Geum.ru

Проблема «Интеллигенция и революция» в анархистской публицистике начала XX века

Вид материалаСтатья
Подобный материал:
Проблема «Интеллигенция и революция»
в анархистской публицистике начала XX века

Статья опубликована в журнале: Отечественная история. 2006 г. № 3. С. 166 – 173.

Проблема роли радикальной интеллигенции в истории России начала XX в. была и остается одной из наиболее дискуссионных в исторической литературе. Интеллигенция как выразитель политических настроений в обществе и активная социальная сила всегда фигурировала в трудах, посвященных истории России этого периода, причём в зависимости от позиции авторов в них даются различные, порой прямо противоположные, оценки роли русской интеллигенции в революционных событиях 1905 – 1907 и 1917 – 1921 гг. Однако до сих пор остаются малоизученными многие проблемы, связанные с ролью в указанных выше процессах саморефлексии целых групп русской интеллигенции, например интеллектуалов анархистского толка.

Проблема «интеллигенция и революция» была одной из наиболее значительных для российских революционеров второй половины XIX – начала XX вв. Что такое интеллигенция? Каково ее отношение к тем народным массам, которые должны были стать ударной силой социальной и политической революций? Кто она – авангард революционного движения трудящихся или группа, претендующая на роль господствующего класса или новой политической элиты, манипулирующей в своих интересах массами? Свои решения данной проблемы предлагали и анархисты, а также такие близкие им течения, как махаевцы и синдикалисты. Тема настоящей статьи – осмысление проблемы взаимоотношений интеллигенции и социальных «низов» общества, элиты и масс как анархистами-интеллигентами (теоретиками и публицистами), так и рядовыми активистами анархистских организаций, прежде всего рабочими.

Анархисты в России выступали на политической сцене как антиэлитаристы, находившиеся в оппозиции «вождям» - верхушке социалистических партий («комитетчикам»). И в этом состоит одна из главных причин популярности анархистского движения. Свои организации анархисты воспринимали как зародыш безгосударственного коммунистического общества и считали необходимым реализовать в них свои идеи о самоуправлении, взаимопомощи, механизме принятия решений и взаимоотношениях большинства и меньшинства2. «Находя вредным всякое принуждение, всякую власть в будущем, мы поэтому делаем уже в настоящее время всё возможное, чтобы подорвать её. Вот почему мы исключаем всякий централизаторский элемент из наших партийных организаций» - писала М.И. Гольдсмит, - один из видных теоретиков российского анархизма начала XX в., раскрывая такие организационные принципы анархистов, как отказ от платных функционеров и подчинения меньшинства большинству, свободное федеративное соглашение между группами, добровольность участия в организации и равенство всех её членов.3 Эти принципы были закреплены в 1900-х гг. в решениях ряда съездов и конференций анархистских групп.4

Неформальная структура организации, отказ от любых форм интеграции в существующую политическую систему, радикализм в целях и в действиях, бескомпромиссность в социальных конфликтах – всё это привлекало в анархистские организации членов других социалистических партий, особенно представителей социальных «низов» общества.5 Они были основой социальной базы анархистов. По данным В.Д. Ермакова, по выборке из 300 человек, причислявших себя к анархистам в период революции 1905 – 1907 гг., рабочие различных категорий (в основном неквалифицированные) составляли 63%, служащие - 11 %, учащиеся - 17%. Лишь 3% принадлежали к интеллигенции. По социальному происхождению они подразделялись на следующие группы: 31% - из рабочих, 23 % - из служащих, 17% - из крестьян, 13% - из ремесленников и 7% - из торговцев.6

