Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков М. Н

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 38

Гостей своих умели угостить;

И призраки для столь роскошной снеди

Могли бы воды Стикса переплыть!

Мечту о восхитительном обеде

Голодным смертным трудно подавить;

С тех пор как Ева яблоко вкусила,

Владеет всеми нами эта сила.

100

Так злачный край медово-млечных рек

Сулил господь голодным иудеям;

А ныне любит деньги человек;

Мы устаем, слабеем и стареем.

Но золото мы любим дольше всех:

С любовницами, с другом и лакеем

Проститься легче нам, чем потерять

Тебя, платежной силы благодать!

101

Итак, охотой занялись мужчины.

Охота в юном возрасте - экстаз,

А позже - средство верное от сплина,

Безделье облегчавшее не раз.

Французское "ennui"* не без причины

Так привилось в Британии у нас;

Во Франции нашло себе названье

Зевоты нашей скучное страданье.

{* Тоска, скука (франц.).}

102

А те, кому минуло шестьдесят,

Газеты в библиотеке читали,

Оранжереи, дом, старинный сад,

Портреты, статуи критиковали

И, устремив глаза на циферблат,

Шести часов устало ожидали.

В деревне, как известно, ровно в шесть

Дают обед тому, кто хочет есть.

103

Никто ни в чем не ощущал стесненья;

Вставали каждый кто когда желал,

И каждому, по мере пробужденья,

Лакей горячий завтрак подавал.

Иной предпочитал уединенье,

Иной в приятном обществе гулял,

И лишь веселый колокол обеда

Всех собирал на общую беседу.

104

Иные леди красились чуть-чуть,

Иные с бледным ликом появлялись;

Способные изяществом блеснуть

На лошадях в окрестностях катались;

В ненастный день читали что-нибудь,

Иль сплетнями о ближних занимались,

Иль сочиняли в пламенных мечтах

Посланья на двенадцати листах.

105

И другу сердца и подругам детства

Охотно пишут женщины, - и я

Люблю их писем тонкое кокетство,

Люблю их почерк, милые друзья!

Как Одиссей, они любое средство

Пускают в ход, коварство затая,

Они хитрят изысканно и сложно,

Им отвечать старайтесь осторожно!

106

Бильярд и карты заполняли дни

Дождливые. Игры азартной в кости

Под кровом лорда Генри искони

Не знали ни хозяева, ни гости!

А то порой в безветрие они

Удили рыбу, сидя на помосте.

(Ах, если б Уолтон, злобный старичок,

Форелью сам был пойман на крючок!)

107

По вечерам с приятным разговором

Соединялись вина. Мисс Баллетт -

Четыре старших - томно пели хором,

А младшие, еще незрелых лет,

С румянцем на щеках и с нежным взором

На арфах элегический дуэт

Играли, обольстительно вздыхая

И ручками лебяжьими сверкая.

108

Порою танцы затевались там,

Когда не уставали свыше меры

Охотники от скачки по лугам...

Тогда изящной грации примеры

Являли туалеты милых дам

И ловкостью блистали кавалеры.

Но ровно в десять, должен вам сказать,

Все гости чинно уходили спать.

109

Политики, собравшись в уголку,

Проблемы обсуждали мировые,

И остроумцы были начеку,

Чтоб в нужный миг, как стрелы громовые,

Свои bons mots вонзить на всем скаку

В чужую речь; но случаи такие

Бывают, что теряет аромат

Bon mot, коль собеседник туповат.

110

Их жизни равномерное теченье

Сверкало чистым блеском форм холодных,

Как Фидия бессмертные творенья.

Мы Уэстернов лишились благородных,

И Фильдингова Софья, без сомненья,

Была наивней леди наших модных,

Том Джонс был груб - зато теперь у нас

Все вышколены, словно напоказ.

111

К рассвету день кончается в столицах,

А в деревнях привыкли много спать:

И дамы, и прелестные девицы

Чуть смерклось - забираются в кровать,

Зато цветут их свеженькие лица

Бутонам роз полуденных под стать.

Красавицам ложиться нужно рано,

Чтоб меньше денег тратить на румяна.

^ ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1

Когда бы мироздания пучина

Открыла нам великие законы,

Путь к истине нашли бы мы единый,

Отвергнув метафизики препоны.

Друг друга поедают все доктрины,

Как сыновей Сатурн во время оно, -

Хотя ему супруга иногда

Подсовывала камни без труда.

2

Доктрины тещ отличны от титана,

Что старшее съедают поколенье;

Сие рождает споры постоянно

И разума вредит пищеваренью.

