Обенно с конца XVIII века и вплоть до наших дней, вокруг его учения идет ожесточенная борьба материализма и идеализма, ярко иллюстрирующая партийность философии
Вид материала | Документы |
- Обенно с конца XVIII века и вплоть до наших дней, вокруг его учения идет ожесточенная, 7648.71kb.
- Лекции По курсу Биология с основами экологии, 4601.96kb.
- От руссо до наших дней, 1935.68kb.
- Лоренс Стерн Вконце 20-х годов XVIII в. Джеймс Томсон своими поэма, 34.38kb.
- Литература 135, 263.56kb.
- В. Х. Кандинского Л. Л. Рохлин предисловие книга, 2777.62kb.
- Дж. Реале и Д. Антисери Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма, 11927.4kb.
- Вистории мировой культуры Платон великое явление, 326.03kb.
- Тайное Слово Учения мир охранит, Жемчуг волшебный, для душ человечьих Магнит! Золото, 1748.57kb.
- Коран указывает путь науке харун яхья, 1626.37kb.
Схолия. Итак, то, с чем мы необходимо должны соглашаться, если оно воспринято нами ясно и отчетливо, необходимо должно быть истинным. Мы имеем способность не соглашаться с темным или сомнительным, или тем, что не может быть выведено из надежнейших принципов, как это каждый замечает в себе. Отсюда очевидно, что мы можем всегда остерегаться, чтобы не впасть в заблуждение, и никогда не обманываться (что еще яснее окажется из следующего), если мы твердо решимся не считать ничего истинным, что мы не воспринимаем ясно и отчетливо, или что но выведено из ясных и твердых принципов.
__________________
вывести из первоначально известного «я существую», как я напомнил в схолии к т. 4. Затем определения страха и злобы я равно не поместил среди определений, данных выше, так как всякий знает их, и я нуждаюсь в них лишь для этой теоремы.
^ 213
Теорема 15
Заблуждение не есть нечто положительное.
Доказательство. Если бы заблуждение было чем-либо положительным, то оно имело бы причиной бога и должно было бы постоянно твориться им (по т. 12). Но это нелепо (по т. 13); следовательно, заблуждение не представляет ничего положительного, что и требовалось доказать.
Схолия. Поскольку заблуждение не представляет в человеке нечто положительное, оно может быть только лишением истинного употребления свободы (по сх. к т. 14); следовательно, подобно тому как отсутствие солнца мы называем причиной мрака или бога, сотворившего дитя, подобным остальным детям, но не давшего ему зрения, мы считаем причиной его слепоты, бог считается и причиной заблуждения, потому что он дал нам разум, простирающийся лишь на немногое. Чтобы ясно понять ото, а также то, как заблуждение происходит от простого злоупотребления нашей волей и, наконец, как мы можем предохранить себя от заблуждения, вызовем в памяти различные модусы мышления, т.е. все модусы восприятия (как ощущение, воображение и чистое познание) и воли (как желание, нежелание, утверждение, отрицание и сомнение); ибо все они могут быть сведены к этим двум видам.
При этом следует заметить: 1) что дух, когда он что-либо постигает ясно и отчетливо и соглашается с этим, не может заблуждаться (по т. 14); так же мало дух может заблуждаться, когда он что-либо лишь представляет, но соглашаясь с этим. Ибо если я представлю себе крылатую лошадь, то это представление не содержит ничего ложного, пока я не допускаю существования крылатой лошади и пока также я сомневаюсь в существовании такой лошади. II, поскольку согласие есть не что иное, как определение воли, отсюда следует, что заблуждение зависит лишь от применения воли.
Чтобы это стало еще ясное, надо заметить, 2) что мы имеем власть соглашаться не только с тем, что мы воспринимаем ясно и отчетливо, но и с тем, что мы представляем каким-либо иным образом, ибо наша воля не ограничена никакими пределами. Всякий может это ясно видеть, если только подумает, что если бы бог хотел дать нам неограниченную силу разумения, то он не должен был бы наделить нас большей силой соглашения, чем мы уже
214
имеем для того, чтобы соглашаться со всем понятым. Тем более достаточной была бы сила, какой мы теперь обладаем, чтобы соглашаться с бесконечно многим. Действительно, мы узнаем, что соглашаемся со многим, чего мы не вывели из определенных аксиом. Отсюда очевидно, что, если бы разум простирался так же далеко, как сила воли, или последняя не могла бы простираться далее разума, или, наконец, мы могли бы удержать силу воли внутри границ разума, то мы никогда не впадали бы в заблуждение (по т. 14).
