Н. В. Крушевский и И. А. Бодуэн де Куртенэ 114

Вид материала

Документы

Содержание Август шлейхер Развитие гумбольдтовской традиции

Подобный материал:

• И. А. Бодуэн де Куртенэ и современное ему языкознание, 264.07kb.
• Катречко С. Л, 360.53kb.
• Де Соссюра, неоднократно писали И. А. Бодуэн де Куртенэ, Л. В. Щерба, Л. П. Якубинский, 703.06kb.
• И. А. Бодуэн де Куртенэ, создавая теорию фонем, трактовал фонологические единицы как, 324.75kb.
• Для приобретения полной версии работы щелкните, 18.75kb.
• Вісник львів. Ун-ту visnyk LVIV univ. Серія хім. 2004. Вип. 44. С. 107-114 Ser. Khim., 149.48kb.
• Санкт-петербургский филиал, 211.23kb.
• Лекций: 24 Практических: 0 Лабораторных 10 Вариационные методы в механике деформируемого, 18.67kb.
• Постановлени е, 84.61kb.
• 11 года к уровню января-июля 2010 года составил 106,9% (для сравнения: в Тамбовской, 22.18kb.

Говоря о звуковой стороне языка, В. фон Гумбольдт исходил из не очень развитого состояния фонетики его времени и даже смешивал звук с буквой. И в то же время у него присутствуют высказывания, предвосхи­щающие идеи сложившейся лишь почти столетие спустя фонологии: «В языке решающим фактором является не обилие звуков, а, скорее, наоборот, — гораздо существенней строгое ограничение числа звуков, необходимых для построения речи, и правильное равновесие между ними. Языковое сознание должно поэтому содержать... предчувствие всей системы в целом, на кото­рую опирается язык в данной индивидуальной форме. Здесь уже проявляет­ся то, что, в сущности, проявляется во всем процессе образования языка. Язык можно сравнить с огромной тканью, все нити которой более или менее заметно связаны между собой и каждая — со всей тканью в целом».

Среди единиц языка В. фон Гумбольдт прежде всего выделял слово. Выступая против традиционных наивных представлений о происхождении языка, он писал: «Нельзя себе представить, чтобы создание языка начина­лось с обозначения словами предметов, а затем уже происходило соедине­ние слов. В действительности речь строится не из предшествующих ей слов, а, наоборот, слова возникают из речи». В то же время любая речь членится на слова; «под словами следует понимать знаки отдельных понятий»; «сло­во образует границу, вплоть до которой язык в своем созидательном про­цессе действует самостоятельно». То есть слова уже даны говорящему язы­ком, тогда как «для предложения и речи язык устанавливает только регулирующие схемы, предоставляя их индивидуальное оформление произ­волу говорящего». Ср. существующую у ряда лингвистов XX в. концепцию, согласно которой слова и «регулирующие схемы» предложений принадле­жат языку, а сами предложения — единицы речи. Наряду со словами В. фон Гумбольдт выделял и корни. Он разграничивал корни «как продукт частой рефлексии и результат анализа слов», то есть «как результат работы грам­матистов», и существующие в ряде языков реальные корни, нужные говоря­щим в связи с «определенными законами деривации».

Языковая форма далеко не сводится к внешней, звуковой форме. Еще большее значение имеет внутренняя форма языка, членящая «чув­ственные впечатления и непроизвольные движения духа». Внутренняя форма, специфическая для каждого языка, проявляется как в членении мира в области лексики, так и в системе грамматических категорий. Например, по мнению В. фон Гумбольдта «понятие наклонения» полу­чило подлинное развитие в древнегреческом, тогда как в санскрите «ос­талось явно недоразвитым».