Философы нас учат, как ни странно,

Свидетельству простого ощущенья

Не доверять: хотя чего верней

Порука плоти собственной моей!

3

Что до меня - я ничего не знаю

И ничего не буду утверждать

И отвергать; мы все живем, считая,

Что рождены мы с тем, чтоб умирать.

Придет, быть может, эра золотая,

Бессмертья и покоя благодать.

Нам смерть страшна, но сну без колебанья

Мы уступаем треть существованья.

4

Блаженство услаждающего сна

Дает нам от трудов отдохновенье,

Но вечного покоя тишина

Пугает всех живых без исключенья;

Самоубийце - и тому страшна

В последнее жестокое мгновенье

Не жизнь, с которой он кончает счет,

А бездна смерти, что его влечет.

5

Из ужаса рождается дерзанье,

Когда несчастного со всех сторон

Теснят невыносимые страданья,

Когда он до предела доведен.

Так возникают дикие желанья

У путника, когда посмотрит он

С откоса в пропасть на тропинке горной,

Влеченью безотчетному покорный!

6

Конечно, хладным ужасом объят,

Отступит он от грозного обрыва,

Но почему в душе его горят

Такие непонятные порывы?

Нас тайны неизвестности манят,

Ужасного тревожные призывы;

Нас тянет глубина - куда? зачем?

Доселе не разгадано никем.

7

Вы скажете - к чему сия тирада,

Досужий плод досужих размышлений?

Люблю я поболтать, признаться надо,

И даже не чуждаюсь отступлений.

Мне самая высокая награда -

Порассуждать в минуты вдохновений

О том, о сем и даже ни о чем:

Ведь мне любая тема нипочем!

8

"По стебельку, - сказал великий Бэкон, -

Мы направленье ветра узнаем!"

Поэт, поскольку страстный человек он,

Колеблет мысли творческим огнем

Былинки слов. Ныряет целый век он,

Как змей бумажный в небе голубом.

А для чего, вы спросите, - для славы?

Нет! Просто для ребяческой забавы.

9

Огромный мир за мной и предо мной,

И пройдено немалое пространство;

Я знал и пылкой молодости зной,

И ветреных страстей непостоянство.

Неразделим со славою земной

Глас отрицанья, зависти и чванства.

Когда-то славой тешился и я,

Да муза неуживчива моя.

10

Поссорился я с тем и с этим светом

И, стало быть, попам не угодил:

Их обличенья, грозные запреты

Мой вольный стих навлек и заслужил.

В неделю раз бываю я поэтом -

Тогда строчу стихи по мере сил;

Но прежде я писал от страстной муки -

Теперь писать приходится от скуки.

11

Так для чего же книги издавать,

Когда не веришь славе и доходу?

А для чего, скажите мне, читать,

Играть, гулять, придерживаться моды?

Нам это позволит забывать

Тревоги и ничтожные невзгоды:

Я что ни напишу, тотчас же рад

Пустить по воле ветра наугад.

12

Когда б я был уверен в одобренье,

Ни строчки новой я 6 не сочинил;

Да, несмотря на битвы и лишенья,

Я милым Девяти не изменил!

Такое состоянье, без сомненья,

Любой игрок отлично 6 оценил;

Успех и неудача, всякий знает,

В нас равное волненье вызывают.

13

Притом не любит выдумок пустых

Взыскательная муза - и не диво,

Что говорить о действиях людских

Она всегда старается правдиво

И славу оставляет для других,

Давно привычных к лжи красноречивой;

Излишнюю правдивость с давних пор

Поэтам ставить принято в укор.

14

Отличных тем на свете очень много -

Любовь, гроза, война, вершины гор!

Ошибки, обсуждаемые строго,

И общества критический обзор -

Вот истинно широкая дорога,

Для чувства и для разума простор.

Знай сочиняй! Октавы, может статься,

Хотя бы на оклейку пригодятся.

15

Я говорить хочу на этот раз

О той весьма приятной части света,

Где все на первый взгляд прельщает нас

Брильянты, горностаи и банкеты;

Но это "все" - обман ушей и глаз,

На деле ж в "том храме этикета,

В однообразной, скучной пустоте,

Простора нет их мысли, ни мечте.

16

Нет живости в их праздном оживленье,

Остроты их весьма неглубоки,

Ничтожны их проступки, преступленья,

Покрыты лаком мелкие грешки,

Неискренни их страсти и волненья,

И даже их страданья-пустяки;

Их внешние и внутренние свойства

Весьма однообразного устройства.

17

Они уподобляются порой

Солдатам после пышного парада,

Которые ломают четкий строй,

Пресытясь пестрым блеском маскарада.

