Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков М. Н

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 38

Преклонный возраст для ее народа!

Но есть краса, которую совсем

Не искажают годы и природа.

Мария Стюарт, как известно всем,

Блистала красотой такого рода,

Нинон Ланкло уже седой была,

А подурнеть до смерти не смогла!

99

Девицы в одинаковых нарядах

(Так евнух нарядил и Дон Жуана)

Ловили волю царственного взгляда,

Как нимфы, окружавшие Диану.

(Сие сравненье углублять не надо.

И я его отстаивать не стану.)

Как я уже сказал, Гюльбея, встав,

Им знак дала, на двери указав.

100

Прелестный рой покорно удалился.

Жуан стоял, дыханье затая,

И приключенью странному дивился.

В какие - то волшебные края,

Ему казалось, он переселился,

Где чудеса реальны... (Лично я

Никак не вижу смысла в скромном даре

Известного нам всем "nil admirari"*).

{* "Ничему не удивляться" (лат.)}

101

"Не удивляться ничему на свете -

Наука благоденствия для всех!"

(Увы, я знаю, Мерри, речи эти;

А в текстах Крича сомневаться грех.)

Гораций эту истину отметил,

А Поп - пересказал ее для всех.

Но если б удивляться мы не стали,

Ни Попа б мы, ни древних не читали.

102

Баба велел Жуану не зевать,

Приблизиться, и преклонить колено,

И ножку госпожи поцеловать;

Но гордый мой герой вскипел мгновенно,

Ужасно заупрямился опять

И негру заявил весьма надменно:

"Я туфель не целую никому -

Пожалуй, только папе одному!"

103

Баба сказал: "Напрасно я учу

Тебя добру - с тобою сладу нету

Послушай! Я с тобою не шучу!"

"Да я самой невесте Магомета

Поцеловать туфли не захочу!"

(Пойми, читатель, силу этикета:

Король и мещанин, мудрец и плут

Его законы знают и блюдут!)

104

Он, как Атлант, был тверд и несгибаем,

Не слушая потока гневных слов;

В его груди бурлила, закипая,

Кастильских предков пламенная кровь,

И, гордо честь отцов оберегая,

Он жизнью был пожертвовать готов.

"Ну, - молвил негр, - с тобою просто мука!

Не хочешь ногу - поцелуй хоть руку!"

105

На этот благородный компромисс

Жуан уже не мог не согласиться.

Любые дипломаты бы сдались,

Признав, что дольше спорить не годится.

Итак, мой несговорчивый Парис

Решил совету негра подчиниться, -

Тем более что признавал он сам

Обычай ручки целовать у дам!

106

Он подошел к руке ее атласной

И неохотно губы приложил

К душистой коже, тонкой и прекрасной.

Он был сердит, рассеян и уныл -

И потому тревоги сладострастной

От этого ничуть не ощутил,

Хотя такой руки прикосновенье

Все прошлые стирает увлеченья.

107

Красавица взглянула на него

И удалиться евнуху велела

Небрежным жестом в сторону его.

Баба Жуану, как бы между делом,

Успел шепнуть: "Не бойся ничего!" -

И вышел бодро, весело и смело,

Как будто он во славу высших сил

Благое дело честно совершил!

108

Едва Баба исчез - преобразилось

Ее доселе гордое чело:

Оно тревогой страсти озарилось

И трепетным румянцем расцвело.

Так в небе - только солнце закатилось -

Заря сияет пышно и светло.

В ней спорили в немом соревнованье

Полутомленье, полуприказанье.

109

В ней было все, чем страшен слабый пол,

Все дьявольские чары сатаны,

С какими он однажды подошел

Смутить покой Адамовой жены.

Никто бы в ней изъяна не нашел:

В ней был и солнца блеск, и свет луны,

Ей только кротости недоставало -

Она и полюбив повелевала.

110

Властительно в ней выражалась власть:

Она как будто сковывала цепью;

Как иго вы испытывали страсть,

Взирая на ее великолепье.

Конечно, плоть всегда готова пасть

Во прах, но, как орел над вольной степью,

Душа у нас свободна и горда

И не приемлет плена никогда.

111

В ее улыбке нежной и надменной,

В самом ее привете был приказ,

И своеволье ножки совершенной

Ступало не случайно и не раз

По шеям и сердцам толпы плененной.

За поясом ее, смущая глаз,

Блистал кинжал, что подобает сану

Избранницы великого султана.

112

"Внемли и повинуйся!" - вот закон,

Который бессловесные творенья,

Покорно окружающие трон,

Усвоили от самого рожденья:

Ее капризам не было препон,

И не было узды ее "хотенью".

