1. билингвистическая ситуация в русском обществе XVIII в

Вид материала

Документы

Содержание 2. Российское языковое сознание И выражалася с трудом 3. Формы русско-французского двуязычия C’est bien beau ce que vous venez de dire; Cousinage dangereux voisinage; Les mariages se font dans les cieux. Берег весь кипит народом 4. Французский язык 5. Французская речь русских эмигрантов 6. Французский язык Захватите с собой Аргунина, – восклицала как бы осененная вдохновением дама. 7. Мультикультурность советского Француз восторжен, рафинирован. В России ему нравится все. – Ah, des babuchkas russes! Oh, des visages incroyables!”. Бабкин А.М

Подобный материал:

• Филология, 142.07kb.
• Лексико-семантические процессы в русском литературном языке второй половины XVIII века, 485.72kb.
• Врезультате первой мировой войны и гражданской войны в России и Европе закладывается, 327.1kb.
• -, 483.35kb.
• Небывалый патриотический подъем в русском обществе, связанный с Отечественной войной, 282.99kb.
• Российские сми о мчс мониторинг за 2 марта 2010, 1154.11kb.
• Гражданская война Причины и периодизация Гражданской войны, 350.77kb.
• Лоренс Стерн Вконце 20-х годов XVIII в. Джеймс Томсон своими поэма, 34.38kb.
• Вопросы к экзамену по курсу «русская литература XVIII в.», 69.41kb.
• Грибоедов Горе от ума, 15.07kb.

1. БИЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ

В РУССКОМ ОБЩЕСТВЕ XVIII В.


Предпосылки создания билингвистической ситуации в России появились в петровскую эпоху, когда кардинальные перемены в политической, экономической и культурной жизни государства повлекли за собой развитие языка. Развивались контакты между русским и другими, преимущественно европейскими языками.

В России XVIII – XIX вв. одной из форм межъязыковых контактов была переводческая деятельность. Авторы переводных текстов (прозаические и стихотворные произведения мировой классики, романы, мемуары, дневники, критические сочинения, научные трактаты и др.) вводили в них слова и словосочетания в графике языка-источника, а также целые предложения (строчки молитв, латинских пословиц, изречения древнегреческих и древнеримских философов, поэтов, крылатые выражения, формулы речевого этикета).

Русский литературный язык конца XVIII – начала XIX вв. располагал большим количеством иноязычной фразеологии¹. Иноязычные слова и выражения можно было обнаружить и в оригинальных русских текстах (мемуарах, дневниках, письмах и художественных произведениях). В указанный исторический период резко возросло общее количество иноязычных слов и выражений в оригинальных текстах всех стилей и жанров. Сам факт включения русскими писателями иноязычной лексики в тексты художественных произведений был явлением, свойственным всему литературно-письменному языку этого периода.

Начиная с петровской эпохи, образованное русское общество постепенно становится двуязычным, однако языки-источники сменяют друг друга на протяжении столетия². Русское дворянство интенсивно обучается иностранным языкам, что в дальнейшем способствует приобщению образованной части русского общества к европейской культуре и влечет за собой желание выработать новые культурные ценности³. Русское дворянство “европеизировалось”; для выражения новых понятий система церковнославянского языка оказывается недостаточной. Развиваясь, язык дворянского салона вступает в борьбу с церковно-книжной традицией культуры речи.

Для России конца XVIII – начала XIX века характерен широкий интерес к французской языковой культуре. В.Г. Гак отмечает появление французских слов в русском языке в XVIII века: “Воспроизводя термины, переводчики либо приспосабливали французское слово (виктория), либо старались его калькировать, т.е. по его образцу создать новое слово”⁴. Именно французский язык с его богатой стилистической культурой был признан лучшим языковым материалом для обогащения словарного состава русского языка. Во второй половине XVIII века французский язык утверждается среди столичного дворянства как средство коммуникации. Для высших слоёв русского общества французский язык предреволюционной эпохи становится идеалом речевой культуры. “Французский язык для русского дворянства – необходимое условие входить в серьёзный контакт с Европой и её цивилизацией”⁵.

