Алиментарные мотивы в рассказах о чудесном «Голос в тишине», собранных раввином Шломо-Йосефом Зевиным и пересказанных Яковом Шехтером
| Вид материала | Рассказ |
- Проблема автора в рассказах М. Зощенко Покатилова, 25.98kb.
- Радіогазета : „ Світоч української літератури”, 74.85kb.
- Типология фразеологизмов в рассказах, 971.25kb.
- Техника речи и постановка голоса, 83.42kb.
- Пасущие стадо находятся среди стада, а не над стадом, и в первую очередь должны вникать, 1056.81kb.
- Рассказы о чудесном, 2966.68kb.
- Утром Незнайка проснулся в чудесном настроении. Он отправлялся в новое путешествие, 9.06kb.
- Мотивов в «Афганских рассказах» Олега Ермакова, 234.27kb.
- Информационный бюллетень 13 февраля 2007 года, 782.27kb.
- Яковом Иосифовичем Абрамсоном, учителем математики в школах "Интеллектуал" и "Алеф"., 409.67kb.
УДК 82-311.1
Дмитриева Н.А.,
кандидат филологических наук
Донецкий институт социального образования
Алиментарные мотивы в рассказах о чудесном «Голос в тишине», собранных раввином Шломо-Йосефом Зевиным и пересказанных Яковом Шехтером
…Стал подлинным хасидом, поднялся на более высокую духовную ступень и ел только во «имя Небес».
«Голос в тишине»
Постановка проблемы. Тезис о том, что «понятие сакрального бессмысленно само по себе, без его соотнесения с чем-то отличным от него, то есть оно обладает содержательностью только относительно понятия профанного, являющегося его смысловым и идейным антонимом» [9, 20], лег в основу множества исследований в разных областях науки от феноменологии до филологии [см., к примеру, из последних изданий 8; 10].
Пища, процессы ее приготовления и поглощения – феномены повседневности, которые создают условия для перехода из профанного в сакральный мир, то есть мир чудесного. Чудо – это, когда нечто обыкновенное возможно воспринять с его сакральной стороны, поднявшись до уровня священного. А священное, в свою очередь, не заставляет себя долго ждать и постоянно прорывается в обыденный мир.
В жизни всегда есть место чуду. Легче всего вступить в контакт с миром чудесного в актах повседневности. Еда предоставляет такую возможность по нескольку раз в день. Пища воспринимается всеми органами чувств и актуализирует миф, возвращая нас к первой природе, когда нет времени [2, 276]. «Человек-за-едой» – целостное существо, которое присутствует здесь и сейчас. Питание может быть не просто физиологическим актом, но таинством: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое.
И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все;
^ Ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во остановление грехов» [Мат. 26:26-28].
В русском языке очень нагляден тот факт, что принятие пищи и подлинное существование – едины. Глагол есть означает и «ясти» (питаться), и «существовать».
Питание – это «пограничный процесс» – то, что не было нами, нами становится. Пища не только пережевывается, но и переживается. Поэтому еда, приготовление, принятие пищи, поведение за столом часто являются посвящением [11, 112], позволяют перейти от животного состояния к человеческому, а от него – к божественному. Нет ни одной религиозной системы, которая бы обошла еду стороной и не воспользовалась бы этим способом реализации. Не является в этом смысле исключением и духовное движение в иудаизме – хасидизм и его центральное течение ХАБАД [см. подробнее 1].
Исследований, посвященных литературно-кулинарному дискурсу, не так уж много. Алиментарные мотивы как проявление карнавального начала в культуре средневековья рассматривал М.М. Бахтин. Кулинарный аспект римской и средневековой литературы разрабатывался Н.С. Гореловым. В.В. Похлебкин анализировал русскую драматургию сквозь призму кулинарных пристрастий. Ю.М. Лотман, Е.А. Погосян, Е.В. Лаврентьева исследовали культуру застолья Российской Империи, опираясь на мемуарную и художественную литературу XVIII-XIX вв. Особенностям перехода алиментарных мотивов в самостоятельный метатекст на рубеже II-III тысячелетий посвящен ряд работ В.В. Бородиной (Андросовой). Однако хасидский литературно-кулинарный дискурс исследуется впервые.
