Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена Андроника (Трубачева), игумена Василия (Донец) за разыскание текстов и А

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   61


«Колокол» обвиняет Игнатия в том, что он уподобляет академию, преимущественно же автора «Слова о освобождении крестьян», «волкам, являющимся в одежде овчей». Игнатием приведены слова Евангелия и объяснение их святыми Отцами в том святом смысле, какой слова имеют в Евангелии, которым всякое лжеучение и все лжеучители, прикрывающиеся личиною истины, именуются волками, одеянными в овечью кожу, а не в том характере безумного ругательства, направленного будто бы на лице, который дает им «Колокол». О лице нет ни одного слова в Воззвании, а указывается единственно на журнал — «Собеседник», в который ворвались якобинского направления статьи. Игнатий изложил учение святых Отцов Православной Церкви о различении ложных и пагубных мыслей от мыслей правильных и добрых. При этом изложении не упомянуты им ни академия, ни автор «Слова», а сказано вообще о лжеучении и указано на статьи, написанные в направлении якобинском, что они принадлежат к пагубному лжеучению и, в смысле Евангелия, суть волки хищные, одеянные в овечью кожу [1249]. Игнатий и теперь остается при этом убеждении.


«Колокол» выставляет себя защитником Духовной академии и автора статей, а Игнатия врагом их. Справедливо ли то и другое? Может ли «Колокол» быть защитником Духовной академии, когда академия старается упрочить и развить христианство в отечестве, а «Колокол» старается уничтожить христианство? Это коварная увертка, посредством которой «Колокол» усиливается восстановить академию против епископа Игнатия. Напротив того, епископ Игнатий ревностно сочувствует преуспеянию духовного образования и источникам его, Духовным академиям; он до шестнадцатилетнего возраста обучался Закону Божию, русской словесности, латинскому языку у профессоров Вологодской семинарии, воспитанников Московской академии. Игнатий, практически знакомый с состоянием христианства в России, ревностно желает, чтоб Духовные академии преуспевали, совершенствовались, процветали более и более: на них основано духовное благосостояние Церкви; на них лежит обязанность противостать бесчисленным современным лжеучениям, обличать их, охранять от них Церковь. Современная ученость мира требует непременно соответствующей учености в главном духовенстве. Этой церковной потребности никак не могут удовлетворить наши монастыри, в которых преобладает элемент подвижничества, почти исключительно в простейшей его форме. Игнатий в сане епископа оказывает особенное внимание лицам, получившим образование в академии, как лицам, могущим быть особенно полезными для Церкви. Он и то знает, что якобинская партия желала бы вторгнуться в Духовные академии, новостию идей подействовать на молодых и неопытных. Известно, что увлеченные в якобинство духовные лица, как это видно во Франции, могут очень сильно действовать в видах партии. Итак, вот в чем дело: «Колоколу» искренно желалось бы, чтоб академия, уловленная его удивительною логикою, его неподражаемою добросовестностию, поверила ему на слово: склонилась на его сторону, сделалась его орудием, сочла Игнатия врагом своим, и ненавистного для якобинцев Игнатия помогла сбыть на Алеутские острова согласно предложению «Колокола» и давнишнему общему желанию якобинцев.


«Колокол» усиливается доказать, что мнения якобинских статей, вкравшиеся в журнал Казанской академии, принадлежат академии. Несправедливо! Появление этих статей было только следствием случая; едва они явились, как и перестали являться. Постоянно в Церкви возникали ложные учения, во главе которых часто были высшие лица иерархии, самые Патриархи. Ужели по этой причине ложные учения сделались неотъемлемой принадлежностию Церкви, ее учением? Церковь, отвергши их, доказала, что они ей чужды, а они, проповедуя чуждое Церкви, доказали о себе, что они чужды Церкви (1 Ин. 2:19). Так и академия, отвергши статьи якобинского направления, доказала, что и статьи и направление их ей чужды. Ложные учения являлись и будут являться: таково свойство падшего духа человеческого. Столкновение ложных мнений с истинными должно быть и в настоящее время. Академии суть арены столкновения мнений, произвольного и невольного. По этой причине на них преимущественно обращено внимание высшего духовного начальства. Видим из церковной истории, что многие достопочтенные и ученые люди ошибались, принимали или и изобретали лжеучение. Когда же они, будучи обличены, отказывались от своих неправильных мнений, то временное уклонение их от истины не ставилось Церковию им в вину. Одно упорство в ложных мнениях влекло за собою отсечение от Церкви. Но и такое отлучение продолжалось только до времени раскаяния: нераскаянность делала отлучение решительным.