Конечно можно тешиться игрой,

Но зов приличий забывать не надо, -

И вновь они проводят дни свои

В раю забав и праздного "ennui".

18

Когда мы отлюбили, отыграли,

Отслушали сенаторские речи,

Отнаряжались, отголосовали,

Отпраздновали проводы и встречи,

Когда для нас на балах отблистали

Красавиц ослепительные плечи, -

Нам - ci-devant jeunes hommes* - судьба скучать,

Но в скучном свете все-таки торчать.

{* Бывшие молодые люди (франц.).}

19

Я очень часто жалобы слыхал,

Что нашего beau monde'a, то есть "света",

Как следует никто не описал:

Лишь сплетнями питаются поэты,

Которые швейцар пересказал

(И то за чаевые, по секрету),

Да тем, что слышал выездной лакей

От камеристки барыни своей.

20

Но ныне все поэты стали вхожи

В beau monde и там приобрели влиянье,

А те, кто посмелей и помоложе, -

Завоевали прочное признанье.

Теперь портреты каждого вельможи

И светских происшествий описанья

Верны, поскольку нам рисуют в них

Писатели почти себя самих!

21

"Haud ignara loquor"*; вот "Nugae, guarum

Pars parva fui"**, право, легче мне

Рассказывать в октавах с должным жаром

О бурях, о гареме, о войне!

Я дорожу моим свободным даром

И принимаю формулу вполне:

"Vetado Cereris sacrum qui vulgarit"***

(Высоких истин низкий ум не варит).

{* "Я говорю о том, что всем известно" (лат.).}

{** "Пустяки, малой частью которых я был" (лат.).}

{*** Я запрещу тому, кто разгласил таинства Цереры" (лат.).}

22

Я не хочу, чтоб и меня увлек

Тот идеал, излишне отвлеченный,

Который от реальности далек,

Как наш отважный Парри от Ясона.

И без того мой замысел глубок;

Такую широту диапазона

Непосвященным трудно, может быть,

Как следует понять и полюбить.

23

Увы! Миры к погибели стремятся,

А женщина, сгубившая нас всех,

До сей поры не в силах отказаться

От этих легкомысленных утех!

Быть жертвою, страдать и унижаться

Она обречена за этот грех;

Досталось ей в удел деторожденье,

Как нам бритье - за наши прегрешенья!

24

Бритье, увы! Бритье - жестокий бич

Весь род мужской бритьем порабощен

Но как страданья женщины постичь?

О ней мужчина, если он влюблен,

Твердит эгоистическую дичь!

Смотрите-ка, за что мы ценим жен?

Зачем нужны их красота и грация?

Лишь для того, чтоб умножалась нация.

25

В призванье няньки счастье, правда, есть,

Но есть свои тревоги в каждом деле.

Подружек зависть и соперниц лесть

Подстерегают женщин с колыбели;

А там, глядишь, пришла пора отцвесть

И золотые цепи потускнели, -

А впрочем, можно их самих спросить

Приятно ли им женщинами быть.

26

Мы все под властью юбки с юных лет, -

К чему искать иллюзии свободы!

Из-под нее приходим мы на свет

Для радости и для мирской невзгоды,

От щуки карасю спасенья нет -

Я чту и юбку, и закон природы;

Будь из атласа, будь из полотна,

Хранит величье символа она.

27

В невинные восторженные лета

Я уважал и даже обожал

Сию святую тайну туалета,

Скрывающую милый идеал.

Так око вдохновенное поэта

Провидит в ножнах блещущий кинжал,

В конверте под печатью - мир блаженства,

Под линиями платья - совершенство!

28

Когда сирокко гонит облака,

Дождливую сгущая атмосферу,

И старчески морщинится река,

И море мутно-пенистое серо,

И в небе неизбывная тоска,

И солнце превращается в химеру, -

Все ж и тогда какая благодать

Красивую пастушку увидать!

29

Героев с героинями, однако,

Оставили мы в климате прескверном,

Не подчиненном знакам Зодиака.

К нему и рифм не подобрать, наверно;

В густом тумане холода и мрака

Скрываются под небом сим неверным

Цветы, и зелень, и вершины гор -

Все, что в других краях ласкает взор.

30

В закрытом помещенье грусть и скука,

А под открытым небом грязь и слякоть;

В такие дни поэту просто мука -

Как пастораль прикажете состряпать?!

Из мокрой лиры не извлечь ни звука,

Уж где тут петь, гляди, чтоб не заплакать!

Так бедный дух слабеет с каждым днем

В боренье меж водою и огнем.

