Социологос
Вид материала | Документы |
СодержаниеО связи «общество/личность» |
О связи «общество/личность»
Теперь в обычае делить социологическую теорию на два лагеря: в одном, представленном прежде всего Вебером, социальные объекты рассматриваются как результаты целенаправленного или осмысленного человеческого поведения (или как образованные им); в другом, представленном Дюркгеймом, они видятся как обладающие своей собственной жизнью, внешней и принудительной к индивиду. С известной натяжкой разнообразные школы общественной мысли — феноменологию, экзистенциализм, функционализм, структурализм и т. д. можно тогда трактовать как варианты той или иной из этих позиций. И разновидности марксизма аккуратно укладываются в эту схему. Эти два стереотипа можно изобразить в диаграммах.
Возникает искушение попробовать развить общую модель, способную синтезировать эти конфликтующие перспективы, предположив диалектическую взаимосвязь между обществом и людьми. Я хочу обсудить возможный вариант такой модели, наиболее убедительно защищаемый Питером Бергером и его сотрудниками21 (...)
Согласно модели Бергера, которую я буду называть «модель III», общество формирует индивидов, которые творят общество; или, другими словами, общество производит индивидов, которые производят общество, и это в непрерывном диалектическом процессе.
Согласно сторонникам этой модели, «социальную структуру нельзя охарактеризовать как некую самостоятельную вещь, отдельно от человеческой деятельности, произведшей ее» 22. Но равным образом, однажды созданная, «эта структура воспринимается индивидом и как чуждая фактичность и ... как принудительная инстру-ментальность» 23. «Она где-то там, глухая к его желаниям..., иная, чем он сам, и сопротивляющаяся ему» 24. Кажется, что эта схема способна отдать справедливость как субъективным и умышленным граням общественной жизни, так и внешней и принудительной силе социальных фактов, и тем самым сразу избежать и волюнтаристских выводов веберовской традиции и всякой реификации, сопряженной с дюркгеймианством. Ибо между природными и социальными фактами теперь проведено категориальное различение в том смысле, что вторые (но не первые) зависят, в основном, от человеческой деятельности.
Так, соглашаясь с Дюркгеймом, что «система знаков, которую я использую для выражения моих мыслей, денежная система — для уплаты моих долгов, орудия кредита, употребляемые мною в коммерческих отношениях, практические процедуры, принятые в моей профессии, и т. д. функционируют независимо от моего пользования ими» 25, сторонники модели III трактуют такие системы, орудия и практические процедуры как объективации, при определенных условиях допускающие отчужденную форму. Согласно им, объективация — это «процесс, посредством которого человеческая субъективность воплощается в продукты, доступные самому субъекту и его сотоварищам как элементы некоего общего мира» 26, а отчуждение — «процесс, который разрывает единство делания, производства, и его результата, продукта» 27. Например, языки, формы политической и экономической организации, культурные и этические нормы — все, в конечном счете, воплощения человеческой субъективности. И любое сознание, которое не видит этого, обязательно окажется реифицирующим. Реификацию (овеществление) следует, однако, отличать от объективизации, которую определяют как «момент в процессе объективации, когда человек дистанцируется от хода своего производства и его продукта, так что может выделить их и сделать объектом своего сознания» 28, и которую считают необходимой для любой мыслимой формы общественной жизни.
По модели III, тогда общество есть объективация или «овнеш-нение» человеческих существ. А эти последние, со своей стороны, повторно присваивают или «овнутряют» (интернализуют) в своем сознании общество. Я полагаю, что эта модель ведет к серьезным ошибкам. Ибо, с одной стороны, она поощряет волюнтаристский идеализм в нашем понимании социальной структуры, а с другой — механистический детерминизм в нашем понимании людей. В стремлении избежать ошибок обоих стереотипов модель III преуспевает лишь в их комбинации. Люди и общество, утверждаю я, не связаны «диалектически». Они не составляют два момента одного и того же процесса. Скорее, они относятся к совершенно разным областям явлений.
