Собрание сочинений в четырех томах. Том М., Правда, 1981 г. Ocr бычков М. Н

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   38


41


Как странно звук взведенного курка

Внимательное ухо поражает,

Когда, прищурясь, нас издалека

Приятель у барьера поджидает,

Где нас от рокового тупика

Едва двенадцать ярдов отделяют!

Но кто имел дуэлей больше двух,

Тот потеряет утонченный слух.


42


Нацелился пират; еще мгновенье -

И роковой конец бы наступил

И песне и Жуану, без сомненья

Но крик Гайдэ отца остановил:

"Виновна я! Убей без сожаленья

Меня одну! Он вовсе не просил

Моей любви! Смотри! Его люблю я!

Как ты, бесстрашна я, и с ним умру я!"


43


Вот только что бессильно перед ним

Она слезами горькими рыдала,

Но он молчал, угрюм и недвижим.

И вот она опомнилась и встала,

Бледна, стройна, строга, как серафим

Разгневанный. Теперь она сияла

Отвагой; взор ее ужасен был,

Но руку Ламбро не остановил.


44


Так друг на друга черными очами

Они глядели молча; что за сходство!

В неукротимом взоре то же пламя,

В осанке та же сила превосходства.

Он был упрям, она - еще упрямей.

В ней сказывалось крови благородство

Так может гнев и жажда отомстить

Ручную львицу вмиг преобразить.


45


Их сходство проявлялось и в повадке,,

И в блеске глаз, и даже в форме рук,

Они имели те же недостатки

И те же добродетели - и вдруг

Все вспыхнуло в жестокой этой схватке:,

Ведь ни один привычный светлый звук

Ни милые слова, ни слезы счастья

Немыслимы, когда бушуют страсти.


46


Отец угрюмый помолчал немного.

Потом, смотря на дочь, заговорил:

"Не я ему показывал дорогу,

Не я ему несчастье причинил!

Свидетель бог, я поступил не строго:

Никто б такой обиды не простил,

Не совершив убийства. Все деянья

Влекут награду или наказанье!


47


Пускай он сдастся! Или я готов

Тебе поклясться этой головою,

Что голову его, не тратя слов,

Снесу вот этой самою рукою!"

Тут свистнул он, и двадцать молодцов

Покорною, но шумною толпою

Вбежали. Он сказал им "Мой приказ:

Схватить или убить его тотчас!"


48


К себе рванул он дочь, ей руку сжав,

Меж тем Жуана стража окружила,

Осиным роем на него напав

Напрасно билась, напрягая силы,

Гайдэ в руках отца, как злой удав,

Ее держал он. От нее закрыла

Жуана стая хищников, но он

Еще боролся, битвой увлечен.


49


Один бежал с разбитой головою,

Другой упал с разрубленным плечом,

Но третий ловко вашего героя

Ударил быстро вынутым ножом:

И тут уж все накинулись гурьбою

На юношу. Кровь полилась ручьем

Из нанесенной ятаганом раны

На голове несчастного Жуана.


50


Они его связали в тот же миг

И унесли из комнаты. Тогда же

Им подал знак безжалостный старик,

И мой красавец под надзором - стражи

Был переправлен на пиратский бриг,

Где был он в трюм немедленно посажен,

И строго приказали часовым

Неутомимо наблюдать за ним.


51


Как странен мир, читатель дорогой!

Признаться, мне ужасно неприятно,

Что человек богатый, молодой,

Красивый, и воспитанный, и знатный.

Изранен, связан буйною толпой

И, по капризу воли непонятной,

Отправлен в море только оттого,

Что полюбила девушка его!


52


Но я почти в патетику впадаю,

Растроганный китайской нимфой слез,

Лирической Кассандрой - музой чая!

Я раскисаю, как молокосос,

Когда четыре чашки выпиваю!

Но чем же утешаться, вот вопрос?

Мне вина, несомненно, не под силу,

А чай и кофе - чересчур унылы,


53


Когда не оживляет их Коньяк -

Прелестная наяда Флегетона.

Увы! Ее пленительных атак

Не терпит мой желудок воспаленный!

Я прибегаю к пуншу: как - никак

Довольно слаб сей друг неугомонный

Бесед полночных, но и он подчас

Недомоганьем наделяет нас!


54


Оставил я несчастного Жуана

Израненным, страдающим уныло,

Но не сравнится боль телесной раны

С отчаяньем Гайдэ; ведь не под силу

Таким сердцам смиряться пред тираном.

Из Феса мать ее происходила -

Из той страны, где, как известно всем,

Соседствуют пустыня и Эдем.


