно.


Выхожу во двор. В соседнем крыле дома, в окне, девушка разговаривает по телефону. В окне над ней – два чувака открывают двухлитровую бутыль пива. Слышно, как готовится к выступлению «Pleymo».

Из интернет-блогов:

...


На разогреве сыграла эмо-группа «Оригами», что и определило присутствие на концерте представителей уже не совсем модной emo-культуры. Прохожу под арку: мрачный «колодец» – вокруг черные (и немного розовые) люди. Очень-очень молодые и действительно эмоциональные. Толпа на входе периодически оглушается вскриками: «Оригами» – лучшие.


Итак что было на Оригами и Плеймо, до концерта встретился с Женей у комендантского и сразу поехали на садовую, вышли купили по 2 ягера каждому и пошли в любимый двориг там сидело ооочень много позитив-эмо выпили с ними, посмеялись и пошли вместе в клуб, подошли к клубу по пути еще знакомые присоединились, в результате перед входной дверью стояла группа в 37 человек болтающих друг с другом, зайдя туда купили еще пива и пошли к сцене под скандировку «плеймо-плеймо» (некоторые индивидумы кричали Дерьмо) вышли Оригамы, в первом же слэме кто то проехался мне по руке кожаным напульсником и оставил след длинной в 8 сантиметров (большооооооой красный след, до сих пор не сходит) , в 4 слэме все было еще веселее, мне ударили с кулака по губе, в результате 10 минут в туалете пытался прервать кровотечение (из-за чего так писать не буду, слишком уж неприятно будет вам) , потом я понял что все таки моя вторая – злая половина вырвалась на свободу и началось, веселый был момент когда прыгнули одновременно четверо друг на друга (я среди них) в воздухе столкнулись и я неслабо приложившись заставил тех троих упасть, отлетев на 3–4 метра) ) .


Потом было плеймо помню уже плохо потому что слэм все внимание привлек, но точно помню что гитарист плэймо вышел в зал и играл в слэме) )


После концерта всю ночь гулял, в результате за последние 3 дня спал всего 3 часа


Вот такой вот концертигггг) ) .


Ori-music-8


В последние полгода «Оригами» много ездит по России, были также концерты на Украине и в Белоруссии. Благодаря Интернету и моде на эмо про группу узнают в разных городах и приглашают сыграть. Тур – нормальное состояние любой рок-группы: со всеми кайфами, обломами и приключениями.


Максим: В Екатеринбурге сейчас был концерт – пришло почти девятьсот человек. И среди них четко видно «свою» аудиторию. И сейчас это везде. Например, город Могилев в Белоруссии. Маленький город, там было на концерте двести пятьдесят человек, но они все – поклонники твоей музыки и твоей культуры. Я думаю – ни фига себе, и здесь это есть. Я, например, никогда не думал, что в том же Екатеринбурге – это пока самая далекая точка, где мы были, – на нас придет девятьсот человек. Причем билет стоил триста рублей – это почти как в Питере.


Дима-Fieldy: Мы ехали во Владимир, и это было в самый разгар школьных каникул, и все вагоны были забиты двенадцати–тринадцати–четырнадцатилетними школьниками. А мы ехали все в разных вагонах. На верхних боковых у туалетов. В разных вагонах.


Олег: Я не у туалета, я был в середине вагона.


Дима-Fieldy: А у Максима был день рождения. Двадцать четыре года. Мы отмечали в вагоне-ресторане, а когда все разошлись, мы с Олегом устроили продолжениебанкета. А потом и мы тоже пошли по своим вагонам. А вагон-ресторан был пятнадцатый, а наши вагоны – кажется, второй и четвертый. И мы идем вот так через весь состав, и к нам подвалили дембеля и давай что-то нам рассказывать. И мне попался дембель вот тако-о-о-ой. И я спрашиваю – слушай, вот если в армию чувак попадает – есть такой вариант все-таки – как надо себя вести? Он так: ха! Главное – надо всем сразу дать понять, что ты ничего делать не будешь, что тебя ни попросят. Я просто представил, как все мы заходим в часть. Мне там: постирай носки! А я: не буду, иди отсюда. И его сразу так табуреткой…


Олег: А мне достался качок какой-то. «Вот вы музыканты, ездите, да? А я вот раньше в цирке выступал. Подбрасывал тяжелые предметы». Потом там еще подвалили дембеля, и некоторые косо смотрели на наш внешний вид. Тот, который в цирке выступал, дал нам понять – ребята, лучше вы идите отсюда, а то что-нибудь плохое может начаться. В общем, они нас отпустили великодушно, но могло все это кончиться не очень хорошо. На этом бы закончилась история одной трети группы «Оригами». А вообще эти ребята-дембеля – они олицетворяют такую общую массу российской молодежи.


Максим: По сравнению с другими группами у нас всегда все было спокойно, до каких-то конфликтов не доходило, и я надеюсь, что не дойдет. По рассказам некоторых групп, которые там дрались с гопарями, постоянно какие-то наезды – у нас такого не было.


Дима-Fieldy: А когда с детьми в вагоне ехали, там все время такие разговоры: «А почему Вася на верхней полке? А можно мне тоже на верхней?» И мне так было грустно от этого от всего. Но рядом со мной сидел какой-то накуренный сноубордист и рассказывал, что он был в Кировске недавно, и там было так здорово. Потом меня чуваки забрали в вагон-ресторан, и мне так хорошо стало.


Максим: Самый курьезный был концерт, когда я не приехал. Группа поехала в Череповец, а я был в командировке, под Тверью. Концерт был в субботу, а у меня было срочное задание по работе. И я это задание быстро доделал, поймал машину и поехал из Твери в Москву на машине. Но все равно в итоге я не успел на поезд. Приехал в Питер и на форуме, когда концерт уже должен начаться, пишу: «Я – дома». А на концерте пел Дима – он орет, и сыграли самые крикунские, скримо-песни.


Олег: Нам потом сказали – ух было как круто. Жаль, что не было Максима. А кто-то даже не понял, что его не было.


Дима-Fieldy: Когда ездили в Петрозаводск, ночью у нас закончилось «топливо». А в поезде не было – у проводников. Ну, мы послали двух гонцов. Это была станция Волховстрой. И вот – несколько путей, наш поезд остановился ровно посередине. Андрей с Олегом выходят, залезают на платформу, а там такие местные ребята стоят. Увидели их, проявили к ним интерес. Но наши парни быстро бегают, Олег занимался легкой атлетикой, и пиво у нас осталось, и они унесли ноги. Правда, пиво мы потом начали громко пить, и проводники хотели нас ссадить. Еще прикольный был концерт в Харькове, когда приезжаем, и выяснилось, что организатор – активист какой-то фашистской организации.


Олег: Меня он с самого начала насторожил своими шутками – типа, «зик хайль».


Дима-Fieldy: Он нас встретил, мы заходим в клуб, а он там со своими друзьями – там, «зик-хайль» и какие-то такие шутки.


Олег: Потом мы сидим уже, едим, и он тут начинает насчет того, что у нас была ситуация в Питере, когда парня зарезали, и он: вот, предупреждали же, что не стоило соваться, правильно досталось. Я там чуть не подавился. В принципе, терпимо отношусь практически к любым движениям, течениям. У всех на что-то есть свои причины, есть свои мысли, но разговор за столом о том, что кого-то «правильно» убили, меня немного шокировал.