Целью статьи является выяснение значения алиментарных мотивов в хасидских историях о чудесном, собранных раввином Шломо-Йосефом Зевиным и пересказанных Яковом Шехтером.
^ Источником исследования послужили не сами фольклорные хасидские рассказы на идиш. «Рав Зевин записал только фабулу, проследил сухую нить историй, – сообщает в предисловии к первому тому Я. Шехтер. – Сам хасид, он обращался к хасидам, у которых при чтении фразы «Шойхет и бойдек пришел к Магиду из Межерича» возникала целая картина. <…> Для русскоязычного читателя, далекого от реалий еврейской жизни, эта фраза представляла собой загадку, которую нужно было сначала объяснить, потом разгадать и лишь потом пускаться в повествование» [6, 10-11]. Поэтому источник нашего исследования – это авторизированный художественный пересказ историй о чудесном на русском языке, представляющий собой самостоятельное произведение искусства.
В сборнике «Голос в тишине» еврейский быт маленьких местечек Украины, Литвы и Польши представлен очень широко. Алиментарные мотивы при этом играют не просто вспомогательную роль в создании образов, а зачастую находятся в центре повествования [см. об этой роли алиментарных мотивов в литературном произведении подробнее 3]. Этот вывод можно сделать, прежде всего, на основе частотности употребления слов, входящих в лексико-семантические поля «Пища» и «Кухня» (см. Таблицу 1).
Таблица 1
| Том | Всего рассказов | Рассказы, в которых есть неоднократное упоминание лексем, относящихся к ЛСП «Пища», «Кухня» | Рассказы, в которых алиментарные мотивы фигурируют в заголовках |
| І | 62 (100%) | 44 (71%) | «Райское кушанье», «Застольный разговор», «Божья корова», «Кровь и хлеб», «Два куска мяса» |
| ІІ | 64 (100%) | 45 (70%) | «Кость в горле», «Аромат субботнего чолнта», «О правильном питании», «Правила поведения за столом» |
Еврейская кухня многолика, поскольку «еврейский этнос» – неоднозначное понятие. Однако центральным объединяющим началом в ней является религиозная традиция. В условиях галута (периода рассеяния) растворяются видимые признаки национальной культуры: засоряется заимствованиями язык, теряются элементы костюма, но «своя» еда остается всё равно. В этих обстоятельствах кашрут стал пищей для поддержания еврейской души.
Как бы ни адаптировалась еврейская кухня под местные условия Межерича, Любавичей или Бердичева, но она оставалась еврейской. Чтобы не забыть об этом вдали от исторической родины, необходимо было наполнять повседневность смыслом. Кашрут дает такую возможность (ему в тексте Торы посвящено 8% из 613-ти мицвот). Поэтому в хасидских историях Я. Шехтера не только правоверные евреи постоянно заботятся о кошерности пищи, но боятся наесться трефного даже еврейские «просвещенцы», ратующие за ассимиляцию. Таков, к примеру, банкир Александр (бывший Сендер) из рассказа «Цадик и банкир». «Александр, занимавший должность управляющего Вижницким отделением крупного банка, не скупился: вина к столу подавали самые лучшие, а закуски самые изысканные. О кошерности особенно не заботились, но мясное с молочным не мешали и трефного не ели. Не из-за идеологических соображений, а по причине какой-то странной, даже для них самих, стеснительности. Да и как можно, глядя в глаза старому приятелю, с которым когда-то учился в хедере, спокойно положить в рот кусочек свинины?» [7, 161].
Религиозные предписания придают алиментарным мотивам в тексте рассказов «Голос в тишине» духовную направленность. Это можно отнести к специфике еврейской литературы в целом. Еврейские литературные произведения духовно ориентированы, что не обязательно связано с открытой религиозностью [см. об этом подробнее 5, 26].