Тем не менее интеллигенты активно участвовали в анархистском движении. Наиболее авторитетной фигурой среди них был Кропоткин. Видную роль в анархистском движении играли также: учёный-экономист и социолог, исследователь русской крестьянской общины, кустарных промыслов и отходничества А.А. Карелин; автор нашумевших книг с критикой идей К. Маркса и Ф. Энгельса В. Н. Черкезов; публицист и теоретик «чернознаменства» И.С. Гроссман; теоретики анархо-синдикализма Г.И. Гогелия, М.И. Гольдсмит, В.М. Волин и М. Раевский, редактор журнала «Буревестник» М.-Э.-Р. Дайнов, лидер одесских анархо-синдикалистов Д. Новомирский, один из организаторов рабочего восстания на Пресне в декабре 1905 г. В.И. Фёдоров-Забрежнев, лидеры анархистов «безначальцев» Н.В. Дивногорский и С.М. Романов, лидер петербургских «хлебовольцев» и сотрудник газеты «Рабочий мир» А.Ю. Ге и др. К интеллигенции принадлежали и некоторые теоретики, близкие по взглядам анархистам – Я.-В. Махайский, его последователь Е.И. Лозинский, популяризаторы, теоретики и практики революционного синдикализма В.А. Поссе, А.С. Токарев и др. Сторонники анархизма в начале XX в. появились и в среде литературно-философской богемы. Среди них были «мистические анархисты» (последователи Г. Чулкова и В. Иванова, а также С. Пшибышевского), последователи Д.С. Мережковского, публицист А.А. Боровой. На страницах журнала «Перевал» и ряда изданий пропагандировали анархизм и синдикализм поэт-символист Н. Минский и писатель Н. Русов. К анархизму были также близки идеи многих стихотворений и статей М. Волошина. Но, в отличие от эсеров и социал-демократов, анархистские организации не имели связей в этой среде, поскольку анархисты враждебно отзывались о появлении «безобидного анархизма художников и литераторов, “салонного анархизма”».7

Большой материал для критики социалистической интеллигенции русские анархисты и синдикалисты черпали из наблюдений за повседневной жизнью и деятельностью не только российской, но и европейской социал-демократии. Засилье в социал-демократических партиях вождей из интеллектуалов, их открытые связи с правящими кругами, и даже с крупными предпринимателями, неприкрытая коррупция - всё это резко контрастировало с бедственным положением западноевропейских рабочих и давало обильный материал для размышлений негативного характера. Так, например, Поссе рассказывает в своих мемуарах о тяжёлом впечатлении, которое произвело на него общение с вождями европейской социал-демократии, особенно с лидером Бельгийской рабочей партии Э. Вандервельде8. На основе анализа программных документов социал-демократических партий, работ К. Каутского, Ж. Жореса и других лидеров социалистического движения Германии и Франции анархистские публицисты сделали вывод о том, что их целями являются: тотальное огосударствление всех сфер жизни общества, подавление радикальной оппозиции, укрепление репрессивных органов, армии и полиции; подчинение рабочих власти управленцев-директоров; сохранение в обществе будущего социального неравенства и выплата огромных компенсаций капиталистам и землевладельцам за их национализированную собственность9.

В Западной Европе в это время появились социологические работы, где ставился вопрос о превращении лидеров социалистического и профсоюзного движения в потенциальную правящую элиту общества. Так, Р. Михельс в книге «Социология политической партии в условиях демократии» на примере германской социал-демократии показал, что в рабочих организациях происходит разделение на управляемое большинство и компетентное правящее меньшинство, которое обладает специальными знаниями, позволяющими, управлять поведением масс. Эта элита формируется из интеллигентов - выходцев из буржуазии, а также из рабочих, порвавших связь со своей средой и превратившихся в профессиональных политиков и функционеров, по своему менталитету близких к политикам-интеллигентам. В ходе вероятных в будущем революций, полагал Михельс, они захватят государственную власть и установит олигархическую диктатуру. Причины формирования олигархии социалистов-интеллигентов он усматривал в отсутствии у рабочих образования и знаний, необходимых для политической деятельности, а также в структуре социалистических организаций, позволяющей лицам, выражающим волю масс, господствовать над теми, кто их выбрал10. С трудами этих авторов были знакомы и российские анархисты, исследовавшие аналогичные проблемы. Они также предрекали революционной интеллигенции роль новой правящей элиты (или её части).11 В дискуссиях о роли интеллигенции в революции и о классовой сущности интеллигенции, проходивших в среде российских анархистов в начале XX в., сформировались три направления.