С XVIII в. в российском языковом пространстве успешно сосуществуют основные европейские языки (немецкий, итальянский, английский, французский), каждый из которых имеет свой социальный и культурный ареал распространения.

С конца XVIII в. французский язык доминирует среди прочих иноязычных влияний в России, играет важнейшую роль в формировании русского национального литературного языка.


^ 2. РОССИЙСКОЕ ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ

ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ


Процессы, протекавшие в XVIII веке, получили своё завершение в первой четверти XIX века. “Французский язык становится официальным языком придворно-аристократических кругов, языком светских дворянских салонов”⁶.

Эти языковые процессы сопутствовали заимствованию и переносу на русскую почву достижений французской культуры: архитектуры, прикладного искусства, живописи, моды – всего, что связано с широким спектром гуманитарных явлений. Франция надолго становится проводником европейской цивилизации в России.

Известны слова Пушкина, обращенные к Чаадаеву: “Je te parlerai la langue de l’Europe. Elle m’est plus familère que la nôtre”⁷.

“Процесс европеизации русского дворянства привел <…> не только к распространению французского языка в “лучших обществах”, но и к образованию разговорных стилей светского дворянского языка на русско-французской основе”⁸. Свидетельство этому – записанные А. Пушкиным “Разговоры Н.К. Загряжской”, в которых он скрупулезно фиксирует своеобразие ее билингвистической русско-французской речи, где литературные французские фразы соседствуют с разговорно-просторечными русскими выражениями: “У Машеньки была une maîtresse de clavecin. Раз она говорит : “ Madame, je ne puis rester à Petersbourg”. – Pourquoi ça? – “Pendant l’hiver je puis donner des leçons, mais en été tout le monde est à la campagne et je ne suis pas en étât de payer un équipage ou bien de rester oisive”. – Mademoiselle, vous ne partirez pas, il faut arranger cela de manière ou d’autres. – Приезжает ко мне Потемкин. Я говорю ему: “Как ты хочешь, Потемкин, а мамзель мою пристрой куда-нибудь”. – “Ах, моя голубушка, сердечно рад, да что для нее сделать, право, не знаю”. – Что же? Через несколько дней приписали мою мамзель к какому-то полку и дали ей жалованье. Нынче этого сделать уж нельзя”⁹.

Но французским владеет не только придворная аристократия и дворянская элита. Приезжающих в Россию иностранцев (среди них – Александр Дюма и Теофиль Готье) поражает, что все (офицеры, чиновники, литераторы, помещики, женщины) и везде говорят по-французски: в таможне, на улице, в учреждении, в магазине.

Русская литература содержит богатейший материал социолингвистического и культурологического характера, объемно фиксирующий все формы соприкосновений с культурой Франции.

Русские писатели пушкинского круга активно используют в своем языке иносистемные явления, значительное место среди которых принадлежит элементам французского языка¹⁰. Французские слова, фразеологические выражения, отдельные фразы и фрагменты текста выполняют как коммуникативные, так и стилеобразующие функции¹¹.

Многообразная картина функционирования французского языка на территории России в первой трети XIX века представлена в творчестве Пушкина¹². Современная писателю разговорная речь отражена в целом ряде произведений: “Повестях Белкина”, “Пиковой даме”, “Романе в письмах”, “Дубровском”, “Рославлеве”, “Графе Нулине”, “Евгении Онегине”, “Египетских ночах”, прозаических набросках и отрывках 30-х годов “Мы проводили вечер на даче”, “Гости съезжались на дачу”, “На углу маленькой площади”.

Приверженность к французскому языку объединяет таких, казалось бы, несхожих между собой пушкинских героинь, как Пиковая дама и Татьяна Ларина. Первая на вопрос внука, не прислать ли ей русских романов, осведомляется: а разве есть русские романы? Но и вторая – “русская душою”, несмотря на это свое качество:

… по-русски плохо знала,

Журналов наших не читала,

^ И выражалася с трудом

На языке своем родном¹³.