Из текста хасидских историй вырисовывается сводное меню местечкового еврея-ашкеназим: бенони (простого смертного, стремящегося к святости), миснагдим (приверженца ортодоксального иудаизма), хасида («благочестивого»), нистара (скрытого праведника), ламедвовника (одного из тридцати шести неведомых людям праведников), цадика («праведника»). Хотя далеко не каждый и не ежедневно мог себе позволить это меню в указанном составе. Тем не менее, даже крохи пищи, что угодна Господу, герои рассказов Я. Шехтера используют с максимальной отдачей, чтобы жить. Жить, выжить – специфическая черта еврейской ментальности и еврейской литературы [5, 26].
^ Закуски и соусы: селедка (кусочек, розовая с маринованным лучком, ржавая); соленая рыба; квашеная капуста (горстка, хрустящая с черными точками изюма); свёкла; морковка; лук/луковица; маринованные огурчики (хрусткий ломтик); соленые огурцы (крепкие); кусок колбасы; яйца; масло; салат; соусы; закуски (скромные, всевозможные, изысканные, лакомые). Первые блюда – это суп (горячий, изысканнейший, домашний, в размере капли); куриный бульон; густой борщ; уха/ушица; чечевичная похлебка; тюремная баланда. Вторые горячие блюда: чолнт (дымящийся, из овощей и картофельной муки, с фасолью); вареный картофель; каша; жаркое; кусок жареного мяса; кость с изрядным куском мяса. Вторые холодные блюда: гефилте фиш – фаршированная рыба (щука, карп); рыбные котлетки, обтянутые кожей; фрикадельки; жареная курочка; студень; молочное.
Стол у еврейского народа – это алтарь. Он должен быть угоден Господу. Поэтому всё, что едят еврейские персонажи историй о чудесном, кошерно. Кошерное высоленное мясо, упомянутое в тексте, – это говядина (в виде туши коровы/быка, ноги коровы, фарша, антрекота, ребрышек, вырезки), баранина, куры, цыпленок, гуси. Представлены в меню «Голоса в тишине» и несколько видов дозволенных в пищу рыб. А именно: щука, карп, сорная рыбешка, крупная рыба, подлещики, ерши, пескарье, голавль, селедка, и просто даг, то есть «рыба». Шойхеты (резники) и даже менакеры (специалисты по удалению седалищного нерва, запрещенного в пищу) постоянно фигурируют в повествовании, а в некоторых случаях становятся главными героями. Как, например, любитель своего дела Айзик из Кожниц, из истории «Сила слова» [6, 28-38]; или «поэт, вдохновенный кудесник, волшебник разделки задней части туши» реб Велвл, из рассказа «Благословение Бешта» [7, 533-550].
Кроме мясного и молочного, в тексте фигурирует и «парве» или «парев» – нейтральное, то есть то, что можно подавать и с мясом, и с молоком, и просто так. Фрукты, ягоды: лимон (золотисто-зеленые влажно блестящие, тонюсенькие ломтики); сухофрукты (курага, чернослив, изюм, финики, инжир/фиги) в виде разноцветных колец, язычков, долек, лепестков, полосок, кубиков; сушеные яблоки, груши, вишни, персики, ананасы, манго; яблоки (румяные, зимние); плоды смоковницы; шелковица; крыжовник; смородина; малина; эсрог; клюква; плоды; ягоды. Орехи и то, что на них похоже: ядрышко из скорлупы ореха; грецкие орехи; арахис; фисташки. Пряности, травы, специи: перец; лавровый лист; корица; гвоздика; чеснок (которым круто натирают горбушку); шиповник; медуница; ромашка; дикий укроп; мак; асфоделий; дикая мята; травы; приправы; соль (крупная, мелкая); уксус. Десерт: сахар (кусочек, рафинад); айнгемахц – редька в меду; мед; варенье.