Епископ Игнатий должен отдать справедливость единодушию и единомыслию партии, к которой принадлежит издатель «Колокола». Издатель из Англии требует для Игнатия ссылки на Алеутские острова: то же самое Игнатий слышал в последние дни своего пребывания в Петербурге от якобинцев и от глупцов, увлеченных якобинцами. Это желание выражали ему в глаза: «Вас бы, — сказал ему некоторый добрый, давнишний знакомый, — на Кавказ или в Камчатку!» (Судьба избрала для Игнатия Кавказ). Он отвечал: «С большим удовольствием поехал бы в Камчатку, если б не препятствовало расстроенное здоровье».


Окончим эти печальные замечания искренним сердечным желанием, чтоб крестьянский вопрос решился благополучно к радости и счастию народа и Царя, без беспорядков, без потрясений государственных, чтоб звон заграничного якобинского колокола и других якобинских колоколов и колокольчиков не возмутил спокойствия народного, чтоб свобода помещичьих крестьян была для них и для всей России даром Царя, а не следствием замыслов, планов, возгласов якобинских.


1860-го года, февраля __ дня.


Ставрополь Кавказский.


Заметка А. И. Герцена «Во Христе сапер Игнатий» была опубликована в «Колоколе» 15 авг. 1859 г.; включена также в его собр. сочинений (М., 1958. Т. 14. С. 140–141).


В настоящем издании заметка Герцена, так же как и «Замечания на отзыв журнала «Колокол» к Кавказскому епископу Игнатию» публикуются по рукописи (беловой автограф) владыки Игнатия, находящейся в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинского Дома): РАН, ф. 34, ед. хр. 307, л. 1–12 (далее — РО ИРЛИ). Примечания к заметке Герцена — по изданию: Богословский вестник. Сергиев Посад, 1913. Т. 1. № 2. С. 196–198.


Цифрами обозначаются примечания, принадлежащие святителю Игнатию, буквами — примечания комментатора.


Впервые весь комплекс этих материалов был опубликован в указанном выпуске «Богословского вестника» (с. 196–207). Анонимный публикатор (возможно, редактор журнала П. А. Флоренский) во вступительной заметке сообщал, что материалы были обнаружены иеромонахом Игнатием Садковским в бумагах святителя Игнатия, доставшихся Сергиевой пустыни. Хотя они не имели подписи, у публикатора авторство владыки Игнатия не вызывало сомнения — его подтверждают «датировка рукописей, решительное изъявление в них мыслей и чувств епископа Игнатия, сообщение разных частных обстоятельств жизни, известных лишь самому Игнатию… точный и тонкий характерный «игнатиевский» язык… безупречно благородная манера возражать противнику» (с. 195–196).


Заметка Герцена и «Замечания», находящиеся в РО ИРЛИ в архиве религиозного публициста С. О. Бурачка (1800–1876), представляют собой ту же редакцию, что представлена в «Богословском вестнике». Текст «Замечаний…» в журнальной публикации отличается от текста ИРЛИ пропуском строки («…близ Петербурга быв настоятелем пустыни…»), ошибочным написанием «Казанской» вместо «Кавказской», отсутствием одного абзацного отступа и заменой в ряде случаев прописных букв на строчные. Текст заметки Герцена (без указания автора и источника) полностью идентичен опубликованному в «Богословском вестнике», однако отсутствуют подстрочные примечания к ней святителя Игнатия. Следует заметить, что данный текст заметки отличается в свою очередь от опубликованного в «Колоколе» перестановкой двух слов («слово это» вместо «это слово»), изменением формы («нет счастливее» вместо «нету счастливее») и многочисленными заменами строчных букв на прописные. Частое употребление прописных букв в начале слов свойственно и для стиля самого святителя Игнатия, и это может служить подтверждением того; что заметка переписана самим епископом.


Текстологические наблюдения позволяют утверждать, что рукопись ИРЛИ — окончательный, беловой вариант, написанный рукой святителя Игнатия.