Более подробное объяснение подобному парадоксальному положению дается Пушкиным в неоконченном романе “Рославлев”: “Полина чрезвычайно много читала, и без всякого разбора. Ключ от библиотеки отца ее был у нее. Библиотека большею частию состояла из сочинений писателей XVIII века. Французская словесность, от Монтескье до романов Кребильона, была ей знакома. Руссо знала она наизусть. В библиотеке не было ни одной русской книги, кроме сочинений Сумарокова, которых Полина никогда не раскрывала. Она сказывала мне, что с трудом разбирала русскую печать, и, вероятно, ничего по-русски не читала, не исключая и стишков, поднесенных ей московскими стихотворцами”¹⁴.

Французский язык утверждается в русском обществе “как средство приобщаться к культурным ценностям в широком смысле слова, и настоящим и мнимым – в конце XVIII – начале XIX века заменить его было нечем”¹⁵. “ К началу XIX века французский язык присутствовал уже как знак не только лингвистической, но единой культурно-идеологической системы, как определённый социальный феномен”¹⁶. В течение почти ста лет французский язык был языком образованной части русского общества, снабжая русское дворянство готовыми языковыми формулами. Стремясь выработать в своих произведениях нормы простой и выразительной разговорной речи, Пушкин ориентируется на отточенные формы французского языка, не подражая им, но сплавляя лучшие черты французской традиции с богатейшим фондом русской народной речи¹⁷. Своего рода камертоном, задающим верный тон и стиль разговора и повествования в целом, служат французские эпиграфы к произведениям: “7 Mai 18** Homme sans moeurs et sans religion.”; “Votre coeur est l’éponge imbibée de fiel et de vinaigre”; “Il paraît que monsieur est décidement pour les suivantes? – Que voulez-vous, madame, elles sont plus fraîches”¹⁸.

Даже война с Наполеоном не поколебала французского влияния – ни в области языка, ни в области культуры. Пушкин иронизирует над поверхностным дворянским патриотизмом: “… гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак… кто сжег десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита … Все закаялись говорить по-французски…, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни”¹⁹. “Браним французов мы французскими словами”, – замечал один из современников. Толстой, описывая это время, вслед за Пушкиным, осмеивает попытку говорить по-русски из показного патриотизма. Он пародирует такую речь в письме одного из персонажей “Войны и мира”: “Я вам пишу по-русски, мой добрый друг, потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторженны через энтузиазм к нашему обожаемому императору”²⁰.

Процессы, связанные с утверждением французского языка как средства коммуникации в русском образованном обществе, породили явления галломании: предпочтение французского языка русскому, мода на иностранные слова, что представлялось национальной катастрофой и вызывало тревогу у части представителей культуры²¹. Французский язык из потребности превратился в моду. “Важная потребность преломляется в бытовом сознании в моду – в настоящее требование, предъявляемое дворянину, желающему “авансировать” в своём обществе”²².

В быту аристократии французский язык являлся прежде всего особенностью общения с женщинами, нежели в отношениях между мужчинами, которые хотя бы по условиям службы, гражданской и военной, должны были относительно свободно обладать некоторыми видами письменной и устной русской речи. Обладая тонко разработанной системой средств выражения, французский язык становится этикетным языком общения, одним из основных компонентов женского образования, неотъемлемой частью духовной жизни русской женщины, средством приобщения её к европейской культуре. Именно за французским языком закрепляется статус языка эпистолярной прозы. Особенно строго этикет соблюдался в общении и переписке с женщинами. Письменная речь во многом сформировалась под влиянием французской языковой культуры и представляла факты употребления французского нормативного эпистолярного языка²³.


^ 3. ФОРМЫ РУССКО-ФРАНЦУЗСКОГО ДВУЯЗЫЧИЯ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.


Русско-французское двуязычие и его виды, процессы вхождения и усвоения франкоязычных элементов, слов и форм экспрессии русским языком (как результат взаимодействия двух языков) нашли отражение в произведениях Л.Н. Толстого²⁴. В языке писателя прослеживается сосуществование и взаимодействие двух языковых систем, что является следствием появление билингвистических речевых явлений.

