Geum.ru

Библиотека Альдебаран

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18
в самом деле вытаскиваю тебя из этого подземелья, из этой дыры.

– Невероятно, правда? Подумать только – столько лет я противился твоей мудрости.

– В Нью Йорке у нас будет сущая фантастика. Честно.

– Жду не дождусь, – ответил Игнациус, укладывая в сумку кашне и абордажную саблю. – Статуя Свободы, Эмпайр Стейт Билдинг, восторг бродвейской премьеры с моими любимыми звездами музкомедии. Треп над эспрессо в Деревне с самыми дерзкими умами современности.

– Наконец то ты за себя взялся по настоящему. В самом деле. Мне до сих пор не верится в то, что я сегодня за вечер услышала в этой хибаре. Мы займемся твоими проблемами. Ты вступаешь в совершенно новую витальную фазу. Бездеятельности конец. Это я точно могу сказать. Я это слышу. Ты только подумай о той великой мысли, что потоком польется из этой твоей головы, когда мы окончательно вычистим всю паутину, все табу и уродующие тебя привязанности.

– Одному господу известно, что тогда произойдет, – безразлично ответил Игнациус. – Мы должны ехать. Сейчас же. Должен предупредить тебя – моя мать может вернуться в любой момент. Если я увижу ее снова, я кошмарно регрессирую. Мы должны спешить.

– Игнациус, ты скачешь по всей комнате. Успокойся. Худшее позади.

– Еще нет, – быстро сказал Игнациус. – Мамаша может возвратиться вместе со своей бандой. Ты бы их видела. Сторонники белого господства. Протестанты или даже хуже. Давай, я захвачу еще лютню и трубу. Все ли блокноты собраны?

– От того, что здесь написано, дух захватывает, – сказала Мирна, тыча пальцем в блокнот, страницами которого шелестела. – Жемчужины нигилизма.

– Это всего лишь фрагмент целого.

– А ты разве не оставишь матери никакой горькой прощальной записки, никакого внятного протеста – ничего?

– Едва ли это будет того стоить. На осознание написанного у нее уйдут недели. – Игнациус одной рукой прижал к себе лютню и трубу, а другой подхватил сумку. – Я тебя умоляю – только не урони вот эту папку. В ней содержится мой Дневник – социологическая фантазия, над которой я все это время трудился. Это моя самая коммерческая работа. Изумительные возможности для экранизации в руках Уолта Диснея или Джорджа Пэла [Джордж Пэл (1908 1980) – венгерский мастер кукольной анимации, чьи короткометражные рекламные фильмы оживляли кинопрограммы в 30 х годах.].

– Игнациус. – Мирна остановилась в дверях с кипами блокнотов в руках и какое то время просто шевелила бесцветными губами прежде, чем заговорить, точно репетировала в уме поздравительную речь. Усталыми после дороги глазами, сквозь поблескивавшие стекла очков она вглядывалась в лицо Игнациуса. – Это очень важное мгновение. Я чувствую себя так, будто кого то спасаю .

– Спасаешь, спасаешь. А теперь нам следует бежать. Я тебя умоляю. Поболтаем позже. – Игнациус протиснулся мимо нее и заковылял к машине, открыл заднюю дверцу крошечного «рено» и влез внутрь, устраиваясь между плакатами и связками брошюр, которыми было завалено все сиденье. В машине пахло как в газетном киоске. – Поспеши! У нас нет времени разыгрывать перед домом tableau vivant [Живую картину (фр.)] .

– В смысле – ты что, в самом деле собираешься тут сидеть? – озадаченно спросила Мирна, вываливая туда же своей груз блокнотов.

– Разумеется, собираюсь, – проревел Игнациус. – Я совершенно определенно не намерен лезть в смертельный капкан твоего переднего сиденья для движения по скоростной трассе. Забирайся же в эти свои ходунки и увози нас отсюда.

– Погоди. Там еще много блокнотов осталось. – Мирна вбежала в дом. Гитара колотила ее по спине. Вернулась она с новой охапкой бумаг и остановилась на кирпичной дорожке, озирая дом в последний раз. Игнациус понимал, что она пытается запечатлеть эту сцену: Элайза на льду с чрезвычайно крупным гением на руках. Однако, в отличие от Гарриет Бичер Стоу, Мирна – источник раздражения – никуда не делась. Наконец, отозвавшись на призывы Игнациуса, она спустилась к машине и сбросила вторую порцию блокнотов прямо ему на колени. – Мне кажется, под кроватью еще есть.