Но мы не имеем силы выполнить оба первые требования, ибо для этого нужно было бы, чтобы воля не была неограничена, а созданный разум был неограничен. Таким образом, остается исследовать третье условие, т.е. имеем ли мы силу удержать нашу волю в пределах нашего разума. Но наша воля свободна в определении самой себя, следовательно, мы имеем силу удерживать способность соглашения в пределах нашего разума и таким образом предохранять себя от заблуждения. Отсюда вполне очевидно, что быть всегда обеспеченным от ошибок зависит лишь от употребления нашей воли. Свобода же нашей воли подробно доказана в § 39, ч. I «Начал» и в «Четвертом размышлении» и мною самим в последней главе «Приложения». И если мы должны соглашаться с ясно и отчетливо воспринятым, то это необходимое согласие зависит не от слабости нашей воли, но только от ее свободы и совершенства. Ибо согласие является в нас поистине совершенством (как это само собой разумеется), и воля никогда не бывает совершеннее и свободнее, чем когда она вполне определяет себя сама. Так как это может наступить лишь тогда, когда дух постигает что-либо ясно и отчетливо, то он необходимо тотчас дает себе это совершенство (по акс. 5). Поэтому мы вовсе не должны считать себя менее свободными потому, что при восприятии истины ни в какой мере не остаемся равнодушными. Скорее может считаться достоверным, что мы тем менее свободны, чем более равнодушны.
Итак, здесь остается еще объяснить, как заблуждение представляет в отношении к человеку только лишение, а в отношении к богу отрицание. Это легко понять, если предварительно принять во внимание, что, воспринимая наряду с ясно познанным еще многое другое, мы являемся более совершенными, чем если бы последнее не имело
215
места. Это ясно вытекает из того, что если бы мы вовсе ничего не могли воспринимать ясно и отчетливо, но все лишь смутно, то мы не обладали бы ничем более совершенным, чем это смутное восприятие, и тогда ничто другое не было бы желательно для нашей природы. Далее, согласие с чем-либо даже смутным, поскольку это есть деятельность, представляет совершенство. Это было бы всякому ясно, если, как сделано выше, предположить, что ясное и отчетливое восприятие противоречит человеческой природе. Тогда стало бы ясно, что для человека гораздо лучше соглашаться даже со смутным и упражнять свою свободу, чем оставаться всегда равнодушным, т.е. (как мы только что показали) на низшей степени свободы. Это окажется совершенно необходимым, если обратить внимание на целесообразное и полезное в человеческой жизни, как этому в достаточной мере учит ежедневный опыт каждого.
Поэтому, поскольку все отдельные виды нашего мышления, рассматриваемые сами по себе, совершенны, постольку они не могут содержать того, что составляет форму заблуждения. Если же обратить внимание на различные виды хотения, то одни окажутся совершеннее других в той мере, в какой они делают волю менее равнодушной, т.е. более свободной. Далее видно, что, пока мы соглашаемся со смутно представленным, мы делаем наш дух менее способным отличать истину от заблуждения и потому еще не обладаем высшей степенью свободы. Поэтому согласие со смутными представлениями, поскольку оно является чем-то положительным, еще не содержит несовершенства или формы заблуждения; оно является несовершенством лишь постольку, поскольку мы лишаем себя этим лучшей свободы, принадлежащей нашей природе и находящейся в нашей власти. Таким образом, все несовершенство заблуждения состоит только в этом лишении высшей степени свободы, что и называют заблуждением. Оно называется лишением, так как мы им лишаемся совершенства, присущего нашей природе, и заблуждением, так как по нашей вине мы не обладаем этим совершенством, поскольку мы, хотя и могли бы, не удерживаем воли в пределах разума. Если поэтому заблуждение в отношении к человеку является только лишением совершенного или правильного употребления свободы, то следует, что она не содержится ни в одной из способностей, какие человек имеет от бога, и ни в какой деятельности этих способно-
216
стей, поскольку она зависит от бога. Нельзя также сказать, что бог лишил нас большего разума, который он мог дать нам, и потому сделал нас способными впадать в заблуждение. Ибо природа любой вещи не может требовать от бога ничего, кроме того, что воля бога хотела ей даровать; ибо до воли бога нечто не существует и даже не может быть представлено (как мы более подробно покажем в нашем «Приложении», гл. 7 и 8). Поэтому бог так же мало лишил нас большего разума или более совершенной способности разумения, как круг свойств шара или окружность свойств сферической поверхности.
