Иван ефремов таис афинская

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 44

грехами вызвавшую изгнание людей из первобытного рая. Под страхом смерти

женщина не смеет показаться даже мужу нагою, не смеет войти в храм... Чем

нелепее вера, тем больше цепляются за нее непросвещенные люди, чем темнее

их душа, тем они фанатичнее. Непрерывные войны, резня между самыми

близкими народами - результат восшествия мужчины на престолы богов и

царей. Все поэтическое, что связано с Музой, исчезает, поэты становятся

придворными восхвалителями грозного бога, философы оправдывают его

действия, механики изобретают новые боевые средства.

А если царь становится поэтом и поклоняется Музе в образе прекрасной

возлюбленной, то ее убивают. Такова была история комагенского царя

Соломона и Суламифи. Ее должны были убить еще и за то, что она нарушила

запрет и не скрывала своей наготы.

- Но у нас в Элладе так много поэтов и художников воспевают красоту

женщин, - сказала Таис.

- Да, у нас женские и мужские боги не разошлись далеко, и в этом

счастье эллинов, на вечную зависть всем другим народам. В Элладе женщинам

открыт мир, и потому они не так отличаются невежеством, как у других

народов, и дети их не вырастают дикарями. Тех, кто во всей красоте

позирует художникам и скульпторам, у нас не убивают, а прославляют,

считая, что отдать красоту людям не менее почетно, чем мастеру перенести

ее на фреску или в мрамор. Эллины поняли силу Эроса и важность поэзии для

воспитания чувств. Мы не сумели сделать так, чтобы женщины сочетали все

свои качества в одном лице, но, по крайней мере, создали два вида женщин,

в двух ее важнейших обликах: хозяйки дома и гетеры-подруги.

- Какой же из них важнее?

- Оба. И оба едины в Великой Богине-Матери, Владычице Диких Зверей и

Растений. Но помни, что Великая Богиня не живет в городах. Ее обиталище -

холмы и рощи, степи и горы, населенные зверями. Еще - море, она и морская

богиня. Пророки Сирии считали море прародиной всего греховного, с ним

связана Рахаб - соблазнительница и наследница вавилонской богини Тиамат.

Они восклицали: "Не будет больше моря! " И египтяне тоже боятся моря...

- Как странно! Мне кажется, я не смогла бы долго жить без моря, -

сказала Таис, - но меня не пугает город, когда он стоит на морском берегу.

- А разве ты не знаешь, какому облику следовать? - усмехнулся

философ. - Не задумывайся! Сама судьба поставила тебя гетерой, пока ты

молода. Будешь старше - сделаешься матерью, и многое изменится в тебе, но

сейчас ты - Цирцея и обязана выполнять свое назначение.

На вопрос Таис - какое назначение, делосец объяснил ей, что женская

богиня - Муза, хотя и не кровожадна, но вовсе не так добра, как это

видится влюбленным в нее поэтам. Среди обычных людей существует поговорка

о том, что быть поэтом, любить поэта или смеяться над ним - все одинаково

гибельно. Древние лунные богини Крита и Сирии были украшены змеями для

напоминания, что их прекрасные образы скрывают Смерть, а львы сторожат

свои жертвы у их ног. Таковы же их сестры: богиня-сова с горящими

мудростью глазами, - летающая ночью, возвещая смерть, подобно "Ночной

кобылице" Деметре, или беспощадная соколиха Кирка (Цирцея), вестница

гибели, владычица острова Плача - Эа на севере Внутреннего моря. Кирка -

волшебница любви, превращавшая мужчин в зверей соответственно их

достоинству - свиней, волков или львов. Артемис Элате (Охотница), следящая

за здоровьем всех диких зверей и людей, уничтожая слабых, больных,

малоумных и некрасивых.

Великая богиня Муза обнажена, как дарящая истину, как не приверженная

ни к месту, ни к времени. Она не может быть домашней женщиной, она всегда

будет противостоять ей. Женщины не могут сколько-нибудь долго выдержать ее

роль.

- Я знаю, - грустно и тревожно сказала Таис, - сколько менад кончают

самоубийством на празднествах любви.