31

Жуан мой был беспечен по природе

И был любезен людям всех сортов;

В селе и в замке, в море и в походе

Всегда доволен, весел и здоров,

При неудаче и плохой погоде

Не падал духом он и был готов

Любезным обхожденьем и речами

Приятным быть любой прекрасной даме.

32

Охота на лису - опасный спорт?

Во-первых, можно с лошади сорваться,

А во-вторых, тому, кто слишком горд,

Мишенью шуток горько оказаться.

Но Дон-Жуан в седле был смел и тверд

И мог в искусстве этом состязаться

С арабами; под ним скакун любой

И всадником гордился и собой.

33

Он гарцевал, отлично брал барьеры -

Кусты, ограды, мостики и рвы,

Он мужества выказывал примеры,

Однако не теряя головы.

И только раз, зарвавшись свыше меры,

На всем скаку он налетел, увы,

Не удержав коня в минуту злую,

На сельских джентльменов и борзую.

34

Ну, словом, удостоился похвал

Мой Дон-Жуан и даже удивленья.

Тому, как он на лошади скакал,

Охотников, старейших поколенья

Дивились. Многим он напоминал

Их юности веселой развлеченья,

И даже главный ловчий, наконец,

О нем сказал с улыбкой: "Молодец!"

35

Трофеями сей воинской отваги

И многолюдно шумной суеты

Бывали не знамена и не шпаги,

А просто лисьи шкурки и хвосты

Но, обыскав дороги и овраги

И, наконец, устав от пестроты,

Он втайне с Честерфилдом соглашался,

Что дважды в это дело б не пускался.

36

Но как бы мой Жуан ни уставал,

Когда скакал он с гончими по следу,

И как бы рано утром ни вставал, -

Он даже после сытного обеда

Не спал, и не дремал, и не зевал;

Он мило слушал дамскую беседу,

А - будь ты грешен или слишком свят -

За это дамы все тебе простят.

37

Он слушал их внимательно и живо,

Порой умел любезно возражать,

Умел и помолчать красноречиво,

И вовремя беседу поддержать;

Он знал, как надо тонко и учтиво

На нежные их речи отвечать

Какой приятный, вежливый, прекрасный,

Ну, словом, собеседник первоклассный!

38

Серьезным англосаксам не дано

Прелестное искусство Терпсихоры,

Но Дон-Жуан вальсировал умно,

Изысканно, без лишнего задора

(Что на балах нелепо и смешно),

С изяществом отменного танцора, -

И ясно было каждому, что он

Не балетмейстер, а испанский дон.

39

Он музыку отлично понимал;

Порхая, как воздушная Камилла,

Он элегантной грацией сиял,

Умеренно выказывая силу;

Такое чувство такта проявлял,

Столь утонченно, вежливо и мило

Умел вести танцующую с ним,

Как будто духом танца был самим.

40

Так на картине Гвидо незабвенной

Летит перед Авророй Час Рассвета.

(Я посетил бы снова Рим священный,

Чтоб только вновь увидеть фреску эту!)

Так много было грации отменной

Во всех его движеньях, что поэту

(Прозаику тем боле) не суметь

Его достойным образом воспеть.

41

Не диво, что такого Купидона

Прекрасный пол старался обольстить.

То сдержанно, но нежно, то влюбленно

С ним начинали женщины шутить;

Сама графиня Фиц-Фалк благосклонно

С ним понемногу стала заводить

"Tracasseries"*, как говорят в Париже,

Поскольку слово "шашни" рангом ниже.

{* "Плутни" (франц.)}

42

Красивая блондинка в цвете лет,

Не первый год она сияла в свете.

О ней слегка злословил этот свет,

Ее проказам расставляя сети.

(По существу, мне дела даже нет,

Правдивы или нет рассказы эти!)

В то время, я слыхал, ее "предмет"

Был юный Август, лорд Плантагенет.

43

Сие лицо с оттенком нетерпенья

На новый флирт поглядывало. Но

Оспаривать свободу поведенья

У дамских корпораций мудрено,

А затевать конфликты, объясненья

В подобном положенье неумно;

Любая форма ссоры и огласки

Приводит к преждевременной развязке.

44

Во всех салонах ими занялись -

Приглядывались, щурились, шептались,

Иные очень строго отнеслись,

Иные даже словно сомневались;

Шушукалась хорошенькие мисс,

И хмурые матроны совещались,

И дружно сокрушался высший свет:

"Ах, бедный Август, лорд Плантагенет!"

45

Но о супруге, графе, как ни странно,

Никто не вспоминал и не вздыхал.

Он, впрочем, был в отлучке постоянно

И никогда жену не упрекал.

Вот это, други, истинно желанный

Blog

Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков М. Н

Содержание