По частотности употребления в повествовании преобладает упоминание алиментарных элементов, связанных с хлебом и вином, поскольку хлеб, вино и елей (масло) – дары Господа [Пс.103:15].
^ Хлебобулочные изделия и мучное:
- хлеб (вечерний, черствый, свежайший, заплесневелый, хрустящий, грубый, ржаной, черный, белый) в виде ломтя, куска, краюхи, каравая, крошек, корки, корочки, горбушки, мякиша, сухарей, хлебца, хлебушка, хлебов, мацы и хамеца;
- хала (свежеиспеченная, крошечная и в виде куска); медовый пряник (пуримский и просто так); печенье (сладкое и соленое); облитые медом тейглах; штрудель, туго начиненный орехами и вареньем; рогалах с корицей и маком; плецах из песочного печенья с изюмом или сушеными яблоками; бублики, густо обсыпанные маком; вязанки баранок; манделах – «хворост» в сахарной пудре; калач с маслом; сайка; крендель; сладкие дареные коврижки; пирожные с кремом; выпечка; домашние пироги;
- кугл/кугель – запеканка (жирный, горячий и сладкий, поджаристый с коричневым верхом, пригоревший, в виде куска и порции); лапша;
- зерно (пшеница, рожь, овес); колосья; мука (с отрубями, трижды просеянная, для хал, на болтушку); тесто.
^ Безалкогольные напитки: вода; чай (горячий, крепкий, с сахаром, с лимоном или без него, с малиной, из травы-муравы); кофе; сливки; молоко; миндальное молоко; виноградный сок; настой из трав; целительный отвар; эликсир.
^ Алкогольные напитки: водка; вино (для кидуша, сладкое, крепкое, выдержанное старинное); сливовица; вишневая наливка с пасхального седера; алкоголь; спиртное; крепкие напитки.
В рассказах «Голос в тишине» широко представлена кухонная утварь (мебель, посуда, элементы интерьера). Мы обнаруживаем:
- собственно кухню, очаг, плиту, столы, столики, буфеты, подносы, противни, бочки, скатерти (крахмальные, белоснежные, сияющие), белую салфетку;
- самовары, чайники (большие, железные), кастрюли для рыбы, чугунки (для мяса, каши), сковородки, скалку, походный котелок, котел, мини казан, судки, горшки, кувшины, крынки, ковши, миски (глиняные, деревянные, фарфоровые), тарелки (фарфоровые, деревянные, из толстого фаянса), фарфоровые блюда, алюминиевые ложки, вилки (с тяжелыми серебряными рукоятками и обычные), заточенные ножи, кофемолку, солонку, чистую посуду, недорогую кухонную утварь;
- стаканы, стаканчики (берестяные, стеклянные, маленькие серебряные), мельхиоровый подстаканник, чарки, чарочки, рюмки (большие, на посошок), рюмочки, бокалы (кидушные, хрустальные, стеклянные), кубки (серебряные, для кидуша, большие), хрустальный фужер, кружки (искусно вырезанные из дерева, большие белые, железные), чашечки (малюсенькие, кофейные, изящные с выгнутой ручкой), бутылки, бутыли, полуштофы, запотевшие графины и графинчики, берестяные фляжки, флакон.
Действие зачастую разворачивается в еврейских булочных, пекарнях, трактирах, корчмах, тавернах, шинках, гастрономиях, на мельницах и вблизи винокуренных заводов.
Текст изобилует пищевыми сравнениями: свежие шутки зубоскалов сыплются, словно крошки из мешка с мацой [6, 229]; изящные пальчики красавицы похожи на виноградины [6, 270]; свежий румяный месяц высоко стоит в шафрановом небе [7, 707] и т.д.
Евреи с аппетитом закусывают, завтракают, обедают, полдничают, ужинают, сидят за накрытыми столами, совершают негенин и зимун (благословляют до и после еды), произносят заздравный «Лехаим!», моют посуду, постятся, пируют, подкрепляются, перекусывают, заботятся о пропитании, выкармливают детей и даже уписывают, уплетают, хлебают, жрут, трескают.