В речи толстовских персонажей наиболее активны социально обусловленные слова, выражения и конструкции, относящиеся к речевому этикету (формулы обращения, приветствия, благодарности, просьбы, пожелания, прощания): ma chère, mon chère monsieur Pierre, ma bonne amie, Charmant, Ma délicieuse! Bonjour, ma chère, je vous félicite, Attendez, allez, mon ami! au nom de dieu! Courage, mon ange! Merci, mon père.

Часто франкоязычные фрагменты представляют собой распространённые “ходовые” фразы, пословицы, поговорки: ^ C’est bien beau ce que vous venez de dire; Cousinage dangereux voisinage; Les mariages se font dans les cieux.

Французские элементы в виде отдельных фразеологических единиц или простых предложений формируют макаронические образования, которые становятся характерной чертой русской разговорной речи этого периода: “и в моей жизни tout n’est pas rose ”, “разве я не вижу, что du train que nous allons, нашего состояния нам хватит ненадолго…”. 

Знакомство с французской литературой формировало и обуславливало поведенческие и языковые формы, образцы которых были выработаны в русле западноевропейского сентиментализма и романтизма, и хорошо усваивались русским обществом.

Французский язык занимает особое место как важный национально-специфический компонент культуры, как знак принадлежности его носителей к определенному социуму. Отличительными чертами этого этапа является широкое распространение его в обиходе разных слоев общества, сосуществование французского языка с другими европейскими языками, употреблявшимися в повседневной жизни.

Л. Толстой в романах “Война и мир” и “Анна Каренина” отражает это положение с точностью и тщательностью исследователя-социо­лингвиста.

В 30 – 40-х годах XIX века началось вытеснение французского языка из тех сфер общения, где он до этого делил с русским языком функцию литературного языка. К середине века всеобъемлющее влияние Франции принимает несколько иные формы. С одной стороны, Россия прошла, по выражению И. Данилевского, прививку европейской культуры в ее французском, наиболее совершенном варианте. Все необходимое было усвоено, переработано. Но само по себе французское вызывает неоднозначное отношение. Это прослеживается в художественных произведениях и эпистолярном наследии таких гигантов русской культуры, как Тургенев и Толстой, которые, будучи билингвами по своему воспитанию и образованию, часто негативно оценивали собственно французское влияние на русскую культуру (Использование французских нетранслитерированных элементов в языке художественной прозы и эпистолярии И.С. Тургенева было всесторонне рассмотрено в дипломном сочинении О.И. Рыжановой (Поповой), защищенной по кафедре романской филологии СГУ в 1982 г.²⁵).

В то же время французское влияние расширяет свою социальную географию, проникая в самые широкие демократические круги, становясь обязательной частью среднего образования, продолжая оставаться основой женского образования, признаком утонченного воспитания.

Разговорным языком, неотъемлемую часть которого составляют сотни в разной степени ассимилированных французских слов и выражений, написана сатирическая поэма И. Мятлева “Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже ”, повествующая о путешествии по Европе помещицы средней руки “мадам де Курдюков”:

^ Берег весь кипит народом

Перед нашим пароходом:

Де мамзель, де кавалье,

Де попы, дез офисье,

Де коляски, де кареты,

Де старушки, де кадеты…²⁶

Русская литература оставила нам свидетельства почти мистического отношения к французскому языку. Причем, не только лексика, но и грамматические формы языка представляются чем-то загадочным, несущим психолингвистическую информацию. В романе Тургенева “Новь” происходит такой диалог:

- Если кто на французском диалекте хочет вопрос задать: “Что, мол, это такое?” – должен он сказать: “кесе-кесе-кесе-ля?”

- Точно так.

- А может он тоже сказать так: кесе-кесе-ля?

- Может.

- А просто: кесе-ля?

- И так может.

- И все это – едино будет?

- Да.