Дима-Fieldy: И мы вообще про это не знали – что за организатор такой.


Олег: Было весело, когда организатор весь концерт напивался со своими друзьями и выходил после каждой группы на сцену и говорил, что концерт проходит, типа, под эгидой какой-то там самой влиятельной скинхедской группировки Украины. И в конце концов он говорит: «Я не поддерживаю коммунизм, гомосексуализм и антифашизм. Так что, кто втыкается в это дерьмо, вон из зала».


Дима-Fieldy: Это мы сейчас уже постриглись, а тогда многие еще в группе были с волосами, накрашенные – ногти там, глаза. Выходим на сцену, а там, в зале, мужики такие в стиле «Umbro». И потом нас еще обвиняли, что мы участвовали в каком-то фашистском концерте.


Олег: Там владельцы клуба и организаторы – ультраправые. Получается, все, кого они не привозят, участвуют в ультраправых акциях.


Дима-Fieldy: Да, если бы мы, конечно, узнали заранее, что будет такая тема…


Максим: Мы возвращались из Минска, и поезд был проходящий – из какого-то дальнего города. И только мы зашли в вагон, как слышим: «Тага-а-анка…» И в соседнем плацкарте – человек десять урок, лет по тридцать пять–сорок, с татуировками все. Это было двадцать восьмое число, а у меня двадцать девятого день рождения. Мы собирались до ночи посидеть. Ну, мы сидим, а эти там водяру хлещут. И тут Коля встает в проходе, и один из этих чуваков: «Эй, слышь, а ты че – музыкант?» Все, я уже считать стал – сколько нас, сколько их, думаю – ну все, хана нам всем. Этот там уже чего-то дергается, а Коля руку его отбил. Мы все встаем, и тот тоже начинает вставать – там такая огромная ряха. Хорошо, что остальные чуваки там были в меру нормальные, и они ему говорят: «Сиди, Вася». Я уже начал было ремень снимать, пряжку заматывать – ну мало ли…


«Все основательно любят побухать»


Максим: У нас сейчас половина группы всем говорят, что они не пьют вообще. Но как какой-то концерт или поездка, все основательно любят побухать. На недавнем концерте мы с Олегом чуть не поругались в гримерке. Потому что я стараюсь выходить на сцену трезвым. Были два концерта – седьмого и восьмого марта, – когда вообще вся группа была в такой драбадан... Мы выступали в женских нарядах – как будто медсестры. Ну, Восьмое марта… А когда я посмотрел запись, то понял, что это – ужас, издевательство над людьми, которые пришли тебя слушать. Я после даже на репетициях запретил пить пиво, потому что, бывало, кто-то из группы выпивает прямо при мне три банки пива – одну, вторую, третью... Я говорю: «Ты что сюда пришел делать – музыку? Или ты пришел сюда пиво пить?» Стараюсь контролировать, ругаюсь даже. Они мне – да, господин директор. Шутят, типа. То есть алкоголь у нас – это сложный вопрос. Зато мы не употребляем никаких наркотиков.


Олег: Притчей во языцех стала эта тема про алкоголь. Каждый любит рассуждать, как это неправильно – пить перед концертом. Но каждый из музыкантов – кроме Леши – был замечен на сцене в неадекватном состоянии. На самом деле выступать приятно трезвым, поэтому редко когда кто-то может себе позволить выпить больше пары бокалов пива перед концертом. После же концертов обычно не остается сил. Были, правда, случаи, когда кто-то сильно напивался в поезде или там, где оставались ночевать. Был и испачканный Лешей туалет в поезде, и случай, когда, сильно напившись накануне, Максим не смог приехать на саундчек концерта вовремя. Повезло, что саундчек задержался, и все обошлось. Один такой случай и со мной произошел – после концерта в Минске. С кем не бывает? Раздули его, конечно, очень сильно, типа пошутили. Не только на мой взгляд, но и на взгляд этих же «шутников», получилось грубовато, оскорбительно, и вообще не все восприняли как шутку. Неприятно было мне, неприятно было моей девушке, неприятно было моим друзьям. До сих пор как-то странно слышать от незнакомых мне людей: «А-а-а! Я тут посмотрел!!!», «Я тут прочитал!!» «Вот оно как оказывается…» Так что, господа, не верьте всему, что говорят и пишут, а думайте своими мозгами.


Алексей: Я стараюсь непосредственно перед выступлением не пить – мало ли… сыграю еще не того. По этому поводу парюсь очень. Другое дело после – иногда могу и допоздна со всеми сидеть, компанию поддерживать. Иногда буквально банка пива перед концертом сильно расслабляет, а ведь надо быть сосредоточенным. Плюс я частенько на машине езжу, и на репы, и на концерты у нас в Питере, тут уж не до алкоголя. Хотя если пить постоянно – устойчивость вырабатывается. И, кстати, ни седьмого, ни восьмого марта в драбадан не был. За такие концерты бывает несколько стыдно что ли…


Ori-music-9

Москва, 20 мая 2007 года, клуб «Точка»


17: 02


На улице тусуются два десятка подростков. Судя по альтернативному виду, пришли они на «Pleymo». «Оригами» уже в клубе, но саундчек задерживается – еще не настроились французы, график сдвинулся из-за того, что вовремя не приехали техники. Музыканты «Оригами» и московской эмо-команды Maio, которая тоже сегодня играет, плюс друзья музыкантов и я берем в тесной гримерке с облезлыми розоватыми стенами по банке пива «Балтика-3», выставленного организаторами, и рассеиваемся по полутемному помещению клуба.


17: 36


Гримерка. Французы по-прежнему «чекаются». Заходит Олег.


–Бесперспективняк. У них там что-то с примочкой…


17: 57


Зона «Chill Out». Парни из «Оригами» дают интервью телевидению, сидя на диванах вокруг стола в углу. Телевизионщики – с канала ТНТ: оператор, тетка-корреспондент средних лет и девушка неформального вида, ее роль во всем этом непонятна. Из зала доносятся звуки настройки «Pleymo».


–Мы не позиционируем себя как эмо-группу, хотя мы играем что-то похожее на третью волну эмо, – говорит Олег.


Леша:


–Но если пошла такая тенденция, что если группа «Оригами» – то это эмо, а если эмо – то это – группа «Оригами», то это уже не наша вина.


Максим:


–У нас нет такого, что мы сели, смотрим: «Так, что у нас есть на сегодня? Рэп, техно… Вот, эмо! Вперед». Мы играем то, что нам нравится, то, от чего нас колбасит на сцене. Мы играем музыку, которая направлена на то, чтобы люди находили что-то новое, жили, двигались, никогда не стояли на месте. У нас вот на что в основном направлена музыка. Шрамчики на руках, которые можно, там, в школе показать – это все ребячество, которое пройдет. Главное, чтобы люди слушали хорошую музыку. А какую, они выбирают сами. Кто-то слушает металл, кто-то рок, кто-то рэп, кто-то эмо…


Корреспондентка явно не понимает, почему парни без особого энтузиазма отзываются об эмо-движении и эмо-публике, с которой они себя слишком сильно связывать не хотят.


–Так что же получается, вы не любите эмо-движение? – удивленно спрашивает она.


–Нет, это не относится ко всем ребятам, которые нас слушают, – отвечает Максим. – Но есть отдельные проявления…


–Иногда проблемы с головой, иногда просто в жизни проблемы, и люди начинают… – добавляет Олег.


