Религиозные традиции мира

Вид материала

Документы

Содержание Глава: 9 Мезоамерика как Новый Свет: колониализм и религиозное творчество

Подобный материал:

• Религиозные традиции мира, 5649kb.
• Религиозные традиции мира, 7987.31kb.
• Религиозные традиции мира, 3577.88kb.
• Религиозные традиции мира, 6955.69kb.
• Религиозные традиции народов мира, 14.46kb.
• Религиозные традиции мира, 4998.86kb.
• Религиозные традиции мира, 4728.23kb.
• Задачи исследовательской деятельности. Познакомиться с историей празднования Нового, 254.33kb.
• Религиозные традиции мира, 5659.6kb.
• «Религиозные партии и демократическое развитие: опыт Западной Европы, выводы для современного, 325.64kb.

^

Глава: 9 Мезоамерика как Новый Свет: колониализм и религиозное творчество

Хотя испанцы и португальцы не использовали термин «Латинская Америка», они думали об Америке как о едином государстве, Новом Свете, таком неизвест­ном и отличном от их мира, что его нужно было открывать; месте, где легенды о земном рае, амазон­ках, городах и тысячелетних государствах могли оказаться былью Легенды и фантазии о Латинской Америке продолжают выдумываться и сейчас в форме романтических историй о необитаемых островах вро­де того, что посетил Робинзон Крузо, и в глянцевых брошюрах бюро путешествий, приглашающих ино­странцев на райские острова и золотые земли.

Уильям Б. Тэйлор⁷⁸

В Мехико никогда не было трагедии, а было только насилие... город грубого насилия, город — свидетельство всего забытого, город неподвижного солнца, город древнего света, старый город, гнездя­щийся среди птиц — вестников несчастий, город, наводненный куполами, город, опутанный амнезией, сучий город, голодный город, город в истинном образе гигантских небес. Раскаленная опунция.

Карлос Фуэнтес⁷⁹

 

МЫ ПОДОШЛИ К ПОСЛЕДНЕЙ ГЛАВЕ нашего исследования мезоамерикан­ских религий и взаимоотношения космовидения и ритуальных цен­тров. На протяжении всего исследования подчеркивалось, что религия есть и продукт воображения, и предмет социального и материального мира, в котором обитает человек. Теперь перед нами стоит задача рассмотрения некоторых продолжений и изменений мезоамерикан­ских религий в социальной и символической структуре, которая теперь известна как Новый Свет.

В первой главе мы описали некоторые распространенные и дегуманизирующие «открытия» Мезоамерики и ее коренных народов. Европейцы как с цепи спустили и свои фантазии, и свои колониаль­ные экспедиции в Мезоамерику, пытаясь превратить ее земли и народы в продолжение самих себя. Анауак стал Новой Испанией, мексиканцы стали индейцами, а их религия оказалась творением дьявола. Под этой внешней оболочкой туземные и европейские традиции, смешавшись, дали замечательную серию новых культурных комбинаций. Пища, язык, медицинская практика, даже биологиче­ский и культурный характер людей трансформировались в новые социальные и символические формы. Как написала Элизабет Вэйсман в работе «Мексика в скульптуре. 1521—1821», «два различных образа жизни пропитали друг друга и дали вещи новые и отличные от всего, что было в мире»⁸⁰. Эти «новые и отличные» от других вещи должны были установить новые типы отношений между собой. Наиболее критичными, возможно, были попытки определить место коренных американцев и метисов (людей смешанных кровей) в новой социаль­ной и религиозной схеме. Результатом был сложный, многообразный и временами таинственный социальный и символический ландшафт, в котором перемешались традиции ацтеков, майя, отоми, гуиколов и многих других с католическими, испанскими, португальскими, фран­цузскими и другими культурными и религиозными традициями Ста­рого Света. Исследователь колониальной и современной Мезоамери­ки, как писал мексиканский писатель Фуэнтес, сталкивается с миром насилия, христианских церквей, отрицания ущерба, причиненного колониализмом, древними образами, все еще наблюдаемыми в повсе­дневной жизни, и космовидением, отпечатавшимся в крупнейшем урбанистическом центре мира Мехико, «городе в истинном образе гигантских небес». Доколумбовые мезоамериканские традиции про­должали играть жизненно важную роль в колониальных и постколо­ниальных обществах Мексики, Гватемалы, Сальвадора, Гондураса, Никарагуа, Коста-Рики и Белиза. Значимые следы этих традиций можно обнаружить даже в общинах чиканос (американцев мексикан­ского происхождения) в США. И, как отмечал выше исследователь Латинской Америки Уильям Тэйлор, истории о райских местах Мезоамерики продолжают привлекать людей со всего мира.