В связи с внутренней формой языка В. фон Гумбольдт затрагивает проблему, которая позже стала трактоваться как различие значения и смысла слова; с точки зрения образования понятия «слово — не эквива­лент чувственно воспринимаемого предмета, а эквивалент того, как он был осмыслен речетворческим актом в конкретный момент изобретения слова. Именно здесь — главный источник многообразия выражений для одного и того же предмета: так, в санскрите, где слона называют то дваж­ды пьющим, то двузубым, то одноруким, каждый раз подразумевая один и тот же предмет, тремя словами обозначены три разных понятия. Поис­тине язык представляет нам не сами предметы, а всегда лишь понятия о них». Позднее в отечественной традиции начиная с А. А. Потебни тер­мин «внутренняя форма» стал употребляться в суженном по сравнению с В. фон Гумбольдтом значении: говорится не о внутренней форме языка, а о внутренней форме слова в связи с тем, как в морфемной структуре слова или же в его этимологической структуре отражаются те или иные смысловые признаки.

Образование понятий в указанном выше смысле специфично для каждого народа, поэтому «влияние национального своеобразия обнару­живается в языке... двояко: в способе образования отдельных понятий и в относительно неодинаковом богатстве языков понятиями опреде­ленного рода». Здесь опять-таки В. фон Гумбольдт исходил из разных уровней развития языков, которые проявляются не только в звуковой форме, но и в образовании понятий; вновь самыми богатыми и в этом плане признаются санскрит и древнегреческий.

Ни звуковая, ни внутренняя форма языка не создают язык сами по себе, необходим их синтез: «Соединение звуковой формы с внутренни­ми языковыми законами придает завершенность языкам, и высшая сту­пень их завершенности знаменуется переходом этой связи, всегда во­зобновляющейся в одновременных актах языкотворческого духа, в их подлинное и чистое взаимопроникновение. Начиная со своего первого элемента, порождение языка — синтетический процесс, синтетический в том подлинном смысле слова, когда синтез создает нечто такое, что не содержалось ни в одной из сочетающихся частей как таковых». Этот процесс завершается, только когда весь строй звуковой формы прочно и мгновенно сливается с внутренним формообразованием. Благотворным следствием этого является полная согласованность одного элемента с другим». Фактически здесь речь идет о том, что позднее получило на­звание двусторонности знака, и еще раз здесь В. фон Гумбольдт подчерки­вает системность языка, взаимосвязанность его элементов.

Безусловно, многое у В. фон Гумбольдта устарело. Особенно это относится к его исследованию конкретного языкового материала, часто не вполне достоверного. Лишь историческое значение имеют его идеи стадиальности и попытки выделять более или менее развитые языки. Однако можно лишь удивляться тому, сколько идей, которые рассмат­ривала лингвистика на протяжении последующих более чем полутора столетий, в том или ином виде высказано у ученого первой половины XIX в. Безусловно, многие проблемы, впервые поднятые В. фон Гумбольдтом, крайне актуальны, а к решению некоторых из них наука лишь начинает подступаться.

ЛИТЕРАТУРА

Шор Р. О. Краткий очерк истории лингвистических учений с эпохи Возрож­дения до конца XIX в. // Томсен В. История языковедения до конца XIX в. М., 1938.

Звегинцев В. А. Вводная статья к разделу «В. Гумбольдт» // Звегинцев В. А. История языкознания XIX—XX вв. в очерках и извлечениях, ч. 1. М., 1964.

Звегинцев В. А. О научном наследии Вильгельма фон Гумбольдта // Гум­больдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

Рамишвили Г. В. Вильгельм фон Гумбольдт — основоположник теоретиче­ского языкознания // Там же.

^ АВГУСТ ШЛЕЙХЕР

К середине XIX в. сравнительно-историческое языкознание актив­но развивалось. Прежде всего произошло значительное накопление факти­ческого материала. Языковеды уже не ограничивались материалом гер­манских, романских языков, древнегреческого и санскрита. Впервые объектом изучения стали такие языки, как иранские, балтийские, ар­мянский, развились славистика и кельтология. Сопоставления в работах компаративистов стали значительно надежнее. Параллельно с расшире­нием материала шлифовался метод.

