Усадебная поэзия в русской литературе XIX начала XX веков
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- М. В. Ломоносова факультет журналистики кафедра истории русской журналистики и литературы, 672.12kb.
- Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII начала XIX вв.: генезис,, 872.49kb.
- Поэзия «чистого искусства»: традиции и новаторство, 654.11kb.
- Державинская традиция в русской литературе XIX начала XX века, 683.99kb.
- Развитие идей конституционализма в русской политико-правовой мысли XIX начала XX веков, 396.28kb.
- Список произведений для изучения в 12 классе, 108.69kb.
- Е. В. Бакшутова социально-психологический анализ русской интеллигенции, 251.64kb.
- Мифопоэтические аспекты жанровой эволюции в русской литературе конца XIX начала, 707.98kb.
- А. И. Суворов политический терроризм в России XIX начала XX веков, 198.76kb.
- А. И. Суворов политический терроризм в России XIX начала XX веков, 199.35kb.
На правах рукописи
ЖАПЛОВА Татьяна Михайловна
Усадебная поэзия в русской литературе
XIX – начала XX веков
Специальность 10. 01. 01 – русская литература
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени
доктора филологических наук
Оренбург, 2007
О б щ а я х а р а к т е р и с т и к а р а б о т ы
Русская поэзия тесно связана с жизнью дворянской помещичьей усадьбы. В старинных «дворянских гнездах» следует искать истоки воспитания, формирования и становления целой плеяды литераторов, творчество которых вписывается в хронологические рамки ХIХ – «дворянского» века. Названия одних усадеб: Михайловское, Болдино, Тарханы, Остафьево, Спасское-Лутовиново, Мураново всегда «на слуху», слава их прежних владельцев не позволяет вырвать эти «дворянские гнезда» из памяти потомков. Другие же, такие как, например Варварино, Осташево, «Уголок» почти ничего не говорят нашим современникам, исключая, пожалуй, специалистов.
На современном этапе различные аспекты усадебной жизни являются объектом пристального изучения, в первую очередь об этом свидетельствуют около трех десятков прошедших научных конференций, несколько солидных сборников (в том числе восемь сборников «Русская усадьба», изданных Обществом изучения русской усадьбы) и монографий. К бесспорным удачам подвижников усадебной культуры следует отнести возрождение в 1992 году Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ).
Помимо специализированных сборников, деятельность ОИРУ находит свое отражение на страницах альманаха «Памятники Отечества». Отдельные номера альманаха полностью заняты усадебной тематикой, содержат сведения о новейших разысканиях в этой области и сопровождаются ценнейшим иллюстративным материалом, составленным из старинных гравюр, фамильных портретов, фрагментов садово-парковой атрибутики, деталей интерьера, предметов из художественных коллекций, оружия («Памятники Отечества», вып. 1 (5), 25, 32, 40).
В альманахе «Памятники Отечества» особое место занимают материалы о создании самого ОИРУ, об энтузиастах изучения усадебной культуры, часть из которых осмелилась в 1920-е годы вступить в конфликт с революционной властью, казалось бы, раз и навсегда определившей участь помещичьих владений (Ю.А. Бахрушин, А.Н. Греч, В.В. Згура, возглавлявшие ОИРУ с 1923 по 1927 гг.). Именно в альманахе состоялась первая в России публикация книги А.Н. Греча «Венок усадьбам», подготовленной им еще в 1932 году на Соловках и все это время хранившейся в архивах КГБ («Памятники Отечества», вып. 32. М., 1994 г.). Лишь спустя два года «Венок усадьбам» был издан отдельной книгой, выпущенной редакцией альманаха «Наше наследие» (М., 1996 г.), а в 2006-м году был опубликован вновь, обогащенный новыми материалами и снабженный биографическим очерком об авторе (Греч 2006 г.).
Альманах предоставил современным читателям возможность пересмотреть однозначное восприятие личности Н.Н. Врангеля. Видный участник Белого движения доказывал свою приверженность дворянской России и в другом – созидательном – виде деятельности, являясь одним из инициаторов изучения и сохранения усадебной культуры. «Памятники Отечества» обращаются к публикациям фрагментов некоторых его материалов по усадьбоведению, как правило, предвосхищая знакомство читателей с главным трудом – монографией «Старые усадьбы. Очерки истории русской дворянской культуры» (Греч 2006).
Наряду с общей популяризацией усадебной культуры альманах предлагает читателю систематизированные материалы, раскрывающие процесс освещения различных аспектов этой культуры в изданиях конца XIX – начала XX вв. Среди бесспорных удач следует назвать статью Г. Злочевского «Русская усадьба на страницах дореволюционных изданий» (Злочевский 1992). В поле зрения ученого оказываются журналы, адресованные массовому читателю: «Старые годы» (1907 – 1916 гг.), «Столица и усадьба» (1913 – 1917 гг.), «Мир искусства» (1899, 1901 – 1904 гг.), «Экскурсионный вестник» (1914 – 1916 гг.), а также целый ряд непериодических сборников, книг и брошюр, посвященных усадьбам. В указанных изданиях неизменный интерес Злочевского вызывали публикации Н.Н. Врангеля и С.Д. Шереметева; особенно ценным казалось то, что последний лично выезжал в ранее неизвестные усадьбы, предоставляя затем читателю подробные отчеты о своих путешествиях. В наши дни подобную деятельность продолжают авторы–составители указателя «Русская усадьба на страницах журналов «Старые годы» и «Столица и усадьба» (Аннотированный библиографический указатель) (М., 1994 г.) Н.Н. Аурова и Д.Д. Лотарева.