В этой главе мы рассмотрим серию творческих религиозных откликов на кризис колониализма, представляющих некоторые изме­нения и продолжения традиций мезоамериканских религий. Сосредо­точимся на человеческой травме, причиненной завоеванием и ранни­ми колониальными событиями, и опишем несколько религиозных традиций современной Мезоамерики. Сюда входит мескализм индейцев-гуиколов, культ Гвадалупской Девы, церемония Диа де лос Му-эртос (Дня мертвых) и Фиеста Сантьяго в Сантьяго-Атитлане, Гвате­мала. Каждая из этих традиций будет обсуждаться по отношению к двум главным измерениям религиозной жизни Мезоамерики — па­ломничеству и синкретизму. В каждом из этих случаев люди предпри­нимают специальные путешествия к святым местам, чтобы испытать или получить новое священное знание. Паломничество вовлекает (в различной степени) три процесса, на которых мы сосредоточили свое внимание в этой книге: миротворение, миросредоточение (мироцен-трирование) и мирообновление. Фиеста Сантьяго включает все три измерения, но делает акцент на мирообновлении посредством симво­лического путешествия от аксис мунди сообщества к четырем странам света и обратно к центру. Мескализм гуиколов акцентирует миросре­доточение через путешествие к землям предков, где они собирают и потребляют мескаль, стараясь с помощью вызванного наркотического эффекта испытать общение с родовыми богами и тем самым постичь смысл того, что это значит — быть гуиколом.

Диа де лос Муэртос, отмечаемый почти в каждом доме Тласкалы, Мехико, имеет своим центром семейный алтарь, полный пищи, подарков, фотографий умерших, — пример миротворения. Но в каждом случае центром религиозного действа является паломничество самого человека или его духа Вторым важным измерением религиозной активности является то, что ученые называют синкретизмом. Хотя синкретизм может составлять комплекс из языка, религии и других элементов культуры, его можно определить просто как «комбинирование различных форм верований и практики, дающее новую смысловую картину»⁸¹. На языке религии это означает смешивание символов, ритуальных элементов или обра­зов из различных традиций, таких, как обряды плодородия у католи­ков и ацтеков, поклонение богам у майя и в католицизме или почитание умерших предков.

Сегодня во всей Мезоамерике социальные группы исполняют ритуа­лы, комбинируя различные туземные и католические символы и верования, приобретающие таким образом новое значение. Именно через ритуальные действия синкретизм становится подлинным изме­рением жизни. Ибо именно ритуалы создают обстановку и атмосферу для совмещения приемлемым образом несовместимых предметов, сим­волов, звуков и идей. В результате получается новая версия старых традиций. Образы Христа и других святых получили в Мексике новое звучание. Хорошим примером являются многочисленные кресты церк­вей и кладбищ колониальной поры, все еще стоящие в Мексике. На первый взгляд они являются символами европейского христианского присутствия. Однако при более близком рассмотрении становится ясно, что многие из них отражают строй, идеи и понятия простран­ственного порядка и стиля доколумбовой эпохи. Дальнейшее размыш­ление приводит к осознанию того, что эти кресты  не европейские и не индейские, а мексиканские — синкретический образ новой силы и нового значения. Часто инициатива создания таких многозначитель­ных комбинаций исходит от индейцев или метисов: для них это средство достижения некоторой духовной силы в новой культурной ситуации, снизившей их социальный статус и ослабившей их силу. В этой главе мы рассмотрим примеры синкретических комбинаций и ритуальной  практики   Мезоамерики.