Первое из них представляли Махайский, Лозинский и Новомирский. Они признавали интеллигенцию особым классом, причём классом эксплуататорским,12 и вероятно, поэтому отождествляли труд интеллигента с управленческим трудом. Представители интеллектуального труда для Махайского – это эксплуататоры, поскольку они реализуют свои таланты благодаря труду рабочих. Махайский считал, что знание - особый вид капитала, обеспечивающий своему владельцу дивиденды в форме высоких доходов от роста производительности труда рабочих, лишённых возможности пользоваться благами культуры: «Капиталистическое общество пользуется для подготовки необходимых ему интеллигентных сил своим специальным фондом, ”чистым доходом нации”, общей суммой национальной прибавочной стоимости… Присвоенную под видом вознаграждения за труд «высшего качества» прибавочную стоимость буржуазное общество передаёт своему потомству, и величайшее богатство человечества – знания, наука – делаются наследственной монополией привилегированного меньшинства. Только члены этого наследственного привилегированного меньшинства могут быть силой ”высшего качества”; все же остальные миллионы владеют наследственной монополией рабского ручного труда».13 Таким образом, представители этого направления рассматривали культуру (в том числе науку и искусство), как инструмент классовой гегемонии интеллигенции, которая превращает наследие человеческой культуры в свою коллективную собственность.14

Выразителями интересов класса интеллигенции являются вожди социал-демократических партий. В интересах упрочения своего господства они стремятся к захвату власти и передаче средств производства в руки государства, во главе которого встанет элита из интеллигенции: «Социалистический строй есть общество, в котором интеллигенция организуется в особый класс и сосредоточивает в своих руках экономическую, политическую и умственную власть над классом работников», - писал Новомирский.15 Огосударствление экономики передаст власть интеллигенции, которая получит возможность пользоваться производственным аппаратом, коллективно присваивая себе прибыль в форме высоких заработков и материальных преимуществ. И пока существует деление образования на народное и элитарное, полагали Махайский и Лозинский, социальное неравенство сохранится. Обладая высоким уровнем доходов, образования, власти, связей и возможностей, новая элита обеспечит своим детям высокое положение в обществе, увековечив таким образом своё господство.16

Идеологией этого класса единомышленники Махайского считали научный социализм Маркса и Энгельса, оправдывающий высокую оплату труда лиц свободных профессий и управленцев и признающий их частью пролетариата.17 Коммунизм как отдалённая цель является лишь приманкой для рабочих, чтобы побудить их к действиям, способствующим захвату власти управленцами.18 Махайский выделял три положения, присутствующие в идеологии российской революционной интеллигенции необходимые для обоснования её руководящей роли в революции: «непонимание рабочими массами дела их собственного освобождения», «прирождённая социалистичность русского революционера» и «невозможность освобождения масс без предварительного обучения их в школе социалистической интеллигенции»19. Махайский и Лозинский указывали и на такую характерную для российской революционной интеллигенции черту, как неумеренное самовосхваление собственных заслуг перед народом. В качестве наиболее ярких примеров подобных высказываний они приводили работы П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского, с их апофеозом революционной интеллигенции как прирождённого великодушного социалистического проповедника и строителя.20 Распространение в среде русской интеллигенции идей марксизма с обоснованием прогрессивности капиталистических отношений Махайский считал ярким проявлением устремлений к модернизации и европеизации страны.21