На этом месте интервью прерывается: музыкантов зовут на саундчек.

Из интернет-блога:

...


22 июня. тнт. название программы не помню, но ведущий был из «Невероятно но факт». бозлали про эмо, про Оригами. . эмо – плаксы, Оригами – хуйня. посмотрел я на это дело минут 10, и выключил эту бодягу. а в голове бродило ток одно: «С каких это пор. . » я вроде и с этими чуваками знаком, плакс среди них нету. и не может быть (по стилю жизни) .


бывают же . . бланы и на телевидении, блин. ниче чуваки, крепитесь.


Ori-music-10


Музыкантам любой группы по кайфу, когда у них есть фанаты, которые ходят на все их концерты, просят автографы, пишут восторженные посты на форумах. Но самые активные – и не слишком адекватные – фанаты могут здорово достать.


Максим: Момент переломный – это был концерт в конце декабря. Мы играли с еще одной группой и собрали человек девятьсот. Я привык, что мы выступили – и я пойду в зал, куплю пива, попью, и – если кто-нибудь подойдет из зрителей – пообщаюсь, и все. А тут я захожу в бар – и стою, раздаю автографы. Какие-то девочки с бумажечками – я им всем подписал, и меня это не столько напрягло, сколько удивило: как такое вообще может быть? И с тех пор в принципе в людных местах меня узнают. Я даже стараюсь капюшон надевать, потому что моя девушка очень ревностно к этому относится. Мы ссоримся, когда, например, едем в метро, и подбегают какие-то девочки: «Ах, Максим из „Оригами»!». А при чем тут я? Нет, приятно, что на автограф-сессию люди приходят. Хотя бывают зрители, которые неадекватные, они реально напрягают. Я на последнем концерте чуть не с угрозой обратился к людям в первых рядах, потому что за меня цеплялись, меня царапали, пытались столкнуть вниз. Я вначале думал – это шутка, но нет. И я им говорю: «Ребята, я сейчас в глаз дам». Они так сразу изменились в лице.


Олег: В принципе, не всегда напрягают эти самые поклонники и поклонницы. Дарят что-то, а это всегда приятно. К этим подаркам не очень хорошо относится моя девушка, поэтому я складываю их подальше от ее глаз. В противовес такому вниманию могу рассказать случай, когда на концерте в Москве мне в прямом смысле мешали – во время выступления вылезали на сцену, рвали провода, отключали аппаратуру. Я понимаю – кого-то эмоции могут переполнять. Но все равно надо быть аккуратнее и не мешать музыкантам делать свое дело.


Сочи: Я не люблю слово «фанат», очень тяжело с фанатами общаться, когда просто не знаешь, нормальный это человек или нет.


Максим: Слово «фанат» я тоже очень не люблю, потому что фанаты – это мрачные люди на самом деле. Я больше люблю «поклонники творчества».


Олег: Был такой случай – какой-то парень себя порезал, кровь какой-то промокашкой промокнул и подходит после концерта: распишитесь мне на этом. Я говорю – давай нормальную бумажку. Нет, здесь же моя кровь, неужели вы не поняли? Боже мой, думаю, тебе, парень, надо голову лечить.


Максим: Эмо-кид – это такой чувак либо девушка, которые страдают, которые все в себе, у них, там, опущены глаза. И получается, что их единственный выход – это смерть, потому что этот мир тебя не понимает. Почему вены? Потому что это красивый способ. Можно же ведь и застрелиться. А здесь – красная кровь, лезвия, ножи… Ко мне иногда после концерта подходят за автографом – а у него вся рука в мелких шрамиках. Я ненавижу такое позерство. Если ты такой умный, то порежь себе вены и сдохни. А вот так вот себя искоцевать и ходить потом, показывать всем: ах, я весь в крови…


Олег: Если бы все это не было так распространено, то и реакция была бы другой. Говорили бы – вот какая стильная группа! Или: вот какая стильная молодежь! А так вызывает раздражение. И сейчас даже группы, которые никакого отношения к эмо не имеют, которые играют, там, рок или поп – все равно, все с челочками, в узких джинсах.


Максим: Всегда есть такая тема, что одни люди себя естественно ведут, а есть те, которые просто пытаются себя показать.


Олег: Раз эмо, то, получается, человек начинает бравировать своим тонким внутренним устройством, начинает пытаться себя выражать в каких-то видах искусства. В фотографии, например. Сфотографировать как-то вот, например, стакан и всем рассказывать, что он на него посмотрел и увидел в нем Вселенную. То же самое с поэзией – стихи писать. В принципе, многие пишут. Особенно в подростковом возрасте, а кто-то пишет всю жизнь. И никто не скажет, что это – эмо. Есенин – это эмо? Самое эмо – это, наверное, Бродский. Такое грубое эмо…


Максим: Из самых напыщенных эмо-боев практически каждый хоть раз, да сидел и ковырял себе руку. Чтобы вот так аккуратненько, не задеть никакой сосудик, но пусть шрамик останется. Чтобы прийти в школу и всем показать: вот, человек страдал. Это позерство такое – чтобы выделиться. Люди по-разному выделяются. Раньше если кто-то в широких штанах, с цепями – все думают: что за обезьяна? Теперь – если весь в черном, розовом…


Олег: Когда появились рэпперы, на это тоже смотрели поначалу как на что-то такое, а потом привыкли все, примелькалось, и нет особого внимания к ним. Потом – альтернатива, нью-металл, мазафака. Тоже широкие штаны, цепи, дрэды. Сейчас уже нет в этом ничего особенного. Скоро так и с эмо будет. Сейчас много таких людей – рэпперов, альтернативщиков, эмо, которые уже давно выросли из отрочества, а некоторые и юности. И никто себе вены не режет, ведут нормальную жизнь.


Максим: Все это хорошо, я считаю. Потому что девяносто девять процентов – если взять все население России – это, как их называют, «орехи» – недавно новое слово услышал. Орехи – это не гопники, нет. Просто обычные люди.


Сочи: Я на последнем концерте в Москве, когда там избивали людей, увидел всего несколько девочек в розовом, несколько мальчиков с накрашенными глазами, а все остальные – обычная молодежь. Джинсики, маечки. При этом они пришли на эмо-группу.


«Мы – по-любому андеграунд»


Максим: Мы недавно ходили на передачу – ее Илья Черт ведет. По питерскому «Пятому каналу», передача об андеграунде. Собрали всяких художников, писателей, музыкантов, а мы сидели как зрители, в первом ряду. И все там что-то орали: «Андеграунд есть!» «Андеграунда нет!» «Андеграунд – это когда нет коммерции, а как только коммерция, это уже не андеграунд!» И там сидел Артем Копылов, который выпускает наши альбомы. И он сказал, что коммерция есть по-любому. Ты продаешь свой альбом, ты получаешь за него деньги. Сейчас все это выросло в объемах по сравнению с тем, как было десять лет назад. Тогда, если на альтернативный концерт приходили триста человек, – это был успех. Сейчас, когда приходит тысяча, – это уже так себе… Вот мы сейчас будем играть на «Крыльях». Когда группы вроде нас играют на «Крыльях», это уже какая-то движуха вперед. Другое дело, что не пускают на радио, не пускают на каналы типа MTV и Муз-ТВ – ну и хер с ними. Бабки, наверное. Все решают бабки. Заплатил бабки – какой-нибудь Вася Пупкин, у которого папа где-то там. Все, показали его клип. Но он все равно никому не нужен. Помню, были такие группы, выступали на каких-то там передачах, херачили под фонограмму, рот разевали. Группы, в принципе, из ниоткуда и в никуда и ушли.