Заметка Герцена и «Замечания…» написаны одним почерком на больших листах, сложенных в виде тетради, на обложке которой имеется надпись (другим почерком): «Статья Игнатия, Епископа Кавказского (в мире Брянчанинова). Написана рукою автора»; выше — карандашная надпись: «Апология». Почерк прямой, крупный, близкий к каллиграфическому, но характерные написания ряда заглавных букв, более мелкий и «быстрый» почерк двух примечаний подтверждают, что это — автограф владыки Игнатия. В конце «Замечаний…» написано (также рукой Владыки): «1860-го года, февраля __ дня. Ставрополь Кавказский».


Ход работы святителя Игнатия представляется нам следующим образом:


1) познакомившись в 1859 г. с заметкой Герцена, епископ Игнатий пишет краткие подстрочные примечания к ней;


2) на основе этих примечаний создает в феврале 1860 г. статью «Замечания на отзыв журнала «Колокол» к Кавказскому епископу Игнатию»;


3) после опубликования Манифеста и «дела Щапова» (т. е. после апреля 1861 г.) пишет касающиеся этих событий дополнительное примечание 4 к заметке, а также примечания 1 и 3 к «Замечаниям…» (нумерация примечаний наша, в рукописи они обозначены крестиками. — АЛ.);


4) создает беловой автограф, переписывая заметку Герцена (уже без примечаний к ней) и свои «Замечания…» вместе с примечаниями (кроме 2 и 6) к ним, помещенными на специально отведенных местах внизу страниц;


5) вписывает мелким почерком примечания 2 и 6.


Вопросы о том, делались ли копии с «Замечаний…» и о том, какой рукописью пользовался публикатор «Богословского вестника», остаются открытыми.


А. Μ. Любомудров


Святитель Игнатий Брянчанинов


в полемике с либеральной интеллигенцией


о христианском понимании свободы


В то время как русское образованное общество находилось под влиянием идей западного рационализма и неправославной мистики, святитель Игнатий противопоставил соблазнам расцерковленной мирской культуры коренные традиции русской духовности. Наряду со старцами Оптиной Пустыни он изучал и возрождал в России начала восточно-православной аскетики, практику внутреннего «умного делания» — подлинной основы монашеской и общехристианской жизни.


Ныне аскетические творения епископа Игнатия изучаются и переиздаются. Менее известны и мало изучены взгляды владыки Игнатия на историческое развитие России, на современный ему общественно-политический процесс, а также отношения его с миром русской культуры. Между тем эти взаимоотношения были широки и многообразны. Сам святитель Игнатий обладал несомненным писательским талантом. В юности, учась в Инженерном училище в Петербурге, он посещал литературный салон А. Н. Оленина; его литературно-поэтические способности привлекли внимание А. С. Пушкина, И. А. Крылова, К. Н. Батюшкова, Н. И. Гнедича. В литературном наследии святителя Игнатия немало сочинений, по жанру относящихся к лирическим размышлениям, эссе; есть и несколько стихотворений. Друзьями и корреспондентами Брянчанинова были М. И. Глинка, П. И. Турчанинов, К. П. Брюллов. Отзыв святителя Игнатия о книге Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями» можно считать классическим, по точности и глубине мысли, выражением православно-церковного взгляда на природу художественного творчества; среди писем Владыки встречается немало оценок и разборов тех или иных литературных и музыкальных сочинений, живописных полотен.


Публикуемые материалы раскрывают одну из интересных страниц русской общественной жизни XIX столетия. В ходе подготовки крестьянской реформы 1861 г. епископ Игнатий, как управляющий Кавказской епархией, счел необходимым вступить в полемику с либеральными, псевдохристианскими воззрениями на крестьянский вопрос, а затем — и с представителем воинствующе-атеистического крыла русской интеллигенции А. И. Герценом. Эти документы отражают по сути столкновение двух принципиально противоположных воззрений на мир, на историю, на человеческую личность; борьбу идейных позиций, не стихавшую на протяжении всего Нового времени. В самых общих чертах эти позиции можно определить так.


Одна из них, либерально-просветительская, признает существующий мир и сложившиеся в нем отношения чем-то не должным, требующим переделки, исправления. Ее отличают вера в социальный и нравственный прогресс, обожествление «прав и достоинства человека». Религия если не отрицается вовсе, то допускается лишь в качестве инструмента для утверждения на земле начал добра и справедливости. Игнорируя онтологически присущую человеку греховность, эта идеология и порождаемая ею культура, естественно, вступают в принципиальный конфликт со всем вероучением Православной Церкви.