В то же время научный и общественный климат эпохи заметно изменился. Завершилась история классической немецкой философии, с которой были тесно связаны теоретические построения таких ученых, как В. фон Гумбольдт. На смену философским теориям пришел инте­рес к конкретным фактам. В то же время бурно развивались естест­венные науки, особенно биология. Огромное влияние на развитие мно­гих наук оказала теория Ч. Дарвина, появившаяся в 50-е гг. XIX в.

Наиболее крупным из ученых, отразивших этот этап в развитии европейской науки, был немецкий языковед Август Шлейхер (1821 — 1868). За недолгую жизнь он написал довольное большое количество работ. Самый большой его труд — «Компендий сравнительной грамма­тики индоевропейских языков», изданный в 1861 г. Другая крупная работа — «Немецкий язык» (первое издание вышло в 1860 г., второе, переработанное, — посмертно в 1869 г.). В последние годы жизни А. Шлейхер опубликовал две сравнительно небольшие работы, в кон­центрированном виде излагающие его теоретические взгляды: «Тео­рия Дарвина и наука о языке» (1863) и «Значение языка для естествен­ной истории человека» (1865).

Помимо этого А. Шлейхеру принадлежат «Индоевропейская хрес­томатия», труды по славянским и балтийским языкам и др. В теорети­ческом плане он пытался синтезировать идеи Ф. Боппа, некоторые, в основном стадиальные идеи В. Гумбольдта и положения дарвинизма.

Как и другие ученые XIX в., А. Шлейхер занимался проблемами языковой истории. Однако ему еще свойствен интерес к широким и не всегда подтвержденным фактами общим построениям, попыткам выя­вить пути развития языков и языковые стадии. Этим он отличался от следующего поколения лингвистов, принципиально не выходивших за пределы собственно компаративистики. А. Шлейхер, однако, уже довольно мало интересовался проблемой происхождения языка. Главным для него было выявление того, по каким законам развиваются языки.

Как и В. фон Гумбольдт (и, несомненно, под его влиянием), А. Шлей­хер выделял две основные стадии (периода) в истории языка: «доисторическую» и «историческую». Доисторический период понимается им примерно таким же образом, как у В. Гумбольдта: это развитие языка от простого к сложному. Он пишет: «Все высшие формы языка возник­ли из более простых: агглютинирующие из изолирующих, флективные из агглютинирующих». Однако исторический период понимается у А. Шлейхера иначе, чем у его великого предшественника. Если у В. фон Гумбольдта языки в исторический период не развиваются, но со­вершенствуются, то А. Шлейхер понимает этот период как регресс, «рас­пад языка в отношении звуков и форм». Ясно, что А. Шлейхер сохра­нял существовавшее у романтиков представление о морфологически сложных и одновременно связанных с «мудростью древних» классиче­ских языках (санскрите, древнегреческом, латинском) как о самых со­вершенных. Концепция регресса строилась исключительно на основе развития индоевропейских языков от синтетизма к аналитизму. Со­гласно А. Шлейхеру, морфологическое упрощение следует считать «рас­падом», причем английский язык значительно дальше регрессировал, чем немецкий.

Выделение двух периодов истории языка (прямо именуемой у А. Шлейхера «жизнью языка») подводит к аналогии с живым организ­мом: тот и другой развиваются, растут, затем постепенно начинают ста­реть, распадаться. Биологический подход был свойствен А. Шлейхеру и во многих других отношениях. В связи с этим за лингвистическим направлением, главным представителем которого он был, установилось наименование натуралистического. Одним из важнейших пунктов, где, согласно натуралистическому направлению, язык уподоблялся организ­му, была классификация языков, заимствованная из биологической систе­матики.