 

Социальный и духовный кризис колониального Нового  Света              

важно ВСПОМНИТЬ, что эта глава началась с отчета о европейском вторжении и так называемой «конкисте» Мезоамерики. Насильственный, трансформативный процесс колонизации, начавшийся в 1520-х годах в Мексике, Гватемале и других регионах Мезоамерики, радикально изменил (в различной степени) социальный и символический миры Моктесум, Кецалькоатлей, героев-близнецов, альтепетлей, ритуальных центров и сообществ в целом. Этот процесс привел к созданию Нового Света с его Новой Испанией и затем Новой Мексикой (Нью-Мексико), а вдоль Североатлантического побережья к появлению Нового Йорка (Нью-Йорка), Новой Англии, Нового Джерси (Нью-Джерси) и т.д. Однако коренные жители Мезоамерики, подвергшиеся колонизации, испытывали эту «новизну» больше как форму угнетения, подавле­ния, принесшую голод, болезни, смерть, а не как открывшуюся возможность для спасения души и перерождения. Эта была «новиз­на»,  без  которой они вполне могли обойтись.  Появление  новых религиозных движений и культов и комбинация доиспанских и католических религиозных идей были стратегией выживания и сохранения личностной и социальной целостности в пределах родных земель.

Хотя мы не можем здесь подробно описать разрушительные социальные и биологические последствия испанского завоевания Цен­тральной Америки, важно прямо подчеркнуть, как пострадало населе­ние. И важно помнить, что колониальный процесс в Мезоамерике начался почти за сто лет до того, как англичане исследовали северное американское побережье и основали свои поселения в Плимуте и на берегу залива Массачусетс. К началу 1600-х годов, когда Европа была взбудоражена слухами, рассказами и вымыслами о народе и землях Нового Света (эти истории и предрассудки разносились по всей Европе главным образом из Испании и Португалии), большинство великих ритуальных центров и местных храмов империи ацтеков и других государств были разрушены и заменены христианскими церк­вами, построенными или строящимися. Американская история не начинается с Новой Англии, как все еще учат в школах США. Она началась на Юкатане, в Теночтитлане, Тлашкале, Чолуле и характери­зовалась непониманием, алчностью, войнами, воровством, болезнями, экономическим обменом и жестоким столкновением двух типов кос­мовидения.

Завоевание и процесс колонизации нанесли сокрушительный удар по человеческой популяции Мезоамерики. Отношения между колониза­торами и колонизируемыми часто носили характер насилия и авто­ритаризма. Но то, что действительно опустошило коренное населе­ние, — болезни. Хотя и трудно определить истинный процент потерь, историки могут с немалой долей вероятности оценить количество проживавших в Новом Свете в 1500 г. как 80 млн человек. К 1550 г. осталось только 10 млн коренных жителей. В Мексике к 1500 г. проживало примерно 25 млн человек, а к 1600 г. выжил только один миллион коренных жителей. Это невероятное опустошение было следствием как прямого уничтожения на войне, жестокого обращения на рудниках, полях и в городах, так и «микробного удара», то есть болезней. Большинство коренного населения, умершего в XVI столе­тии, было жертвами болезней, передающихся через «смертоносное рукопожатие» — физический контакт с европейцами, включая креще­ние католическими священниками. Эти болезни вызвали эпидемии, усугубленные плохим питанием и изнуренностью, а также разрушени­ем природных социальных связей и медицинской практики коренно­го населения. Люди в Мезоамерике имели свои собственные болезни и эпидемии, периодически вызывавшие кризисы в доколумбовом прошлом, но их иммунная система оказалась неготовой к новым европейским болезням, и результат был катастрофическим.