Иван Бунин в 1911 году, беседуя с корреспондентом газеты «Московская весть», напомнил читателю о том, что «книга о русском дворянстве, как это ни странно, далеко не дописана, работа исследования этой среды не вполне закончена» (Назарова 1979, 110–111). В то время бунинское беспокойство объяснялось отсутствием у его современников интереса к жизни мелкопоместного дворянства, тогда как, по его мнению, в недавнем прошлом И.С. Тургенев и Л.Н. Толстой выступили блистательными летописцами редких очагов культуры – своих собственных усадеб Спасское–Лутовиново и Ясная Поляна. Как представляется нам, суть проблемы заключается не столько в том, что именно воспели жители усадеб средней полосы России: имение рядовое или же сосредоточившее в себе синтез духовных исканий их владельцев, а, скорее, в слабой изученности дворянской усадебной литературы как таковой. И хотя на сегодняшний день проза И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, Л.Н. Толстого с точки зрения их интереса к усадебному бытописанию исследована достаточно хорошо, однако «глава о дворянстве не дописана» еще и потому, что в ней минимально освещена такая ипостась творчества русских литераторов ХIX – начала XX веков, как усадебная поэзия.
«Усадебная поэзия» как термин и тема нашего диссертационного исследования нуждается в некоторых методологических обоснованиях.
1) Русское имение в разные времена оставалось одним из наиболее востребованных образов в литературе, однако его присутствие в тексте того или иного стихотворения не всегда свидетельствует о принадлежности последнего к усадебной поэзии. В литературоведческих, а в особенности – в культурологических исследованиях с завидным постоянством повторяется тезис о том, что «усадебная поэзия» включает в себя «стихотворения, навеянные тихой усадебной жизнью», анализировать которые нужно лишь как исторический источник, чтобы получить «богатый и достаточно конкретный материал для реконструкции той или иной усадьбы, ее планировочного замысла, ландшафта, архитектурного ансамбля» (Дворянские гнезда России 2000, 380). С нашей точки зрения, далеко не все, написанное в усадьбах или упомянутое в связи с дворянской эпохой и помещичьей жизнью, является «паспортной» приметой исследуемого нами явления. Под усадебной мы подразумеваем поэзию, в которой воссоздается образ усадьбы, представленный в нескольких, наиболее характерных аспектах: пространственно–временных, аксессуарных, символико–метафорических. Поскольку духовно-культурный, материально-культурный уровни и этико-экономический аспект хозяйствования позволяют составить наиболее полное представление о специфике усадебного времени, связанных с ним нормах, особенностях и моделях повседневного поведения помещика в русском имении в тот или иной период, то и они, будучи неотъемлемой частью усадебного хронотопа, также становятся материалом для исследования.
2) Приступая к изучению усадебной поэзии, мы исходили из тех предпосылок, которые с давних пор характеризуют усадьбу, как явление синтетическое, объединяющее архитектурный облик «дворянского гнезда» и его ландшафтную, садово-парковую среду, особые представления о специфике времени, определяющего жизнь нескольких поколений, типичные для того или иного периодов дворянского века музыкальные, художественные, театральные пристрастия владельцев вотчины, импонирующие им ремесла, народные промыслы. Безусловно, подобное восприятие продиктовано особенностями, присущими современному усадьбоведению, теми задачами, которые в первую очередь призван решить любой исследователь, обратившийся к дворянской эпохе и русскому имению, как одному из ее важнейших атрибутов. Поэтому на начальном этапе работы с лирикой «усадебных» поэтов мы, подобно искусствоведам, архитекторам, культурологам, определили корпус текстов, содержащих признаки усадебного пространства. В поэзии данный аспект представлен следующим образом: лирический герой обнаруживает знакомство с архитектурными или ландшафтными особенностями своего имения и описывает их с помощью образов-символов и достоверных реалий.
3) Уже изначально следовало учитывать специфику усадебных поэтических текстов, существенно отличающихся от остального материала, так или иначе связанного с усадебным наследием. Изучение пространства имения в поэзии предполагает рассмотрение его и в архитектурно-ландшафтном аспекте, и в собственно литературоведческом, неразрывно связывающем категории пространства и времени в едином хронотопе, характеризующем ту или иную среду, эпоху, традиции, ментальность. Именно поэтому терминологический аппарат исследования включает в себя и понятия сугубо специфические для усадьбоведения – связанные с архитектурным и ландшафтным обликом имения, отраженным в поэзии, и понятия, необходимые при проведении литературоведческого анализа поэтического текста. Подобный синтез представляется нам оправданным и необходимым в тех случаях, когда речь заходит о раскрытии пространственных характеристик усадебного хронотопа, соотносимого и с культурологической моделью исследования, и с доминантными для любого литературоведа пространственными моделями изучения художественного произведения, например, такими как открытое и закрытое, статическое и динамическое, внутреннее и внешнее пространства, ближнее и дальнее и т. д.