Андрей: Мы – по-любому андеграунд. У нас вообще нет какой-то массовой культуры – ни эмо, ни нью-металл. Она есть как субкультура – люди тусуются, встречаются, а так ее толком никто никуда не продвигает. Да, сейчас начали появляться каналы альтернативные – А1, О2. И я надеюсь, потому что пошел толчок уже, что когда-то это вылезет из андеграунда, как на Западе. Там такие группы имеют вес, и какой-нибудь «R & B» не подойдет и не скажет – ты, чмо, играешь в подвалах. Еще вопрос, кто кого перевесит…


Максим: Мы сейчас сделали клип – он в ротации на канале A1, и бюджет для него выжали минимальный. Мы там сами все таскали, сажали оператора на шею, и он снимал что-то сверху. Не было подзвучки, мы писали в поле, и был только магнитофончик, который мы прятали за комбики – для барабанщика. Чтобы он хоть что-то слышал, а все остальные играли под барабаны.


Сочи: Если говорить про андеграунд, то все относительно. Но если сравнивать с Западом, то у нас группа выпускает тысячу – две тысячи дисков, а там – пятьдесят или сто тысяч. Вот вся эта культура – из-за того, что мы в России живем, и у нас какой-то менталитет другой, видимо, сидят люди, которые всем этим крутят, вертят, и они еще не готовы воспринимать что-то новое. Жалко, потому что все равно эта музыка поднимается. У них там, на Западе, больше конкуренции и больше качественной музыки, и, соответственно, лучше условия для работы в музыке. У нас, если ты делаешь музыку, ты часто вынужден жить как бомж, питаться непонятно чем. У меня – семья, двое детей, и мне очень тяжело справляться. И если бы я еще больше времени посвящал музыке…


Андрей: Культура, которую представляем мы, она находится сейчас в том же положении, в котором находился русский рок двадцать лет назад, когда они сидели в подвалах, «дринь-бринь», чистый энтузиазм. Вот мы сейчас начинаем подниматься.


Сочи: Сейчас больше перспектив, даже чем пять лет назад. Поднимается уровень жизни. Все ноют, но все равно лучше, чем было.


Дима-Fieldy: Группы русского рока двадцать лет назад сидели в подвалах, их гоняли за тунеядство, они сами делали себе усилители и гитары, а сейчас все можно купить. Ты пошел, взял кредит, купил себе гитару или что еще нужно. Есть много мест, где можно репетировать, были бы только деньги. Но их опять же можно стрельнуть у мамы с папой.


Максим: Мы до сих пор лояльная группа в отношении гонораров. Мы не деремся клыками за каждую копейку. Потому что все работают, и такой потребности – как если там жрешь воду с хлебом – такой вот потребности нет.


Олег: Ну, если бы мы были совсем голодные и у нас не было бы денег на инструменты… Занятия музыкой – они тоже денег стоят. Когда ты вышел на какой-то уровень, надо репетировать уже в более или менее нормальных условиях. Инструменты должны быть нормальные. И деньги мы, естественно, не музыкой зарабатываем.


Максим: Самый халявщик – это я. Микрофончик – и все. А вот кто наоборот, так это Дима. Он себе накупил столько всякого говна, которым не пользуется. Он каждый раз покупает себе какую-то очередную штуку с лампочками и крутилками, которая у него пылится, а потом он ее продает.


Ori-music-11

Москва, 20 мая 2007 года


18: 24


«Оригами» наконец выходит на саундчек. Пока отстраиваются барабаны и Леха стучит по бочке, Максим, сидя на каком-то возвышении на сцене, отбивает ритм ладошками по коленям. На трех экранах в зале идет канал A1, клип группы Nickelback. Внизу экрана текст: «VJOII: ) Привет! эмо-фест в Самаре? А откуда мне знать то??) ) ) »


18: 27


Настройка вокала. В зале появляется с какой-то девушкой Трэш – чувак лет двадцати пяти, бывший скинхед, а теперь – охранник на концертах «Оригами». Он показывает в сторону сцены два «фака», на что Максим отвечает, пропев: «Я люблю тебя, Трэш!» «Звукач», толкаясь на сцене, объясняет: у тебя второй «аукс», у тебя третий «аукс»…


Максим говорит:


–Все ясно, у меня третий анус.


19: 11


Настройка закончилась, продолжается интервью телевидению. Иногда до «чилл-аута» доносятся крики: «Плеймо! Плеймо!» На канале А1 идет реклама: «Лучшая группа планеты – My Chemical Romance, 11 июня, Санкт-Петербург, Ледовый дворец, 12 июня, Москва, Лужники».


Максим пытается объяснить корреспондентке, что же все-таки такое эмо:


–У этого понятия есть свои каноны, есть внешний вид, от которого нельзя убежать. Есть поведение. Есть музыка…


Но ей, похоже, уже неинтересно, и она просит рассказать какую-нибудь историю, связанную с концертами.


Дима: У нас практически каждый концерт – это история, потому что случается, что кому-то попадает бас в ногу или в голову. Мы выражаем на сцене эмоции, и это, случается, приводит к потерям и техники… (хором) , и людей!


Дима (кивая на Сочи) : Все, кроме Леши, получили от него по голове на концерте как минимум один раз. Очень интересное ощущение, когда что-то прилетает откуда-то сбоку, и ты: ой-ё, а что же это такое? А больше всех однажды досталось Олегу. У него тот день вообще был неудачный. Он начался плохо, плохо продолжился и плохо закончился. По пути на концерт Олега чуть не зарезали. Сначала на него напал человек с ножом, и он еле отбился от него чехлом от гитары.


Максим: Мы приехали на саундчек – у нас первый был свой концерт в «Ред-клабе», а Олег уже стоит на сцене, «чекается», такой весь злой. Ему еще забыли сообщить, что на час позже надо приехать. А он живет в районе очень стремном и, говорит, шел к метро, и к нему подошел какой-то человек, спросил время, и пока Олег отвечал, достал нож. А Олег как-то сориентировался, и чехлом от гитары он его ударил и побежал. И во время концерта, почти в самом конце, Сочи в очередной раз крутанул гитару, и я смотрю – Олег убегает со сцены. Я не понял, что произошло. Доигрываем песню, я иду за ним, он стоит, и у него со лба течет кровь. Потом у него была огромная гематома, ему там чуть ли не операцию хотели делать. Вообще таких случаев немного. Вот, Олег получил, я один раз очень сильно по руке получил басом, и еще однажды на концерте, когда мы в шутку начали друг друга пинать, Олег тоже получил, и Сочи получил. Но сейчас мы это перестали делать, потому что люди взрослые, можно что-нибудь сломать друг другу…


Корреспондентка спрашивает:


–А в чем же вообще философия эмо?


Дима-Fieldy: Это не философия, это – внешний атрибут. Лично я не верю в то, что какой-нибудь нормальный человек может возвести вечные страдания и вечную депрессию и тягу к суициду в жизненную философию. Если у кого-то это встречается, то ему надо идти к доктору. Нормальный так делать не будет. Мы, хоть и играем такую музыку, мы люди достаточно позитивные, и, по крайней мере, таких мыслей суицидальных у нас не возникает.