- Я доволен тобою все больше! - воскликнул философ. - К твоим словам

добавлю, что та, которая родилась быть музой, но вынуждена быть домашней

хозяйкой, всегда живет под искушением самоубийства. Твоя роль в жизни -

быть музой художников и поэтов, очаровательной и милосердной, ласковой, но

беспощадной во всем, что касается Истины, Любви и Красоты. Ты должна быть

бродильным началом, которое побуждает лучшие стремления сынов

человеческих, отвлекая их от обжорства, вина и драк, глупого

соперничества, мелкой зависти, низкого рабства. Через поэтов-художников

ты, Муза, должна не давать ручью знания превратиться в мертвое болото.

Предупреждаю тебя - это путь нелегкий для смертной. Но он не будет

долог, ибо только молодые, полные сил женщины могут выдержать его.

- А дальше? Смерть?

- Если осчастливят тебя боги умереть еще молодой. Но если нет, то ты

повернешься к миру другим лицом женщины - воспитательницы, учительницы

детей, сеятельницы тех искорок светлого в детских душах, что потом могут

стать факелами. Где бы ты ни была и что бы с тобой ни случилось, помни, ты

- носительница облика Великой Богини. Роняя свое достоинство, ты унижаешь

всех женщин - и Матерей, и Муз, даешь торжествовать темным силам души,

особенно мужской, вместо того чтобы побеждать их. Ты - воительница.

Поэтому никогда не падай перед мужчиной. Не позволяй силе Эроса делать

противное тебе, разрешать унижающие тебя поступки. Лучше Антэрос, чем

такая любовь!

- Ты сказал, отец, Антэрос?

- Ты побледнела. Чего ты испугалась?

- С детства нам внушали, что самое худшее несчастье, которого боится

сама Афродита, это неразделенная любовь. Она обрекает человека на

невыносимые муки, мир становится для него Нессовой одеждой [отравленная

одежда убитого кентавра Несса, которую надел и никак не смог снять

Геракл]. Бог такой любви Антэрос изобретает все новые уязвления и мучения.

И я не могу преодолеть детского страха.

- Теперь ты посвящена в знание орфиков и Трехликой богини и победишь

этот страх. Ты видела людей, подобных нашему поэту, владеющих даром

подчинять людей своей воле? Таких немало. Есть среди них тираны, демагоги,

стратеги. Беда, если они служат силам зла, причиняя страдания. Следует

избегать всякого общения с подобными людьми, распространяющими вокруг себя

вредное дыхание недоброй магии, называемой черной. Знай, что есть способы

влиять на людей через физическую любовь, влечение полов, через красоту,

музыку, танцы. Подчиняясь целям и знанию черного мага, женщина, обладающая

красотой, во много раз увеличивает власть над мужчинами, а мужчина над

женщинами. И горе тем, которые будут ползать у их ног, презираемые и

готовые на все ради одного слова или взгляда. Вот это и есть истинный

Антэрос! Бесконечно разнообразны жизнь и люди. Но ты владеешь силой не

подчиняться слепо ни людям, ни любви, ни обманным словам лживых речей и

писаний. Зачем же тебе бояться неразделенной любви? Она только укрепит

твой путь, возбуждая скрытые силы. Для того я и обучал тебя!

- А грозные спутники Антэроса - месть и расплата?

- Зачем тебе следовать им! Нельзя унижать и мучить мужчину, так же

как унижаться самой. Держись тонкой линии мудрого поведения, иначе

опустишься до положения унижаемого, и оба будете барахтаться в грязи

низкой жизни. Вспомни о народах, считающих себя избранными. Они вынуждены

идти на угнетение остальных военной ли силой, голодом или лишением знаний.

Неизменно в их душах растет чувство вины, непонятное, слепое и тем более

страшное. Поэтому они мечутся в поисках божества, снимающего вину. Не

находя такого среди мужских богов, бросаются к древним женским богиням. А

другие копят в себе вину и, озлобляясь, делаются мучителями и палачами

других, топча достоинство и красоту человека, стаскивая в грязь, где тонут

сами. Эти наиболее опасны. Некогда у орфиков были неметоры - тайные жрецы

Зевса Метрона, Зевса Измерителя, обязанностью которых было своевременно с

помощью яда уничтожать подобных злых людей. Но давно уже нет культа Зевса

Измерителя, нет и тайных жрецов его. А число мучителей растет в Ойкумене.