4) В одной из классических работ по теории хронотопа (времени – пространства) М.М. Бахтин привлекает внимание читателя к чрезвычайно востребованному в литературе пространственному уголку, «где жили деды и отцы, будут жить дети и внуки <…> в тех же условиях, видевших то же самое <…>, ту же рощу, речку, те же липы, тот же дом» (Бахтин 1975, 373). С развитием идиллического хронотопа Бахтин, в первую очередь, соотносит магистральный жанр русской литературы – социально-психологический роман, хотя в современных исследованиях жанровая принадлежность дефиниции трактуется несколько иначе: идиллия выступает одним из преломлений «усадебного топоса» (Гинзбург 1964; Вацуро 2000; Вершинина 2002), и именно в этой связи «усадебный топос» русской классической литературы рассматривается как архетип (Гринько 2000; Большакова 2001). По мнению А.С. Панарина, «архетипическо-культурный анализ в чем-то сродни психоанализу: он выявляет подсознательное давление определенной культурной традиции на создателей тех или иных доктрин или идеологий, в котором они чаще всего не отдают себе отчет» (Панарин 1999, 152). Применительно к усадебной поэзии архетипический анализ, помимо общей реконструкции жизни в русском имении, позволяет выявить и свой, специфический вариант архетипа «прекрасного места» (locus amoenus), или «идеального места», восходящего к самым разным жанровым источникам: ода Горация со своим идеалом «золотой середины», французская «легкая поэзия» как источник философии домашнего уединения, Гете с песней Миньоны из романа «Годы учения Вильгельма Мейстера» (формула «Ты знаешь край…») и т. д.
5) В работах Хаева (2001), Вершининой (2002), Никифоровой (2002), Саськовой (2002) анализу подвергаются мотивные комплексы в «усадебном тексте» в целом и «усадебной идиллии» в частности, рассмотренной на материале поэзии «пушкинской поры». Одной из задач нашего исследования стало изучение признаков усадебного архетипа в руистических элегиях и посланиях поэтов «пушкинской поры», в творчестве И.С. Тургенева, А.К. Толстого, Н.П. Огарева, Афанасия Фета, И.А. Бунина.
6) Границы усадебного архетипа довольно протяженны, в каждом конкретном случае читатель получает возможность познакомиться либо с топонимическими признаками одного из поместий, либо с обобщенными образами-символами, лишающими привычный малый мир имения его бытийных, реальных черт. Стихотворения первой разновидности вполне могут служить точным путеводителем по усадьбе и ее окрестностям, даже если не привлекать для сличения материал документальной и мемуарной литературы.
В текстах второй разновидности облик поместья проступает сквозь метафорические поля и цепочки символов, расшифровывать которые представляется занятием не менее увлекательным, чем следовать по имению, руководствуясь прямыми авторскими указаниями.
Несмотря на наличие значительного массива справочной литературы по теории и истории символов мировой культуры, до сих пор не изучен традиционный для отечественной поэзии и прозы образ-символ дворянской усадьбы; исключением является лишь частотно-тематический указатель в книге М.Н. Эпштейна (Эпштейн 1990, 296), в котором усадьба выявлена в отдельных стихотворениях А.К. Толстого. Однако востребованность облика имения у русских поэтов столь высока, что доказывает необходимость обособления данной реалии в суверенный топос с присущими ему одному границами и приметами, и, что немаловажно, своеобразным генезисом символических образов. Применительно к последнему в системе поэтических «дворянских гнезд» заметно преобладание канонических, освященных литературной традицией и обогащенных культурно-историческим контекстом знаков или эмблем, которые с одинаковой долей вероятности можно встретить, например, в текстах Е.А. Баратынского, Н.П. Огарева, И.С. Тургенева, разделенных несколькими десятилетиями. При несомненном интересе отечественных ученых к метафоре в пейзажной и любовной лирике (Кожевникова 1995, 138–143), по-прежнему не разработан аспект преображения с ее помощью поместной жизни, вбирающей в себя не только картины природы и сцены свиданий, но и собственно быт уединенных «дворянских гнезд», воссозданный с большей или меньшей степенью художественной условности.
Обращаясь к архетипу дворянской усадьбы, мы, исходя из традиционных предпочтений русских лириков XIX века, концентрируемся на изучении центров двух своеобразных и обширных метафорических полей (Эткинд 2001, 153), образованных эмблемами усадьбы (дома) и сада (пейзажного парка), у которых различные генезис и эволюция. Учитывая первые опыты в изучении садов Д.С. Лихачева (Лихачев 1991), привлекая новейшие исследования по осмыслению садово-парковой символики (Алпатова 1997; Вергунов, Горохов 1988; Вергунов, Горохов 1996; Цивьян 1983), отражению в литературном процессе символа Дома (Город, усадьба, дом в литературе 2004; Щукин 1994; Щукин 1997), обратимся к указанным художественным реалиям с учетом их привязки к атмосфере имения, так как в другом контексте интересующие нас образы так же органично могут служить метафоризации городского пейзажа или дворцово-паркового ансамбля.