Основатели компаративистики основное внимание уделяли уста­новлению соответствий между индоевропейскими языками, при этом быстро выявилась регулярность многих соответствий. Регулярность с самого начала объяснялась общностью происхождения, но вопрос о кон­кретном происхождении тех или иных соответствий первоначально четко не ставился. К тому же довольно долго становлению концепции праязыка мешало догматическое представление о санскрите как о «древ­нейшем» индоевропейском языке и «корне» других языков, то есть как о праязыке. Одной из заслуг А. Шлейхера было четкое формирование понятия индоевропейского праязыка и определение реконструкции его как цели компаративных исследований. Он уже четко понимал, что санскрит — не индоевропейский праязык, а древнейший известный нам представитель одной из ветвей этой семьи, что древнегреческий или старославянский прямо не возводятся к санскриту. Однако он еще со­хранял как реликт представлений эпохи Ф. Боппа идею о том, что «чем восточнее живет индоевропейский народ, тем более древним остался его язык, и чем западнее, тем менее древних черт и более новообразований содержит он». Такая догматическая идея позже была отвергнута младограмматиками.

История индоевропейских (и любых других) языков объяснялась А. Шлейхером на основе концепции родословного древа. Первоначаль­но был единый праязык, затем в силу исторических условий (одни на­роды мигрировали, другие оставались на месте и т. д.) этот праязык распадался на части, каждая из этих частей могла в свою очередь распа­даться дальше, и этот процесс мог происходить многократно. А. Шлейхе­ром была предложена и конкретная схема расчленения на нескольких этапах индоевропейского праязыка на группы, соответствующие нам известным. Сама конкретная схема быстро устарела, однако общий прин­цип сохранился в лингвистике до наших дней. В схематическом виде такая структура действительно напоминает родословное древо. Однако из генеалогии она еще в XVIII в. была перенесена в биологическую систематику, а дарвинизм дал возможность трактовать эту систематику как схему развития растительного и животного мира от древности до современности. Лингвистическая систематика, как и биологическая, одновременно является и способом рациональной классификации, и средством объяснения исторического развития.

Концепция родословного древа основана на том, что развитие язы­ков, как и развитие животного и растительного мира, идет только одним способом: языки и языковые группы могут какое угодно число раз дробиться, отдельные ветви могут «отсыхать», но ни при каких условиях языки не могут скрещиваться между собой. Языки расхо­дятся, но не сходятся. В конце XIX — начале XX в. концепция родос­ловного древа неоднократно критиковалась многими учеными, кото­рые говорили о слишком механическом ее характере, о неучете явлений «скрещения» и «смешения» языков. Попытка признать такие «скре­щения» и «смешения» была одно время популярной; такой крупный лингвист, как И. А. Бодуэн де Куртенэ, назвал свою статью 1901 г. «О смешанном характере всех языков». Крайним проявлением таких тенденций была концепция Н. Я. Марра, прямо противоположная кон­цепции родословного древа. Однако несмотря ни на что последняя концепция устояла. Некоторая ее прямолинейность у А. Шлейхера была скорректирована добавлением теории субстрата, о которой бу­дет говориться ниже, но в целом процесс исторического развития язы­ков (исключая, может быть, лишь пиджины и креольские языки) и сейчас понимается так же, как это делал А. Шлейхер. Сохранились и принципы построения генетической классификации языков,- им сфор­мулированные, хотя, конечно, сами эти классификации сильно отлича­ются от того, что было в 60-е гг. XIX в.

Если языки развиваются от одного праязыка к множеству языков, то лингвист идет в обратном направлении: от множества известных языков к реконструкции все меньшего количества неизвестных праязыков и, наконец, к реконструкции древнейшего праязыка. А. Шлей­хер в книге «Немецкий язык» так определяет методику работы компа­ративиста: «Для определения родства языков, объединяемых в языко­вые роды... решающим является не их форма, а языковая материя, из которой строятся языки. Если два или несколько языков употребляют для выражения значения и отношения настолько близкие звуки, что мысль о случайном совпадении оказывается совершенно неправомер­ной, и если, далее, совпадения проходят через весь язык и обладают таким характером, что их нельзя объяснить заимствованием слов, то подобного рода тождественные языки, несомненно, происходят из обще­го языка — основы, они являются родственными. Верным критерием родства является прежде всего происходящее в каждом языке особым образом изменение общей с другими языками звуковой материи, по­средством которой он отделяется как особый язык от других языков». Если отвлечься от несколько архаичной терминологии, сказанное имеет силу и в современной компаративистике.

