Библиотека Альдебаран

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18
* * *


Мистер Клайд открыл утреннюю газету и уволил Райлли. С торговой карьерой большой обезьяны покончено. Зачем этот бабуин надел форму после работы? Такая обезьяна, как Райлли может одним махом погубить десять лет попыток утвердить приличную торговую марку. У торговцев «горячими собаками» и так проблема с репутацией – вовсе не обязательно, чтобы один из них шлялся по улице мимо борделя.

Мистер Клайд кипел и пузырился вместе со своим котлом. Пусть Райлли только попробует появиться в корпорации «Райские Киоскеры» – сразу схлопочет вилкой в трахею. Однако, оставались халаты и этот пиратский костюм. Должно быть, Райлли спер пиратские причиндалы из гаража за день до происшествия. Большую обезьяну придется найти, в конце концов, хотя бы сообщить ему, чтобы больше не приходил. От такого животного, как этот Райлли, нельзя, в самом деле, ожидать, что он вернет казенную форменную одежду.

Мистер Клайд несколько раз набирал номер на Константинопольской улице, но там никто не отвечал. Может, его уже куда нибудь упекли. Мать большой обезьяны, должно быть, мертвецки пьяной валяется где нибудь на полу. Одному Богу известно, что она из себя представляет. Ну и семейка, должно быть.

* * *


Доктор Тальк пережил жалкую неделю. До студентов каким то образом дошла одна из тех угроз, которыми несколько лет назад заваливал его этот психованный старшекурсник. Как она попала к ним в руки, он не знал. Но кошмарные результаты уже давали о себе знать. Подпольные слухи о записке медленно расползались; он уже стал посмешищем всего студенческого городка. За коктейлем на вечеринке один из коллег, в конце концов, объяснил ему причину хохотков и шепотков, то и дело прерывавших его занятия, раньше проходившие в почтительной тишине.

Эта фраза из записки о «развращении и растлении молодежи» была совершенно неверно понята и истолкована. Он не знал, не придется ли ему рано или поздно объясняться перед администрацией. А «недоразвитые тестикулы»… Доктор Тальк поёжился. Лучшим планом было бы, наверное, вывести все на чистую воду, но это означало бы отыскать самого бывшего студента, а он из таких, кто все равно будет отрицать любую ответственность. Возможно, следует просто объяснить, каким был этот мистер Райлли. Перед доктором Тальком он возник снова – в массивном кашне и с этой кошмарной юной анархисткой с саквояжем, которая повсюду таскалась с Райлли и засоряла территорию листовками. К счастью, в колледже она не задержалась, однако, сам Райлли, казалось, уже впишется там в пейзаж, будто пальмы или скамейки.

В один из особенно мрачных семестров они посещали у доктора Талька разные классы и прерывали его лекции разными странными звуками и наглыми ядовитыми вопросами, на которые не в состоянии был ответить никто, за исключением, быть может, Господа Бога. Он содрогнулся. Несмотря ни на что, он должен найти Райлли и добыть у него объяснение и признание. Одного единственного взгляда на мистера Райлли студентам хватит, чтобы понять: его записка была бессмысленной фантазией больного разума. Он даже администрации даст посмотреть на мистера Райлли. Решение проблемы, в конечном итоге, – чисто физическое: предъявить мистера Райлли во всем изобилии его плоти.

Доктор Тальк отхлебнул водки с соком, которую употреблял всегда после трудного светского пьянства, и раскрыл газету. По крайней мере, жители Квартала веселятся и бесчинствуют. Он потягивал водочку и вспоминал инцидент с этим Райлли: как тот вывалил все экзаменационные работы на головы демонстрации первокурсников под окнами деканата. Администрация это тоже вспомнит. Он самодовольно ухмыльнулся и снова посмотрел в газету. Три фотографии выглядели уморительно. Простые вульгарные люди – издали – всегда забавляли его. Он прочел заметку и поперхнулся, забрызгав себе весь смокинг.