Максим: Если раньше человек, когда ему было плохо, просто шел и с друзьями напивался, то сейчас он может сказать, что он эмо-бой и его жизнь ужасна, все – в черных тонах. Я считаю, что это пройдет. Пройдет какое-то время…


–А вот в Интернете есть эмо-заповеди… – перебивает корреспондентка. – Вы их соблюдаете?


Вопрос вызывает бурный смех и негодование всей группы.


Олег: Это – тупые шаблоны, из-за них думают, что эмо-бои – это суицидальные люди, люди непонятно какой ориентации.


–Но ведь если это происходит, то это же кому-то надо… – робко возражает журналистка.


Максим: Ну, есть, например, футбольные фанаты, а есть люди, которые приходят на наши концерты. Те, кто приходит на нас, хотят здесь отрываться. Кто-то занимается каким-то спортом, кто-то рисует, кто-то играет музыку…


Дима: А тот, кто не может играть музыку, красит волосы в черный цвет и слушает эмо!


Все музыканты хохочут.


Максим: Ни вы, ни мы, ни те, кто будет это смотреть, все равно не поймут, что такое эмо. Может быть, кто-то почерпнет что-то там, заметочки сделает: это дети со значками. Я даже заходил на западные сайты – а ведь все это оттуда пошло, – там на форумах происходит то же самое. Это – эмо! Это – не эмо! Да ты ничего не понимаешь, это – эмо! Вот так все и будет. И поэтому мы с вами так и будем разговаривать: вы мне – о канонах эмо, а я вам о том, что никаких канонов эмо не существует. Кто эти каноны написал? Какой-то парень в Интернете? Где-то что-то надрал и обрадовался, что теперь у него тысяча просмотров на форуме, и все теперь об этом говорят. Это мог написать человек, который вообще мало к этому всему имеет отношения.


Леша: Я знаю, что были шутки насчет других направлений – например, нью-металл. Шестьдесят правил…


Максим: Самое главное – это отсеивать информацию. В том-то и происходит подмена вообще, что люди не могут отделить какой-то мусор, какой-то просто юмор от того, что нужно.


Леша: Трудно давать четкие определения понятиям. Их масса, и эмо – одно из них. А четкие штампы – они нужны, пожалуй, только в магазине музыкальном, чтобы человеку было проще нужный диск найти.


Максим: Когда выбирают стиль – я его не то чтобы выбрал. Мы начали это играть, потому что мне понравилось настроение этой музыки, я, может, даже текстов не понимал. Может, они там поют про то, как убить себя. Мне понравилось, как это все идет движение, какое-то там нарастание, мелодика, неожиданный взрыв. Именно поэтому я в вокале старался делать то же самое. Я пою про любовь, иногда, может быть, про смерть. Но любовь и смерть – это такие вещи, которые всегда были рядом. Без романтики вообще никуда, романтика – это основа. Потому что, если топорно петь про смерть, то это уже пруха какая-то. Я, когда сочиняю, пытаюсь понять, как здесь сделать, чтобы был какой-то момент по нарастанию, потом бы все взорвалось, а затем спало. Вот поэтому, наверное, люди стали говорить, что мы эмо играем. Мы сами никогда об этом не говорили. И сейчас не будем говорить, потому что столько смешений стилей произошло, и ни одна нормальная группа никак свой стиль не определяет. Все играют рок. Ну, если только кто-то играет дэс-металл. Там все определенно…


Корреспондентка снова пытается подвести разговор к заповедям: как будет развиваться движение, будет ли увеличиваться количество тех, кто выполняет?


Олег: Да никто их не выполняет! Никто их никогда не выполнял и не выполняет, это все шутка! Кто-то шутит, а кто-то воспринимает все это всерьез!


Сочи: Утихнут все эти крики насчет эмо, и останутся только те слушатели, которым это интересно, они и будут продолжать слушать эмо.


Максим: Если тебе пятнадцать лет и ты думаешь о смерти, то должен подумать, что уже завтра все может быть по-другому. И ты выйдешь и поймешь, как хорошо на улице и как хорошо жить. Надо просто думать своей головой.


Интервью закончено. Телевизионщики начинают сворачиваться.


19: 53


«Оригами» вышли на сцену. Сбоку, опершись о колонку, Трэш попивает из банки пиво. Максим подходит к микрофону.


–Привет!


Начинается первая песня. Звук мощный, получше, чем за день до этого в «Порту»: бас и «бочка» пульсируют во всем теле. Зал набит, но народ продолжает прибывать.


20: 03


Закончилась вторая песня. Слышны отдельные выкрики: «Плеймо!»


Максим спрашивает у зала:


–Как настроение?


Слышится недружный ответ:


–Нормально!


–Я смотрю, там сзади настроения нет, ну и хер с ним.


20: 08


Пауза между песнями.


–На самом деле хорошо, что столько народу пришло на «Плеймо», – говорит Максим. – Группа охеренная. Вчера в Питере…


Начинается песня «Без лишних слов». Рядом со мной девушка – совершенно не эмо-вида – подпевает: она знает все слова. Ее подруга снимает концерт на телефон.


20: 17


У сцены слэмуют человек пятнадцать. Олег и Дима носятся по сцене, Олег останавливается напротив Андрея. Два гитариста играют, глядя друг на друга. Сочи, повернувшись к зрителям спиной, играет, задрав гитару над головой.


20: 39


Гримерка. Музыканты вытирают полотенцами потные лица.


–Нет, по энергетике все нормально было, – говорит Максим. – А по звуку… На сцене ни хера не было слышно.


Парни начинают обсуждать звук в зале и на сцене, потом переходят на звук в российских клубах вообще – почти всегда убогий.


На сцене уже играет вторая «разогревающая» команда – московская Maio. Они известны меньше, чем «Оригами», и на них пришло гораздо меньше людей. Парням приходится вообще жестко: крики «Плеймо!» практически не утихают.


–Народ пришел в основном на «Плеймо», – говорит Дима. Он в паузе между песнями выкрикнул: «Задрали уже. Будет вам еще „Плеймо»!»


Максим не соглашается:


–Есть и те, кто пришел на нас. А те, кто на них, – ну пусть они нас в первый раз услышали. Но все равно, ты зря на них…


–Почему – зря? Ну это ж пиздец… «Плеймо», «Плеймо»…


–Что – пиздец? Люди пришли на «Плеймо»…


–А что мне – молчать?


–Все равно ты зря. Никогда так не надо делать, понял?


–А если они тебя не уважают?


–А с чего они должны тебя уважать? Они пришли на «Плеймо», а не на нас. Это называется реально «не твое дело, чувак». Ты просто играй для своей публики – и все.

Из интернет-блога:

...


Жалко было смотреть на такое зрелише!!! Ребята сторались рубали, играли тока самые мошные песни!!! А толпа тупо стояла, лишь немногие пытались сделать круг и слэм!!! Самое весёлое что даже Имо-суки, стояли и орали «На хуй!» (мне даже послышался голос Нев : blush: ) Как только заканчивалась песня все сразу начинали скандировать «Pleymo» и подобное «На хуй!»... Звук у группы реально был не из самых хороших!Но я не обламывался и стоял подпевал и даже унёсся в слем под «Без Лишних Слов» =) В слеме проебал кепку = ( (Рукой кто то по ней заехал, она упала и кто то её скрысил и не захотел отдать!Да господи пожалуйста я чувак не жадный, ПОДАВИТЕСЬ!!) Оригами так же сыграли новую вещь под названием «Dемон» (всё в их нем стиле, драйвово) . Думаю группа не заслужила такого отношения к себе они же не виноваты что именно их попросили играть на разогреве у Pleymo, да стили разные, но Оригами старались! Аэмо – сука всё равно ЧМО!!


