Библиотека Альдебаран

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18

ТРИНАДЦАТЬ



Игнациус открыл глаза и увидел, как над ним парит что то белое. У него болела голова и пульсировало ухо. Потом в изжелта небесных глазах медленно прояснилось, и, превозмогая боль, он осознал, что смотрит на потолок.

– Так ты проснулся уже наконец, мальчик, – раздался где то рядом материнский голос. – Поглядите тока на него. Вот теперича нам действитьно конец.

– Где я?

– Только не умничай тут со мной, мальчик. И не думай со мной, Игнациус. Я тебя предупредила. С меня же ж хватит. Я ж не шучу. И как же ж я тока людям в глаза смотреть щас буду?

Игнациус повернул голову и огляделся. Он лежал в клетушке из ширм. В ногах его постели прошла медсестра.

– Боже милосердный! Я в больнице. Кто у меня врач? Надеюсь, вы были настолько самоотверженны, чтобы обспечить мне услуги специалиста. И священника. Пусть придет служитель культа. Я посмотрю, приемлем ли он. – Игнациус оросил нервической слюной простыню, снежной шапкой покрывавшую гору его живота. Он дотронулся до головы и нащупал бинты, облепившие его мигрень. – О, мой Бог! Не бойтесь рассказать мне всё, мамаша. Судя по боли, терзающей меня, ранение довольно фатально.

– Заткнись и посмотри вот сюда, – чуть ли не заорала миссис Райлли, швыряя прямо на перевязку Игнациуса газету.

– Сестра!

Миссис Райлли сорвала с его лица газету и захлопнула ладонью мокрые усы.

– Закрой же ж ты рот, самашетший, да погляди тут вот на эту газету. – Голос у нее срывался. – Нам конец пришел.

Под заголовком, гласившим: «ДИКИЙ ИНЦИДЕНТ НА КОНЬЯЧНОЙ УЛИЦЕ», – Игнациус увидел размещенные в ряд три фотографии. На правой, точно восходящая звезда сцены, скалилась Дарлина в своем бальном платье и с какаду на руке. На левой Лана Ли прикрывала лицо от фотокамеры, забираясь на заднее сиденье патрульной машины, где уже виднелись три коротко стриженные головы членов дамского вспомогательного корпуса Партии Мира. Патрульный Манкузо в рваном костюме и фетровой шляпе с обломанными полями важно придерживал дверцу. В центре обдолбанный негр ухмылялся, глядя на что то напоминавшее дохлую корову на мостовой. Заплывшими глазами Игнациус тщательно осмотрел всю центральную фотографию.

– Вы только поглядите, – загромыхал он. – Каких только болванов нанимает себе в штат фотографов эта газета? Мои черты едва различимы.

– Ты почитай, почитай, чего под картинками написали, мальчик. – Миссис Райлли ткнула пальцем в газету так, словно хотела насадить фотографию на кол. – Ты почитай, Игнациус. Что, ты думашь, на Константинопольской улице люди говорят, а? Давай давай, читай мне вслух, мальчик. Большая драка на улице, грязные картинки, ночные дамочки. Все тут есть. Читай, мальчик.

– Лучше не буду. Статья, вероятно, полна фальсификаций и поклепа. Желтые журналисты, вне всякого сомнения, предполагают всевозможные аппетитные скабрезные инсинуации. – И, тем не менее, он подверг статью бессвязному прочтению.

– Уж не хотите ли вы мне сказать, что они утверждают, будто сбившийся с маршрута автобус не наехал на меня? – рассерженно осведомился он. – Первый же их комментарий есть ложь. Свяжитесь с Отделом Общественного Обслуживания. Мы должны подать на них в суд.

– Заткнись. Читай все подряд.

