Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев (1956г.)

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава xxxiii. изгнание из рая
Этим полукреслом
Подобный материал:
1   ...   28   29   30   31   32   33   34   35   ...   39
^

ГЛАВА XXXIII. ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ




Между тем как одни герои романа были убеждены в том, что

время терпит, а другие полагали, что время не ждет, время шло

обычным своим порядком. За пыльным московским маем пришел

пыльный июнь. В уездном городе N автомобиль Гос. э 1,

повредившись на ухабе, стоял уже две недели на углу

Старопанской площади и улицы имени товарища Губернского, время

от времени заволакивая окрестность отчаянным дымом. Из

старгородского допра выходили поодиночке сконфуженные участники

заговора "Меча и орала" -- у них была взята подписка о

невыезде. Вдова Грицацуева (знойная женщина, мечта поэта)

возвратилась к своему бакалейному делу и была оштрафована на

пятнадцать рублей за то, что не вывесила на видном месте

прейскурант цен на мыло, перец, синьку и прочие мелочные

товары,-- забывчивость, простительная женщине с большим

сердцем!

-- Есть! -- повторил Остап сорвавшимся голосом.-- Держите!

Ипполит Матвеевич принял в свои трепещущие руки плоский

деревянный ящичек. Остап в темноте продолжал рыться в стуле.

Блеснул береговой маячок. На воду лег золотой столбик и поплыл

за пароходом.

-- Что за черт!-- сказал Остап.-- Больше ничего нет!

-- Н-н-не может быть,-- пролепетал Ипполит Матвеевич.

-- Ну, вы тоже посмотрите!

Воробьянинов, не дыша, пал на колени и по локоть всунул

руку под сиденье. Между пальцами он ощутил основание пружины.

Больше ничего твердого не было. От стула шел сухой мерзкий

запах потревоженной пыли,

-- Нету? -- спросил Остап.

-- Нет.

Тогда Остап приподнял стул и выбросил его далеко за борт.

Послышался тяжелый всплеск. Вздрагивая от ночной сырости,

концессионеры в сомнении вернулись к себе в каюту.

-- Так,-- сказал Бендер.-- Что-то мы, во всяком случае,

нашли.

Ипполит Матвеевич достал из кармана ящичек и осовело

посмотрел на него.

-- Давайте, давайте! Чего глаза пялите! Ящичек открыли. На

дне лежала медная позеленевшая пластинка с надписью:


^ ЭТИМ ПОЛУКРЕСЛОМ


МАСТЕР ГАМБС


начинает новую партию мебели. 1865 г. Санкт-Петербург


Надпись эту Остап прочел вслух.

-- А где же брильянты? -- спросил Ипполит Матвеевич.

-- Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за

табуретками! Брильянтов, как видите, нет.

На Воробьянинова было жалко смотреть. Отросшие слегка усы

двигались, стекла пенсне были туманны. Казалось, что в отчаянии

он бьет себя ушами по щекам.

Холодный, рассудительный голос великого комбинатора оказал

свое обычное магическое действие. Воробьянинов вытянул руки по

вытертым швам и замолчал.

-- Молчи, грусть, молчи. Киса! Когда-нибудь мы посмеемся

над дурацким восьмым стулом, в котором нашлась глупая дощечка.

Держитесь. Тут есть еще три стула -- девяносто девять шансов из

ста! За ночь на щеке огорченного до крайности Ипполита

Матвеевича выскочил вулканический прыщ. Все страдания, все

неудачи, вся мука погони за брильянтами -- все это, казалось,

ушло в прыщ и отливало теперь перламутром, закатной вишней и

синькой.

-- Это вы нарочно? -- спросил Остап. Ипполит Матвеевич

конвульсивно вздохнул и, высокий, чуть согнутый, как удочка,

пошел за красками. Началось изготовление транспаранта.

Концессионеры трудились на верхней палубе. И начался третий

день плаванья. Начался он короткой стычкой духового оркестра со

звуковым оформлением из-за места для репетиций.

После завтрака к корме, одновременно с двух сторон,

направились здоровяки с медными трубами и худые рыцари

эсмарховских кружек. Первым на кормовую скамью успел усесться

Галкин. Вторым прибежал кларнет из духового оркестра.

-- Место занято,-- хмуро сказал Галкин.

-- Кем занято? -- зловеще спросил кларнет.

-- Мною, Галкиным.

-- А еще кем?

-- Палкиным, Малкиным, Чалкиным и Залкиндом.

-- А Елкина у вас нет? Это наше место. С обеих сторон

приблизились подкрепления. Трижды опоясанный медным

змеем-горынычем стоял геликон -- самая мощная машина в

оркестре. Покачивалась похожая на ухо валторна. Тромбоны стояли

в полной боевой готовности. Солнце тысячу раз отразилось в

боевых доспехах. Темно и мелко выглядело звуковое оформление.

Там мигало бутылочное стекло, бледно светились клистирные

кружки, и саксофонвозмутительная пародия на духовой инструмент,

семенная вытяжка из настоящей духовой трубы,-- был жалок и

походил на носогрейку.

-- Клистирный батальон,-- сказал задира-кларнет,--

претендует на место.

-- Вы,-- сказал Залкинд, стараясь подыскать наиболее

обидное выражение,-- вы -- консерваторы от музыки!

-- Не мешайте нам репетировать!

-- Это вы нам мешаете? На ваших ночных посудинах чем

меньше репетируешь, тем красивше выходит.