Достаточно большое количество материала в отношении разных ветвей индоевропейской семьи, накопленное к тому времени, дало воз­можность А. Шлейхеру приступить к реконструкции индоевропейско­го языка. Как часто бывает с первопроходцами, первые удачные резуль­таты привели его к «головокружению от успехов». В работе о теории Дарвина А. Шлейхер назвал индоевропейский праязык «нам совершен­но известным», а в год его смерти в печати появилась знаменитая басня «Овца и кони», написанная им на этом праязыке. Данный опыт оказал­ся, вероятно, единственной попыткой подобного рода. Компаративисты последующих поколений, начиная от младограмматиков, зная о индоев­ропейском праязыке больше, чем А. Шлейхер, никогда не пытались писать на нем тексты. Стали ясны границы нашего слишком большого незнания этого языка. Во-первых, у компаративистов не было надежной процедуры синхронизации реконструированных праформ и отдельных фонем; многое в басне А. Шлейхера могло относиться к разному време­ни. Во-вторых, праязык не был чем-то абсолютно однородным, в нем были свои диалекты и говоры и разные реконструированные элементы не всегда входили в единую систему. И, наконец, реконструировать можно лишь то, что сохранилось в каких-то известных нам языках-потомках; многое же пропало безвозвратно.

Развитие языков, согласно А. Шлейхеру, происходит по законам, не имеющим исключений. Понятие закона также было взято им из есте­ственных наук. Хотя отдельные законы вроде закона Гримма формули­ровались еще его предшественниками, именно А. Шлейхер дал общую формулировку закона в языкознании. Однако попытка выявить на прак­тике более конкретные законы создавала большие трудности: попытка втиснуть в рамки законов все изменения приводила к введению слож­ных правил со множеством исключений. Причину этого ученый пытался найти в искажающем влиянии письменных языков, предоставля­ющих лингвисту материал. А. Шлейхер, относивший письменные тек­сты к периоду «разложения» языков, считал, что в них нет «фонетичес­ких законов, действующих без исключений», но верил, что такие законы можно обнаружить в народных говорах, «выше стоящих по развитию языка». Однако до систематического изучения говоров он дойти не ус­пел, кроме литовских.

Главными законами развития языков А. Шлейхер считал дарви­новские законы борьбы за существование и естественного отбора. Об этом он писал в работе «Теория Дарвина в применении к науке о языке», написанной в форме открытого письма к Э. Геккелю, наиболее видному пропагандисту дарвинизма в Германии. Здесь он проводил полный па­раллелизм между биологией и языкознанием. Он писал: «Разделения и подразделения в области языков в сущности того же рода, как и вооб­ще в царстве естественных организмов»; различны лишь принятые сис­темы терминов, вполне эквивалентные друг другу. Если и есть какие-то отличия (например, изменения в языках обычно происходят быстрее, чем в животном и растительном мире), то они лишь количественны, но не качественны. Как и животные или растительные организмы, языки конкурируют друг с другом и вытесняют друг друга; параллели между биологией и языкознанием здесь до А. Шлейхера находил и сам Ч. Дар­вин. А. Шлейхер, полностью соглашаясь с ним, писал: «В области язы­ков тем более неопровержимо происхождение видов путем постепенного разрознения и сохранения более развитых организмов в борьбе за суще­ствование». Баскский язык — единственный представитель не выдер­жавшей конкуренции семьи, а индоевропейские языки, лучше приспо­собленные к условиям естественного отбора, оказались победителями.