При рассмотрении пагубных последствий европейского присутствия в Мезоамерике важно также отметить, что многие европейцы с глубо­ким уважением относились к коренному народу и делали серьезные попытки понять туземную культуру и найти пути интеграции ее в новое общество. Также очень важно помнить, что коренные жители по-разному воспринимали проблемы нового общества. Некоторые впадали в полное отчаяние, тогда как другие с разной степенью успеха старались найти свое место в обществе, позволяющее сочетать искон­ные и чужеродные элементы в их жизни. В XVI—XVII вв. в Мезоаме-рике   сформировались   новое   общество   и   культура,   уникальные   в истории человечества.

В следующем отрывке из «Чилам Балам Тизимина» («Книги Пророка Ягуара») мы можем увидеть как давление, которому подвер­галось туземное общество со стороны чужеземцев, стремившихся изменить его, так и попытки местного населения найти свое место в этом неизвестном новом мире, сформировавшемся после завоевания Мезоамерики  испанцами⁸².

 

«Ваши старшие братья прибывают,

Чтобы изменить ваши одежды,

Обелить ваши платья,

Обелить ваши брюки —

Иностранные судьи,

Бородатые люди

Небес Мериды,

Центра земли

И они —

Жрецы Солнца,

Живого Бога,

Истинного Бога

Ему должны поклоняться

В любом сообществе

Земном,

Что ниже небес

Еще одна власть.

И для сирот без отцов,

И для сирот без матерей

Ягуар был главой

И призывал свой народ

Пройти окропление

В изменившемся городе».

 

Этот отрывок повествует, как народам майя было представлено, что испанцы пришли изменить общество, обычаи и религию. Майя будут вынуждены сменить свои одежды, новые судьи выпустят новые законы из Мериды, столицы, и будет принесена религия, которую миссионеры называли верой в истинного бога. Наконец, лидер майя, «ягуар» в тексте, принуждает людей принять католическую веру, «пройти окро­пление в изменившемся городе», то есть колониальной Мериде.

На ранней стадии колониального процесса индейское население пребывало в глубоком кризисе. Тяжесть ситуации отражается в записках францисканского монаха Мотолиниа, сравнившего опустошение мест­ного населения с десятью «казнями египетскими» из Ветхого Завета, посланными Богом, чтобы покарать египтян. Первой «казнью» была оспа: «Они умирали во множестве, как клопы». Второй — смерть от испанского оружия. Третьей был голод, сопровождавший уничтожение испанцами индейских пашен. Четвертой «казнью египетской» были злобные надсмотрщики, мучившие туземцев. Пятой — налоги в виде земель и товаров, которые собирали с коренного населения. Индейцы были под таким гнетом, что, когда у них не было товаров или имущества, они были вынуждены продавать испанцам своих детей и в конечном счете самих себя. Шестой «казнью» была тяжелая работа на рудниках, где индейцы под надсмотром белых вынуждены были трудиться по многу часов, поднимая на поверхность тяжелые грузы, иногда по 100 кг и выше. Седьмой было строительство города Мехико, во время которого сотни индейцев умирали от травм, падали с лесов или были раздавлены внезапно обрушившимися строениями. Восьмой «казнью» было рабство. На теле раба выжигались клейма всех, кто покупал, а затем продавал его, и поэтому иногда тело раба было буквально усеяно этими клеймами. Девятой «казнью египетской» были открытые могилы вокруг рудников. Как написал один из очевидцев,

 

«на расстоянии полулье вокруг этих рудников и вдоль большей части дорог было столько мертвых тел и костей, что нельзя было найти свободного прохода; стаи птиц и ворон, что кормились этими трупами, были столь многочисленны, что затмевали солнце...»⁸³

 

Десятой «казнью египетской» для коренного населения Мезоамери­ки были внутренние раздоры среди испанцев. Их собственные соци­альные проблемы часто приводили к тому, что испанцы срывали злость на индейцах, "уничтожая их в больших количествах без всяких видимых или рационально объяснимых причин. Обратите, например, внимание на следующий отчет священника Бартоломео де лас Касаса. Как-то раз после пикника испанцы решили проверить, насколько остры у них шпаги.