-- А на ваших самоварах репетируй -- не репетируй, ни

черта не получится.

Не придя ни к какому соглашению, обе стороны остались на

месте и упрямо заиграли каждая свое Вниз по реке неслись звуки,

какие мог бы издать только трамвай, медленно проползающий по

битому стеклу. Духовики исполняли марш Кексгольмского

лейб-гвардии полка, а звуковое оформление -- негрскую пляску:

"Антилопа у истоков Замбези". Скандал был прекращен личным

вмешательством председателя тиражной комиссии.

В одиннадцатом часу великий труд был закончен. Пятясь

задом, Остап и Воробьянинов потащили транспарант к капитанскому

мостику. Перед ними, воздев руки к звездам, бежал толстячок,

заведующий хозяйством. Общими усилиями транспарант был привязан

к поручням. Он высился над пассажирской палубой, как экран. В

полчаса электротехник подвел к спине транспаранта провода и

приладил внутри его три лампочки, Оставалось повернуть,

выключатель,

Впереди, вправо по носу, уже сквозили огоньки города

Васюки.

На торжество освещения транспаранта заведующий хозяйством

созвал все население парохода. Ипполит Матвеевич И великий

комбинатор смотрели на собравшихся сверху; стоя по бокам темной

еще скрижали.

Всякое событие на пароходе принималось плавучим

учреждением близко к сердцу. Машинистки, курьеры, ответственные

работники, колумбовцы и пароходная команда столпились, задрав

головы, на пассажирской палубе.

-- Давай! -- скомандовал толстячок. Транспарант осветился.

Остап посмотрел вниз, на толпу. Розовый свет лег на лица.

Зрители засмеялись. Потом наступило молчание. И суровый

голос снизу сказал:

-- Где завхоз?

Голос был настолько ответственный, что завхоз, не считая

ступенек, кинулся вниз.

-- Посмотрите,-- сказал голос,-- полюбуйтесь на вашу

работу!

-- Сейчас вытурят! -- шепнул Остап Ипполиту Матвеевичу.

И точно, на верхнюю палубу, как ястреб, вылетел толстячок.

-- Ну, как транспарантик? -нахально спросил Ос-

тап.-- Доходит?

-- Собирайте вещи! -- закричал завхоз.

-- К чему такая спешка?

-- Со-би-рай-те вещи! Вон! Вы под суд пойдете!

Наш начальник не любит шутить!

-- Гоните его! -- донесся снизу ответственный голос.

-- Нет, серьезно, вам не нравится транспарант? Это, в

самом деле, неважный транспарант?

Продолжать игру не имело смысла. "Скрябин" уже пристал к

Васюкам, и с парохода можно было видеть ошеломленные лица

васюкинцев, столпившихся на пристани.

В деньгах категорически было отказано. На сборы было дано

пять минут.

-- Сучья лапа,-- сказал Симбиевич-Синдиевич, когда

компаньоны сходили на пристань.-Поручили бы оформление

транспаранта мне. Я б его так сделал, что никакой Мейерхольд за

мной бы не угнался.

На пристани концессионеры остановились и посмотрели вверх.

В черных небесах сиял транспарант.

-- М-да,-- сказал Остап,-- транспарантик довольно дикий.

Мизерное исполнение.

Рисунок, сделанный хвостом непокорного мула, по сравнению

с транспарантом Остапа показался бы музейной ценностью. Вместо

сеятеля, разбрасывающего облигации, шкодливая рука Остапа

изобразила некий обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми

вместо рук.

Позади концессионеров пылал светом и гремел музыкой

пароход, а впереди, на высоком берегу, был мрак уездной

полночи, собачий лай и далекая гармошка.

-- Резюмирую положение,-- сказал Остап жизнерадостно.--

Пассив: ни гроша денег, три стула уезжают вниз по реке,

ночевать негде и ни одного значка деткомиссии. Актив:

путеводитель по Волге издания тысяча девятьсот двадцать шестого

года (пришлось позаимствовать у мосье Симбиевича в каюте).

Бездефицитный баланс подвести очень трудно. Ночевать придется

на пристани. Концессионеры устроились на пристанских лавках.

При свете дрянного керосинового фонаря Остап прочел из

путеводителя:

"На правом высоком бере-- В городе 8000 жителей, гогу --

город Васюки. Отсюда сударственная картонная фаб-

отправляются лесные материа-- рика с 320 рабочими,

маленьлы, смола, лыко, рогожи, а кий чугунолитейный, пивовасюда

привозятся предметы ши-- ренный и кожевенный заводы, рокого

потребления для края. Из учебных заведений, кроме отстоящего на

50 километров общеобразовательных, лесной от железной дороги.

техникум".

-- Положение гораздо серьезнее, чем я предполагал,--

сказал Остап.-- Выколотить из васюкинцев деньги представляется

мне пока что неразрешимой задачей. А денег нам нужно не менее

тридцати рублей. Во-первых, нам нужно питаться и, во-вторых,

обогнать тиражную лоханку и встретиться с колумбовцами на суше,

в Сталинграде.

Ипполит Матвеевич свернулся, как старый худой кот после

стычки с молодым соперником -- кипучим владетелем крыш,

чердаков и слуховых окон.

Остап разгуливал вдоль лавок, соображая и комбинируя. К

часу ночи великолепный план был готов. Бендер улегся рядом с

компаньоном и заснул.