Птица артистки стриптиза напала на уличного торговца сосисками в маскарадном костюме. А. Манкузо, действующий под прикрытием, арестовал Лану Ли за приставание к мужчинам на улице и владение порнографией, а также позирование для оной. Бирма Джоунз, швейцар, указал А. Манкузо на шкафчик под стойкой бара, где и были обнаружены порнографические материалы. А. Манкузо сообщил репортерам, что уже некоторое время разрабатывал это дело и вступил в контакт с одним из агентов гражданки Ли. Полиция подозревает, что арест гражданки Ли подорвал деятельность синдиката по распространению порнографии в старших классах средних школ, охватившую уже весь город. В баре полиция обнаружила список школ. А. Манкузо сообщил, что агент объявлен в розыск. Пока А. Манкузо производил арест, три женщины – Клаб, Стил и Бампер – вынырнули из собравшейся толпы и совершили на него нападение. Их также задержали. Игнациус Жак Райлли, тридцати лет от роду, был доставлен в больницу для лечения последствий шока.

– Вот же как не подвезло нам, что у них фотогрыф там валандался, делать больше ж нечево, так послали тебя сымать, а ты, как пьянчуга там валялся посередь улицы. – Миссис Райлли захлюпала носом. – Ох, знала же ж, что так и выйдет с твоими грязными картинками, добегался, разоделся, что на Марди Гра.

– Я окунулся в самую зловещую ночь моей жизни, – вздохнул Игнациус. – Фортуна вчера по настоящему пьяно крутила свое колесо. Сомневаюсь, что мне удастся пасть еще ниже. – Он рыгнул. – Могу я узнать, чем занималась на месте происшествия эта кретинская Немезида в лице полицейского?

– Вчера вечером, када ты сбежал, я Санте позвонила и сказала, чтоб нашла в учаске Анджело, а он бы пошел и выснил, чем это ты на улице Св. Петра там занимаисси. Я же ж слышала, какой адриск ты таксису назвал.

– Как умно.

– Я ж думала, ты пошел на собрание с кучкой комунястов. Как же ж я обшиблась, а? Анджело грит, ты с каким то смешными людями околачивался.

– Иными словами, вы прицепили мне хвоста, – завопил Игнациус. – Моя собственная мать!

– Птица напала, – рыдала миссис Райлли. – И надо ж такие напасти на тебя, Игнациус. Ни на кого ж больше птицы не нападают.

– Где этот водитель автобуса? Его следует предать суду немедленно.

– Ты же ж просто в обморок упал, дурашка.

– Тогда к чему эти бинты? Я себя вовсе не хорошо чувствую. Должно быть, я повредил себе какой то жизненно важный орган, когда рухнул на мостовую.

– Ты себе же ж просто голову поцарапал чутка. Ничего с тобой не сталось. Тебя ренгеном просветили.

– Посторонние вторгались в мое тело, пока я был без сознания? Вам могло бы достать хорошего вкуса, чтобы воспретить им. Одному Господу известно, куда эти сладострастные медики совали свои руки. – Игнациус теперь осознал, что помимо головы и уха с тех самых пор, как он пришел в чувство, его беспокоила эрекция. Сейчас она требовала к себе внимания. – Не будете ли вы добры покинуть эту кабинку, чтобы я смог осмотреть себя – возможно, со мной обходились неправильно. Пяти минут должно хватить.

– Слушай сюда, Игнациус. – Миссис Райлли поднялась со стула и схватила его за воротник клоунской пижамы в горошек, в которую его обрядили. – Ты со мною не умничай, а то по мордасам нахлестаю, что мало не покажется. Анджело мне все рассказал. Мальчик с таким образыванием – и шляешься, как оборванец с какими то супчиками с Квартала, по барам таскаешься, ночных дамочек ищешь. – Миссис Райлли заплакала снова. – Нам еще подвезло ж, что не все в газету написали. А то хоть из города уежжай.

– Именно вы ознакомили мое невинное существо с этим притоном, смею вам напомнить. В действительности же, во всем виновата эта ужасная фемина, Мирна. Это ее следует наказать за все прегрешения.

– Мирна? – всхлипнула миссис Райлли. – Так ее же ж даже в городе нету. Уж я наслушалась твоих самаброцтвий, как из за нее тебя из «Штанов Леви» уволили. Ты уж меня больше так не обдурачишь. Ты ж самашетший, Игнациус. Даже если мне самой придется сказать – да, мой собственный ребенок из ума выжил.

– Выглядите вы довольно изможденно. Что вам стоит – столкните кого нибудь, залезьте в одну из этих постелей и вздремните. Зайдете примерно через час.