-Ну, промолвила она, – …ты прав… Только уж французы! Бедовые!”²⁷.

Во второй половине XIX века влияние французской культуры в России расширяет свою социальную географию, проникая в самые демократические круги, становясь обязательной частью среднего и высшего образования, основой женского воспитания в различных сословиях.

Присутствие этого привычного обыденного французского в бытовом культурном пространстве зафиксировано в романе Н.Г. Чернышевского “Что делать?”. Свидетельства эти тем более ценны, что не являются самостоятельным предметом изображения или анализа со стороны автора. В романе представлены разные уровни языковой состоятельности. Обязательное знание французского языка для человека образованного является одним из показателей широкого распространения французской культуры в российском обществе.

Так, автор мимоходом констатирует присутствие множества вывесок на французском языке на главном проспекте города. Предполагается, что они совершенно понятны потенциальным клиентам.

Французская культура сохраняет свой приоритет в производстве предметов роскоши. Чтобы получить знак качества, шитье Веры Павловны должно пройти контроль Жюли – блюстительницы французских канонов.

Чтобы магазин Веры Павловны на Невском имел успех, он должен называться по-французски: “На Невском явилась новая вывеска: “Au bon travail. Magasin des Nouveautés”²⁸.

Французский язык играл особую роль в жизни молодых разночинцев, к поколению которых принадлежал сам Чернышевский. Он становится символом той светской культуры, которой они не принадлежали по своему происхождению и воспитанию. Само по себе владение иностранным языком еще не снимало эмоционального барьера для многих интеллигентов, не принадлежавших к высшему сословию. “Чернышевский с легкостью читал по-французски, по-немецки и еще на нескольких языках, но это не могло изменить к лучшему его положение в хорошем обществе”²⁹. Его любимые герои преодолевают этот барьер. Лопухов и Кирсанов самостоятельно овладевают французским языком, т.к. без него, как замечает автор, “не двинешься дальше в профессии”. Они свободно чувствуют себя в разговоре с представителями высшего общества – Сержем (Лопухов), важным чиновником (Кирсанов). Дама в трауре и Рахметов свободно употребляют французские слова, из чего следует, что эти этикетные формы для них привычны.

Чернышевский вводит в контекст романа французскую культуру и в ее интеллектуальном, идеологическом аспекте. Это, как правило, названия книг, имена ученых и писателей. Важную роль играет Руссо, т.к. является символом движения раскрепощения женщины.

В целом, французская культура в разных ее проявлениях пронизывает всю структуру романа, но воспринимается как естественное, не чужеродное в российском культурном пространстве.

К концу ХIХ века многочисленные формы французского языка (в основном это касается лексики) ассимилируются, входят в повседневную речь представителей самых демократических слоев российского общества. Свидетельства этому зафиксированы в творчестве Чехова, предоставляющем богатейший материал лингво- и социокультурного характера (Специфика употребления элементов французского языка в произведениях А.П.Чехова была рассмотрена в дипломном сочинении А.Ляпкина, защищенном по кафедре романской филологии СГУ в 1994 г.).

Чехов продолжает традицию Гоголя, у которого еще Ноздрев намеревался напечатлеть “безешку” на лице Чичикова. В языке чеховских персонажей встречаются переиначенные, исковерканные французские слова и выражения, соотносимые с элементами знаменитого епиходовского стиля: кель-выражансы, шарманочка, моветонство, женский полонез, митральезы любви и т.д.


^ 4. ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК

В КУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ НАЧАЛА XX В.


К концу XIX – началу XX века французский язык рассеян по огромному культурному пространству России, занимая прочное положение в лингвистическом сознании россиян, свидетельством чему становятся многочисленные мемуары, произведения писателей этой эпохи, от Горького до Тэффи. Причем французские слова и выражения встречаются в произведениях писателей и поэтов всех направлений и стилистических тенденций: Блока, Бунина, Куприна, Осоргина, Северянина, Гумилева, Ахматовой и др.

