Geum.ru

`Г. Боровик Май в Лиссабоне

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
никакого отношения.

- Однако же центр у вас как будто общий. И название…

- Связь с центром формальная. Все наши дела мы ведем сами. У нас свои собственные акционеры. Мы не ответственны за действия каких бы то ни было компаний, находившихся и находящихся в Чили. Даже тех, которые носят то же название, что и мы.

- Вы, наверно, неправильно меня поняли. Я вовсе не говорил об ответственности. Мне просто хотелось узнать – все ли компании придерживаются благородного правила, какого придерживаетесь вы, - оставаться нейтральными при любом политическом режиме. Мне лично пока приходилось сталкиваться только с обратным.

- У каждого свой жизненный опыт.

- Впрочем, я полагаю, вы слышали о том, что за месяц до событий двадцать пятого апреля многие крупные компании в Португалии начали переводить большие суммы денег из португальских банков за границу.

- В газетах об этом писали. Однако я, поверьте, не имею к этому отношения.

- Но, как экономист, вы, без сомнения, анализировали этот факт. Интересно знать, что вы думаете о причине такой утечки капитала. Разве демократический режим менее благоприятен для деятельности крупных монополий, чем, скажем, режим фашистский?

- Бизнес не терпит эмоционального отношения к политике. В бизнесе решает дело. Если компания теряет при данном режиме, она может быть настроена против него. Если выигрывает – за.

- В таком случае нейтральность большого бизнеса – дело все-таки сомнительное?

- Я бы не хотел быть понятым так. Я говорил чисто предположительно, в сослагательном, так сказать, наклонении…

В «сослагательном» духе разговор с президентом компании длился еще около часа. Журналист, честно говоря, был прекрасно осведомлен о том, что компания и ее глава относятся враждебно к процессу, который начался в Португалии после 25 апреля. Враждебность эта хотя и была весьма осторожной, но находилась, что называется в полной боевой готовности. Как рука боксера, которая ждет момента, чтобы нанести сокрушительный удар. А эта компания может новому режиму удар большой силы. И естественно – только справа. Журналист знал об этом. А глава компании знал, что журналист знал.


Ох, как худо, когда журналист начинает злиться. Ох, как это мешает беседе и как это, наверное, заметно собеседнику. Журналист всегда завидовал некоторым своим уравновешенным коллегам, которые умеют одинаково спокойно разговаривать и с врагом, и с другом, умеют быть одинаково невозмутимы и там, где они любят, и там, где они ненавидят.

Но только журналист ничего не мог поделать со своим характером. Ну какое тебе дело до этого мистера-герра-месье-синьора? Разве ты пришел сюда спорить с ним? Переубеждать, перевоспитывать, обличать?

Ни то, ни другое, ни третье! Ты пришел сюда наблюдать. Наблюдать этого человека, замечать, как проявляется характер, позиция, взгляд человека на жизнь в это необычное для него время.

Только у тебя не получается - просто наблюдать. Наблюдая, ты все-таки ненавидишь. Как ненавидел чикагских полицейских, которые в шестьдесят восьмом году избивали демонстрантов мирников во время съезда Демократической партии США. Как ненавидел того радушного служащего компании «Дау кемикл», который в спокойной беседе на 37-м этаже великолепного небоскреба в Рокфеллер-центре в Нью-Йорке рассказывал тебе о том, как «Дау» начала производить «улучшенный» напалм, который плотнее теперь прилипает к человеческому телу, и его практически не отдерешь, пока он не сгорит, а вместе с ним не сгорит и тело.

Нет, это худо, очень худо. С таким характером просто невозможно работать. Просто трудно быть журналистом.

Единственно, что давало журналисту удовлетворение, так это сознание того, что и его собеседник тоже злится, тоже в напряжении. Напряжение можно было заметить, правда, лишь в считанные мгновения, когда оно выдавало себя неожиданно дрогнувшей рукой, держащей сигарету, или слишком уж радушной улыбкой при стекленевших на мгновение глазах. Не более того, В остальном президент держался отменно – эдакий монумент человеку дела, человеку над схваткой, который фильтрует действительность оставляя вне своего внимания все то, что не имеет прямого отношения к производству продукта, коим занимается его компания. Президент спасовал лишь в самое последнее мгновение.