В то время политическое устройство Западной Европы было для многих русских революционеров, особенно для социал-демократов, образцом того строя, который должен был установиться в России после осуществления программы-минимум РСДРП. Но именно это внушало анархистам и другим левым радикалам (в том числе эсерам-максималистам), побывавшим в Европе, определённые опасения. Борьба социалистов за политическую модернизацию России по европейскому образцу рассматривалась ими как проявление классового интереса интеллигенции, состоявшего в том, чтобы «выставить целью рабочего движения достижение того политического строя, который существует на Западе, т.е. завоевание конституции…»22, вследствие чего борьба за экономические интересы рабочих воспринимается лидерами «рабочих партий» как нечто второстепенное по сравнению с завоеванием политической власти. Анализируя программные документы РСДРП и эсеров, работы П.Б. Аксельрода, Г.В. Плеханова и В.И. Ленина, Махайский делал вывод, что именно устремление к политической модернизации было причиной массового притока интеллигенции в революционные партии: «За рабочим движением зорко следят и пользуются им как средством для своих целей те слои образованного общества, которые при русском самодержавном строе не допускаются до полного господства в стране, до всех высших должностей власти; пользуются рабочим движением те массы непристроившейся интеллигенции, которая видит, сколько можно было бы выстроить в громадном русском государстве прибыльных и тёпленьких местечек, способных накормить по-барски всех страдающих интеллигентов... Интеллигенция наблюдает за рабочим движением и с нетерпением спрашивает, когда же наконец рабочий народ своей борьбой выстроит для неё тот рай, которым давно пользуется образованное общество Западной Европы».23 Исходя из того, что интеллигенция представляет собой новый эксплуататорский класс, Махайский и его единомышленники считали необходимым отстранить интеллигентов от какого бы то ни было участия в рабочем движении, которое должно было стать делом организаций, созданных самими рабочими.24

Второе направление в понимании анархистами классовой сущности интеллигенции и в вопросе о её роли в революционном движении представляли П.А. Кропоткин и его последователи. Они рассматривали интеллигенцию как «внеклассовое» явление, мировоззренческого характера, связанное с определёнными этическими ценностями, подчёркивая, что не все интеллигенты непосредственно участвуют в процессе производства. Кроме того, интеллигенция социально неоднородна, т.к. в ней есть выходцы из разных слоёв населения, обладающие различными стартовыми экономическими возможностями и различным уровнем дохода, который часто бывает ниже заработной платы квалифицированного рабочего. «Знание в наш век, когда всё переводится на деньги, стало тоже товаром, оно на рынке испытывает все превратности судьбы товара: чем больше его на рынке, тем ниже падает цена его…», - писал Г. Гогелиа.25 Исходя из этих положений, он полагал, что интеллигенты «растворяются в различных классах», и выделял в качестве отдельной группы «трудовую интеллигенцию», близкую по материальному положению к рабочим.26

Интеллигенция, доказывали кропоткинианцы, не принимает участия в классовой борьбе, как целое она «борется не для себя, не для защиты своих интересов, а выступает только как защитница борющихся классов», примыкая к диаметрально разным политическим силам и обосновывая их программы и требования. Выработка единой, «общеинтеллигентской» идеологии невозможна уже потому, что среди представителей этого слоя присутствуют сторонники и идеологи всех политических течений, начиная от анархистов и кончая черносотенцами.27

Социал-демократические партии оппоненты Махайского рассматривали как «союзы пролетариата с интеллигенцией». Они доказывали, что интеллигенция не должна вмешиваться в дела рабочего движения, а тем более определять его цели, объясняя это различием менталитета рабочих и интеллигентов: «Дело в том, что между интеллигентской и пролетарской психикой лежит слишком глубокая пропасть, что интеллигенции так же трудно понять кровные, классовые интересы пролетариата, как и пролетариату понять всю важность условий, необходимых интеллигенции для её культуртрегерской деятельности…» Вмешательство в дела рабочих организаций и попытка руководить ими ведут к тому, что интеллигенция пытается выдать свои собственные интересы за интересы рабочего класса: поэтому «в рядах пролетариата не должно быть места интеллигенции. Освобождение пролетариата должно быть делом его собственных рук». 28 Задача же интеллигенции, указывал Кропоткин, состоит в том, чтобы вернуть свой нравственный долг народу, вести «борьбу за правду, за справедливость и равенство, среди народа, заодно с народом».29

Кропоткин и Гогелия разделяли предположение Махайского о вероятности, в случае прихода к власти социал-демократии, установления над экономикой власти «единого работодателя» в лице государства и формирования «нового класса», обусловленного «делением на администраторов производства и на непосредственных производителей». Кропоткин считал вероятным господство части интеллигенции, управленцев в случае реализации социал-демократической программы национализации промышленности, ибо различие в оплате между представителями «простого» и «сложного» труда приведёт к превращению интеллигенции в привилегированный слой.30