Поэтому, так как ни одна из наших способностей, как бы их ни рассматривать, не может указать никакого несовершенства в боге, отсюда ясно следует, что это несовершенство, в котором состоит форма заблуждения, представляет лишение лишь в отношении человека, напротив, в отношении к богу, как причине, оно не может быть названо лишением, но лишь отрицанием.
Теорема 16
^ Бог бестелесен.
Доказательство. Тело есть непосредственный субъект местного движения (по опр. 7): так что, если бы бог был телесен, то он мог бы делиться на части. Но так как это содержит несовершенство, то было бы противоречием допускать это о боге (по опр. 8).
Другое Доказательство. Если бы бог был телесен, то он мог бы быть разделен на части (по опр. 7). Но каждая из этих частей либо могла бы существовать сама по себе, либо нет; в последнем случае она была бы подобна остальным вещам, созданным богом, и потому, как всякая созданная вещь, созидалась бы далее той же силою бога (по т. 10 и акс. 11), и потому, как все остальные сотворенные вещи, уже не принадлежала бы природе бога, что противоречиво (по т. 5). Если же каждая часть существует сама по себе, она должна включать необходимое существование (по лемме 2, т. 7), и потому каждая часть была бы существом в высшей степени совершенным (по кор. к лемме 2, т. 7). Но это также нелепо (по т. 11), следовательно, бог бестелесен, что и требовалось доказать.
^ 217
Теорема 17
Бог простейшее существо.
Доказательство. Если бы бог состоял из частей, то эти части (как каждый легко согласится) должны были бы, по крайней мере по их природе, предшествовать богу, что нелепо (по кор. 4 к т. 12); следовательно, бог — простейшее существо, что и требовалось доказать.
Королларий. Отсюда следует, что разум бога, его воля, или решение, и власть различаются от его сущности лишь до точке зрения.
Теорема 18
^ Бог неизменен.
Доказательство. Если бы бог был изменчив, то он должен был бы изменяться не только по частям, но всей своей сущностью (по т. 17). Но сущность бога пребывает с необходимостью (по т. 5, 6 и 7), следовательно, бог неизменен, что и требовалось доказать.
Теорема 19
^ Бог вечен.
Доказательство. Бог в высшей степени совершенное существо (по опр. 8), отсюда следует (по т. 5), что он необходимо существует. Если же приписать ему ограниченное существование, то пределы его существования необходимо должны познаваться, если не нами, то богом (по т. 9), так как он всеведущ. Таким образом, бог познавал бы, что он, будучи совершеннейшим существом (по опр. 8), не существует за этими пределами, что нелепо (по т. 5); поэтому бог имеет не ограниченное, а беспредельное существование, что обозначают вечностью (ср. гл. 1, ч. II моего «Приложения»). Поэтому бог вечен, что и требовалось доказать.
Теорема 20
^ Бог все предопределил от вечности.
Доказательство. Так как бог вечен (по т. 19), то и разум его вечен, ибо он принадлежит его вечной сущности (но кор. к т. 17). По его разум по существу не отличается
218
от его воли или решения (по кор. к т. 17); поэтому, когда говорят, что бог от вечности познал все вещи, то одновременно говорят, что он от вечности все вещи восхотел или решил, что и требовалось доказать.
Королларий. Отсюда следует, что бог в высшей степени постоянен в своих творениях.
Теорема 21
Субстанция, протяженная в длину, ширину и глубину, действительно существует; и мы соединены с одной частью ее.
Доказательство. Протяженная вещь, как мы ясно и отчетливо постигаем, не принадлежит к природе бога (по т. 10). Но она может быть сотворена богом (по кор. к т. 7 и по т. 8). Далее мы понимаем ясно и отчетливо (как каждый, поскольку он мыслит, заметит в себе), что протяженная субстанция есть достаточная причина, чтобы вызвать в нас щекотку, боль и подобные идеи, т.е. ощущения, которые постоянно возбуждаются в нас даже без нашего содействия. Если бы мы кроме этой протяженной субстанции захотели представить себе другую причину наших ощущений, например бога или ангела, то мы тотчас нарушили бы ясное и отчетливое понятие, которое мы имеем. Поэтому, если * мы обращаем должное внимание на наши представления и ничего не признаем, кроме ясно и отчетливо воспринятого, то мы будем вполне склонны и ни в коей мере не равнодушны к тому, чтобы допустить, что протяженная субстанция — единственная причина наших ощущений, и поэтому утверждать, что существует протяженная вещь, сотворенная богом. В этом мы во всяком случае не можем ошибаться (по т. 14 со сх.); поэтому правильно утверждают, что существует субстанция, протяженная в длину, ширину и глубину. Это — во-первых.