Иногда мне кажется, что дочь Ночи, Немесия [Немесия, или Немезида, -

карающая богиня в греческой мифологии], надолго уснула, одурманенная своим

венком из дающих забвение наркисов.

- А ты знаешь тайну яда?

- Нет. И если бы знал, то не открыл тебе. Назначение твое иное.

Совмещать разные пути нельзя. Это приведет к ошибкам.

- Ты сам меня учил: орфики не губят людей. Хотелось узнать, на

случай...

- Случаев нет! Все нуждается в Понимании и Разоблачении - двух

великих составляющих Справедливости. Что бы ни встречалось тебе в жизни,

никогда не ступай на черную дорогу и старайся отвращать людей от нее. Для

этого ты вооружена достаточно! Можешь идти домой. Я устал, дочь моя.

Гелиайне!

Таис упала на колени перед учителем. Благодарность переполняла ее, и

успокоение отразилось на лице делосского философа, когда она поцеловала

его руку.

- Если ты научилась здесь скромности... нет, ты родилась с этим

счастливым даром судьбы! Я рад за тебя, прекрасная Таис! - делосец с

трудом поднялся с кресла.

Острая тоска, предчувствие долгой разлуки с полюбившимся наставником

заставили Таис медлить с уходом. Она пошла к главному входу, но вспомнила

про свой странный и яркий наряд и остановилась. Нельзя же в нем идти по

улице. А может, эту одежду ей дали лишь на время? Как бы в ответ навстречу

ей перебежал дворик знакомый мальчик-служка этого безлюдного храма. Низко

поклонившись, он повел ее в боковой притвор, куда она приходила в первый

раз. Там она нашла свою одежду и сандалии. Мальчик сказал:

- Я провожу тебя домой.

^ 6. НИТЬ ЛАКОНСКОИ СУДЬБЫ

Голова ее слегка кружилась от простора после девятидневной тесноты и

темноты храмовых комнат. Ветер Сета прекратился. В прозрачном воздухе

снова виднелись гигантские пирамиды в восьмидесяти стадиях на севере. За

храмом два узких озерка почти обмелели. Таис, подобрав подол своей льняной

столы, перешла по утоптанной глине между прудами, напрямик в большой парк,

избегая шумной улицы. Она чувствовала себя неуверенно среди толпы.

Едва она вышла за ограду парка и повернула вдоль нее к набережной,

как услышала за спиной быстрый и четкий военный бег. Еще не обернувшись,

узнала Менедема.

- Откуда ты, милый? - ласково приветствовала она спартанца.

- Бродил вокруг храма. Сегодня десятый день, и конец твоего плена. Я

поздно догадался, что ты пойдешь через пруды. Истосковался без тебя. Я

ведь тогда даже не успел попрощаться: проклятый чародей отвел нам глаза на

симпосионе. Спасибо фиванке, объяснила мне все, а то бы я переломал кости

этому митиленцу.

- Не ревнуй! - Таис положила руку на тяжелое плечо воина.

- О нет, совсем нет! Я знаю теперь, кто ты, госпожа!

Таис даже остановилась.

- Да, да! - продолжал спартанец. - Вот! - он взял ее за руку,

склонился и поцеловал кольцо со знаком треугольника на ее пальце.

- Ты орфик? - с изумлением воскликнула Таис. - Ты тоже посвящен?

- О нет. Мой старший брат - жрец Реи. От него я узнал тайны, понять

которые не способен. Однако они манят меня, как манит завеса между жизнью

и смертью, между любовью и красотой. И я могу чувствовать, хоть и не

понимаю, я всего-навсего простой воин и воспитан для сражений и смерти. А

истинный орфик не убивает даже зверей и птиц, не ест мяса...

Таис вдруг ощутила прилив необыкновенной нежности к этому могучему

мужчине, как мальчику, нежному и чувствительному в делах богов и любви.

- Пойдем ко мне, - сказал Менедем, - я хотел отпраздновать твое

посвящение.

- Пойдем, - согласилась Таис, - хорошо, что ты встретил меня!