55


Там осеняют мощные оливы

Обложенные мрамором фонтаны,

Там по пустыне выжженной, тоскливой

Идут верблюдов сонных караваны,

Там львы рычат, там блещет прихотливо

Цветов и трав наряд благоуханный,

Там древо смерти источает яд,

Там человек преступен - или свят!


56


Горячим солнцем Африки природа

Причудливая там сотворена,

И кровь ее горячего народа

Игрой добра и зла накалена.

И мать Гайдэ была такой породы:

Ее очей прекрасных глубина

Таила силу страсти настоящей,

Дремавшую, как лев в зеленой чаще.


57


Конечно, дочь ее была нежней:

Она спокойной грацией сияла;

Как облака прекрасных летних дней,

Она грозу безмолвно накопляла;

Она казалась кроткой, но и в ней,

Как пламя, сила тайная дремала

И, как самум, могла прорваться вдруг,

Губя и разрушая все вокруг.


58


В последний раз видала Дон-Жуана

Гайдэ поверженным, лишенным сил,

Видала кровь, текущую из раны

На тот же пол, где только что ходил

Ее Жуан, прекрасный и желанный!

Ужасный стон ей кровь заледенил,

Она в руках отца затрепетала

И, словно кедр надломленный, упала.


59


В ней что - то оборвалось, как струна.

Ей губы пеной алою покрыла

Густая кровь. Бессильная, она

И голову и руки опустила,

Как сломанная лилия, бледна:

Напрасна трав целительная сила

В подобный миг, когда уже навек

Теряет связи с жизнью человек.


60


И так она лежала много дней,

Безжизненная, словно не дышала,

Но смерть как будто медлила - и в ней

Уродство тленья все не проступало

И на лицо причудливых теней

Не налагало, светлое начало

Прекрасной жизни, юная душа,

В ней оставалась нежно - хороша.


61


Как в мраморном бессмертном изваянье,

Одна лишь скорбь навек застыла в ней,

Так мраморной Киприды обаянье

От вечности своей еще нежней.

Лаокоона страстные терзанья

Прославлены подвижностью своей,

И образ гладиатора страдающий

Живет в веках, бессмертно умирающий.


62


И вот она очнулась наконец,

Но странное то было пробужденье:

Так к жизни пробуждается мертвец;

Ему все чуждо. Ни одно явленье

Уже не воскресит таких сердец,

В которых только боли впечатленье

Еще осталось - смутное пока.

На, миг вздремнула Фурия - тоска.


63


Увы, на все она глядела лица

Бесчувственно, не различая их,

Была не в силах даже удивиться,

Не спрашивала даже о родных;

В ней даже сил уж не было томиться;

Ни болтовня подруг ее былых,

Ни ласки их - ничто не воскресило

В ней чувств, уже сроднившихся с могилой.


64


Она своих не замечала слуг,

И на отца как будто не глядела,

Не узнавала никого вокруг

И ничего уж больше не хотела.

Беспамятство - причудливый недуг -

Над нею, как заклятье, тяготело.

И только иногда в ее глазах

Являлась тень сознанья, боль и страх!


65


Арфиста как-то а комнату позвали;

Настраивал довольно долго он

Свой инструмент, и на него вначале

Был взор ее тревожный устремлен.

Потом, как будто прячась от печали,

Она уткнулась в стенку, словно стон

Тая. А он запел о днях далеких,

Когда тиранов не было жестоких.


86


Такт песни отбивала по стене

Она устало пальцами. Но вскоре

Запел арфист о солнце, о весне

И о любви. Воспоминаний море

Открылось перед нею, как во сне, -

Вся страсть, все счастье, все смятенье горя, -

И хлынула из тучи смутных грез

Потоком горным буря горьких слез.


67


Но были то не слезы облегченья:

Они взметнули вихрь в мозгу больном,

Несчастная вскочила и в смятенье,

На всех бросаясь в бешенстве слепом,

Без выкриков, без воплей, в исступленье.

Метаться стала в ужасе. Потом

Ее связать пытались, даже били,

Но средств ее смирить не находил".


68


В ней память лишь мерцала; тяжело

И смутно в ней роились ощущенья;

Ничто ее заставить не могло

Взглянуть в лицо отца хоть на мгновенье.

Меж тем на все вокруг она светло

Глядела в бредовом недоуменье,

Но день за днем не ела, не пила

И, главное, ни часу не спала.


69


Двенадцать дней, бессильно увядая,

Она томилась так - и как-то вдруг

Без стонов наконец душа младая

Ушла навек, закончив жизни круг

И вряд ли кто, за нею наблюдая,

Из нежных опечаленных подруг

Заметил миг, когда застыли веки

И взора блеск остекленел навеки.