Иное мировоззрение, церковно-христианское, в котором понятия греха и искупления являются центральными, видит главную цель человека в «обожении», то есть во внутреннем очищении и просветлении души, свободном приобщении к высшей реальности. Все попытки обустроить земную жизнь политическими, социальными, экономическими средствами, но вне Церкви и не во имя Христово рассматриваются здесь как проявления человеческой самонадеянности и гордыни. Эта позиция не отрицает в принципе социальной активности, но требует смирения кичливого ума перед реальностью мира Божьего и неустанно напоминает, что ее главные цели лежат за пределами исторического бытия. До сих пор, как и в XIX в., эта позиция Церкви (в ней подчас видят оправдание рабства, безволия, покорности судьбе) вызывает у мирского разума недоумение, неприятие и порождает ожесточенную критику представителей различных бесцерковных политических систем — будь то революционеры-народники, большевики, либералы-демократы или ревнители «общечеловеческих ценностей».


Вопрос о рабстве и свободе в связи с предстоявшим освобождением крестьян от крепостной зависимости стал одним из основных пунктов полемики святителя Игнатия в предлагаемых вниманию читателя материалах. В них последовательно выражено православно-церковное понимание исторического процесса, путей и способов социального реформаторства, духовных потребностей русского народа. Публикуемые материалы не вошли в неоднократно переиздававшееся собрание сочинений епископа Игнатия; они были напечатаны в редких, не всегда доступных современному исследователю изданиях начала XX в. Между тем они представляют несомненный интерес с исторической, литературной и богословской точек зрения. Данная публикация представляет в едином комплексе все материалы святителя Игнатия, где так или иначе затрагивается крестьянский вопрос.


В 1857 г. архимандрит Игнатий был посвящен в сан епископа и с 1858 по 1861 г. управлял Кавказской и Черноморской епархиями. Эти годы совпали с интенсивной подготовкой крестьянской реформы. В 1859 г. в Ставрополе был создан комитет по составлению проекта положения об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян губернии. Епископ Игнатий принял энергичное участие в подготовке и проведении крестьянской реформы во вверенной ему Епархии и, в частности, обратился к Епархиальному духовенству с двумя Воззваниями [1250].


В первом из них, от 17 января 1859 г., он четко определяет то направление, которого должны придерживаться священники в беседах с прихожанами — крестьянами и помещиками. Он предлагает руководствоваться в этих беседах ответом Иисуса Христа человеку, обратившемуся к Нему за советом о разделе имения с братом (Евангелие от Луки, гл. 12), и вносить всюду слова утешения и назидания. Следуя примеру Самого Господа, духовные пастыри должны освещать все моменты, касающиеся крестьянской реформы, с точки зрения душевного спасения; сохранять свободное от страстей и мирное расположение духа и не вмешиваться в материальную, гражданскую сторону дела, как не относящуюся к компетенции духовенства.


Владыка ревностно заботился о том, чтоб это предписание претворялось в жизнь. Так, на рапорте Пятигорского градского благочинного протоиерея Макария Знаменского от 20 марта 1859 г., сообщавшего, как и многие другие священники, о получении Воззвания, святитель Игнатий наложил следующую резолюцию:


6 апреля. № 674. В Консисторию к сведению. Пересмотреть все подобные рапорты благочинных, и от тех священников и причтов, которые расписались только в чтении моего наставления духовенству по вопросу о улучшении быта помещичьих крестьян, изложенного в предложении моем Консистории от 17-го января за № 3-м, потребовать обязательства в неуклонном последовании моему наставлению, приказанию [1251].


В 1859 г. в журнале «Православный собеседник», издаваемом Казанской духовной академией, появились две статьи, посвященные вопросу освобождения крестьян. Эти статьи чрезвычайно обеспокоили святителя Игнатия, так как содержали, по его мнению, противоположные духу Церкви суждения об освобождении крестьян и искаженно трактовали евангельское учение. 25 апреля 1859 г. Владыка направляет в Кавказскую Духовную Консисторию следующее распоряжение:


В Кавказскую Духовную Консисторию.


Так как в разных журналах появились статьи от имени Церкви, но не принадлежащие Церкви, о быте помещичьих крестьян, то я считаю нужным снова подтвердить духовенству, чтоб оно неуклонно руководствовалось тем направлением, которое изложено мною в предложении моем Консистории от 17-го января сего года за № 3, и согласно сему направлению руководствовало паству; для удобнейшего чтения препровождаю в Консисторию 170 печатных копий с упомянутого предложения, коими Консистория имеет распорядиться следующим образом: 1 экземпляр оставить в Консистории, препроводить 2 экз<емпляра> в Домовое управление для двух церквей, по 1-му экз. в Семинарское правление, в Ставропольское, Екатеринодарское и Моздокское духовные училища, в Екатеринодарское духовное правление, во все монастыри и во все приходские церкви Кавказской епархии.


Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский. № 809. 25 апреля 1859 года [1252].


Тревога по поводу последствий подобных сочинений звучит и в письме Владыки к своему воспитаннику и другу епископу Дмитровскому Леониду (Краснопевкову) 4 мая 1859 г.:


На Вас лежит великая обязанность: примирять главные сословия отечества, которых разрознило европейское учение. Влиянию этого учения много подчинились и духовенство, и дворянство. Я читал с ужасом январские и мартовские статьи Казанского «Православного собеседника», в которых столкновение сословий выражено очень ярко [1253].


Святитель Игнатий считает необходимым вступить в прямую полемику с идеями «Православного собеседника» и 6 мая выпускает другое развернутое Воззвание к духовенству, 170 экземпляров которого также распоряжается разослать по Епархии, а также персонально высылает его Обер-прокурору Синода, Наместнику Кавказа, Экзарху Грузии, трем митрополитам. Это Воззвание вылилось в развернутый трактат о происхождении рабовладения, истории крепостного права в России, о христианском понимании свободы. Написанное с замечательной богословской эрудицией, оно отражает аскетическое настроение святителя Игнатия, его взгляды на участие Церкви в мирских делах, на будущее развитие России. В нем разъясняются вопросы о происхождении зла, о страдании. О том, насколько оно оказалось чуждо идейной атмосфере эпохи, говорит Жизнеописание Владыки: «циркуляр… вооружил против него почти всех епископов — воспитанников духовных академий» [1254].


«Православный собеседник», орган Казанской духовной академии, приобрел в конце 1850-х гг. широкую популярность не только в духовных, но и в светских кругах. Его редактор, ректор Академии архимандрит Иоанн (Соколов, 1818–1869; впоследствии епископ Смоленский) — один из основателей нового, публицистического направления в русском проповедничестве. В январской книжке журнала за 1859 г. была опубликована (без подписи) статья «Голос древней Русской Церкви об улучшении быта несвободных людей», представляющая собой доклад на торжественном акте Казанской духовной академии в память ее основания, прочитанный 8 ноября 1858 г. (в дальнейшем — «Голос…»); а в мартовской, также без подписи — «Слово об освобождении крестьян в день восшествия на престол Его Величества Государя Императора Александра Николаевича. 19 февраля 1859 г.» (в дальнейшем — «Слово…»). В своих Воззваниях святитель Игнатий не упоминает имен авторов, которые, возможно, были в тот момент ему неизвестны. Работа «Голос…» принадлежала перу известного русского историка Афанасия Прокофьевича Щапова (1830–1876), бывшего в то время бакалавром (адъюнкт-профессором) Казанской духовной академии, где он читал лекции по церковной истории. К этому моменту уже получили известность его работы по истории раскола, в которых он утверждал, что раскол возник на почве демократических устремлений угнетаемого верхами народа (эта идея была затем подхвачена революционными слоями русского общества).


В публикуемой нами полемике с А. И. Герценом и письмах 1860-х гг. владыка Игнатий утверждал, что обе статьи принадлежали Щапову. На самом деле вторая работа, «Слово…», написана самим ректором Иоанном, как свидетельствуют списки его трудов. Однако нужно иметь в виду, что обе статьи весьма близки по содержанию, в них цитируются одни и те же памятники древнерусской литературы. Известно, что статья «Голос…» была написана Щаповым по заданию архимандрита Иоанна и одобрена им [1255]; с другой стороны, сам ректор часто использовал при создании своих работ материалы, специально подготовленные для него преподавателями Академии, в частности Щаповым [1256]. Не исключено, что «Слово…» является плодом совместного творчества Щапова и архимандрита Иоанна [1257].


Публицистическая направленность «Православного собеседника» обратила на себя внимание церковных властей: указ Св. Синода от 5 марта 1859 г. признал направление журнала несвойственным духовному изданию; в числе «несообразных» статей упомянут и «Голос…». Ректору Иоанну было сделано замечание, все последующие материалы предписано предоставлять в Московский цензурный комитет [1258].