Герои хасидских историй участвуют в пасхальном седере (ритуале пасхального жертвоприношения), пуримской трапезе, субботних трапезах, исполняют заповедь «мелавэ-малка» (трапезы проводов Царицы-субботы). Хасиды собираются на фарбренгены – собрания, совмещенные с застольями. А по субботам цадики со своими учениками встречаются за «тишем» (ид. «стол») – торжественной трапезой хасидского ребе в присутствии хасидов. Во время этого застольного действа с пением традиционных субботних песен, учитель раздавал благословение едой. «В конце «тиша» Ребе собственноручно разрезал кусок жареного мяса, ждущий своей очереди на столе, раскладывал по тарелкам и передавал хасидам. Получить такой ломтик из рук Ребе считалось большой удачей, ведь мясо на «тише» символизировало материальную сторону жизни и, передавая тарелку тому или иному хасиду, Ребе благословлял его на всю следующую неделю. Многолетние наблюдения за судьбой счастливцев, получивших кусочек мяса, однозначно свидетельствовали: благословение Ребе дорого ценится в этом мире» [6, 452].
Исполнение заповеди о «мелавэ-малка», трапезе проводов Царицы-субботы, спасла падшую душу раввина Рэфоэля из рассказа «Наказание раввина». Сатан уже совсем было обратил душу Рэфоэля к разврату (предательству своей веры и алкоголизму), но Бааль-Шем-Тов (раби Исраэль Бен Элиезер, Бешт – основатель хасидского движения) спас своего ученика, прислав ему ломоть хлеба, оставшийся от третьей субботней трапезы, и целую халу от «мелавэ-малка» [7, 607-632]. Это чудо возможно, потому что душа и тело не противопоставлены в еврейской традиции. Правильное кошерное питание – это духовное служение и исцеление. Тело получает питательные вещества, а душа – «а пинтеле ид» (ид. «еврейскую точечку») – знак Божественной души.
Кроме евреев в хасидских историях фигурируют еще гои («отделенные, не имеющие отношения» к еврейству народы): господа, бары, паны, шляхтичи, графы, генералы, уланы, гайдуки, крестьяне, староверы и т.п., которые тоже активно едят и пьют в ресторанах, трактирах и дома. Пьют они шампанское, вино (игристое, монастырское), пиво, водку, ром, пунш, горилку, домашнюю наливку, самогонку, квас, кофе со сливками, пойло; едят щи с головизной, горячую ветчину, свинину, поросятинку, свиные ножки с копытами, свиное сало, телятинку, солонинку, хренок, заварные пирожные с желтым кремом. Гои находятся за пределами ритуала общения со Всевышним через трапезу. Они едят трефное даже в том случае, когда пища могла бы быть чистой, потому что в процессе еды они куражатся над слугами, раздражаются, выражают недовольство, собираются сделать человеку что-то плохое и т.п. Использование алиментарных мотивов в этом случае создает контраст и подчеркивает бездуховность такой еды.
Алиментарные мотивы позволяют вывести частное измерение на уровень общечеловеческого масштаба. В рассказе «Австрийский шпион и венгерский генерал» [6, 437-449] в центре повествования оказывается чудо, произошедшее с «поэтом и коллекционером высоко полета» реб Исроэлем. Этот «поэт» – торговец в лавке сухофруктов. Сушеные и засахаренные диковины, собранные в его лавке, заставляли жителей Сколи часами разглядывать и нюхать его товары. Так любители живописи наслаждаются произведением искусства в музее. «Для многих евреев Сколи, за всю жизнь не уезжавших дальше десяти верст от городка, через прилавок реб Исроэля распахивался большой мир, закутанный в цветной туман путешествий. Посреди этого тумана маячила Эрец-Исроэль – Земля Израиля, – где шумели ветвями пальмы и клонились наполненные плодами смоковницы, а под деревьями, вместо желудей или раздавленной шелковицы валялись смоквы и финики.