Журналист задал последний вопрос. И последний раз не получил ответа. Они допили кофе, поговорили о том о сем и начали прощаться. Президент проводил гостя до двери кабинета. Они раскланялись. И когда журналист был уже в приемной, а президент закрывал дверь, вдруг она, толстая, дубовая, серьезная дверь, остановилась, снова открылась, президент вышел в приемную, приблизился к журналисту и сказал вполголоса, чтобы не слышно было секретарю:

- Я хотел бы попросить… Я подумал, это будет лучше для всех, если вы не упомянете в своей публикации моего имени. И названия компании тоже. Не надо.

- Ваше право. Но, честно говоря, я не понимаю такой осторожности. Ведь вы, так или иначе, не ответили ни на один из моих вопросов.

- Мы живем в сложное время, - произнес президент. – Ни в чем нет никакой ясности.

- Вы имеете в виду политику вашей компании или события стране?

- Я бы предпочел не отвечать и на этот вопрос, - сказал он.


Разговор происходил в один из тех дней, когда стачечные волны наконец стали спадать. Пошли автобусы и трамваи в Лиссабоне, задымили хлебопекарни. Объяснительная работа коммунистической партии, проведшей по стране несколько крупных рабочих митингов, сыграла свою действенную роль.

Первое наступление реакционных монополий против процесса демократизации в стране было отбито.

В городе Порту мне говорили: самая опасная тактика фашистов и реакции сейчас состоит не в том, что они сопротивляются процессу демократизации, а в том, что примазываются к нему, выдают себя за го союзников. Видимо уже закрывая дубовую дверь за журналистом, президент решил, что выглядел в этой беседе слишком уж «нейтральным». Поэтому и решил не выставлять такую позицию на публичное обозрение.

В распоряжении Центрального Комитета Португальской коммунистической партии – несколько комнат на втором этаже дома №26 по улице Антонио Серпа. И только один телефон. Дозвониться в ЦК почти невозможно. Может быть, еще и поэтому здесь всегда уйма народу. Здесь каждый, кому нужно по делу или кто хочет задать какой-нибудь вопрос, что-то выяснить для себя, что-то предложить, а иногда просто из любопытства посмотреть – как же выглядят те самые коммунисты, которых боялись и ненавидели португальские фашисты, которых бросали в тюрьмы, которых пытали, преследовали, а они – вот они, живые, деятельные, энергичные и, несмотря на годы подполья, годы тяжелейших испытаний, - самая организованная партия в Португалии!

Поэтому есть среди посетителей и такие, что приходят утром, садятся где-нибудь в уголке, а то встанут посреди комнаты и смотрят. Смотрят на людей, которые входят, смотрят, как здесь здороваются, как держатся, как разговаривают, как обнимаются и плачут мужчины, иногда не видевшие друг друга помногу лет. И когда такого посетителя спрашивают – а кого же он ждет вот уже битый час, какое у него здесь дело? – он обычно, смущаясь и не зная, куда деть руки, объясняет, что дела-то, в общем, и нет, просто пришел посмотреть.

Наверное, и сволочь какая-нибудь тоже может прийти вот так «посмотреть». Времена такие, что документы тебе могут предъявить какие угодно.

Как же они выглядят, те самые коммунисты? Выглядят, конечно, замотанными, что говорить. Конечно, усталыми. Но при этом кажутся спокойными, кажутся людьми, которые определенно знают, чего хотят. Пожалуй, вот это последнее – знают, чего хотят, и будет самым главным ощущением, которое выносишь от встреч с португальскими коммунистами мая 1974года…

Им досаждают журналисты. Ох, как досаждают представители этой жестокой и бесцеремонной профессии. Только винить журналистов в этом нельзя, они-то и тянутся прежде всего к людям, которые знают, чего хотят, они-то и прежде всего тянутся к партии, которая имеет большое влияние в стране. Поэтому с утра сидят рядком журналисты из разных стран, из разных газет, из разных агентств. Работники Центрального Комитета смотрят на них как на неизбежность. Что поделаешь – интервью давать надо. Мир следит за событиями в Португалии. И эти события требуют должного толкования.


И вдруг новость: объявлена пресс-конференция Генерального секретаря Португальской коммунистической партии, первая легальная пресс-конференция ПКП в Португалии за полвека.