Выяснить, каковы доля реальности и художественной условности в усадебной поэзии XIX века, определить авторские предпочтения в подборе символических деталей, создающих вышеназванный архетип, также является нашей задачей.
7) В лирике поэтов XIX века усадебная идиллия, усадебная пастораль предполагают ретроспективное мышление лирического героя; жизнь в имении устремлена в близкое прошлое и сопряженные с ним ценности – семейные, родовые, земледельческие.
Время усадебное воспринимается прежде всего как мифологическое, оно всегда в прошлом и замкнуто на прошлом, приходит к лирическому герою и персонажу в воспоминаниях о детстве и юности, атмосфере любви, заботы, внимания, царящих в замкнутом, камерном мирке поместья.
Во многих стихотворениях, раскрывающих образ усадьбы, мифологическое время созвучно биографическому, характеризующему этапы детства, юности, зрелости лирического героя, а также времени историческому, отражающему неумолимую смену укладов русской жизни, неизбежную смену поколений в поместье, и не допускающему идеализации уходящего в прошлое помещичьего быта. Критический пафос и реалистическая деталь в таких стихотворениях приходят на смену поэтизации и идеализации усадебной жизни, сопутствующих времени мифологическому.
Вспоминая русскую усадьбу, поэты, как правило, четко очерчивали границы времени циклического, чаще всего оно могло предстать в таких разновидностях, как земледельческое, календарное, суточное. Безусловно, каждая из перечисленных выше форм времени заслуживает особого рассмотрения, однако на данном этапе работы считаем необходимым обозначить границы исследуемого нами явления, поскольку именно мифологическое, биографическое (историческое) и календарное время чаще других в усадебной поэзии привлекаются для создания образа русского имения.
8) Для большинства исследований отправной точкой становится само понятие русской усадьбы, этимология которого восходит к значению «садиться» («сидеть») и ряду однокоренных слов, объединенных общим значением стабильности, прочности, укорененности. Современные ученые видят в усадьбе место, где «человек решил осесть, зажить домом, пустить корни» (Нащокина 2003, 67). Исходя из этого, значительная часть исследователей рассматривает усадьбу и круг мотивов, раскрывающих образ, в тесной связи с изучением проблематики Дома (Янковский 1981; Носов 1994; Щукин 1994; Большакова 2001; Хаев 2001). Об актуальности данной темы свидетельствует как тематика научных конференций последних лет («Столица и усадьба: два дома русской культуры». – Пушкинские Горы; Москва, 2003), так и тематика научных сборников («Город, усадьба, дом в литературе». – Оренбург, 2004).
Однако практически любое, известное на сегодняшний день, обоснование термина «усадьба» содержит существенную оговорку, обязывающую исследователей учитывать тот немаловажный аспект, что с усадьбой «не надо смешивать поместье-имение: усадьба – не все землевладение, а лишь помещичий дом с примыкающими строениями, двором и садом» (Федосюк 2002, 144).
В словаре языка В.И. Даля, на первый взгляд, и заложена основа подобного восприятия: усадьбой он тоже называет «господский дом на селе, со всеми ухожами, садом, огородом и пр.»1. Вскользь упомянутое Далем «прочее», вмещает в себя, согласно материалам других статей его словаря, не менее обширную территорию, в первую очередь, так называемую пустошь – «дальний особняк или участок того же владельца, но не входящий, по дальности своей, в надел; покинутые надолго из-под сохи поля, залежь; покосы из-под пашен»2. Представленные таким образом границы усадебной территории приобретают уже иные очертания: частью пространства являются и заброшенные, отдаленные, приспособленные больше для охоты, чем для сельскохозяйственных работ, угодья. На этот же аспект указывает и С.И. Ожегов в «Словаре русского языка»: «Усадьба – отдельное поселение, дом со всеми примыкающими строениями, угодьями»3. Некоторые определения позволяют рассматривать принадлежность к усадьбе и сельского погоста – церкви с прилегающим участком и с кладбищем, в стороне от села. Современные трактовки термина допускают большую вариативность: «усадебный комплекс» (Низовский 2001, 127), «усадебный ансамбль» (Подъяпольская 1999, 58), включающие в себя, помимо вышеперечисленных, и другие функциональные пространства: плотину с мельницей, конюшни (конский завод), псарни, суконную фабрику, гончарные мастерские и т. д. Очевидно, что эти и подобные территории выходят за пределы усадебного Дома, поэтому замыкаться только на изучении его проблематики мы не можем.