Отмечая этот феномен, Н. Тэффи пишет: “С французским языком у нас дело обстоит проще. Он как-то постигается сам собою и настолько вошел в русскую душу, что даже на банкетах ораторы, подгоняя речь под финальные рукоплескания, восклицают: “Так скажем же уважаемому коллеге наше широкое русское мерси!”³⁰.

В конце XIX столетия французский язык утрачивает свою коммуникативную функцию в обществе, но при этом усиливается функция культурно-идеологическая. Культурное пространство французского языка перерождается в символическое.

В годы гражданской войны, когда в стране были смещены все привычные представления о жизненных, моральных и культурных ценностях, ломались все социальные перегородки, перекраивалось культурное пространство страны, французский язык неожиданно, на очень короткое время, возвращает себе коммуникативную функцию, становясь языковым средством, объединяющим людей одного уровня, социальной принадлежности, становясь для многих единственной возможной сублимацией прошлой утерянной жизни.

Та же Тэффи вспоминает женщину в котиковой шубке и парусиновых лаптях на босу ногу, которая стояла на трамвайной остановке в Новороссийске под проливным дождем с маленьким ребенком на руках и, желая дать понять автору мемуаров, что она “не кто-нибудь”, говорила ребенку по-французски с милым институтским акцентом: “Силь ву пле! Нэ плер па! Вуаси ле трамвэй!”³¹.


^ 5. ФРАНЦУЗСКАЯ РЕЧЬ РУССКИХ ЭМИГРАНТОВ


Когда после революции тысячи русских оказались во Франции, произошла новая, по-своему уникальная встреча двух языков: французского, который существовал и развивался на исконной территории, и того французского, который был вывезен, как предмет экспорта, два века назад в Россию, прошел там свой путь развития и оказался вновь на исконной территории³².

Можно привести множество примеров, программным из которых будет знаменитый возглас бывшего русского генерала, вышедшего на Шан-Зелизе: “Фер-то ке?”. Творчество Тэффи дает богатейший материал для подобных наблюдений, т.к. писательница всегда очень чутко улавливала сиюминутные приметы повседневной жизни русского общества и, впоследствии, эмиграции (Дипломное сочинение, посвященное французскому языку в произведениях Н.А.Тэффи, было защищено по кафедре романской филологии в 1995 г. И.Ивановой.)

Процесс взаимопроникновения культур и языков никогда не бывает односторонним. В истории взаимоотношений Франции и России есть тому множество примеров. В начале ХХ века французы интенсивно открывают для себя Россию. Примеров тому можно привести много. Наиболее яркие из них относятся к началу нашего столетия и связаны с именем Дягилева, его знаменитыми сезонами, познакомившими французов с живописью, музыкой, балетом России начала века³³. Не случайно президент Франции Франсуа Миттеран в свое время говорил, что он, как все его поколение, был воспитан на русской литературе, романах Толстого и Достоевского.


^ 6. ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК

В ЛИНГВО-КУЛЬТУРНОМ СОЗНАНИИ

ГРАЖДАН СОВЕТСКОЙ РОССИИ.

I ПОЛОВИНА XX В.


В Советской России французский язык долгое время оставался олицетворением гонимых, исчезающих или уже утраченных культурных ценностей. В 20-е годы, годы НЭПа и видимого возвращения к позабытым этикетным нормам поведения в обществе, присутствие французской культуры и языка в лингво-культурном сознании граждан новой России часто предстает как бы в кривом зеркале пародии, насмешки, осмысливается сатирически. Свидетельства тому встречаются в самых разнообразных текстах: от комедий Маяковского и Эрдмана до рассказов Зощенко. Воспоминанием о прочном положении французского в гимназическом образовании является ставшая знаменитой фраза Кисы Воробьянинова в романе Ильфа и Петрова “Двенадцать стульев”: “Je ne mange pas six jours”³⁴. К ряду аналогичных явлений относится макароническая речь Фили в “Театральном романе” Булгакова:

– ^ Захватите с собой Аргунина, – восклицала как бы осененная вдохновением дама.

Иль жу!

– Пусть после спектакля приезжает, – говорила дама…

– Же транспорт люи³⁵.