Далее, мы замечаем среди наших ощущений, которые должны (как выше показано) вызываться в нас протяженной субстанцией, большое различие; например, когда я говорю, что вижу или воспринимаю дерево, или когда говорю, что чувствую жажду или боль, и т.д. Причину различия, как я ясно вижу, я не могу понять ранее, чем
__________________
* См. док. т. 14, и сх. к теор. 15.
219
я познаю, что я тесно соединен с одной частью материи, а с другими частями не так тесно. Так как я это понимаю ясно и отчетливо и не могу себе представить никаким другим образом, то истинно (по т. 14 со сх.), что я соединен с частью материи. Это — во-вторых. Таким образом, доказано то, что и требовалось доказать.
Примечание. Если читатель рассматривает себя здесь не как только мыслящую вещь, не имеющую тела, и если он не отвергает как предрассудки все свои прежние основания для допущения существования тела, то он напрасно будет стараться понять это доказательство.
^ ВТОРАЯ ЧАСТЬ
ПОСТУЛАТ
Здесь требуется только, чтобы каждый обращал самое тщательное внимание на спои восприятия, чтобы отличать ясное от смутного.
ОПРЕДЕЛЕНИЯ
- Протяжение есть то, что состоит из трех измерений, но мы под этим не понимаем ни акта распространения, ни чего-либо, отличного от величины.
- Под субстанцией мы понимаем то, что нуждается для своего существования лишь в помощи бога.
- Атом — неделимая по своей природе часть материи.
- Безграничное (Indefinitum) — то, границы чего (если они имеются) не могут быть постигнуты человеческим умом.
- Пустота есть протяжение без телесной субстанции.
- Между пространством и протяжением различие существует лишь в мысли, в действительности же между ними различия нет (см. § 10, ч. II «Начал»).
- Мы называем делимым, по крайней мере в возможности, то, что может быть разделено мысленно.
- Местное движение (Motus localis) есть перенос одной части материи или одного тела из соседства тел, непосредственно касающихся его и предполагаемых в покое, в соседство других тел.
^ 221
Декарт пользуется этим определением, чтобы объяснить местное движение. Чтобы его понять как следует, надо заметить:
- Что под частью материи он понимает все, что передвигается целиком, хотя бы оно само опять состояло из многих частей;
- что для избежания путаницы в этом определении он говорит лишь о том, что постоянно находится в подвижной вещи, т.е. в переносе, чтобы оно не смешивалось, как это случалось часто со многими, с силой или действием, которое вызывает перенос. Вообще думают, что эта сила, действие нужны лишь для движения, но не для покоя; это, однако, заблуждение. Ибо, разумеется, нужна равная сила для того, чтобы сообщить покоящемуся телу известные степени движения, как и для того, чтобы у него снова отнять эти степени и привести его к покою. Опыт также учит этому; ибо нужна почти равная сила для того, чтобы привести в движение судно, находящееся в спокойной воде, как и для того, чтобы привести движущееся судно в покой. Обе силы были бы, конечно, равны, если бы одна сила не поддерживалась тяжестью и косностью воды, подымаемой судном при остановке его;
- что он говорит о переносе из соседства смежных тел в соседство других, а не из одного места в другое. Ибо место (как он сам объясняет в § 13 ч. II) не представляет ничего действительного, но находится лишь в нашей мысли, почему о том же самом теле можно сказать, что оно в одно и то же время меняет а не меняет место. Но нельзя также сказать, что оно одновременно переносится и не переносится из соседства одного смежного тела, ибо в одно и то же мгновение лишь некоторые определенные тела могут касаться того же подвижного тела;
- что он не говорит, что перенос происходит вообще из соседства смежных тел, но лишь таких, которые считаются покоящимися. Ибо для того, чтобы тело А было перенесено от покоящегося тела В, нужна та же сила с одной и другой стороны, что очевидно, например, в случае лодки, завязшей в тине и песке на дне воды, так как для передвижения лодки нужно приложить ту же силу ко дну, как и к лодке. Поэтому сила, с которой должно двигаться тело, тратится как на движущееся, так и на покоящееся тело. Но передвижение взаимно; ибо, когда лодка отделяется от песка, то и песок отделяется от
222
лодки. Таким образом, если мы хотим сообщить равные движения в противоположном направлении двум удаляющимся друг от друга телам, то, для того чтобы и первое и второе тело обладало одним и тем же действием, мы были бы вынуждены тогда сообщать и телам, которые всеми считаются покоящимися, например песку, от которого лодка должна отделиться, столько же движения, как и движущимся телам; ибо, как я показал, требуется одинаковое действие с одной и другой стороны и перемещение взаимно. Однако это сильно отступало бы от обыкновенного способа выражения. Если даже тела, от которых отделяются другие, считаются покоящимися и так обозначаются, то мы всегда должны помнить, что все, что находится в движущемся теле (почему его называют «движущимся»), содержится и в покоящемся теле;
5) наконец, из определения также очевидно, что каждое тело имеет лишь одно свойственное ему движение, так как оно может удаляться лишь от тех же самых смежных и покоящихся тел. Если же подвижное тело есть составная часть других тел, имеющих другое движение, то можно ясно видеть, что и оно может принимать участие в бесчисленных других движениях. Но, так как не легко познать одновременно столько движений и все они даже не могут быть познаны, то достаточно рассмотреть лишь одно, свойственное каждому телу (см. § 31 ч. II «Начал»).