9) На сегодняшний день существует обширная литература, в которой исследуются пространственно-временные категории, что свидетельствует об актуальности их изучения (Лотман 1970; Егоров 1974; Медриш 1974; Баевский 1982; Топоров 1983; Гринько 2000; Савельева 2002; Федоров 2002). В своем исследовании мы рассмотрим дефиниции пространства и времени как фундаментальные начала усадебной поэзии, чтобы выяснить, какими специфическими чертами наделяли образ русского «дворянского гнезда» поэты XIX – начала XX веков. Априори можно предположить, что основные пространственно-временные характеристики, применяемые в поэзии при изображении поместья и его разновидностей, сформировались еще в самом начале XIX века и затем долгое время бытовали, представляя собой инварианты одного и того же образа. Окажется ли пространственно–временная характеристика существенной для раскрытия особенностей усадебной поэзии, покажет исследование.
10) Исследуя признаки усадебного пространства и особенности усадебного времени, мы, как правило, обнаруживали их присутствие в сюжетных стихотворениях, позволяющих поэту не только передавать чувства лирического героя, но и рассказывать о событиях, происходивших в имении. Со временем потребовалось более тщательное изучение лирических жанров, чаще других используемых поэтами в процессе создания образа русской усадьбы. Изначально наше внимание привлекли жанры послания и руистической элегии, в которых образ усадьбы воссоздается с привлечением некоторых постоянных приемов, например, панорамного пейзажа или идиллического хронотопа, являющегося неотъемлемой частью руистической элегии.
В некоторых случаях изучение циклов посланий и элегий с усадебными мотивами позволяет выявить проблему поэтического отражения в них событий личной судьбы поэта, например, «бакунинский» цикл И.С. Тургенева, связанный с «прямухинским романом», или «варваринский» цикл И.С. Аксакова. Циклы посланий и элегий К. Р. («осташевский») или К.К. Случевского («Песни из Уголка») позволяют поэтам создать своеобразную биографию обустройства на совершенно незнакомом для них прежде участке земли, со временем ставшем единственным убежищем в России 1890–1910-х годов.
Русской усадьбе посвящены многочисленные исследования последнего десятилетия: «Мир русской усадьбы» (М., 1995 г.), «Усадебное ожерелье юго-запада Москвы» (М., 1997 г.), «Художественный мир русской усадьбы» (М., 1997 г.), «Архитектура русской усадьбы» (М., 1998 г.), «Дворянские гнезда России. История, культура, архитектура» (М., 2000 г.), «Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI – XX вв.» (М., 2001 г.), «Подмосковный Парнас: О дворянских судьбах, судьбах писателей и их произведений» (М., 2001), «Самые знаменитые усадьбы России» (М., 2001 г.), «Новый век российской усадьбы» (М., 2001 г.). Как правило, современными учеными наиболее детально изучаются три содержательных аспекта усадьбоведения – архитектура, история и культура. Вызывают интерес монографические очерки, посвященные отдельным московским усадьбам, прежде всего это относится к специальной серии книг, издаваемой Советом по изучению и охране культурного и природного наследия РАН.
Осуществляется издание серий книг культурологического, искусствоведческого характера, рассматривающих судьбу известнейших усадебных комплексов, этапы формирования их уникального облика, историю жизни владельцев. «Кусково и Останкино», «Царское Село и Павловск», наряду с самыми знаменитыми европейскими дворцами и парками («Лувр», «Версаль») представлены в серии «Памятники всемирного наследия» (2004, 2005 и др.).
Серийный характер носят и научно-краеведческие сборники, такие, как «Михайловская пушкиниана» (издается с 1996 года) или журнал «Ясная Поляна» (выходит с 1990 года по 4 номера в год). Авторами материалов в этих и подобных изданиях являются, помимо литературоведов, сотрудники музеев в Михайловском, Тригорском, Болдино, Ясной Поляне и др., устанавливающие связь между произведениями с усадебной тематикой и непосредственными впечатлениями, ставшими «первоосновой» художественной образности.
Последние десять лет «усадебный текст» успешно изучается в рамках структурно-семиотического подхода; на сегодняшний день существуют как фундаментальные исследования по теме (Лотман 1983, 1994; Смирнов 1994; Щукин 1994, 1997), так и отдельные статьи, раскрывающие тот или иной аспект усадебной темы в творчестве писателей и поэтов XVIII – XX веков. Произведения И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, И.А. Бунина, А.П. Чехова изучаются как метатексты, или тексты-коды, содержащие определенную информацию о той или иной стороне усадебной жизни.
В случаях, когда «усадебные» тексты рассматриваются как носители информации «закодированной», объектом исследования избираются «флористический», «вегетативный», «гастрономический» и прочие «коды» литературного произведения (Эпштейн 1990; Турчин 2000; Шарафадина 2003).
В некоторых современных исследованиях русская усадьба характеризуется как одна из важнейших составляющих дворянской культуры XIX века; различные аспекты патриархально-аграрного уклада иллюстрируются примерами из наиболее типичных периодов помещичьей жизни. Такой подход к явлению мы обнаруживаем в книгах Н. Марченко «Приметы милой старины. Нравы и быт пушкинской эпохи» (Марченко 2001) и Ю. Овсянникова «Картины русского быта. Стили, нравы, этикет» (Овсянников 2001). Работа Марченко, посвященная памяти Ю.М. Лотмана, по сути, является прямым продолжением изысканий ученого, не представляющего для себя изучения литературного произведения вне бытового и исторического контекстов. Марченко преимущественно предоставляет слово самим обитателям «дворянских гнезд»: В. Бурьянову, К. Головину, М. Бутурлину, А. Болотову. Подобный прием диалогического, а подчас и полифонического звучания в одном контексте нескольких «голосов» помещиков прошлого (или их гостей) и современного ученого позволяет автору перенести смысловые акценты на непосредственное восприятие людей далекой эпохи, действительно ощутивших особый аромат атмосферы «дворянских гнезд».