 

«Испанец, в котором, по-видимому, сидел дьявол, внезапно вытащил свою шпагу. Затем вся сотня вытащила их, и они начали распарывать животы, резать и убивать этих ягнят — мужчин, женщин, детей и стариков, сидевших и в испуге наблюдавших за испанцами. И в течение двух кредо (кредо — часть мессы — Прим пер) все были убиты, не осталось в живых ни одного человека После этого испанцы вошли в большой дом, ибо это случилось рядом с ним, и стали убивать всех, кого нашли там, так что вскоре потекли ручьи крови, как если бы было зарезано множество коров»⁸⁴.

 

Важно повторить, что были и другие группы испанцев, обычно во главе со священниками и монахами, которые не только пытались понять природу индейского общества, но и боролись, иногда с риском для самих себя, против унижения, убийства и эксплуатации местного населения.

Процесс истребления туземцев начал прекращаться в XVIII столе­тии. К 1800 г., что может показаться удивительным, существовало 6 млн. индейцев, живущих, борющихся и (в отдельных случаях) замыш­ляющих восстания, которые периодически вспыхивали в различных районах Мезоамерики. Были также метисы, то есть люди смешанной крови, имевшие больше прав и привилегий, чем коренные жители, и число их постоянно росло.

Дело в том, что Мезоамерика, как фактически и вся Латинская Америка, стала невероятно сложным комплексным миром. Эта ком­плексность отмечалась Уильямом Тэйлором в его работах по истории Латинской Америки. Тэйлор замечает, что в колониальной истории Нового Света присутствует ряд общих черт, таких, как

 

«деградация рабочей силы, сельских районов, деревенских общин (многие из которых были «крестьянскими общинами» в антропологическом смысле), войны за независимость, урбанизация, широкомасштабные коллективные действия... общество конфликтов... испанское завоевание, восстания Комунеро, восстание Тупак Амару, бунты рабов, войны за независимость, реформистские войны, интервенция США, движение сект «тысячелетнего царства Христова», социальные и социалистические революции»⁸⁵.

 

Но в то же время ученые были поражены местными особенностями социального развития и религиозных откликов на устройство мира в Новом Свете. Как отмечает Тэйлор,

 

«последние исследования показывают заметную подвижность общественных групп — значительный процент ухода и возвращения, пересечение этнических границ, переход из одного класса в другой, с одного социального уровня на другой — и существенные региональные вариации в структурных изменениях и институтах...»⁸⁶

 

С точки зрения религиозного отклика эту значительную подвиж­ность можно выразить категорией синкретизма, или процесса соедине­ния элементов различных религиозных традиций. Синкретизм является признаком того, что* в культуре происходят важные религиозные изменения, и главным инструментом этих изменений является риту­альная и обрядовая жизнь. В сегодняшней Мезоамерике коренные жители и метисы исполняют обряды, сочетающие местные и католи­ческие символы и верования. Одним из наиболее важных христиан­ских образов, укоренившихся на местной религиозной почве, являет­ся образ Христа как страдающего Спасителя. Истекающий кровью, страдающий на кресте Христос оказался близким и родным для всех социальных групп и классов Латинской Америки, включая туземные общины, которые видели в истории страданий Христа версию собст­венных священных традиций. Специфическим примером синкретиз­ма, объединяющего образ распятого Христа с местными религиями, является следующая легенда зинакантана, общины майя, живущей на высокогорье Чьапаса, Мексика. В ней мы видим пример изменения религиозной традиции на уровне мифа и легенды.

 

Когда Христос был распят

«Когда много лет назад мир был создан, Священный Отец прогуливался. Он создал

скалы и море, маис и деревья — все, что есть на земле. Когда его стали преследовать

дьяволы, он побежал. Но дьяволы были прямо за его спиной. Они увидели, что

уже есть деревья, персиковые сады, белые сапота, все на земле.

«Поторопитесь, вы, ублюдки, он здесь, он теперь близко.

Он уже все посадил».

Наш Отец обежал всю землю. Увы, он устал.

Он спрятался отдохнуть под банановыми деревьями.

«Он здесь», — сказали дьяволы.

Сорока была там. Тогда она была человеком.

«Вы ищете Нашего Отца?» — спросила она.

«Он здесь. Хватайте его!»