9. Под кругом движущихся тел разумеется лишь то, что последнее тело, движущееся под влиянием толчка другого тела, непосредственно касается первоначально двигавшегося, хотя бы линия, описываемая всеми телами в результате толчка одного этого движения, была очень кривая (см. фиг. 2).
АКСИОМЫ
- Ничто не обладает свойствами.
- То, что без нарушения целостности вещи может быть отнято от нее, не составляет ее сущности; напротив,
223
то, что при отнятии уничтожает вещь, образует ее сущность.
- Относительно твердости ощущение не учит нас ничему, и мы не имеем о ней никакого иного ясного и отчетливого представления, кроме того, что части твердого тела оказывают сопротивление движению наших рук.
- Приближаются ли тела друг к другу или удаляются одно от другого, от этого они не занимают большего или меньшего пространства.
- Часть материи не теряет природы тела ни вследствие податливости, ни вследствие сопротивления.
- Движение, покой, форма и тому подобное не могут быть представлены без протяжения.
- Кроме чувственно воспринимаемых свойств в теле остается лишь протяжение с его состояниями, как они выведены в части I «Начал».
- То же самое пространство или любое протяжение не могут быть один раз больше, чем другой.
- Всякое протяжение делимо, по крайней мере мысленно.
^ В истине этой аксиомы не усомнится никто, кто только изучал элементы математики. Так, пространство между кругом и его касательной можно разделить бесконечно многими все большими кругами. То же очевидно для ассимптот гиперболы.
- Никто не может представить себе пределы протяжения или пространства, не представляя себе за ними другого пространства, непосредственно примыкающего к первому.
- Если материя разнородна и одна материя не соприкасается непосредственно с другой, то каждая необходимо заключена в границы, за которыми нет материи.
- Наименьшие тела легко уступают движению наших рук.
- Одно пространство не проникает через другое, и один раз не бывает больше, чем другой.
- Если канал А такой же длины, как канал С, а С вдвое шире А, и жидкое вещество проходит чрез канал А вдвое скорее, чем одинаковое вещество чрез канал С, то в равное время равное количество вещества проходит чрез канал А, как и чрез канал С; и если чрез А проходит то же количество, как через С, то оно должно двигаться в А вдвое быстрее, чем в С.
224
- Вещи, согласующиеся с третьей вещью, согласуются между собою; и если они вдвое больше третьей, то они равны между собою.
- Если материя движется различным образом, то она имеет по крайней мере столько действительно (actu) раздельных частей, сколько в ней одновременно наблюдается различных степеней скорости.
- Прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
- Если тело А, движущееся от С к В, отражается противным толчком, то оно будет двигаться по той же линии по направлению к С.
- Если встречаются тела с противоположными движениями, то оба или по крайней мере одно из них должно испытать известное изменение.
- Изменение в одной вещи исходит от большей силы.
- Если тело 1 (см. фиг. 2) движется против тела 2 и толкает его, а тело 8 от этого Толчка движется к 1, то тела 1, 2, 3 и т.д. не могут находиться на прямой линии, но должны образовать полный круг вместе с 8. См. опр. 9.
Лемма 1
^ Где есть протяжение или пространство, там необходимо есть и субстанция.