Особый интерес представляет монография Т.П. Каждан «Художественный мир русской усадьбы» (Каждан 1997), обращенная к архитектурному, ландшафтному облику, истории создания усадебных комплексов, возведенных с 1830-х гг. XIX века по начало XX века. В работе Каждан русское имение представлено цельно, показано как синтез различных искусств, организующих тот или иной усадебный ансамбль, отзывающийся цитатами из написанных в поместьях мелодий П.И. Чайковского, «усадебных» стихотворений А.А. Фета или И.А. Бунина. Усадебные пространство и время, семантика и символика архитектурных ансамблей данного времени, стилистика «знаковой» садово-парковой системы, периодизация и типология этих памятных «знаков», «эмблем», характерных для периода, показаны на примерах из истории создания и функционирования Подмосковных и Санкт-Петербургских имений, а также тяготеющих к ним по расположению и культурной атмосфере усадеб Центральной России.
Картина современного усадьбоведения была бы неполной, если бы из нее исключили так называемые геокультурологические исследования, авторы которых, исследуя различные аспекты жизни в русских и европейских имениях, приходят к созданию своеобразной «усадебной мифологии». Лучшими из подобных работ на сегодняшний день принято считать монографии «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай» Е.Е. Дмитриевой и О.Н. Купцовой (Дмитриева, Купцова 2003) и «Миф дворянского гнезда: Геокультурологическое исследование по русской классической литературе» В.Г. Щукина (Щукин 1997). Авторы первой из указанных работ отходят от хронологического принципа изложения материала и раскрывают особенности усадебной культуры, руководствуясь иными принципами – проблемно-тематическими. В прозе И.С. Тургенева, И.А. Гончарова, А.П. Чехова, И.А. Бунина, как и в некоторых поэтических произведениях, авторы работы находят соответствие многим теоретическим положениям известных и неведомых зодчих, создававших особый мир, малое государство в пределах отдельно взятой вотчины. Различные ипостаси усадебной жизни русского дворянина-помещика раскрываются не только в главах, посвященных созданию внутреннего (в доме) и внешнего (в саду, в парке, за оградой) пространств, но и в организации им запоминающегося досуга для самого себя, родственников и гостей. Именно поэтому значительную долю исследования составляют материалы по истории русского усадебного театра.
Вспоминая важнейшие принципы организации пространства русских имений, авторы исследования обнаруживают соответствия им в европейских дворцовых комплексах и загородных поместьях. Различие в планировке парковой зоны у поклонников «английского» и «французского» садовых стилей рассматривается с привлечением литературно-художественных материалов. Особое место среди примеров «усадебных» материалов занимают современный перевод текста Людовика XIV «Как следует показывать сады Версаля», заявленного как путеводитель, и цикл садовых надписей: «Надписи в стихах к просекам, дорогам и храмам в Англинском саду его сиятельства князя Александра Борисовича Куракина, в вотчине его, в селе Надеждине, Саратовского наместничества, в Сердобской округе, сочиненных Т. Троепольским». В первом случае изучаемый и демонстрируемый Версальский парк каждым своим атрибутом свидетельствует о торжестве «французского» способа организации пространства, во втором – сад в русском поместье Надеждино–Куракино рассматривается с точки зрения его соответствия «английскому» стилю.
В монографии В.Г. Щукина «Миф дворянского гнезда…» также преобладает проблемно-тематический подход в рассмотрении материала. Рассуждая о роли усадебной культуры в жизни русского человека, исследователь рассматривает степень воздействия на него садово-паркового искусства, впервые подвергнувшегося тщательному, разностороннему анализу в монографии Д.С. Лихачева «Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей» (Лихачев 1991). Значительная часть работы проводится в том же направлении, что и в сугубо искусствоведческих изданиях: Вергунов А.П., Горохов В.А. «Русские сады и парки» (М., 1988 г.), они же: «Вертоград. Садово-парковое искусство (от истоков до начала XX века)» (М., 1996 г.). Усадебная культура для Щукина создается, но не исчерпывается только садом, она включает в себя и организацию бытового пространства – аксессуары, необходимые в помещичьем хозяйстве, и произведения разных видов искусства, постепенно оседающие в доме. Вписанность людей и вещей в особый природный и культурный ландшафт изучается Щукиным в тесной связи с течением усадебного времени, его характерными проявлениями и изменениями.
В работе Щукина последовательно проводится мысль о том, что «усадебный хронотоп» пришел в русскую поэзию из прозы, преимущественно мемуарной прозы дворянских писателей, поэтому он вполне обоснованно привлекает для анализа разнообразные «семейственные записки», в первую очередь, знаменитые «Записки» А.Т. Болотова, в которых «поэтосфера» усадьбы раскрыта во всех своих составляющих.