Как мог Райлли столь низко пасть? И в студенчестве он был эксцентриком, но теперь… Насколько гаже пойдут слухи, если выяснится, что записку писал торговец сосисками. Райлли вполне может заявиться в университет со своей тележкой и развернуть торговлю «горячими собаками» прямо перед Корпусом Общественных Наук. И намеренно превратит все это в цирковое представление, в постыдный фарс, где ему, Тальку, будет уготована роль коверного.

Доктор Тальк отложил газету, поставил стакан и закрыл лицо ладонями. Придется пережить эту записку. Он будет все отрицать.

* * *


Мисс Энни заглянула в утреннюю газету и побагровела. А она то думала, почему это со двора Райлли все утро не доносится ни звука. Всё, это последняя капля. Теперь у всего квартала плохая репутация. Она этого больше не вынесет. Эти люди должны съехать. Она заставит соседей подписать петицию.

* * *


Патрульный Манкузо снова заглянул в газету. Затем развернул ее на уровне груди, хлопнула вспышка. Он принес в участок свою камеру «Брауни Холидэй» [Один из первых дешевых бытовых фотоаппаратов с одноразовой вспышкой, изготовлялся в 1953 62 гг] и попросил сержанта сфотографировать его на фоне кое каких официальных задников: стола самого сержанта, ступенек парадного входа в участок, патрульного автомобиля, регулировщицы движения, коньком которой были те, кто превышал скорость в школьной зоне.

Когда оставался всего один кадр, патрульный Манкузо решил объединить два предмета реквизита и завершить съемку драматическим финалом. Пока регулировщица, изображая Лану Ли, лезла на заднее сиденье патрульной машины, гримасничая и мстительно потрясая кулаком, патрульный Манкузо смотрел в камеру, держа газету, и сурово хмурился.

– Ладно, Анджело, теперь всё? – спросила регулировщица: ей не терпелось добраться до ближайшей школы, пока не закончилось время ограничения скорости в школьных зонах.

– Большое спасибо тебе, Глэдис, – ответил патрульный Манкузо. – Детишкам хотелось еще немного снимков показать своим маленьким друзьям.

– Ну еще бы, – прокричала Глэдис, спеша со двора, перекинув через плечо сумку, под завязку набитую черными штрафными квитанциями за превышение скорости. – Их право, наверное, – гордиться своим папочкой. Рада, что смогла тебе помочь, дорогуша. Как захочешь еще сниматься, только дай мне знать.

Сержант швырнул последнюю лампу вспышки в мусорную корзину и сдавил ручищей вертикальное плечо патрульного Манкузо.

– Единолично ты, Манкузо, сумел раскрыть самую активную в городе банду торговцев порнографией в средних школах. – Он хлопнул по впалой ключице патрульного Манкузо. – Невероятно, но ты расколол бабу, которую даже самым лучшим нашим агентам не удавалось одурачить. Манкузо, как я выяснил, работает над этим делом втихушку. Манкузо может опознать одного из ее подручных. Кто все это время ходил сам по себе, искал подозрительных субъектов, вроде тех трех девок, и пытался их привлечь? Манкузо, вот кто.

Оливковая кожа патрульного Манкузо слегка порозовела, если не считать тех ограниченных участков, где ее исцарапал дамский вспомогательный корпус Партии Мира. Там она осталась просто багровой.

– Просто повезло, – вымолвил патрульный Манкузо, прочищая горло от какой то неощутимой мокроты. – Кое кто мне дал наводку на это место. А потом этот Бирма Джоунз сказал посмотреть в шкафчике под баром.

– Ты в одиночку смог провести облаву, Анджело.

Анджело? Он окрасился в весь спектр оттенков – от оранжевого до фиолетового.

– Я не удивлюсь, если за это ты получишь какое нибудь повышение, – сказал сержант. – Ты уже долго простой патрульный. А всего пару дней назад я считал тебя конской задницей. Как насчет повышения? Что ты на это скажешь, Манкузо?

Патрульный Манкузо откашлялся довольно неистово.

– Могу я забрать свой фотоаппарат? – почти неслышно спросил он, когда горло, наконец, прочистилось.