Ori-music-12


Максим: Когда мы взяли басиста – он в жизни гитару никакую не держал в руках. Многие об этом не знают. Думают – у нас музыкальное образование. Да, я учился на пианино в детстве, но я забил на это, не ходил на хор, о чем сожалею… Особенно сейчас, когда я вокалист. Вообще мы не профессионалы, мы любители. И это, может, даже хорошо, потому что те, у кого более профессиональный подход, – они зацикливаются на чем-то одном, на каких-то рамках, на своем мировоззрении.


Сочи: У всех в группе свои музыкальные вкусы и видение той музыки, которую мы должны играть. Ну и каждый – кто-то больше, кто-то меньше – привносит. От кого-то больше мелодики – как от Максима, от кого-то больше жести. Когда Олег пришел в группу, он принес много новых идей, и музыка ужесточилась.


Олег: У нас все шесть человек в группе – с разными музыкальными взглядами, и мы спорим постоянно.


Максим: Все слушают вообще разную музыку. И благодаря тому, что кто-то слушает металл, он сыграет, там, где-то металл-проигрыш. А сам я, например, в последнее время больше люблю мелодику, такой вот поп-рок… И все это вместе создает что-то уникальное, которое не попадает ни в какой шаблон.


Олег: Музыка у нас состоит из очень многих частей: панк, металл, рок, эмо…


Алексей: Многое – из разных стилей: и использование той же электроники, и кибер, и пост, и хардкор, и эмо-кор и так далее. Может, мы не умеем себя классифицировать, но нам это и не нужно. Нас отнесли к эмо – ну и хорошо. Чем больше будут спорить, чем больше какой-то информации о нас курсировать – тем лучше.


Максим: Конечно, конфликты бывают, так как в группе шесть человек, у всех разные характеры. Все работают, иногда бывает, что ты приходишь на репетицию, и ты реально зол, потому что день прошел неудачно, напря?ги, там, с начальством… Приходишь на «репу» – и там еще какая-то беда происходит. Все начинают друг на друга орать, а я вообще очень вспыльчивый человек, люблю характер показать, и не всегда это оправданно. Я потом извиняюсь перед чуваками. Но таких уж серьезных конфликтов в группе не было, и, когда у нас уходили диджеи, обычно все происходило тихо-мирно. А вообще – мы очень мирный коллектив, и все ссоры – на уровне ты мудак, козел. И все это потом заканчивается огромной попойкой.


Андрей: Есть куча точек соприкосновения, куча групп, которые все мы слушаем, всем это нравится. Но если бы мы все слушали только это, то играли бы намного менее интересную музыку. Кто-то слушает что-то от электроники до каких-то там жутких металлистов, кто-то слушает легонький рок. Все очень разнопланово. Наверное, из-за разнообразия вкусов что-то и складывается. «А давайте сделаем сюда такую вот вставочку – пусть это панк будет или что-то подобное…»


Максим: Поэтому приходится играть то, что мы играем.

Из текста песни «Потерянный рай»:


Дождь разбивается о мое лицо. Я стою там, где сбываются,

мечты твои, мои. Наш потерянный рай.

Сон обрывается, и мы видим, что наяву совсем все не так.

Слезы твои запачкались тушью, стекают по коже, видимо,

стали слишком не похожи, видимо, стали.


Помнишь, я хотел засыпать с тобою вместе, но не успел.

Помнишь, я мечтал сделать все, как ты хотела,

и найти наш потерянный рай?


Все обрывается, разрушается и молчит.

Твое сердце раньше было моим и вдруг стало чужим.

Мысли теряются: что я сделал не так, что хотел доказать?

Я узнал лишь одно: нам нельзя было вместе мечтать.


Ori-music-12

24 июня 2007 года. Санкт-Петербург.


Сквер недалеко от площади Восстания. В воздухе летает тополиный пух. Чирикают воробьи, вместе с голубями ковыряются в земле, засыпанной бычками, шелухой от фисташек, пробками от пивных бутылок и тополиным пухом. В центре сквера – памятник Некрасову, на пьедестале синей краской выведено: «Марш несогласных. Питер». Я и Максим сидим на лавке. На соседней лавке пьянствует компания алкашей – мужики и тетки, человек десять. Максим рассказывает про недавний поход на концерт группы My Chemical Romance в Ледовый дворец.


–Мы идем на концерт – вижу, какие-то ребята завязывают платки на лица, на штанах у них фломастером написано: «Emo must die». Им лет по пятнадцать. Я подхожу – типа, чуваки, вы куда? Они мне: «Так, после концерта…» Ладно, думаю, посмотрим, что вы там после концерта. Идем дальше к Ледовому, а сзади – четыре эмо-боя с челочками. И тут же рядом – обычная тусовка, парни, девушки, – и они начинают кидать яйцами в этих эмо-боев. Эмо-бои – убегать, мимо нас. Эти – за ними. Мы их подрезаем. Я одного хватаю за шкирку. «Что это ты делаешь? Чего ты здесь яйцами кидаешься?» Он: «Я не кидаюсь». А у него – два яйца в руке. Подбегает Дима наш, в грудак ему сразу бьет: еще раз такая фигня – готовься. Остальные, которые с ними, на нас: «Что вы делаете?» Обычные ребята, они тоже пришли на концерт…


К нашей лавке подходит пьяный мужик в очках, с дипломатом.


–Я вот честно… Двадцать семь рублей не хватает...


–А вы попросите у тех, кто здесь постоянно сидит, – прикалывается Максим, кивая на гоп-компанию на соседних лавках. – Вон там вам стопудово дадут.


Мужик бормочет что-то вроде: «Ну, вы меня простите» – и идет к выходу из сквера.


–Но самое смешное было после концерта, – продолжает Максим. – Мы выходим – и вся дорога от Ледового к метро усыпана мукой. И стоят какие-то бабы, какие-то парни, и у них – пакеты с мукой. Они выбирают черно-розовых девочек, подбегают и бьют их пакетами по головам. Нас, конечно, не трогают – мы идем небольшой толпой, плюс мы здоровые по сравнению с ними. И тут мы останавливаемся и решаем – давайте этим наваляем. Видим – кто-то из этих кидает муку. Мы – за ними, они улепетывают, народ хлопает, улюлюкает. Разогнали их, потом я иду и вспоминаю одну девочку в красной майке – я видел, как она подбегала к маленьким девочкам, била их пакетом с мукой, орала: «Эмо, умри!» Смотрю – она стоит в толпе с пакетом. Я подхожу, говорю: «Отдай мне пакет. Она: „А чего, чего я?“ И я даже не помню, как получилось, что я беру ее руку с пакетом, поднимаю… И то ли кто-то из моих подбежал и ударил, то ли что… В общем, пакет разорвался у нее над головой. Тут как набежали какие-то девочки: „Макс, ты чего? Мы же твои фанаты, ты своих фанатов засыпаешь“. Я говорю – если вы, ребята, занимаетесь такой херней, закидываете детей яйцами, мукой – мне такие не нужны. И вот началось: „Они – позеры!“ И стоит девочка лет пятнадцати и говорит: „Они – позеры! Они ничего в своей жизни не сделали!“ Я – ей: „А что ты сделала в своей жизни? Что они в свои тринадцать лет должны были сделать?“ Она: „Я… да я… Я сделала“. – „Что?“ Она тогда: „Я сейчас милицию вызову!“ Короче, мы реально поржали. А вообще – такие вот люди приходят на концерты и из вредности – или это зависть, я даже не знаю, как это назвать, – начинают подобных себе, которые ходят на те же концерты, но в одежде следуют эмо-моде, начинают закидывать яйцами и мукой. И от этого недалеко до того, чтобы кидать бутылки.