70


Так умерла она - и не одна:

В ней новой жизни брезжило начало,

Дитя греха, безгрешное, весна,

Которая весны не увидала

И в землю вновь ушла, не рождена,

Туда, где все, что смято, что увяло,

Лежит, - и тщетно свет свой небо шлет

На мертвый сей цветок и мертвый плод!


71


Конец всему! Уж никогда отныне

Не прикоснутся к ней печаль и стыд,

Не суждено ей было, как рабыне,

Сносить года страданий и обид!

Прекрасен был, как неба купол синий,

Ее блаженства краткого зенит,

И мирно спит она во тьме могилы

На берегу, где отдыхать любила.


72


И остров этот стал угрюм и тих:

Безлюдные жилища исчезают,

Лишь две могилы средь лугов пустых

Пришельцу иногда напоминают

О ней и об отце ее, но их

Никто не ищет и не замечает,

Лишь волны гимном траурным гремят,

Скорбя о ней - красавице Циклад.


73


Но греческиe девушки порой

Ее со вздохом в песне поминают,

Да, коротая ночь, старик иной

Ее отца рассказом воскрешает:

Его отвагой и ее красой

Туманные легенды наполняет

О том, что мстит любовь себе самой,

Платя за счастье страшною ценой.


74


Но бросим эту тему тем не менее.

Безумных я описывать боюсь,

По правде говоря - из опасения,

Что тронутым и сам я покажусь!

Притом весьма - капризное творение

Моя подруга муза; я вернусь

К Жуану: он, захваченный врагами,

Октав уж двадцать как оставлен нами.


75


Изранен, "связан, скован, заточен",

Два дня лежал Жуан, с судьбой не споря,

На третий день совсем очнулся он

И увидал себя в открытом море.

Вдали синел священный Илион,

Но мой герой в таком был сильном горе,

Что Илион а видеть не хотел

И на сигейский мыс не поглядел.


76


Над Геллеспонтом - символ гордой силы,

Надменно озирая острова,

Стоит курган бесстрашного Ахилла, -

Гипотеза ученых такова!

А рядом - неизвестная могила;

Кого - о том не ведает молва.

(Когда б герои эти живы были,

Они бы всех живущих перебили!)


77


Равнины невозделанный простор,

Курганы без надгробий, без названья,

Вершина Иды над цепями гор

И берегов Скамандра очертанья;

Здесь обитала Слава с давних пор,

Здесь древности покоются преданья.

Но кто тревожит Илиона прах?

Стада овец и сонных черепах!


78


Печальные селенья, кипарисы,

В пустынном поле - ржанье табунов;

Пастух, едва ль похожий на Париса,

Глазеет на проезжих болтунов,

Мечтающих о родине Улисса

Со школьных лет. И, набожно-суров,

Повсюду турок с трубкой восседает;

Ну, а фригийцы где? А черт их знает!


79


Итак, Жуан печально созерцал,

Удел раба предчувствуя уныло,

Лазурь морскую, и уступы скал,

И греков горделивые могилы.

Вопросов он пока не задавал,

Его потеря крови изнурила,

Да и ответы стражи для него

Не значили бы ровно ничего.


80


Он увидал товарищей по плену,

Артистов - итальянцев молодых;

Они - то рассказали откровенно

Подробности превратностей своих:

Как водится, в Сицилию на сцену

Спешила из Ливорно труппа их.

Их продал импресарио пирату -

И взял за это небольшую плату!


81


Один из них особенно болтал;

Он buffo* был и buffo оставался,

Он искренне, сердечно хохотал

И беззаботным комиком держался;

Он распродажи пленных ожидал

И в шуточках веселых изощрялся,

Меж тем как тенор сумрачно грустил,

А примадонна выбилась из сил.


{* Певец комической оперы (итал.).}


82


"Однажды ночью, - комик говорил, -

Макиавелли сей, наш импресарио,

Сигналом чей - то бриг остановил

У берега: Corpo di Caio Mario*!

Потом нас на корабль пересадил,

Без всякого намека на salario**;

Но если любит пение султан,

То мы легко наполним свои карман!


{* Буквально: тело Кая Мария; восклицание, выражающее

возмущение или удивление (итал.).}

{** Жалованье (итал.).}


83


Конечно, примадонна старовата,

И хрипоте подвержена подчас,

И стала петь, пожалуй, плоховато;

Зато подруга тенора у нас

Одарена природою богато;

Она на карнавале прошлый раз

Отбила графа юного Чиконья

У старой принчипессы из Болоньи!


84


Хорош у нас балетный персонал:

Пленяет всеми качествами Нини,

Пятьсот цехинов прошлый карнавал

Доставил хохотушке Пелегрини.