Небольшой зал, то ли бывший спортивный, то ли зал для самодеятельного театра, на втором этаже потрепанного, старого здания на улице Маркес да Фронтейра. Обшарпанные стены, обвалившаяся штукатурка, грубо выкрашенная масляной краской, отчего зал кажется запотевшим. Он переполнен – и это становится ясно еще на лестнице, ведущей в него. Бог ты мой, сколько же собрал в эти дни Лиссабон журналистов со всего света! Они сидят на стареньких шатких стульях, они стоят вдоль стен, фотографы расположились по-турецки на полу у самого стола, разложив перед собой, чтобы ближе и удобнее, пленки, сменные объективы. Репортеры держат наготове блокноты и ручки, тянут к столу микрофоны. Весь зал настроен на волну человека, который стоит за столом, а за спиной его два знамени: португальское и красное полотнище партии. Ответы его немедленно переводятся на два языка – французский и английский. Товарищ Куньял внимательно слушает переводчиков, иногда деликатно поправляя неточности в переводе.

Он выглядит утомленным, но на вопросы отвечает быстро, четко, резко, откровенно.

Успех Движения вооруженных сил объясняется тем, что оно выразило интересы народа. В основе этого движения два корня: отсутствие в Португалии элементарных человеческих прав и свобод и колониальная война. Движение вооруженных сил взяло на себя решение этих двух проблем.

Одна из главных задач временного правительства сейчас – закрепить достижения в демократизации страны, не допустить возвращения фашизма, найти политическое решение колониальной проблемы с уважением прав народов колоний. Это – основная платформа для широкого политического объединения, в котором принимает участие и Португальская коммунистическая партия.

Для того чтобы цели этого объединения были достигнуты, необходимы два условия: единство рабочего класса и всех демократических сил страны, а также союз народных масс с вооруженными силами.

Вопрос: Существует ли сейчас условия для решения колониального вопроса?

Ответ: В широком политическом объединении, в котором временное правительство является частью, существуют разные отношения к этой проблеме, иногда резко расходящиеся мнения. Но несмотря на это, у нас есть общие цели, которые позволят двигаться вперед. Нас объединяет общее мнение, что колониальную проблему нельзя решить военным путем. Есть только один путь – политический. Еще одна позиция: колониальная война должна быть прекращена, и чем скорее, тем лучше. Такова наша общая платформа, которая дает нам уверенность в том, что колониальная проблема, может быть, и будет решена.


Вопрос: По каким вопросам ПКП не согласна с временным правительством и что намеревается предпринять по этому поводу?

Ответ: Мы – часть правительства, перед которым стоят важные задачи. Мы хотим, чтобы эти задачи были выполнены, а цели достигнуты. Мы считаем, что решение этих задач жизненно важно для установления демократического режима в нашей стране. Поэтому вы поймете меня, если я попрошу прощения и не стану давать ответа на поставленный вопрос. Сейчас я предпочитаю говорить о том, что нас объединяет в правительстве, а не о том, что может разъединить.


Вопрос: Как объяснить, что в Португалии возникла ситуация, при которой коммунисты – в отличие от многих стран Западной Европы – получили возможность участвовать в правительстве?

Ответ: Революционный процесс по-разному развивается в разных странах. Если бы месяц назад вас попросили назвать страны Западной Европы, где коммунисты в будущем будут участвовать в правительстве, большинство из вас, видимо, назвало бы Португалию на самом последнем месте. Революционный процесс – сложный процесс, иррегулярный. Он может преподносить сюрпризы. Хотя «португальский сюрприз», возможно, был гораздо большим сюрпризом для вас, чем для нас. (Оживление в зале).


Вопрос: Как ПКП относится к волне забастовок, которая создает социальное напряжение в стране?

Ответ: Жизненный уровень рабочих в Португалии очень низок, один из самых низких в Европе. Не случайно, что более полутора миллионов португальских рабочих в последнее время были вынуждены эмигрировать из страны. Поэтому требования рабочих поднять жизненный уровень справедливы. Около пятидесяти лет португальские рабочие не могли в профессиональные союзы и другие организации, отстаивающие их интересы. Единственным ответом фашистов на требования рабочих были репрессии. Забастовки считались преступлением, и за них наказывали по закону. Сегодня всем понятно право рабочих протестовать. Совершенно естественно, что рабочие объединяются, чтобы выдвигать свои требования.