Последователи Кропоткина отводили интеллигенции в освободительном движении «служебную» роль, утверждая, что «интеллигенты должны отказаться раз и навсегда от желания управлять рабочим движением, от вздорной претензии быть спасителями рабочего класса; что они должны признать его полную самостоятельность; что они не должны стоять над рабочим классом, не быть хозяином и директором рабочего движения, а, предоставив рабочим делать своё дело, работать параллельно, около рабочего класса, во имя тех же целей – равенства и свободы, - которые преследуются сознательной частью рабочей массы». Задача революционеров-интеллигентов, создающих идейные группы анархистов, состоит в том, чтобы помочь массам в организации рабочих и крестьянских союзов, не навязывая им своих теоретических принципов.31

Третье направление среди анархистов в оценке роли интеллигенции представлял А.А. Боровой. В его личном фонде в РГАЛИ находится рукопись неизданной брошюры «Класс, партия и интеллектуальный пролетариат», позволяющая по-новому взглянуть на дискуссии о роли интеллигенции в анархистской среде. Судя по содержанию брошюры, она была закончена в 1918 г., но работа над ней была начата ещё в 1910-е гг., до Февральской революции 1917 г.32

Боровой (единственный из участвовавших в дискуссии) окончательно отрёкся от народнических представлений о вине интеллигенции перед «пролетариатом физического труда». Часть интеллигенции («интеллектуальный пролетариат»), входила по его мнению, в состав рабочего класса. К «интеллектуальному пролетариату», указывал Боровой, принадлежат все те, кто получает необходимые средства существования в эксплуатации их умственной рабочей силы в государственных, общественных или частных предприятиях.33 Представители интеллектуального пролетариата, как и рабочие, продают свой труд на рынке труда за заработную плату. Их рабочая сила также подвергается воздействию законов спроса и предложения, а труд участвует в производстве прибыли, принося доходы государству или предпринимателю. Предприятие, где они работают (школа, больница, университет, редакция) «носит характерные черты предприятия, пользующегося капиталистическим трудом».34 Причины роста этого класса следующие: «Современная эпоха – со стороны её трудового содержания – есть, по преимуществу, эпоха интеллектуализации труда. Если материальные предпосылки культуры создаются руками рабочих физического труда, то самая организация трудового процесса принадлежит, главным образом, пролетариату интеллектуальному. Его всё возрастающая роль определяется и широким распространением общего и специального образования. Но вместе с численным ростом растёт его зрелость, укрепляется его обособление от… враждебных ему по интересам групп».35 «Пестрота состава, высший уровень культурности, утончённость вкусов, роль признанного организатора там, где пролетариат физического труда оставался простым исполнителем, близость к образованным и правящим слоям буржуазии» – вот, по Боровому, причины антагонизма между интеллигенцией и «пролетариатом физического труда».36

Поскольку «интеллектуальный пролетариат», как и пролетариат, занимающийся физическим трудом, является частью одного класса, он должен вести революционную борьбу теми же средствами, какие анархистское движение предлагает рабочим, т.е. создать классовую организацию, построенную по типу организаций французских синдикалистов, на основе профессиональных союзов работников интеллектуальных профессий.37 Так Боровой, уравнивая по социальному положению часть интеллигенции с пролетариатом, решает вопрос о её роли в революционном движении.