Но образ Франции, ее культурные ценности не девальвировались и в сознании представителей революционного искусства. Так, Париж занимает важное место в лирике Маяковского, что отражает факты биографии поэта. Осудив с пролетарских позиций версальских обитателей и одобрив казни “королей и королевок”, он с футуристической экстравагантностью признается в любви к Парижу: “Если б был я Вандомской колонной, я б женился на пляс де ла Конкорд”³⁶. Фраза: “Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва” – трактовалась в советском литературоведении однозначно, как проявление безусловного патриотизма. Акцентировалась ее вторая половина. В то время как отношение к загранице и, в частности, к Франции у Маяковского было гораздо более сложное и глубокое. Косвенным свидетельством этому являются и материалы, касающиеся истории его непростых отношений с Татьяной Яковлевой, и переписка Лили Брик и Эльзы Триоле, приоткрывающая завесу над характером советско-французских культурных и политических связей в ХХ веке³⁷.

В советский период контакты с западной цивилизацией носят все более и более единичный характер. Процесс отторжения обитателей советского геокультурного пространства от остального мира в трагикомическом аспекте воссоздан в ключевом для булгаковского творчества романе “Мастер и Маргарита”.

Один из примеров этого связан с трагикомической сценой в варьете, где Гелла и Бегемот устраивают дамский магазин – очевидна аллюзия романа Золя “Дамское счастье”. В витрине появляются парижские женские платья, шляпы, духи. “Девица сладко запела, картавя, что-то малопонятное, но очень соблазнительное: “Герлэн, Шанель №5, Мицуко, Нарсис Нуар…”.

В конце эпизода, когда трансформация посетительниц варьете в парижские модели достигает своего апогея, Гелла “полностью стала тарахтеть по-французски, и удивительно было то, что ее с полуслова понимали все женщины, даже те из них, что не знали ни одного французского слова”³⁸.

Здесь французская речь – пропуск в магическое пространство, единственное в советской России, где женщина может стать сама собой – легкомысленной, женственной и неотразимой. Оно призрачно, это пространство, его атрибуты легко исчезают. Но оно – подлинное, если говорить о реализации человеческой сущности, не искореженной фальшивой и удушливой обстановкой советской Москвы.

Несмотря на борьбу с космополитизмом, развернутую в конце 40-х годов, когда даже слово “эклер” было заменено на наименование “продолговатое пирожное с заварным кремом”, французский язык остается языком культуры в советском культурном пространстве³⁹. Не случайно одной из удачных ролей знаменитой трагической актрисы Алисы Коонен становится роль Эммы Бовари в инсценировке романа Флобера⁴⁰. Совместная борьба против фашизма во время второй мировой войны, активное участие русских эмигрантов в движении французского Сопротивления укрепили советско-французские политические и культурные отношения⁴¹.


^ 7. МУЛЬТИКУЛЬТУРНОСТЬ СОВЕТСКОГО

ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ В.


В 60-е годы происходит качественный скачок в социальном и культурном климате советского общества. Одним из благотворных последствий оттепели стало открытие Запада. Даже в политически ангажированных стихах Евгения Евтушенко появляется романтический образ Парижа: “А где-то в своем Париже, которого не повторить…”.

Наряду с творчеством Хемингуэя, культовым становятся произведения Антуана де Сент-Экзюпери. Особенно востребован публицистикой оказывается “Маленький принц”, который ассоциируется с поэзией космических полетов и многократно комбинируется с веткой сирени, призванной привнести поэзию чувства в технократический мир. Научная и творческая интеллигенция зачитывается произведениями экзистенциалистов, как философскими, так и художественными⁴². Советским слушателям открывается мир песен Эдит Пиаф. Секрет проникновения певицы в СССР отчасти приоткрывает А. Кончаловский в своих мемуарах⁴³.