Но есть люди, заинтересованные в приостановлении процесса демократизации в Португалии, заинтересованные в нарушении единства рабочего класса, в нарушении союза между народными массами и вооруженными силами. Есть люди, которые стремятся это социальное напряжение превратить в социальную катастрофу. Мы хорошо знаем деятельность крупных монополий. Очень важно, чтобы рабочие понимали, какими мотивами вызваны действия некоторых компаний и фирм, которые вдруг стали рассматривать вопрос о повышении зарплаты на гораздо более высоком уровне, чем когда бы то ни было. Рабочие должны проявлять бдительность и, выдвигая свои требования, всегда иметь в виду политическое направление борьбы, чтобы не оказаться жертвой провокационной деятельности реакции. Мы должны сейчас быть гораздо менее нетерпеливыми, чтобы достичь вначале самых необходимых ближайших целей, закрепить наши достижения, чтобы остановить контрреволюцию. И продолжать двигаться вперед.


Вопрос: Как может компартия участвовать в работе правительства, где нет большинства коммунистов? Можно ли решать вопросы в таком положении?

Ответ: Если бы нельзя было решать вопросов, коммунисты не участвовали бы в этом правительстве. Мы в ПКП привыкли встречаться с трудностями. То, что я одновременно Генеральный секретарь ПКП и член временного правительства, конечно, представляет некоторые трудности. На этой пресс-конференции, например, я отвечаю на ваши вопросы и как генсек, и как член правительства, поэтому не могу полностью удовлетворить любопытство и интерес некоторых журналистов. (Оживление в зале). Но я думаю, что противоречие, о котором здесь упоминал журналист, задавший вопрос, - разрешимое. Я думаю, мы найдем в правительстве пути для решения многих вопросов, несмотря на то, что ПКП не имеет там большинства.


Вопрос: Что вы чувствуете, господин Куньял, сейчас, на этой первой легальной пресс-конференции вашей партии в Португалии?

Ответ: Что я чувствую на этой пресс-конференции? Этот маленький зал, по-моему, переполнен сейчас эмоциями. Здесь впервые почти за полвека наша партия свободно разговаривает с прессой Португалии и иностранной прессой. Но этот зал – только маленькая часть нашей страны, которая избавилась от фашизма. Мы идем вперед, к демократии, к настоящей национальной свободе. Когда я говорю здесь с вами в этом зале, я, португальский гражданин, чувствую себя частью великого процесса освобождения моей родины и моего народа от фашизма. То, что чувствую я сейчас, разделяется в Португалии миллионами людей, начавших строить новую страну, новую Португалию.

Через несколько дней товарищ Куньял назначил журналисту встречу в здании Национальной ассамблеи.

Журналист пришел туда к 8.30 утра. Он уже бывал в этом здании раньше, когда встречался с майором из Движения вооруженных сил. И в этот раз с удовлетворением наблюдал, как старые чиновники пропускной службы в серых мундирах выполняли свои обязанности под контролем моряков с автоматами. Чиновники никого не пропускали без тщательной проверки документов.

Зная, как дорого время товарищу Куньялу, и не желая опаздывать ни на минуту, журналист пришел за полчаса до условленного времени встречи. Массивные, тяжелые высокие двери парадного подъезда были еще закрыты. За стеклом, забранным решеткой чугунного литья, виднелась голова в бескозырке, строгое молодое лицо с насупленными бровями и дуло автомата, упиравшееся в подбородок. «Не пустит, - подумал журналист с огорчением. – Глупо было приходить раньше. Матрос, тебя, конечно, не пустит, и, даже если он позвонит в приемную к товарищу Куньялу, никто не сможет подтвердить назначенную встречу, секретаря там, еще, видимо, нет. Значит, будешь бессмысленно торчать здесь. А товарищ Куньял войдет в здание через другую дверь. Старые чиновники приступают к работе в девять. Пока будут проверять твои документы и выписывать пропуск, пройдет четверть часа. Ты опоздаешь…»

Эти грустные размышления были прерваны обладателем строгого лица и автомата, подпиравшего подбородок. Матрос отворил огромную дверь и сухо спросил: «Куда?»

- «К Алваро Куньялу» - ответил журналист безо всякой надежды. Матрос же, не размыкая строго сдвинутых бровей, открыл дверь шире и показал рукой – вон туда, на ту лестницу, потом направо и прямо.

И тут журналист действительно расстроился. Матрос не спросил у него ни паспорта, ни какого-нибудь другого документа, не проверил – действительно ли Алваро Куньял ждет кого-нибудь, не обыскал журналиста даже глазами, уж не говоря о том, что не заглянул в сумку для фотоаппаратуры, в которой можно свободно спрятать оружие.

