Николай Гаврилович Чернышевский. Что делать?

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   86

XIV



Похвальное слово Марье Алексевне


Вы перестаете быть важным действующим лицом в жизни Верочки, Марья

Алексевна, и, расставаясь с вами, автор этого рассказа просит вас не

сетовать на то, что вы отпускаетесь со сцены с развязкою, несколько

невыгодной для вас. Не думайте, что вы через то лишились уважения. Вы

остались одураченною, но это нисколько не роняет нашего мнения о вашем уме,

Марья Алексевна: ваша ошибка не свидетельствует против вас. Вы встретились с

людьми, которых не привыкли встречать прежде, и не грех вам было обмануться

в них, судя по прежним вашим опытам. Вся ваша прежняя жизнь привела вас к

заключению, что люди делятся на два разряда - дураков и плутов: "кто не

дурак, тот плут, непременно плут, думали вы, а не плутом может быть только

дурак". Этот взгляд был очень верен, Марья Алексевна, до недавнего времени

был совершенно верен, Марья Алексевна. Вы встречали, Марья Алексевна, людей,

которые говорили очень хорошо, и вы видели, что все эти люди, без

исключения, - или хитрецы, морочащие людей хорошими словами, или взрослые

глупые ребята, не знающие жизни и не умеющие ни за что приняться. Потому вы,

Марья Алексевна, не верили хорошим словам, считали их за глупость или обман,

и вы были правы, Марья Алексевна. Ваш взгляд на людей уже совершенно

сформировался, когда вы встретили первую женщину, которая не была глупа и не

была плутовка; вам простительно было смутиться, остановиться в раздумье, не

знать, как думать о ней, как обращаться с нею. Ваш взгляд на людей уже

совершенно сформировался, когда вы встретили первого благородного человека,

который не был простодушным, жалким ребенком, знал жизнь не хуже вас, судил

о ней не менее верно, чем вы, умел делать дело не менее основательно, чем

вы: вам простительно было ошибиться и принять его за такого же пройдоху, как

вы. Эти ошибки, Марья Алексевна, не уменьшают моего уважения к вам как

женщине умной и дельной. Вы вывели вашего мужа из ничтожества, приобрели

себе обеспечение на старость лет, - это вещи хорошие, и для вас были вещами

очень трудными. Ваши средства были дурны, но ваша обстановка не давала вам

других средств. Ваши средства принадлежат вашей обстановке, а не вашей

личности, за них бесчестье не вам, - но честь вашему уму и силе вашего

характера.

Довольны ли вы, Марья Алексевна, признанием этих ваших достоинств?

Конечно, вы остались бы довольны и этим, потому что вы и не думали никогда

претендовать на то, что вы мила или добра; в минуту невольной откровенности

вы сами признавали, что вы человек злой и нечестный, и не считали злобы и

нечестности своей бесчестьем для себя, доказывая, что иною вы не могли быть

при обстоятельствах вашей жизни. Стало быть, вы не станете много

интересоваться тем, что к похвале вашему уму и силе вашего характера не

прибавлено похвалы вашим добродетелям, вы и не считаете себя имеющею их, и

не считаете достоинством, а скорее считаете принадлежностью глупости иметь

их. Стало быть, вы не стали бы требовать еще другой похвалы, кроме той,

прежней. Но я могу сказать в вашу честь еще одно: из всех людей, которых я

не люблю и с которыми не желал бы иметь дела, я все-таки охотнее буду иметь

дело с вами, чем с другими. Конечно, вы беспощадна там, где это нужно для

вашей выгоды. Но если вам нет выгоды делать кому-нибудь вред, вы не станете

делать его из каких-нибудь глупых страстишек; вы рассчитываете, что не стоит

вам терять время, труд, деньги без пользы. Вы, разумеется, рады были бы

изжарить на медленном огне вашу дочь и ее мужа, но вы умели обуздать

мстительное влечение, чтобы холодно рассудить о деле, и поняли, что изжарить

их не удалось бы вам; а ведь это великое достоинство, Марья Алексевна, уметь

понимать невозможность! Поняв ее, вы и не стали начинать процесса, который

не погубил бы людей, раздраживших вас; вы разочли, что те мелкие

неприятности, которые наделали бы им хлопотами по процессу, подвергали бы

саму вас гораздо большим хлопотам и убыткам, и потому вы не начали процесса.

Если нельзя победить врага, если нанесением ему мелочного урона сам делаешь

себе больше урона, то незачем начинать борьбы; поняв это, вы имеете здравый

смысл и мужество покоряться невозможности без напрасного деланья вреда себе

и другим, - это также великое достоинство, Марья Алексевна. Да, Марья

Алексевна, с вами еще можно иметь дело, потому что вы не хотите зла для зла

в убыток себе самой - это очень редкое, очень великое достоинство, Марья

Алексевна! Миллионы людей, Марья Алексевна, вреднее вас и себе и другим,

хотя не имеют того ужасного вида, какой имеете вы. Из тех, кто не хорош, вы

еще лучше других именно потому, что вы не безрассудны и не тупоумны. Я рад

был бы стереть вас с лица земли, но я уважаю вас: вы не портите никакого

дела; теперь вы занимаетесь дурными делами, потому что так требует ваша

обстановка, но дать вам другую обстановку, и вы с удовольствием станете

безвредны, даже полезны, потому что без денежного расчета вы не хотите

делать зла, а если вам выгодно, то можете делать что угодно, - стало быть,

даже и действовать честно и благородно, если так будет нужно. Вы способны к

этому, Марья Алексевна; не вы виноваты в том, что эта способность

бездействует в вас, что, вместо нее, действуют противоположные способности,

но она есть в вас, а этого нельзя сказать о всех. Дрянные люди не способны

ни к чему; вы только дурной человек, а не дрянный человек. Вы выше многих и

по нравственному масштабу.

- Довольны ли вы, Марья Алексевна?

- Что, батюшка мой, мне быть довольной-то? Обстоятельства-то мои

плоховаты?

- Это и прекрасно, Марья Алексевна.