Плеяда французских шансонье, начиная с Жюльетт Греко и Ива Монтана (в этом ряду – имена Шарля Азнавура, Адамо, Жака Бреля, Мирей Матье, Джо Дассена и др.), неизменно находила благодарных слушателей и поклонников в Советском Союзе. По текстам их песен учили французский, мелодии их песен слушали на танцплощадках и на уроках иностранного языка.

В новых условиях проявляется, казалось бы, забытый пласт дореволюционной культуры, которой оказывается неизбежно связанным с французским языком. С этой точки зрения любопытны произведения Валентина Катаева. В “Святом колодце”, рассказывая о днях своей вполне советской молодости в Москве, он говорит: “У нас это называлось: “Поедем экутэ ле богемьен” (“слушать цыган”)⁴⁴. Запад входит и в повседневную культурную практику советского человека, который впервые получает возможность следовать заграничным образцам в одежде, некоторых вкусах и пристрастиях. И здесь французские обозначения фасона или цвета являются показателем изысканности, элегантности, “знаком качества”: “Он был в несколько эстрадном пиджаке цвета кофе о-лэ, и брюках шоколада о-лэ, и в ботинках цвета крем-брюле при винно-красных шерстяных носках”⁴⁵. Своеобразным феноменом присутствия заграницы становится рассказ про ленинскую эмиграцию того же автора, что позволяет в “идейно выдержанном ключе” вспоминать и описывать парижские улицы, кафе и парки⁴⁶.

Те же немного грустные и ностальгические описания приобретают явный диссидентский окрас в публицистических и эссеистических произведениях Виктора Некрасова⁴⁷. Он вспоминает свое раннее детство в этом дорогом для него городе, когда его мать, молодой врач, подобно многим российским женщинам, получившая медицинское образование в Лозанне, работает в одной из парижских клиник. Вернувшись в город своего детства спустя несколько десятилетий, писатель заново открывает для себя Францию, и язык становится его гидом и товарищем в путешествиях по Парижу.

Таким образом, в ХХ веке французский язык проходит свой путь развития в русскоязычной литературе. Этой теме еще предстоит быть изученной. Причем, объектом внимания может быть как советская, так и эмигрантская русскоязычная литература писателей разных поколений.

На излете прошлого века французский язык занимает особое место в языковом сознании жителей постсоветского пространства. Одним из свидетельств этого является новелла молодого автора Анастасии Гостевой “Дочь самурая”⁴⁸. Текст ее интересен сосуществованием различных языковых стихий, каждой из которых отведена особая стилистическая ниша.

В новелле Гостевой французский по-прежнему предстает как язык культуры и искусства. Здесь много топонимов, в основном парижских, каждый из которых является для героини знаковым понятием.

Для языкового сознания постсоветской эпохи важно органическое включение французского языка в процесс интерлингвокультурного общения, чему свидетельствуют такие фразы: “ça, c’est nichtiak; sorry, vous dîtes?”.

Симптоматично, что русский язык выступает в качестве иносистемного элемента в речи французов: “^ Француз восторжен, рафинирован. В России ему нравится все. – Ah, des babuchkas russes! Oh, des visages incroyables!”. Француз, конечно, фотограф. Французы всегда или режиссеры, или фотографы”.

Французская культура занимает свою нишу в сознании нового поколения, следующего за тем, которое уже выбрало пепси. В описании Франции лейтмотивом звучит интонация старой, утонченной цивилизации, еще способной оплодотворить новые. Слегка перефразируя Шпенглера, героиня размышляет: “Париж – памятник закатившейся Европе. Соборы, мосты, сытые ухоженные физиономии, надушенные шейные платки, субтильные мальчики, похожие на девочек, и девочки, не похожие на француженок, прустовские les joies artistiques, интернациональные отары туристов и таблички: здесь жил Мане, здесь творил Модильяни, здесь умер тот, там умер другой, всё мертво, все мертвы, стерильная европейская деревня. Но Боже мой, – вопрошает автор, – почему у них так свободно дышится?”.

По сравнению с текстами советской культуры магическое пространство действия французского языка размыкается, лишается своей волшебной силы. Сегодня это просто один из компонентов мультикультурного сознания.