А будь она крещеной - спору нет,

Она б и больше натворила бед!

113

Когда чего-нибудь хотелось ей, -

Желаемое сразу приносили,

За исполненье всех ее затей

Любые суммы золотом платили.

Но даже деспотичностью своей

Она была мила; ее любили

И женщины и все прощали ей -

Все, кроме красоты, сказать точней.

114

Жуан - ее последняя причуда -

Замечен ею из окна; тотчас

Искать его по городу повсюду,

Купить его немедля - был приказ.

Баба его нашел (скрывать не буду -

Он потакал красавице не раз)

И, действуя по тщательному плану,

Переодел рабынею Жуана.

115

Но как она, султанова жена,

Решилась на такое приключенье?

Почем я знаю! Не моя вина,

Что не имеют жены уваженья

К мужьям венчанным; всем одна цена!

Обманывают всех без исключенья

Супругов - и монархов и князьков:

Уж такова традиция веков.

116

Но ближе к теме! Видя по всему,

Что дело приближается к развязке,

Она в лицо герою моему

Взглянула без особенной опаски

Он был "приобретен", а посему

Она его спросила - не без ласки,

Но несколько надменно, может быть:

"Умеешь ли ты, юноша, любить?"

117

В другое время моего Жуана

Такой вопрос легко б воспламенил,

Но в нем была свежа живая рана:

Свою Гайдэ еще он не забыл,

И сей вопрос любимицы султана

В нем только боль утраты разбудил;

И он залился горькими слезами,

Что очень глупо, согласитесь сами.

118

Гюльбея удивилась - не слезам:

Их женщины охотно проливают,

Но юноши прекрасного глазам

Их влажный блеск никак не подобает!

Лишь тот, кто пытку слез изведал сам,

Тот знает - слезы женщин быстро тают,

А наши, как расплавленный свинец,

Впиваются в расщелины сердец!

119

Она б его утешить постаралась,

Но не могла понять, с чего начать.

Ведь ей ни разу в жизни не случалось

Себе подобных в горе утешать!

К ней горе никогда не приближалось,

И очень трудно было ей понять,

Что кто-нибудь, глаза ее встречая,

Способен плакать, их не замечая.

120

Но женщины природа такова,

Что зрелище смятенья и страданья

Диктует ей участия слова

В любой стране, при всяком воспитанье.

В ней жалость изначальная жива,

Она - самаритянка по призванью.

Глаза Гюльбеи, бог весть отчего,

Слезой блеснули, глядя на него.

121

Но слезы, как и все на этом свете,

Иссякли, - а Жуан не мог забыть,

Что он еще султанше не ответил,

Умеет ли он подлинно любить.

Она была красива, он заметил;

Но он не мог досаду подавить:

Он был пред этой женщиной надменной

В смешном наряде - и к тому же пленный!

122

Гюльбея озадачена была

(Впервые, может быть, за двадцать лет!);

Она сама ведь всем пренебрегла

И дерзостно нарушила запрет,

Когда герою нашему дала

Столь милый и приятный tete-a-tete*.

Меж тем уже минут минуло двадцать,

А он не помышлял повиноваться.

{* Свидание наедине (франц.).}

123

О джентльмены! Я хотел сказать,

Что в случаях подобных промедленье

Под солнцем юга принято считать

За самое плохое поведенье.

Красавицу заставить ожидать -

Да это даже хуже преступленья;

Здесь несколько мгновений, может быть,

Способны репутацию сгубить.

124

Жуан был смел и мог бы быть смелее,

Но старая любовь проснулась в нем.

Напрасно благородная Гюльбея

С ним говорила властно, как с рабом, -

Невежливо он обошелся с нею,

А все - таки, признаться, поделом!

Красавица краснела и бледнела

И на него внимательно глядела.

125

Она Жуана за руку взяла

С улыбкой благосклонной и усталой,

Но искра гнева взор ее зажгла:

Любви его лицо не выражало.

Она вздохнула, встала, отошла

И наконец - последнее, пожалуй,

Чем можно гордой женщине рискнуть, -

Жуану просто бросилась на грудь.

126

Опасный миг! Но гордость, боль и горе

Как сталь его хранили: он вздохнул

И с царственной надменностью во взоре

Божественные руки разомкнул.

В ее глаза, лазурные как море,

Он холодно и пристально взглянул.

"Красавица! - воскликнул он. - В неволе

Не брачутся орлы, - а я тем боле!

127

Спросила ты - умею ль я любить?

Умею, но, прости меня, - другую!