Разговор переходит на сам концерт My Chemical Romance.


–Организаторы, конечно, зря везли их на такие большие площадки – в Москве «Лужники», у нас – Ледовый дворец. Обошлись бы площадками на две тысячи человек. И было бы круто. Но я слышал от организаторов, что если бы не крупные площадки, то и совсем другой был бы резонанс. А так их крутили по MTV, по «Радио-Максимум». Прошла такая массовая пиар-кампания, которая, может, и не помогла привлечь много людей на концерт, но многие для себя открыли эту группу. А группа – шикарная. Единственное, что мне не понравилось, что они не привезли с собой ни шоу, ни света – ничего. А еще на концерте вышел эксцесс – меня чуть не выгнали. На одной нашей любимой песне мы кинулись в зал – «помошить», «послэмить». Причем до нас на концерте этого не делал никто. И вот мой один знакомый меня поднял на руки, и я начал кататься по рукам, и я так катался, катался, и в итоге получилось, что я вывалился между сценой и залом. Тут ко мне сразу несется охранник огромный. Я думаю – сейчас как ввалит… Он подбегает, меня скручивает, потом меня ведет. Ну он же меня мог, как на концертах в нормальных странах – там выводят обратно в зал. А он меня ведет на выход – а это буквально четвертая песня концерта. Я такой – а куда меня ведут? Он – сейчас узнаешь. Такой быдлан идет и тащит меня. Ну я ему – отпустите, я рядом пойду. Он приводит меня – все, без права возврата – на улицу. Я говорю: за что? Он – вот, ты еще будешь спрашивать? А там куча дверей – меня в одну, другую, третью. Все, подводят меня уже к последней двери. Я уперся в эту дверь и говорю – позовите администрацию. А там стоят одни милиционеры – какая администрация? Вали давай. Я – за что? Ну подняли меня на руки. А там ведь народу мало, пустой зал. Он такой – кто тебя поднял? Там одни девочки. И тут моего знакомого приводят – он тоже такой охреневший. И мы с ним так стояли минут пятнадцать. Я им уже говорю: «Поймите…» Он мне: «А билет у тебя есть?» – «Есть». – «Дай». – «Не дам. Сейчас заберете, и меня вообще назад не пустят». Он: «Я сейчас тебе дам». – «Ну давайте». В итоге: «А, так у вас входные билеты?» Они думали, что мы с сидячих секторов полезли к сцене. Пришел их главный: «Так, кто их вывел? Буду разбираться. А вы – валите в зал, чтоб я вас больше не видел». – Нет, хороший был концерт. А сейчас обещают привезти группу The Used – вот это, наверное, то, чего я жду больше всего на свете. Потому что для меня это – классические группы.


Подходит девушка Максима, Таня, здоровается и садится рядом с ним на лавке. После нашего разговора они куда-то собираются ехать. Максим продолжает:


–Мне рассказывал один знакомый, который с My Chemical Romance мотался по городу, – им в каком-то ресторане гостиницы накрыли какой-то нереальный просто стол, а пришел их менеджер и сказал: «Нам, пожалуйста, „Макдоналдс». Слишком сложно все, „Мадоналдс» попроще – американская еда. Я когда услышал – меня аж всего перекрыло. Я подумал – господи, ну неужели… Для меня эти группы – там же до фига среди них антиглобалистов, они же многие такую развивают тему, а «Макдоналдс» – это же такая тема, против которой выступают антиглобалисты.

Из текста песни «Смерти нет»:


Я не хочу быть таким, как ты,

Пусть я хуже тебя,

Я не хочу быть таким, как вы.

Пусть я хуже всех вас.


Кто ты, откуда ты взялся?

К черту все твои умные мысли —

Я сам во всем разобрался:

Умер немного, немного остался.


Мяско: я уже умер давно!!!

Жизнь – это роль.

Роль в дешевом и блядском кино.

Смерть равна ноль.


Разбегусь и прыгну прямо вниз.

Может быть, полечу.

Мор разбился прямо на глазах.

Я назад не хочу.

Бросил все, на всем поставил крест,

Стер из памяти всех.

Смерти нет и страха нет.

Совершить – этот грех.


Не учи меня жить, я сам все знаю:

Хочу живу, а хочу – умираю.

И к черту все твои умные мысли.

Иди ты на хуй, я сам все знаю.


Ori-music-13


Враждебность по отношению к эмо-публике давно уже вышла из Интернета в «реал». В последние полгода или около того вообще стало модно «накрывать» эмо-концерты – избивать зрителей, которые туда приходят, закидывать их пустыми бутылками. Ясно, что музыканты не могут относиться к этому равнодушно.


Максим: Когда у нас был весной концерт в Москве – акустический, в «Табуле Расе», – приехало сорок человек бритоголовых. Бросали бутылки в зрителей на улице. И я просто бегал по клубу и орал охране: «Вызывайте ментуру!» Привели парня с разбитой рукой, девочку… В конце концов люди зашли, и концерт был крутой, но настроение… Когда понимаешь, что ничего сделать нельзя… Ясчитаю – это полное быдланство. Процентов семьдесят-восемьдесят зрителей на наших концертах – это девочки. А там просто без разбору кидают бутылки. Или вот у нас в Питере была автограф-сессия. Мы сидим в магазине, и тут нам говорят, что на улице всех бьют. Там было человек сто пятьдесят, которые пришли за автографами, и набежало каких-то десять человек… И эти сто пятьдесят человек детей ломанулись в разные стороны и выдавили огромные ворота. Я потом читал на разных новостных сайтах, что, типа, фанатов хардкор-группы «Оригами», которая играет тяжелый рок, избили скинхеды. Хотя там были обычные гопники. Те, кто приходят кого-то бить, это – тупая гопота. Им некуда девать свою силу, они знают, что им сдачи не дадут. Доходило до того, что на эмо-фесты вызывали грузовик с ОМОНом – на всякий случай.


Олег: Такими вещами, как накрывалово эмо-концертов, занимаются те, кому нечего делать. Среди самих этих людей, которые занимаются «накрываловом», возникают споры – на их же форуме. Одни, которые постарше и поумнее, говорят: «Ребята, вы чем занимаетесь? Подростки ходят – и ходят, группа играет. Чем они вам мешают?» Ответ от тех, кто помладше и поглупее: «Они позорят Россию».


Максим: Был концерт в Нижнем, так там вообще приперлись ребята в трениках, в спортивных курточках. Но вышел организатор и сказал: это место держит какой-то Вася, которому пятьдесят лет, и поэтому идите вы лучше отсюда. Он – местный рокер, но его все уважают, даже эти парни в спортивных штанах.