– Ну их к черту! – завопил Игнациус. – Садись и заводи эту дрянь. О мой Бог. Да не суй ты мне эту гитару прямо в лицо. Почему бы тебе не завести себе ридикюль, как подобает приличной девушке?

– Засунь его себе в ноздрю, – рассвирепела Мирна. Она втиснулась на переднее сиденье и включила зажигание. – Где ты хочешь провести ночь?

– Провести ночь? – загрохотал Игнациус. – Мы нигде не проводим никакой ночи. Мы едем прямо – и всё.

– Игнациус, да я же сейчас замертво рухну. Я со вчерашнего утра в этой машине.

– Ну, по крайней мере, давай хоть за озеро Поншартрэн заедем.

– Ладно. Свернем на дамбу и остановимся в Мандевилле.

– Нет! – Эдак Мирна завезет его прямиком в раскрытые объятья какого нибудь психиатра в состоянии полной боевой готовности. – Туда нельзя. Там вода заражена. У них там эпидемия.

– Да? Тогда по старому мосту в Слайделл.

– Хорошо. В любом случае, так намного безопаснее. В эту дамбу постоянно врезаются баржи. Нас сбросит в озеро, и мы утонем. – «Рено», тяжело присев на заднюю ось, медленно набирал скорость. – Этот автомобиль довольно таки мал для моих габаритов. Ты уверена, что знаешь, как ехать в Нью Йорк? Я серьезно сомневаюсь, что смогу выдержать больше одного двух дней в этом эмбриональном положении.

– Эй, что это вы, битники, там затеяли? – слабо донесся до них из за ставень голос мисс Энни. «Рено» выехал на середину улицы.

– А эта старая стерва до сих пор там живет? – спросила Мирна.

– Заткнись и увози нас отсюда поскорей!

– Ты всю дорогу будешь меня так доставать? – Мирна прожгла взглядом зеленую шапочку в зеркале заднего вида. – То есть, лучше сразу скажи.

– О мой клапан! – булькнул Игнациус. – Я тебя умоляю – только не устраивай мне сцен. Моя психика совершенно рассыпется после бомбардировок последнего времени.

– Прости. Мне просто на какой то миг показалось, что все будет как прежде: я веду машину, а ты с заднего сиденья действуешь мне на нервы.

– Я определенно надеюсь, что на севере снега нет. Моя система просто откажется функционировать при таких условиях. И очень тебя прошу – по дороге держись подальше от туристических «грейхаундов». Они расплющат такую игрушку, как у тебя.

– Игнациус, я вдруг узнаю прежнего кошмарного тебя. Мне сразу кажется, что я совершаю гигантскую ошибку.

– Ошибку? Ну разумеется, нет, – любезно произнес Игнациус. – Осторожнее – карета скорой помощи. Стоит ли начинать наше паломничество с дорожного происшествия?

Когда они поравнялись со скорой помощью, Игнациус пригнул голову и разобрал на ее борту надпись: «Благотворительная больница». В какое то мгновение мигалка на ее крыше плеснула на «рено» красным отблеском, когда машины разъехались. Игнациус был уязвлен – он ожидал массивного грузовика с решетками. Выслав за ним допотопную, видавшую виды карету, они его недооценили. Ему легко бы удалось расколотить все ее окна. Затем огоньки на хвостовых плавниках медицинского «кадиллака» остались в паре кварталов позади, и Мирна свернула проспект Св. Чарлза.

Теперь, когда Фортуна спасла его от одного цикла, – куда она повернет свое колесо? Новый цикл окажется столь непохожим на все, что ему доводилось испытывать прежде.

Мирна мастерски подгоняла «рено» и лавировала им в потоке машин, выбираясь с невозможно узких полос движения, пока они не миновали последний немощный фонарь последнего болотистого пригорода. Теперь, среди раскинувшихся солончаков их обступала тьма. Игнациус бросил взгляд на указатель, сверкнувший в лучах фар. Федеральная трасса 11. Табличка пролетела мимо. Он отвернул стекло вниз на пару дюймов и набрал грудью соленый воздух, которым на болота дышал далекий Залив.

Точно глоток воздуха стал очистительной клизмой, клапан его открылся. Игнациус сделал еще один вдох – на сей раз поглубже. Тупая боль в голове отступала.

Он благодарно уставился Мирне в затылок, на хвост ее волос, невинно подметавший ему колени. Благодарно. Какая ирония, подумал Игнациус. И стиснув этот хвост одной лапой, он с чувством прижал его к влажным усам.