Сухофрукты реб Исроэля придавали смутной книжной стране живой облик: сидя за субботним столом и положив в рот ломтик финика, еврей зажмуривал глаза и вздыхал: эх, Эрец-Исроэль, Земля обетованная!» [6, 439-440].
Поскольку мечты других людей приобретали сладостное воплощение благодаря этому лавочнику, то свершается чудо. Когда во время венгерского восстания 1848 г. реб Исроэль попадает в тюрьму как австрийский шпион и должен быть расстрелян, вдруг, откуда ни возьмись, выезжает на караковой лошади красавец-генерал мадьярских гусар с трубкой в зубах, опознает «Исролика» и привозит приказ о его помиловании. По приказу австрийского офицера торговцу сухофруктами как доблестному разведчику, пострадавшему на вражеской территории, выдают денежную компенсацию. Реб Исроэль принимает спасение как должное, но никак не может взять в толк: откуда его знал венгерский генерал, которого он в глаза не видел. Естественно, он задает этот вопрос своему ребе Меиру из Перемышлян, кушавшему вместе с хасидами сухофрукты за здоровье и благополучие Исроэлке. Ответ учителя («Если бы ты только знал, кого мне пришлось привлечь, чтобы вытащить тебя из тюрьмы!» [6, 449]) открывает чудесную природу спасения торговца. Праведник приказывает, а Всевышний выполняет. Может быть, и не было никакого генерала…
В результате проведенных исследований мы пришли к следующим выводам. В рассказах о чудесном Я. Шехтера алиментарные мотивы играют важную роль, внося духовную составляющую еврейской традиции. Образы пищи и кухни являются ведущими в тексте рассказов «Голос в тишине», так как еда для благочестивого еврея – жертвоприношение во Имя Господа. Ритуал трапезы – это таинство, дающее возможность человеку выйти на вселенский уровень, вступить в контакт со Всевышним. Если в целом «хасидские истории – сердцевина учения» [7, 353], то еда, – это сакральная духовная практика в этой сердцевине. Кулинарные элементы в тексте повествования участвуют в создании «эффекта чудесного», давая возможность воспринять обыденное с его священной стороны.
Литература:
1. Андросова, Валерія Ігоревна. Рух Хабад Любавич: від виникнення до сьогодення [Текст] / В.І. Андросова. – Донецьк: Донбас, 2011. – 510 с. – (Бібліотека «Релігії світу». – Т.5). – ISBN 978-966-1615-98-3
2. Андросова, Валерия Игоревна; Дмитриева, Наталья Анатольевна. Роль алиментарных мотивов в изучении культуры (на примере алкогольных напитков) [Текст] / В.И. Андросова, Н.А. Дмитриева. // Conversatoria litteraria. – T.I. Wcregu mitologii i mitopoetyci. – Sedlce: Instytut Filologii Akademia Podlaska, 2007. – С.249-260. – ISSN 1897-1423
3. Андросова, Виктория Витальевна; Дмитриева, Наталья Анатольевна. Использование алиментарных мотивов в изучении культуры [Текст] / В.В. Андросова, Н.А. Дмитриева. // Молодые голоса: сборник научно-исследовательских работ аспирантов и соискателей. – Выпуск 8 / Отв. ред. Ю.Г. Круглов. – М.: РИЦ «Альфа» МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2004. – С.3-10. – ISBN 5-8288-0654-8
4. Библия [Текст]: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Заветов. / Каноническое юбилейное издание к 2000-летию Рождества Христова. Синодальный перевод. – М.: Свет на Востоке, 2000. – 1136 с. – ISBN 3-935435-01-0