Тем самым давался определенный, хотя и слишком общий ответ на вопрос о причинах языковых изменений. Вплоть до эпохи А. Шлей­хера в языкознании все еще господствовала религиозная концепция направленных изменений, в конечном итоге восходившая к Библии. Теперь на смену ей пришел тезис о естественном отборе. Чем лучше язык в ходе изменений приспосабливается к условиям среды, тем боль­ше у него шансов выжить. Конечно, такой ответ не давал возможности ответить на вопрос, почему один звук перешел в другой, а не в третий. Но некоторое общее обоснование можно было дать.

Среди ученых, близких по взглядам к А. Шлейхеру, можно на­звать Макса Мюллера, прожившего большую часть жизни в Англии. Это был яркий популяризатор лингвистического дарвинизма.

Идеи А. Шлейхера оказали влияние на компаративистов следую­щего поколения — младограмматиков. Они восприняли его концепцию развития языков, в том числе понятие языкового закона. Однако они полностью отказались от стадиальных концепций и от идей о «распа­де» языков Многое в построениях А. Шлейхера было слишком прямолинейным, а метафорическое уподобление языка живому организму он понимал слиш­ком буквально. Однако многое из того, что он сделал впервые, прочно вошло в арсенал лингвистики. Это и сформулированные им принципы сравнительно-исторического исследования, и концепция родословного древа, и многие рабочие приемы (например, выделение реально не засвидетель­ствованных форм под звездочкой), и некоторые термины (например, он одним из первых использовал термин «фонология», хотя, разумеется, еще не в современном его значении).

По-русски некоторые работы А. Шлейхера издавались еще при его жизни, однако в XX в. полностью не публиковались. Хорошо подобран­ные и вполне представительные отрывки из его работ представлены в хрестоматии В. А. Звегинцева, ч. 1.

ЛИТЕРАТУРА

Мейе А. Очерк развития сравнительной грамматики // Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М., 1938.


^ РАЗВИТИЕ ГУМБОЛЬДТОВСКОЙ ТРАДИЦИИ

Несмотря на безусловное преобладание компаративной тематики в университетской науке о языке XIX в., существовали и ученые, в той или иной мере занимавшиеся и иной проблематикой, в том числе обще­теоретической и типологической. Труды В. фон Гумбольдта породили достаточно влиятельную традицию в языкознании. Прежде всего это относилось к Германии, однако лингвисты, так или иначе ориентировав­шиеся на гумбольдтовские идеи, работали и в других странах, в том числе в России. При этом надо иметь в виду, что общее изменение науч­ной ситуации, проявившееся в идеях А. Шлейхера и других компарати­вистов, сказалось и на развитии гумбольдтовской традиции. Философия языка занимала все меньшее место, но сказывалось влияние биологи­ческих наук. Это влияние связывалось не только с дарвинизмом, но и со значительным развитием такой науки, как психология. С середины XIX в. эта наука из чисто умозрительной превратилась в эксперимен­тальную, впервые была разработана методика психологического иссле­дования. Прогресс психологии оказал влияние и на науку о языке.

Крупнейшим представителем гумбольдтовской традиции в Герма­нии второй половины XIX в. был Хайман Штейнталь (1823—1899). Это был теоретик языка в чистом виде, занимавшийся обобщением фактов, собранных другими учеными. Он выдвинулся в 1855 г. публикацией книги «Грамматика, логика и психология, их принципы и взаимоотно­шения», позже появился другой его теоретический труд — «Введение в психологию и языкознание». X. Штейнталь также занимался проблемой происхождения языка, развив звукоподражательную гипотезу. Он также известен как типолог. В изданной в 1860 г. книге «Характеристика важ­нейших типов строя языка» он развил стадиальную концепцию В. фон Гумбольдта; расширив количество учтенных языков и языковых типов, он предложил более сложную классификацию, сохранявшую, однако, тра­диционную идею о корреляции между степенью морфологической слож­ности языка и уровнем развития мышления соответствующего народа. В течение многих лет X. Штейнталь был профессором Берлинского уни­верситета.