На сегодняшний день есть все основания проводить изучение не только подобных «записок», но и «усадебных мемуаров» – материалов, долгое время находившихся в частных собраниях, российских и зарубежных архивах и лишь недавно опубликованных впервые, например, воспоминания Л.Д. Духовской, урожденной Воейковой («Последние дворянские гнезда»), повествующей о мелкопоместной усадебной жизни конца XIX – начала XX вв.; описание орловской усадьбы князей Куракиных Преображенское, написанное архитектором В.А. Бакаревым («Записки»); ранее неизвестные мемуары о курской усадьбе Ивня графа Клейнмихеля, сохранившиеся у его зарубежных потомков («Путешествие в Ивню») и др.
Предпринятая научно-критическая аннотация работ по проблеме позволяет определить предмет настоящего диссертационного исследования, его цель и задачи.
Предметом нашего исследования стало творчество поэтов «пушкинской поры», «оленинского кружка», А.С. Пушкина, И.С. Тургенева, А.К. Толстого, Н.П. Огарева, К.С. Аксакова, И.С. Аксакова, Я.П. Полонского, А.А. Фета, К.К. Случевского, К. Р., И.А. Бунина, которые внесли свой вклад в создание поэтической, образной, но при этом вполне достоверной летописи жизни русских «дворянских гнезд». Литературное и эпистолярное наследие усадебных поэтов дает возможность говорить об общности эстетических взглядов, единой традиции, сопровождающих описание помещичьей жизни на протяжении XIX – первых десятилетий XX веков.
^ Актуальность темы обусловлена, прежде всего, тем, что усадебная поэзия в русской литературе XIX – начала XX веков еще не являлась предметом специального исследования. Чаще всего в исследовательской литературе усадебные тематика, мотивный строй, образный ряд только намечены, и при несомненном интересе к явлению обращает на себя внимание фрагментарный характер трактовки реалий дворянской эпохи либо в творчестве одного поэта, либо в стиле литературных антагонистов – «урбанистов» и «деревенщиков». По-прежнему актуальной остается проблема традиций и новаторства, сопутствующих изображению имения в лирике. Создание образа-эмблемы усадьбы, его составляющих и границ требует осмысления в современных культурных и исторических условиях. «Дворянское гнездо» исследуется как важнейшая универсальная модель бытия русского человека XIX столетия, место приложения его практических знаний и творческой энергии.
В работе прослеживается эволюция русской усадебной поэзии в литературном процессе XIX – начала XX веков. Эта проблема также не являлась предметом специального исследования. На материале творчества «дворянских» поэтов нами исследуется своеобразие пространственно-временной характеристики усадьбы, выявляются особенности создания образа усадьбы в жанрах послания и руистической элегии, анализируется специфика подлинных усадебных реалий и символико-метафорической картины мира.
^ Цель настоящей работы – всестороннее исследование усадебной лирики поэтов «пушкинской поры», И.С. Тургенева, А.К. Толстого, Н.П. Огарева, А.А. Фета, Я.П. Полонского, К.К. Случевского, К. Р., И.А. Бунина, сочетающей пространственно-временные атрибуты, реалии дворянской эпохи, символико-метафорическое оформление и особый эмоциональный ореол. Общность сюжетно-тематических узлов, постоянного круга образов и мотивов, символико-метафорического комплекса позволяют говорить о своеобразии усадебной поэзии, следовании единым принципам в создании одного из центральных художественных хронотопов дворянской эпохи.
^ Основные задачи работы заключаются в следующем:
- Проследить этапы формирования образа «дворянского гнезда» в начале XIX века на материале творчества поэтов «оленинского кружка», «пушкинского круга», в дореформенные и пореформенные годы в лирике И.С. Тургенева, А.К. Толстого, К.С. Аксакова, И.С. Аксакова, А.А. Фета, Н.П. Огарева, Я.П. Полонского.
- Осмыслить роль угасающих очагов дворянской культуры в сборниках К.К. Случевского, К. Р., И.А. Бунина конца XIX – начала XX столетий.
- Исследовать систему образов-символов, метафорических полей, характерных для развития усадебной поэзии.
- Выявить типологию реалий, наиболее востребованных усадебными лириками.
Научная новизна исследования состоит в следующем:
1. Впервые усадебная поэзия изучается как отдельная разновидность поэзии XIX – начала XX веков. Определение места и роли «усадебной» поэзии в литературном и культурно-историческом контекстах эпохи рассматривается нами как необходимый вклад в изучение русской лирики XIX века.
2. Вопреки сложившемуся мнению, что образы «дворянских гнезд» и «вишневых садов» являются магистральными для прозы и драматургии второй половины XIX века, мы трактуем их возникновение и бытование несколько иначе.
3. В работе впервые сделано теоретическое обобщение образной системы усадебной поэзии, прослежена эволюция символико-метафорических конструкций – от алфавитных, мифологических, вневременных – до описывающих конкретное русское «дворянское гнездо», ставших обязательными при создании облика «малой родины».