5. Дмитриева, Наталья Анатольевна. Тенденции развития современной еврейской литературы в Израиле и за его пределами [Текст] / Н.А. Дмитриева. // Вісник донецького інституту соціальної освіти. Філологія. Журналістика. – Т.VI. 6/2010 / Шеф-редактор М.М. Гіршман. – Донецьк: ДІСО, 2010. – С.25-27. – ISSN 1992-2531
6. Зевин, Шломо-Йосеф; Шехтер, Яков. Голос в тишине: рассказы о чудесном / собрал раввин Ш.-Й. Зевин [Текст] / Ш.-Й. Зевин; Я. Шехтер. / пер. с ивр. и пересказал Я. Шехтер. – М.: Книжники, 2008. – Т.І. – 544 с. – ISBN 978-5-9953-0001-4
7. Зевин, Шломо-Йосеф; Шехтер, Яков. Голос в тишине: рассказы о чудесном /собрал раввин Ш.-Й. Зевин [Текст] / Ш.-Й. Зевин; Я. Шехтер. / пер. с ивр. и пересказал Я. Шехтер. – М.: Книжники, 2010. – Т.ІІ. – 752 с. – ISBN 978-5-9953-0050-2
8. Парадигма sacrum & profanum в літературі та культурі [Текст]: збірник наукових праць // Матеріали міжнародного науково-практичного семінару / Під ред. В. Кемінь та ін. – Дрогобич: Посвіт, 2010. – Вип. IV. – 316 с.
9. Торчинов, Евгений Алексеевич. Религии мира: Опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния [Текст] / Е.А. Торчинов. – СПб.: «Азбука-классика», «Петербургское Востоковедение», 2007. – 544 с. – ISBN 978-5-352-02117-0. – ISBN 978-5-85803-327-1
10. Феноменология религии: между сакральным и профанным [Текст]: сборник научных работ // Материалы Международной зимней религиоведческой школы / Науч. ред. А.В. Белокобыльский, О.С. Киселёв. – Донецк: Донбасс, ДООО «Центр Дискавери», «Центр религиоведческих исследований ГУИиИИ, 2011. – 171 с. – ISBN 978-966-1615-90-7
11. Элиаде, Мирча. Священное и мирское [Текст] / М. Элиаде. / пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского. – М.: Изд-во МГУ, 1994. – 144 с. – ISBN 5-211-03160-1
Анотація
Дмитрієва Наталя Анатоліївна. Аліментарні мотиви в оповіданнях про незбагненне «Голос у тиші», зібраних рабином Шломо-Йосефом Зевіним і переказаних Яковом Шехтером.
В статті досліджується значення аліментарних мотивів у хасидських історіях про незбагненне «Голос у тиші». Приготування і поглинання їжі в оповіданнях Я. Шехтера є феноменами повсякденності, які створюють умови переходу з профанного в сакральний світ.
Ключові слова: аліментарні мотиви, хасидизм, сакральне, профанне, кошерне, трефне, парев.
Аннотация
Дмитриева Наталья Анатольевна. Алиментарные мотивы в рассказах о чудесном «Голос в тишине», собранных раввином Шломо-Йосефом Зевиным и пересказанных Яковом Шехтером.
В статье исследуется значение алиментарных мотивов в хасидских историях о чудесном «Голос в тишине». Приготовление и поглощение пищи в рассказах Я. Шехтера являются феноменами повседневности, которые создают условия перехода из профанного в сакральный мир.
Ключевые слова: алиментарные мотивы, хасидизм, сакральное, профанное, кошерное, трефное, парев.
Summary
Natalya Dmytriyeva. Alimentary motifs in the stories of miraculous “Voice in Silence” gathered by rabbi Shlomo-Joseph Zevin and retold by Jacob Schachter.
The role of alimentary motifs in hasidic stories of miraculous “Voice in Silence” is investigated in the following articles. Cooking and eating in the stories of J. Schachter are the phenomena of everyday life, which make conditions for transition from profane world to sacral one.
Key words: alimentary motifs, hasidism, sacral, profane, kosher, treif, pareve.