Возьмем общество (...) Еще можно считать истиной, что оно не существовало бы без человеческой деятельности, и потому реифи-кация — ошибка. И то еще верно, что такая деятельность не состоялась бы, если б вовлеченные в нее субъекты не имели идеи того, что они делают (совпадающей, конечно, с основополагающей интуицией герменевтической традиции). Но уже неверно говорить, что субъекты творят общество. Скорее, надо бы сказать: они воспроизводят или преобразуют его. Т. е., если общество всегда предстаёт уже созданным, «готовым», тогда любая конкретная человеческая практика или, если угодно, акт объективации может только видоизменить его. И совокупность таких актов поддерживает жизнь общества или изменяет его. Оно — не продукт деятельности отдельных субъектов (во всяком случае, я покажу, что человеческое действие полностью обусловлено обществом). Следовательно, по отношению к индивидам общество выступает как нечто такое, чего они никогда не делали, но что существует только благодаря их деятельности.
Далее, если общество предшествует индивиду, объективация приобретает совсем другое значение. Ибо она как сознательная человеческая деятельность осуществляется на данных наличных объектах, и ее нельзя представить себе протекающей в их отсутствии... Всякая деятельность предполагает первичное существование социальных форм <...>
Необходимое предсуществование социальных форм предполагает концепцию социальной деятельности, радикально отличную от той, что обычно направляет спор о связи общества и личности. Оно подталкивает, по существу, к аристотелевской концепции, живым образом которой является скульптор за работой, формирующий Произведение из материалов и инструментами, которые ему доступны. Я буду называть эту концепцию преобразовательной (трансформационной) моделью социальной деятельности. Модель при-ложима как к рассудочным, так и нерассудочным видам практики-к науке и политике так же, как к технологии и экономике. Например, в науке сырые материалы, используемые при построении новых теорий, включают: признанные результаты и полузабытые идеи запас доступных парадигм и моделей, методов и методик исследования, — так что научный новатор в ретроспективе начинает казаться своего рода bricoleur 29 в познании. Если прибегнуть к словарю Аристотеля, в каждом процессе производительной деятельности необходимы материя и действующая (образующая) причина. А, следуя Марксу, можно аналитически рассматривать социальную деятельность как производство, т. е. работу над и с материальными причинами, влекущую за собой их преобразование. Далее, если, вслед за Дюркгеймом, считать общество источником обеспечения человеческого действия материальными причинами, и, вслед за Ве-бером, отказываться реифицировать его, то легко сообразить, что и общество и человеческая практика должны иметь двойственный характер. Общество есть и вездесущее условие (материальная причина), и непрерывно воспроизводимый результат человеческой деятельности. И практика выступает и как работа, т. е. сознательное производство, и как (в норме бессознательное) воспроизводство условий производства, т. е. общество. Первое из двух последних предложений можно считать выражением двойственности структуры 30, второе — двойственности практики.
Вернемся теперь к людям. Человеческое действие характеризуется очевидным свойством преднамеренности и целенаправленности (интенциональности) (...)
Уже отсюда должна быть ясна важность категориального различения между людьми и обществами и, соответственно, между человеческими действиями и изменениями в социальной структуре. Свойства социальных форм могут очень отличаться от свойств индивидов, от деятельности которых они зависят. Так, без всякой натяжки можно признать, что целенаправленность, интенциональ-ность и иногда самосознательность характеризуют человеческие действия, но не изменения в социальной структуре 31. Моя концепция состоит в том, что люди в своей сознательной деятельности по большей части бессознательно воспроизводят (и попутно преобразуют) структуры, направляющие их самостоятельные «производства». Так люди вступают в брак не для того, чтобы воспроизвести нуклеарную семью, и работают не для того, чтобы поддержать жизнь капиталистического хозяйства. И тем не менее семья и хозяйство оказываются ненамеренным последствием (и неизбежным результатом), равно как и необходимым условием, их деятельности. Более того, когда социальные формы изменяются, объяснение этого обычно кроется не в желаниях субъектов изменить их определенным образом, хотя такой образ может выступать в роли весьма важного теоретического и политического предела.