Мне стыдно платье женское носить!

Под крышею твоей едва дышу я!

Любовь - удел свободных! Подчинить

Султанской власти чувство не могу я!

Сгибаются колени, взоры льстят,

И руки служат, - но сердца молчат".

128

Для европейца это очень ясно,

Она ж привыкла искренне считать,

Что прихоти владыки все подвластно,

Что даже эта прихоть - благодать!

Рабы невозмутимы и безгласны,

Не могут и не смеют возражать -

Вот бытия простое пониманье

В наивном императорском сознанье.

129

К тому ж (как я успел упомянуть)

Она была красива несомненно,

Ей стоило на смертного взглянуть -

И он терял свободу совершенно.

Итак, двойное право посягнуть

На полное господство над вселенной

Давали ей и красота и сан;

И вдруг - не покорился Дон-Жуан!

130

Скажите вы, которые хранили

В невинности свои младые лета,

Как вас напрасно вдовушки ловили

И как вас ненавидели за это.

Припомните досаду их усилий,

Стесненную кольчугой этикета, -

Тогда поймете вы всего верней

Ужасный гнев красавицы моей.

131

Трагедию мы знаем не одну.

Поэты их изображали щедро.

Припомните Пентефрия жену,

И леди Буби, и царицу Федру:

Похожи на морскую глубину

Их гневных душ бушующие недра -

И это вам поможет, может быть,

Моей Гюльбеи лик вообразить!

132

Прекрасный гнев тигрицы разъяренной

И львицы, у которой взяли львят, -

Сравню ли с гневом женщины влюбленной,

Когда ее утешить не хотят!

И это гнев, по-моему, законный:

Не все ль равно - что потерять ребят,

Что потерять желанное мгновенье,

Когда возможно их возникновенье.

133

Любовь к потомству всех страстей сильней,

Извечный сей инстинкт непобедим,

Тигрица, утка, заяц, воробей

Не подпускают к отпрыскам своим.

Мы сами за вознею малышей

То с гордостью, то с нежностью следим.

Коль результат могуч, всесилен даже, -

То мощь первопричины какова же?

134

Не пламенем зажглись глаза Гюльбеи

Они горели пламенем всегда -

Ее румянец сделался живее,

А ласковость исчезла без следа.

Впервые в жизни совладала с нею

Упрямой воли дерзкая узда!

А взнузданная женщина - о боже! -

На что она способна и похожа!

135

Одно мгновенье гнев ее пылал

(Не то она погибла бы от жара!),

Так ад перед поэтом возникал

В жестокой буре дымного пожара;

Так разбивались у могучих скал

Прибоя озверелые удары!

В ней было все - движенья и глаза -

Как бурная, мятежная гроза!

136

Да что гроза! Свирепый ураган,

Сметающий убогие преграды,

Неистово ревущий океан,

Стремительная сила водопада,

Песчаный смерч, пронзительный буран -

Вот гнев ее! Она была бы рада

Весь этот непокорный гадкий мир

"Убить, убить, убить!" - как старый Лир!

137

Но эта буря, как любые грозы,

Промчалась, и за нею, как всегда,

Явился ливень - яростные слезы,

Плотину прососавшая вода!

Ей сердце жгли бессильные угрозы

Раскаянья, досады и стыда;

Но людям в столь высоком положенье

Порой небесполезно униженье.

138

Оно их учит - пусть любой ценой, -

Что люди все в известной мере братья,

И что из глины сделано одной

Все - и горшки и вазы - без изъятья,

Что от страданий в жизни сей земной

Не защищает никакое платье, -

И это все способно, может быть,

В них наконец раздумье заронять.

139

Она Жуана думала лишить

Сначала головы, потом - вниманья,

Потом его хотела пристыдить,

Потом - его склонить на состраданье,

Хотела негра - евнуха избить,

Хотела заколоться в назиданье, -

А разрешилась эта тьма угроз,

Как водится, ручьями горьких слез.

140

Как я уже сказал, она хотела

Немедля заколоться, но кинжал

Был тут же, под рукой - и злому делу

Такой "удобный случай" помешал!

Жуана заколоть она жалела -

Он сердце ей по-прежнему смущал;

Притом она отлично понимала,

Что этим ничего не достигала.

141

Жуан смутился; он уж был готов

К жестокой пытке колеса и дыбы,

Ему уж представлялся дым костров,

И когти льва, и зубы хищной рыбы;

Ни плаха, ни смола, ни пасти псов

Сломить его упорство не могли бы:

Он умер бы - и больше ничего;

Но просто слезы - тронули его.