Журналист шел, как ему указал матрос, по коридорам, мимо других часовых, тоже матросов, стоящих на поворотах коридоров, мимо часового у огромного старинного зеркала, миновал колонны розового мрамора, гобелены и панно, и все надеялся, что его остановят, что наконец проверят документы, осмотрят черную сумку с фотопринадлежностями, возвратят к главному подъезду и заставят пройти всю полагающуюся процедуру допуска совершенно незнакомого человека в здание, где работает правительство, пришедшее на смену фашистскому, свергнутому лишь несколько недель назад. Но никто не остановил, никто не проверил документов. Матросы лишь очень старательно объясняли, как пройти, нимало, кажется, ни заботясь – кому они указывают дорогу.

И как ни был тот нижний морячок симпатичен журналисту, однако он рассказал обо всем товарищу Алваро Куньялу. Товарищ Куньял удивленно качнул головой – видно, не ожидал, думал, что часовые – надежная гарантия безопасности, и сказал, что моряки прекрасный народ, что они всегда там, где трудно, но что поделаешь – опыта у них нет, и тот молодой парнишка с насупленными бровями и открытым нараспашку сердцем, возможно, впервые стоит на таком посту.


Журналист смотрел на товарища Куньяла, на его молодое худощавое смуглое лицо, на его совершенно седую голову и не мог не думать о том, что все в этом человеке создано для того, чтобы быть революционным вождем: ум, отвага, широкая образованность, твердость, вера в победу и – об этом не принято говорить, но об этом надо сказать – просто человеческая красота.

Журналист много лет не видел Алваро Куньяла. Лет десять, не меньше. Впервые он познакомился с ним в начале шестидесятых годов, когда Куньял, бежавший из тюрьмы Пенише, смогу уйти от преследователей, перешел португальскую границу и вскорости побывал в Москве. Уже тогда товарищ Куньял был совершенно седым. И в самые сильные морозы не носил головного убора.

С тех пор он совсем не изменился. Так, во всяком случае, казалось журналисту.

Та же моложавость, энергия. Тот же точного прицела взгляд – если, конечно, глаза

не смеются чему-нибудь. Только в эти дни глаза у него были смертельно усталые. И веки, покрасневшие от бессонницы.

У журналиста был долгий разговор с товарищем Куньялом. Он велся не как официальное интервью. Разговор этот неоценимо помог журналисту увидеть общие очертания сегодняшней Португалии с ее радостями, тревогами, успехами и огромными трудностями.

Но все-таки журналист не удержался и, вспомнив кинокадры, рассказывавшие о возвращении Алваро Куньяла после эмиграции в Лиссабон, спросил, что чувствовал он в те минуты.

- Откровенно говоря, я не испытывал в эти минуты ни чрезмерной радости, ни чрезмерного волнения, - сказал товарищ Куньял. – Я видел волнение и радость людей, но сам испытывал эти чувства в обыкновенных, так сказать, пределах. Я столько раз думал об этом дне, представлял его себе там, в эмиграции, что он не мог стать для меня неожиданным. Главное чувство, которое было тогда, - желание скорее взяться за дело.

Журналист рассказал товарищу Куньялу, как сам был взволнован до крайности, увидев на экране восторженную многотысячную толпу португальцев, встречавших руководителя Португальской коммунистической партии. Товарищ Куньял кивнул:

- Моя встреча – это лишь отражение чувств людей к партии, отражение ее влияния. Людям в массе гораздо легче выражать свои чувства не абстрактно, а конкретно, применительно к какому-нибудь материальному объекту. – Он улыбнулся. – Вот я и оказался этим материальным объектом…


Сегодня газеты вышли с портретами сотрудников ПИДЕ, которые еще не арестованы и не сдались властям. Газетные страницы и специальные листовки с портретами наклеены на стенах домов. Полсотни агентов первого, второго, третьего классов, а также инспекторов и субинспекторов отчужденно взирают со стен домов на лиссабонцев, которые толпятся возле портретов кучками. Реакция разнообразная. Мальчишки пририсовывают агентам мушкетерские усы или лихо накрест перечеркивают лицо мелом и карандашом. Люди молодые громко обсуждают, как лучше организовать розыск и поимку. Люди постарше глядят на портреты молча. Пожилые покачивают головами: как бы чего не вышло, как бы чего не вышло. Не бывало еще в их жизни такого, чтобы с агентами ПИДЕ вот так обращались. Как бы чего не вышло…