В согласии со сказанным я хочу провести резкое различие между происхождением (генезисом) человеческих действий, уходящим корнями в разумные причины, намерения и планы людей, с одной стороны, и, с другой, — структурами, направляющими воспроизводство и преобразование видов социальной деятельности; и, следовательно, между сферами психологических и обществоведческих дисциплин. Проблема, как люди воспроизводят какое-либо кон-кретное общество, подлежит ведению некоей промежуточной науки «социопсихологии». Следует усвоить, что вовлеченность в социальную деятельность — это, само по себе, сознательное человеческое действие, которое, в общем, можно описывать либо, исходя из разумных соображений субъекта в пользу участия в нем, либо в категориях его социальной функции или роли. Когда практическое действие видится с точки зрения определенного процесса, человеческий выбор становится функциональной необходимостью(..) Предлагаемую мною модель связи «общество/ личность» можно суммировать так: люди не творят общество. Ибо оно всегда предшествует им и составляет необходимое условие для их деятельности. Скорее на общество должно смотреть как на совокупность структур, обычных практических процедур и условностей, которые индивиды воспроизводят и преобразуют, но которые реально не существовали бы, если бы они этого не делали. Общество не существует независимо от человеческой деятельности (ошибка реификации). Но оно и не продукт ее (ошибка волюнтаризма). Процессам, посредством которых востребуются и поддерживаются накопленные умения, навыки, мастерство, свойственные данным социальным контекстам и необходимые по отдельности или вместе для воспроизводства и преобразования общества, можно бы дать родовое название «социализация». Важно подчеркнуть, что это воспроизведение и/или преобразование общества хотя большей частью совершается бессознательно, тем не менее является еще и неким достижением, результатом искусного исполнения активными субъектами, а не механическим следствием предшествующих условий. Эту модель связи общества и личности можно изобразить так:
Общество, следовательно, обеспечивает необходимые условия Для целенаправленного (интенционального) человеческого действия, и целенаправленное человеческое действие есть необходимое Условие жизни общества. Общество существует только в человеческом действии, но человеческое действие всегда выражает и использует ту или другую социальную форму. Однако ни общество, ни Действие нельзя отождествлять, сводить одно к другому, объяснять или реконструировать друг из друга. Существует онтологический Разрыв между обществом и людьми и, кроме того, особый способ связи (именно, преобразование), который другие модели обычно игнорируют.
Заметим, что по модели I имеются действия, но нет условий; по модели II налицо условия, но нет действия; по модели III нет различения между этими двумя сферами. Так, например, по Дюркгейму субъективность склонна являться только в одеянии внутренне усвоенной формы социального принуждения. Но, вопреки волюнтаризму, должно быть равным образом ясно, что реальная субъективность требует условий, ресурсов и средств для действования творческого субъекта. Такие материальные причины можно считать, если угодно, результатами предыдущих объективации. Но в любом деянии они аналитически не устранимы и фактически необходимы. «Предданныи» компонент в социальном действии никогда не может быть сведен к нулю, проанализирован до конца. Эта концепция связи общества и личности вносит радикальные изменения в нашу идею «неотчуждаемого» общества. Теперь это общество больше нельзя представлять себе как чистый продукт необусловленных («ответственных») человеческих решений, свободных от ограничений (но, предположительно, не от использования благоприятных возможностей), унаследованных от его прошлого и наложенных его окружением. Скорее его следует понимать как общество, в котором люди сознательно преобразуют свои социальные условия существования (социальную структуру) так, чтобы максимизировать возможности для развития и непроизвольного проявления своих природных (родовых) способностей.
Надо отметить, что модель IV, настаивая на непрерывности материальных условий, может подкрепить по настоящему пригодное понятие изменения и, следовательно, истории 32. Это то, что ни модель III, ни методологические стереотипы, которые она пытается истолковать как особые случаи, не могут сделать (...) Модель же IV, сверх того, порождает ясный критерий исторически существенных событий, а именно таких, которые инициируют или вызывают разломы, «мутации» или, более обобщенно, преобразования в социальных формах (вроде Французской революции).