– Я всю ночь не сомкнула. Как Анджело позвонил мне да сказал, что ты в больнице, я ж чуть ударом не хватилась. Чуть на пол в кухне не упала прямо себе на голову. Я б могла же ж череп себе раскроить. Побежала себе в комнату потом одеться, так лодыжку вывихнула. А пока ехала сюда, чуть в аварию не попала.

– Еще одной аварии только не хватало, – ахнул Игнациус. – На сей раз мне придется зарабатывать в соляных копях.

– На, дурашка. Анджело сказал тебе передать.

Миссис Райлли нагнулась и подняла с пола массивный том «Утешения Философией». Один угол его нацелился Игнациусу прямо в живот.

– Ауфф, – хрюкнул Игнациус.

– Анджело вчера вечером его в этом баре нашел, – дерзко призналась миссис Райлли. – У него из уборной ее кто то украл.

– О, мой Бог! Это все подстроили нарочно! – возопил Игнациус, потрясая зажатым в лапах фолиантом. – Теперь мне все ясно. Я вам уже давно твержу, что этот монголоид Манкузо – наша Немезида. И теперь он нанес завершающий удар. Как невинно я предложил ему эту книгу. Как горько я ошибался. – Он прикрыл налитые кровью глаза и несколько мгновений невнятно что то бормотал. – Обставлен потаскухой Третьего Рейха, скрывающей свое лицо извращенки за моей собственной книгой, за основой всего моего мировоззрения. О, мамаша, если бы вы только знали, как жестоко я обманут этим сговором недолюдей. Какая ирония – книга Фортуны сама приносит несчастье. О, Фортуна, дегенеративная ты распутница!

– Закрой рот, – рявкнула миссис Райлли, и напудренное лицо ее заострилось от гнева. – Ты хочешь, чтоб суда вся палата сбежалась? Что же мисс Энни скажет, а? Как я люд я м в лицо смотреть буду, а, дурак ты самашетший? А теперь еще больница хочет с меня двадцать долларов взять, чтоб я тебя отсуда выписала. Будто ш о фер на скорой не мог тебя в благодарительную отвезти, как приличного человека. Нет же, надо было в платную вывалить. Ну откуда я тебе возму двадцать долларов, а? Мне ж завтра за трубу твою платить еще. И человеку этому за дом его.

– Это неслыханно. Вам определенно не придется платить двадцать долларов. Это грабеж на большой дороге. А теперь бегите скорее домой, а меня оставьте здесь. Здесь довольно мирно. С течением времени я могу полностью восстановить свои силы. Именно этого требует сейчас моя психика. Если представится случай, прихватите мне в следующий раз карандашей и папку, которую найдете на моем столе. Я должен записать эту травму, пока она еще свежа в моей памяти. Войти в мою комнату вам разрешается. А теперь, если позволите, я должен отдохнуть.

– Отдыхать? И еще двадцать долларов платить за ночь? А ну, вставай с кровати. Я уже Клоду позвонила. Он приедет и заплатит за твой счет.

– Клоду? Во имя всего святого, кто такой этот Клод?

– Один знакомый.

– Так вот, поймите раз и навсегда одну вещь. Никто из посторонних мужчин не будет оплачивать мои больничные счета. Я останусь здесь, пока честные деньги не купят мне свободу.

– Вставай сейчас же с постели, – заверещала миссис Райлли. Она схватилась за пижаму, но тело утонуло в матраце, точно метеорит. – Подымайся, пока я по мордасам тебе не надавала.

Увидев, что над его головой уже занесен материнский ридикюль, Игнациус сел на постели.

– О, мой Бог! Да на вас туфли для кегельбана. – Он метнул побагровевший изжелта небесный взгляд через край кровати, мимо видневшейся из под юбки комбинации и спущенных простых чулок. – Только вы могли надеть туфли для кегельбана к смертному одру своего дитяти.

Однако, мать вызова не приняла. В ней кипела решимость, а ее преимущество питалось интенсивным гневом. Взгляд ее стал стальным, губы – тонкими и твердыми.

Все, что можно, шло не так.