(Нетрудно столь ничтожный капитал

Растратить беззаботной балерине!)

А вот гротеска - эта бы могла

Очаровать я души и тела!


85


Солисткам фигурантки уступают,

Но миленькие личики и тут

Невольно покупателей меняют

И сбыт на рынке, видимо, найдут!

Одна, положим, шест напоминает,

Хоть в ней талант я чувства признают,

Но с этакой фигурой где же взяться

Изяществу, чтоб в танцах отличаться?


86


Мужчин у нас хороших нет совсем;

У musico* вот голос петушиный

(Конечно, бас дается нам не всем,

И есть тому особые причины),

Но евнухом устроиться в гарем

Способен сей талантливый мужчина, -

Хоть папа третий пол всегда ценил,

Но петь любимцев он не научил.


{* Оперный премьер (итал.).}


87


У тенора - излишек аффектации,

А бас, как бык, рычит и завывает,

Не признает ни нот, ни пунктуации;

Хоть наша примадонна замечает

В нем редкое богатство интонации,

Однако точно так же распевает,

Тревожа мирный сон полей и сел.

Рулады исполняющий осел.


88


Не позволяет сдержанность моя

Упоминать о собственном таланте,

Но вы видали чуждые края

И слышали вы имя Раукоканти?

Так знайте: Раукоканти - это я!

Когда вы в Луго будете, достаньте

Себе билет, и небом поклянусь,

Еще я перед вами отличусь.


89


Наш баритон - заносчивый мальчишка,

Играет плохо, не умеет петь,

Но искренне уверен, хвастунишка,

Что мог бы в целом мире прогреметь!

Едва годится слабый голосишко

Для уличного пенья! Жаль смотреть!

Изображая страсть и муки ада,

Зубами он скрежещет без пощады!"


90


Здесь Раукоканти пламенный рассказ

Нарушило пиратов появленье,

И пленники услышали приказ

Спуститься в трюм. Со вздохом сожаленья

Увидели они в последний раз

Под ясным небом в дымке отдаленья

Веселый танец ярко-голубых

Свободных и счастливых волн морских.


91


Затем сказали им, что в Дарданеллы

Придет его величества фирман

(Без коего не обойдется дело

В стране богохранимой мусульман!)

Там закуют их прочно и умело

И повезут, как стаю обезьян,

В Константинополь, где раба на рынке

Купить и выбрать легче, чем ботинки!


92


Когда попарно их сковали всех:

С мужчинами мужчин, а даму с дамой,

Нечетными остались, как на грех

(Игра судьбы капризной и упрямой),

Мой бедный Дон-Жуан и... (право, смех!

Порою шутка совместима с драмой!)

Цветущая красотка: мой герой

Прикован был к вакханке молодой!


93


К несчастью, Раукоканти поместили

В одной упряжке с тенором: они

Друг друга, несомненно, не любили -

На сцене все враждуют искони!

Но эти двое дня не проводили

Без ярых словопрений, хоть сродни

Они друг другу были почему - то:

"Arcades ambo"*, id est** - оба плуты!


{* "Аркадские пастухи" (лат.).}

{** То есть (лат.).}


94


Партнершею героя моего

Была красотка родом из Анконы,

Прекрасное, живое существо,

В отличном смысле слова "bella donna"*.

Во всех улыбках - блеск и торжество,

Глаза черны как уголь и бездонны,

И каждое движенье, каждый взгляд -

Залог неописуемых услад!


{* "Красавица" (итал.).}


95


Но тщетно эти прелести взывали

К печальному Жуану словно мгла,

Ему глаза н сердце застилали

Тоска и боль, руки его не жгла

Ее рука, его не волновали

Прикосновенья, полные тепла,

Ее округлых плеч и рук прекрасных,

Для молодых людей всегда опасных!


96


В анализ углубляться нам не след,

Но факт есть факт. Жуан был сердцем верен

Возлюбленной своей. На свете нет

Такой любви - уж в этом я уверен!

"Мечтами о снегах, - гласит поэт, -

Жар пламени не может быть умерен".

Но мой герой страдал, и мукой он

Был от греховных мыслей защищен.


97


Здесь мог бы я увлечься описаньем,

Не слишком скромным. В юности моей

Я избегал с особенным стараньем

Такого искушения, ей-ей!

Но критика злорадным замечаньем

Меня тревожит якобы скорей

Протиснется верблюд в ушко игольное

Чем мой роман в семейство богомольнее!


98


Но все равно - уступчив нравом я!

Я знаю: Смоллет, Прайор, Ариосто

И Фильдинг - эта славная семья -

Стеснялись мало, выражались просто

Вести войну словесную, друзья,

Умел и я, провозглашая тосты