4. Предметом специального исследования в работе стала лирика К. Р., К.К. Случевского. Мы вносим коррективы в представление о традиции, под воздействием которой развивалась их лирика, определяем место усадебных мотивов в творческом наследии.
5. В работе всесторонне исследуется лирика И.С. Тургенева. Анализ поэзии с усадебными мотивами позволил пересмотреть некоторые, ставшие традиционными в тургеневедении положения, касающиеся фактов биографии и творчества писателя. Нами уточняются временные границы «бакунинского» цикла и тематика поздней лирики Тургенева.
6. Типология реалий и усадебных знаков-эмблем в большей степени выявляется в поэзии А.А. Фета. Мы рассматриваем созданные им сборники с разделением их на периоды пребывания в одноименных усадьбах («новоселковский», «степановский», «воробьевский») и, корректируя представление о нем как пейзажном лирике, очерчиваем пространственно-временные границы его усадебного мира, приводим различные классификации реалий и метафорических символов.
7. В современном литературоведении отсутствуют исследования о самом позднем продолжателе традиций русской усадебной культуры – И.А. Бунине. В то время как его «деревенская» проза изучена довольно тщательно, усадебная поэзия, ее эволюция в буниноведении лишь с недавних пор оказываются в поле зрения исследователей, появляются первые классификации лирических текстов, анализ материала производится преимущественно по хронологическому принципу или по образам (Ершова Л.В. «Лирика И.А. Бунина и русская усадебная культура»//Филологические науки. М., 2001. № 4. С. 13–22). Мы применяем тематический принцип анализа бунинской усадебной лирики, связывая проблематику с семантикой пространственно-временных атрибутов, с приемами подачи материала (реалистической образностью или символико-метафорическими конструкциями), с элегической тональностью, сопутствующей изображению жизни русского дворянина-помещика, прощающегося, но так и не нашедшего в себе силы расстаться с семейным, родовым «гнездом».
^ Положения, выносимые на защиту:
- Образ русской усадьбы отражен не только в прозе XIX – начала XX вв., но и в поэзии, не менее ярко передающей стремление «дворянских» поэтов вписать себя через историю усадьбы в историю своего рода и более масштабно – в историю страны, создавая каждый раз заново своеобразную летопись жизни того или иного «дворянского гнезда».
- Усадебная поэзия – поэзия, воссоздающая образ усадьбы, рассматривается в контексте образующих особую лирическую ситуацию и характерных для нее мотивов: (возвращение героя после долгих лет скитаний, ностальгия о прошлом, которое часто ассоциируется с «утраченным раем») и образов (опустевшая и запущенная усадьба, старый преданный слуга, встречающий своего барина-странника на пороге отчего дома), атрибутов вещного мира (вещи, пробуждающие у героя воспоминания об истории своего рода, о том быте-бытии, которое старательно изгонялось из памяти, но, тем не менее, осталось самым светлым воспоминанием).
- Усадебный хронотоп в поэзии раскрывается в границах временной оппозиции «тогда» – «теперь», представленной в образах «детства» – «старости», «колыбели» – «могилы», по отношению к которым проявляется особый характер восприятия лирическим героем ценностей усадебной культуры: ее идеализация или, наоборот, прагматическое, трезвое описание. Ипостаси лирического героя при этом варьируются, он проявляет себя либо помещиком – романтиком, либо практиком, слишком хорошо знающим цену каждой вещи, осевшей на подворье и в доме, сопровождающей жизнь нескольких поколений.
- Обусловленный спецификой раскрытия усадебного хронотопа, образ усадьбы в поэзии предполагает различную степень охвата этапов помещичьей жизни (камерность или стремление к масштабности описаний), но, в любом случае, воссоздаваемый в рамках мифологического, биографического (исторического) или циклического времени, он определяет специфику пейзажа, стиль и выбор жанровых приоритетов, в той или иной степени способствующих созданию на материале усадебной тематики своего, специфического варианта архетипа «прекрасного места» (locus amoenus), или «идеального места».
- Специфика усадебной поэзии предполагает изучение приемов символизации и метафоризации образа усадьбы: обращение к неким сквозным, проходящим через всю усадебную поэзию, устойчивым образам, деталям, образующим ее своеобразный поэтический «код»; символике, ставшей со временем традиционной, и закономерной эволюции образного мира, обусловленной идейными взглядами поэтов.
^ Практическая значимость.
Результаты работы могут быть использованы в исследованиях монографического характера, посвященных творчеству «усадебных» поэтов; при подготовке спецкурсов и спецсеминаров по русской литературе XIX – начала XX веков, при изучении образной системы отечественной поэзии и некоторых проблем культурологии.
^ Методологической и теоретической основой исследования являются принципы историко-генетического, структурно-типологического, культурно-исторического изучения литературного творчества. В ряде случаев анализ «усадебных» поэтических текстов предполагает обращение к религиозному и философскому аспектам, которые также способствуют целостному изучению литературного произведения.
^ Апробация работы. Общая концепция и отдельные положения диссертации изложены в публикациях, докладывались на международных, Всероссийских и межвузовских конференциях.
Работа состоит из четырех глав, введения и заключения.
^ Основное содержание диссертации