Менедем для свиданий с Таис нанимал глинобитный домик на западной

окраине, среди редких пальм и огородов. Здесь долина реки суживалась, и

домик стоял недалеко от третьей главной аллеи. Обставленное бедно даже для

спартанца, жилище Менедема всегда приводило в умиления Таис. Она забывала,

что с лаконской точки зрения Менедем еще не достиг полного

совершеннолетия, не стал андросом, то есть тридцатилетним, и все еще

подчинялся мужской дисциплине, куда более жестокой, чем общественный режим

свободных спартанок.

Два-три красивых сосуда, несколько звериных шкур - вот и все, чем мог

украсить свое жилище скромный воин. А за эти дни в доме появился бронзовый

треножник старинной работы.

Менедем предложил Таис сбросить длинную линостолию, а потом поднял ее

и усадил на треножник, как жрицу-прорицательницу или богиню. Удивленная

афинянка подчинилась, любопытствуя, что будет дальше.

Спартанец принес из кухни горящих углей, насыпал в две курительницы,

стоявшие по бокам, и аромат драгоценных аравийских смол дымными струями

стал подниматься рядом с Таис.

Менедем взял ее за руку, еще раз приложился губами к кольцу с

треугольником и, склонив голову, медленно опустился на колени. Он

оставался в этой позе так долго, что Таис почувствовала неловкость - и от

торжественности его позы, и от неудобного положения на высоком треножнике.

Она шевельнулась осторожно, боясь обидеть Менедема. Спартанец заговорил:

- Ты так умна и прекрасна! Я верю, что ты - не простая смертная.

Благодарю тебя за божественную радость! Я не могу выразить свое великое

счастье, язык не повинуется мне, но даже во сне я вижу ласковую улыбку

Афродиты. Мне нечего отдать тебе, кроме своей жизни, это ведь так мало -

жизнь воина, предназначенного смерти!

- О, ты лучше всех для меня, мой Сотер (спаситель)! Радуюсь под

крылом твоей силы и люблю тебя, - Таис наклонилась к спартанцу, положила

обе руки на его кудрявую голову, - встань скорее!

Менедем поднял глаза, и Таис ощутила в них восхищение и радость

чистой и мужественной души. Смущенная, счастливая и встревоженная великой

ответственностью за возлюбленного, для которого она стала и богиней, и

глазами жизни, афинянка постаралась весельем отогнать набежавшую откуда-то

тревогу.

Этот день показался им столь коротким, что Менедем едва успел

собраться на ночную стражу, в Стратопедоне.

Менедем, не слушая возражений, посадил ее на плечо и побежал с нею

вниз к набережной, нанял там лодочника и велел отвезти к северному концу

города. Лишь после того он понесся в лагерь. Неутомимый бегун всегда

поспевал вовремя.

Усталая Таис сидела в лодке, глядя на прозрачную и прохладную воду -

в это время года Нил был особенно чистым. Может быть, грусть навеяли слова

Менедема о предчувствии их близкой разлуки? Голос воина был глух и

печален, когда он рассказал Таис о письме, полученном Эоситеем от царя

Агиса, в котором тот призывал его назад в Спарту. Приход македонского царя

Александра в Египет и покорение им этой страны неизбежны. Бессмысленно

кучке спартанцев сопротивляться победителю персов. Отпадала и надобность в

дальнейшем пребывании в Египте. Фараон - слуга жрецов, он отправился в

Элефантину, а его казначей уже намекал Эоситею, что выплата денег скоро

может прекратиться. Сатрап Дария тоже не давал никаких повелений. Страна

сейчас в руках жрецов.

- И ты должен уехать со своими? - испугалась Таис.

- Это неизбежно. Но как я могу расстаться с тобой? Лучше чаша

конейона... [сильнейший яд]

Таис положила палец на губы воина.

- Не говори так. Хочешь, я поеду с тобой? Вернусь в Элладу?

- Это выше всего, о чем я могу мечтать. Но... - спартанец замялся.

- Что же?

- Если бы я возвратился домой после окончания войны, а то... Только

ты никому не говори об этом: мне думается, будет война.

- Против эллинского союза и Александра?

- Против кого же еще?

- Вы, спартанцы, отчаянно смелы и тупо упрямы. И кончите плохо. Но ты

можешь остаться здесь, со мной?

- Кем? Конюхом Салмаах? Или плести венки?

- Зачем так жестоко? Подумаем, найдем выход. Еще есть время. Эоситей

поплывет не скоро?