Они схватили Отца Нашего. Они заставили его нести крест.

Наш Отец согнулся до земли.

Они повесили его на крест. Он плакал. Он истекал кровью.«Пойдемте есть. Он уже мертв», — сказали дьяволы.

Наш Отец остался висеть.

Петух сел на поперечину креста.

«Скажи мне, когда они будут возвращаться, — сказал Наш Отец. —

Я тотчас заберусь обратно на крест.

У меня еще много работы. Ты позовешь меня!»

«Хорошо, — сказал петух. — Ку-ка-ре-ку!»

Наш Отец быстро взобрался на крест

«Где дьяволы?» — спросил он.

«Нигде, они не идут», — ответил петух.

«Для чего ты тогда годишься? — спросил Наш Отец. —

Только вот для чего!»

Он свернул шею петуху.

Прилетел воробей.

«Ты прочирикаешь мне, — сказал Наш Отец. —

Я собираюсь немного поработать».

Наш Отец сошел с креста. Он нашел голубой камень.

Он бросил его в воздух. Появилось небо.

Воробей зачирикал Наш Отец взобрался на крест.

Появились дьяволы.

«Он все еще висит здесь, — сказали они. —

Мы убили его. Давайте похороним его».

Он умер. Он был похоронен.

«Мы вернемся через три дня», — сказали дьяволы.

«Они думают, что я умер, — сказал Наш Отец. —

Но я воскресну через три дня».

Живой, он поднялся на небеса  Здесь, на земле,

Он оставил замену.

«От петуха нет пользы  Его можно принести в жертву.

Воробью нельзя причинять вреда», — сказал Наш Отец

Так сказав, он, живой, поднялся на небеса.

Он поднялся к правой руке судьи»⁸⁷.

 

эту историю нельзя здесь подробно перевести, но синкретизм нагля­ден в этом переплетении туземного мифа о сотворении мира и истории жизни Христа, его распятия и воскресения. Согласно зинакантекской мифологии, возникшей еще до знакомства индейцев с католицизмом, мир был создан в три этапа. Вначале были созданы скалы и земля, затем появились океаны, деревья и животные. Нако­нец было сотворено небо. Часть этого мифа проявляется в данной истории о Христе, сходящем с креста и бросающем голубой камень в небо для завершения третьего этапа сотворения мира. «Он бросил его в воздух. Появилось небо». Католические идеи, смешанные с местной космологией, проявляются в эпизоде, когда Христос поднимается в небеса, чтобы сесть по правую руку от судьи. Судья — это христиан­ский святой Сан-Сальвадор, занимающий центр неба. По словам рассказчика этой истории, Ромина Тератола, Сан-Сальвадор является старшим братом Солнца, или Христа, который был послан на землю, чтобы ходить по ней и записывать и доносить на небо о грехах человеческих.

Ясно, что зинакантеки знали и внесли детали евангельской исто­рии в свои мифы о сотворении мира. Мы видим искушение Христа дьяволами, предательство Иуды (здесь — в виде сороки), распятие иразговор на Голгофе с двумя другими распятыми жертвами, воскресе­ние. Этот рассказ сообщает также о ритуальных предписаниях, что петуха можно использовать как жертвенную птицу во время различ­ных лечебных обрядов, освящения жилищ и земледельческих обрядов. В ритуалах, посвященных лечению болезней, эта птица становится «заменой» пациента. Легенда также говорит, что люди не должны убивать воробьев, потому что «Наш Отец» — одновременно и Христос и божество доколумбовой эпохи — благословил эту птицу.

Синкретизм является богатым и многообразным процессом сочета­ния религиозных элементов различных традиций, но важно подчеркнуть творческий характер формирования новых религиозных и социальных комбинаций, особенно в такой колониальной обстановке, которая суще­ствовала в Мезоамерике между 1520 и 1900 гг. Одним из наиболее ярких, живых и красивых примеров творческого синкретизма является культ Гвадалупской Девы в Мексике, зародившийся в последующие за завое­ванием два десятилетия и продолжающий процветать и поныне.