142

Как смелость Боба Эйкра в страшный час,

Жуана целомудрие мелело:

Он упрекал себя за свой отказ

И думал, как поправить это дело, -

Так мучится раскаяньем не раз

Отшельника мятущееся тело,

Так милая вдова во цвете лет

Клянет напрасной верности обет.

143

Он лепетать уж начал объясненья,

Смущенно повторяя наугад

Все лучшие признанья и сравненья,

Которые поэты нам твердят.

(Так Каслрей в минуты вдохновенья

Красноречиво врет - и все молчат!)

Жуан уж был не прочь и от объятий,

Но тут вошел Баба - весьма некстати!

144

"Подруга солнца и сестра луны! -

Сказал он. - Повелительница света!

Твоим очам миры подчинены,

Твоя улыбка радует планеты!

Как первый луч живительной весны,

Тебе я возвещаю час рассвета!

Внемли, и возликуй, и будь горда:

За мною Солнце следует сюда".

145

"Ах, боже мой! - воскликнула Гюльбея. -

Оно могло бы утром заглянуть!

Ко мне, комета старая! Скорее

Бели звездам составить Млечный Путь

Да прикажи держаться поскромнее!

Ты, христианка, спрячься как-нибудь!"

Но тут ее слова прервали клики:

"Султан идет! Султан идет великий!"

146

Сперва явился дев прелестный рой,

Затем султана евнухи цветные;

Как на параде, замыкали строй

Их пышные кафтаны расписные.

Он обставлял торжественно порой

Такие посещения ночные:

Гордился он четвертою женой

И угождать старался ей одной.

147

Он был мужчина видный и суровый:

Чалма до носа, борода до глаз;

Он ловко спасся из тюрьмы дворцовой

И брата удавил в удобный час.

Он был монарх не слишком образцовый,

Но плоховаты все они у нас:

Один лишь Солиман - могучий воин -

Быть славой рода своего достоин.

148

Ходил он честно, как велел алла,

В мечеть молиться в дни богослуженья

Визирю он доверил все дела,

Не проявляя к ним большого рвенья,

А жизнь его домашняя текла

Легко: он управлял без затрудненья

Четверкой жен и нежных дев толпой,

Как наш король - супругою одной.

149

И если даже что-нибудь бывало -

Никто узнать подробности не мог;

Невозмутимо море принимало

Таинственно завязанный мешок!

Общественное мнение молчало:

Ни толков, ни догадок, ни тревог

В нем возбудить газеты не могли бы;

Мораль цвела - и... процветали рыбы.

150

Он видел лично, что кругла луна,

И убедился, что земля - квадратна,

Поскольку всюду плоская она

(Что каждому мыслителю понятно!).

Его весьма обширная страна

Ему была покорна, вероятно.

Лишь изредка гяуры и паши

Тревожили покой его души!

151

Когда же распря грозно разгоралась,

Всех дипломатов - даже и пашей -

Сажали в башни; подразумевалось,

Что эта свора, не нося мечей,

Науськиваньем грязным занималась

И ложью про врагов и про друзей

Депеши начиняла - очень тонкой, -

Нимало не рискуя бороденкой.

152

Имел он сорок восемь сыновей,

А дочек - пять десятков; их держали,

Конечно, взаперти (оно верней!)

И в шелковые платья наряжали,

Пока от состоятельных пашен

С подарками послы не приезжали,

Которым разрешалось увезти

Невесту лет шести иль девяти!

153

И сыновей держали под замком

По правилам восточного закона:

Кому придется царствовать - о том

Не знали и сановные персоны.

Любой, считалось, в случае любом

Достоин петли и достоин трона,

А потому, в надежде на успех,

По-княжески воспитывали всех.

154

Султан свою четвертую жену

Порадовал улыбкою привета.

Она, желая скрыть свою вину,

Была нежна, как солнечное лето.

(Историю я знаю не одну,

Когда искусство женственное это

Супругов оставляло в дураках

С оленьим украшеньем на висках!)

155

Глаза султана, черные, как сливы,

Взглянули очень пристально вокруг

И выбрали весьма красноречиво

Жуана из числа его подруг.

"Твоя рабыня новая красива!" -

Его величество сказало вдруг

Встревоженной Гюльбее. - Но напрасно

Дочь племени гяуров так прекрасна!"

156

Все взоры обратились на него,

Вернее - на прекрасную девицу.

Товарки удивлялись: отчего

Владыке ею вздумалось прельститься?!

Из их толпы еще ни для кого

Не снизошли уста его открыться!

Но обсуждать подробно сей предмет

Blog

Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков М. Н