- Не раньше прихода Александра.

- Как жаль, что ты не можешь пойти к Александру.

- А, ты понимаешь!.. Да, будучи спартанцем, которых он не любит, ты

знаешь, он даже отверг имя Спарты на трофее...

- Это преодолимо. Он мой друг.

- Твой друг?! Да, конечно же, я забыл про Птолемея. Но я должен быть

со своими, и в славе, и смерти - одинаково.

- Я понимаю. Потому и не думаю, что ты пойдешь на службу к

македонцам.

Таис всю дорогу пыталась что-нибудь придумать для Менедема, но так

ничего и не нашла.

Наверное, от бессилия грусть все сильнее одолевала ее на коротком

пути до дома.

Как только Таис появилась среди персидских яблонь своего садика,

Гесиона бросилась к ней с радостным воплем, и она обнята фиванку, как

сестру. Прибежала и Клонария, ревниво поглядывая на "Рожденную змеей" и

стараясь оттеснить ее от хозяйки.

Без промедления они заставили Таис улечься на жесткую скамью для

массажа. Обе девушки принялись хлопотать, укоряя, что она совсем запустила

себя.

- Теперь придется возиться всю ночь, чтобы привести тело госпожи в

должный вид, - говорила рабыня, умело орудуя бронзовыми щипчиками и

губкой, смоченной настойкой корня брионии, уничтожающей волосы и

восстанавливающей гладкость кожи.

Гесиона в это время приготовляла ароматную жидкость с любимым запахом

Таис - ирисом и нейроном. Тонкоперистые листья нейрона с их острым запахом

горьковатой свежести здесь в Египте можно было доставать в изобилии. В

Элладе же они распускались только на короткое время в месяце элафеболионе.

Превращение Таис в гладкую, как статуя, и душистую жрицу Афродиты

прервал приезд ликующей Эгесихоры. Расцеловала подругу, но ее ждали кони,

и она умчалась, пообещав прийти ночевать...

Пламя люкносов [светильник в виде чаши или кувшина], притушенное

пластинками желтого оникса, освещало спальню слабым золотистым мерцанием.

У ложа горел ночник, и четкий профиль Таис на его фоне казался Эгесихоре

вырезанным из темного камня. Таис подняла высоко руку, и блеснувшее кольцо

привлекло внимание спартанки.

- Ты носишь его недавно. Чей дар, скажи? - сказала Эгесихора,

разглядывая резной камень.

- Не дар, а знак! - возразила Таис.

Спартанка насмешливо фыркнула.

- Мы все аулетридами носили такие знаки. Было удобно. Повернешь

вершиной треугольника от себя - всякий понимает: занята. Вершиной к себе -

свободна. Правда, кольца были бронзовые, и камень - синее стекло.

- А рисунок тот же? - лукаво улыбнулась Таис.

- Тот же - треугольник великой богини... Нет, наши были узкими,

острее. На твоем кольце широко разведены боковые стороны, как у Астарты.

Да еще камень - правильный круг. А ты понимаешь смысл этого знака?

- Не совсем, - неохотно ответила Таис, но Эгесихора, не слушая ее,

подняла голову. Откуда-то из глубины дома доносились слабые звуки,

складывалась печальная мелодия.

- Гесиона, - пояснила афинянка, - она сама сделала сирингу из

тростника.

- Странная она. Почему ты не выдашь ее замуж, если не хочешь учить,

как гетеру?

- Надо, чтобы она опомнилась от всего того ужаса, насилия и рабства.

- Сколько же времени она будет приходить в себя? Пора бы!

- Разные люди вылечиваются в разные сроки. Куда ей спешить? Когда

Гесиона станет подлинной женщиной и полюбит, взойдет новая звезда красоты.

Берегись тогда, золотоволосая!

Эгесихора презрительно усмехнулась.

- Не со мной ли она будет соперничать, твоя несчастная фиванка?

- Все может быть. Вот появится здесь войско Александра...

Эгесихора внезапно стала серьезной.

- Ложись рядом, щека к щеке, чтобы никто не подслушал!

Спартанка рассказала подруге уже известное: Эоситей собирается

покинуть Египет. Стратег спартанцев требует, чтобы Эгесихора уехала с ним.

Blog

Иван ефремов таис афинская

Содержание