Олег: В Москве возле «Табулы Расы» стояли никакие не эмо, а обычного вида люди, просто молодежь. Все равно им досталось бутылками. Дикость какая-то.


Максим: И еще насчет того, чтобы дать сдачи. Сейчас на концертах бешеный «мош», «слэм» идет. Люди попадают друг другу по лицу, толкаются, топчут друг друга, и при этом, когда на улице десять человек на них нападают, – все, народ полностью теряется. Любой пинок – это уже ущерб их здоровью.


Олег: А с другой стороны, десять человек при какой-то минимальной организации могут навалять и сотне, а то и двум.


«Мы играем рок»


Музыканты «Оригами» комфортно чувствуют себя в эмо-волне и не отрицают, что она помогает им становиться популярнее. Но, с другой стороны, они особенно на этом не заморачиваются и не стремятся соответствовать каким-то там эмо-канонам – просто делают свою музыку.


Максим: Все это – такая волна. Все это пройдет, сменится, исчезнет. Но останутся группы, которые завоюют свою нишу, ну и мы тоже будем среди них, наверное. Я двумя руками за это развитие, потому что это – что-то новое… И любая группа, которая играет музыку, она пытается совершенствоваться.


Дима-Fieldy: Нас, наверное, можно назвать русским эмо. Есть же русский рок, который от всего остального рока отличается на сто восемьдесят градусов. Думаю, что здесь похожая ситуация. Потому что, например, аналог Шевчука на Западе вряд ли можно найти. Ну вот, русское эмо. Почему бы и нет?


Максим: Мне кажется, главное – это играть рок, а там уже уходить в то, что тебе больше нравится.


Олег: Сейчас все эти разговоры – эмо, не эмо. Не люблю эти классификации. Я вообще говорю всем, когда спрашивают, что мы играем рок. Вот хорошее, широкое определение. Никто на него не ругается, обычно все только смеются в ответ.


Максим: Я надеюсь, что нас слушают не только потому, что мы – эмо, а потому, что песни наши нравятся. Вообще рок-н-ролл – это круто!


Постэмо

28 июня 2007 года, Москва


Театральная площадь. Жарко. Ветер доносит капли воды с трех фонтанов – большого и двух поменьше – до лавок, расставленных на площади. Позади гремит стройка – идет реконструкция Большого театра. На одной из лавок тусуется небольшая компания черно-розовых эмо-кидов. Рядом два чувака криминального вида вытряхивают из своихкарманов мелочь, считают, хватит ли на пиво. Говорят, раньше эмо-киды тусовались здесь в гораздо большем количестве, но после нескольких «накрывалов» многие стали бояться сюда приходить.


За последний месяц с небольшим я послушал кучу эмо-групп, названий которых раньше не знал вообще, пообщался с музыкантами, играющими эмо в России, облазил множество сайтов, блогов и форумов, посвященных эмо-культуре. И я даже слегка удивился размаху эмо-культуры в России – такое впечатление, что ни одна молодежная субкультура за последние десять лет не была такой массовой. В девяностые годы тинейджеры становились скинхедами, рэпперами или панками (хотя последних часто вдохновляли вовсе не панк-группы, а Nirvana) , потом наступило затишье, которое не смогли по-настоящему нарушить поклонники нью-металл в начале 2000-х. Зато вот теперь пришло эмо.


Почему вообще эмо-культура стала модной в России? Потому что она года два или три назад стала модной на Западе и вот с опозданием – небольшим! – докатилась до нас. Каких-то культурных препятствий для ее распространения здесь не было, да и идеологический минимум – «эмоциональность, свободное выражение эмоций» – встретить отторжения в России не мог. В результате получилось, что эмо – первая молодежная субкультура, которая пришла с Запада без особого опоздания, и, за исключением отдельных нюансов, российские эмо-киды мало чем отличаются от западных. И это скорей всего происходит из-за всеобщей глобализации, а не из-за того, что эмо-идеи в принципе близки «русской душе». Не в последнююочередь благодаря Интернету у многих российских тинейджеров – те же самые интересы, что и у западных, они хотят слушать такую же музыку и носить такие же шмотки.


Честно говоря, занимаясь эмо-культурой, я не услышал, не увидел и не узнал ничего принципиально нового, лишь еще раз убедился, что наше время – время всеобщего «ресайклинга»: идеи, которые появились давно, подаются новому поколению в новой упаковке. И это ни хорошо и ни плохо, просто так оно есть – и все. Музыканты эмо-групп стараются уйти от самого понятия эмо, говоря, что играют рок. Но, в общем, так оно и есть: то, что они делают, – это рок, какая-то новая его версия, вернее, одна из версий, такая, как, например, нью-металл/альтернатива. А тинейджерам нужно самовыражаться, принадлежать к какой-то тусовке, к какой-то субкультуре. На сегодня самая актуальная для них субкультура – эмо.


Вообще, эмо-культура и эмо-музыка дают больше чем достаточно материала для всяких обобщений и выводов. Например, можно говорить, что протест и какие-то социальные идеи практически ушли из музыкального мейнстрима. Ведь в эмо-музыке почти не осталось того «протестного элемента», который всегда присутствовал в рок-музыке, а уж тем более в панк-роке, хоть эмо и его косвенный «наследник». И эмо-культура – совершенно аполитичная, до какой-то степени конформистская, пассивная, призывающая скорей спрятаться от враждебного мира в своей музыке или стихах, чем пытаться протестовать против него.


А сама эмо-музыка – набор гибридов из разных стилей, многие из которых существуют давно, и в ней нет чего-то своего, присущего только ей. То же самое – внешний вид эмо, собранный по частям из разных более ранних субкультур. И я говорю об этом как о факте, не пытаясь как-то обругать эмо-культуру или поглумиться над ней – это достаточно делали и без меня, а у меня, в принципе, нет какого-то негатива по отношению ни к эмо-музыке, ни к черно-розовым эмо-кидам. Они меня не раздражают, потому что любая субкультура лучше общей тупой однородной массы, пусть даже для большинства из них все это – мода, тот же самый тинейджерский конформизм, желание быть похожим на других, ухватиться за модную тему. Кто-то уже через месяц или два перестанет считать себя эмо, сбросит черно-розовый прикид и начнет слушать другую музыку.


Что вызывает раздражение, так это шоу-бизнес, эксплуатирующий модный «тренд» и выпускающий искусственные, «продюсерские» проекты специально для эмо-аудитории. Раздражает и тупость журналистов, не пожелавших хоть немного разобраться в эмо-культуре и ухватившихся вместо этого за штампы – «все эмо – потенциальные самоубийцы», «все эмо – гомосексуалисты» и тому подобное. Раздражает идиотизм толпы, общей массы, которая всегда не любила тех, кто как-то из нее выделяется, и теперь вот наезжает на эмо-кидов в самых разных формах – от антиэмо-сайтов до «накрывалова» концертов и тусовок. И речь здесь не идет о какой-то войне между разными субкультурами, это все та же начавшаяся много лет назад война между «неформалами» и общей массой.


Вряд ли мода на эмо будет продолжаться слишком долго. Появится что-то еще – и следующее поколение тинейджеров будет слушать какие-то новые музыкальные гибриды и миксы и одеваться в каком-то другом стиле. И здесь, на Театральной, будут тусоваться не эмо-киды, а тинейджеры из какой-то новой субкультуры, которой пока еще нет.


Скачать книги бесплатно Вы можете здесь ссылка скрыта