Среди представленных здесь точек зрения позиция Борового в то время не получила распространения и даже не была отражена в печатных изданиях. Лишь после Февральской революции 1917 г. Боровому с рядом единомышленников, в число которых входили анархисты Лев Чёрный и А. Солонович, удалось воплотить свой проект в жизнь. 11 апреля 1917 г. они провели учредительное собрание Московской федерации союзов работников умственного труда, целью которой была реализация задач, указанных ранее в работе Борового. Федерация издала 4 номера двунедельного издания «Клич» под редакцией Борового, но дальнейшего развития эта инициатива не получила.38

В целом же для российских анархистов-интеллигентов начала XX в. было характерно отношение к науке и образованию как к высшим благам цивилизации, овладение которыми выведет угнетённые слои населения из-под власти буржуазии и лиц привилегированного труда. Подобное отношение анархистов к науке и образованию уходит своими корнями в бакунистскую народническую традицию. Бакунин и Кропоткин воспринимали знания, образование как основу социального антагонизма «между чернорабочим людом и образованным обществом» и выдвигали в качестве одной из главных задач революционной интеллигенции обеспечение всем равных возможностей для получения образования, в том числе и высшего.39 Отсюда столь характерное для российских анархистов начала XX в. стремление к преодолению антагонизма между «умственными рабочими» и «рабочими физического труда», выразившееся в идее слияния рабочего класса и интеллигенции. Классовые интересы «рабов современного общества» («рабочих физического труда») они видели в том, чтобы те получили возможность участвовать в развитии науки и искусства, научились управлять жизнью общества без касты менеджеров. Кропоткин предлагал перейти к подобному устройству общества через отказ от общественного разделения труда с равномерным распределение обязательной для всех физической работы и предоставлением всем людям досуга для интеллектуальных занятий. По словам Новомирского, «пролетарии должны сами стать интеллигентами, путём неустанной борьбы присвоить себе возможно большую долю научного богатства эпохи и сделать слово «интеллигенция» анахронизмом».40 Подобные идеи предлагали Махайский и Лозинский, выступавшие за ликвидацию разделения образования на народное и элитарное, в результате чего всё общество должно было превратиться в единый класс рабочих-интеллигентов, совмещающих физический труд с интеллектуальным, и способных к целостному пониманию производственных процессов и к контролю за ними.41

Антиэлитаристские, и, в частности, антиинтеллигентские взгляды большинства российских анархистов-интеллигентов находили отклик среди участников революционного движения, вышедших из социальных «низов». В частности у Афанасия Матюшенко. За границей, в 1907 г. он опубликовал в журнале «Буревестник» статью «Своим бывшим учителям».42 Этот документ интересен как исповедь человека, пришедшего к крайним антиинтеллигентским выводам. Реконструировать взгляды Матюшенко на проблему «интеллигенция и революция» помогают и воспоминания его современников.

Афанасий Николаевич Матюшенко вышел из крестьянской среды (он родился 14 мая 1879 г. в селе Деркачах Харьковской губ.). Его отец был крестьянином, зарабатывавшим на жизнь сапожным ремеслом. Девятилетним мальчиком отдал отец Афанасия в церковно-приходскую школу. Когда мальчик научился свободно читать, он стал брать книги из школьной библиотеки, а поступив в 16-летнем возрасте на работу смазчиком в харьковское паровозное депо, проводил за чтением всё свободное от работы время. Из желания «посмотреть чужие края» он устроился кочегаром на пароход, плававший от Одессы до Владивостока с заходом в Константинополь, Египет и на остров Цейлон, а затем на железную дорогу в Сибири и Владивостоке.43

Друг детства Матюшенко, анархист И. Хоткевич (в то время учащийся Харьковского реального училища) отмечал ещё одно его качество, связанное с невозможностью получить образование: «Даже тогда в детстве видна была в Матюшенко какая-то… не то ненависть, не то что-то похожее на ненависть к “интеллигенции”. Это было сложное чувство, оставшееся в Матюшенке до конца его дней. Тут было не только чувство пролетария, не только недовольство “неравномерным распределением”, тут было ещё чувство обиды, обиды за то, что интеллигент, одарённый, наученный, вышколенный во всяких учебных заведениях, не думает о своём “меньшем брате”, в лучшем случае молча проходит мимо него. – “Да какое же ты имеешь право?” – будто говорил Матюшенко этим своим чувством».44

Будучи в 1900 г. мобилизован на военную службу на флоте, Матюшенко в 1903 г. вступил в организацию РСДРП, а 27 июня 1905 г. стал лидером стихийного восстания на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический». Но его политические взгляды отличаются неопределённостью. Так, после сдачи броненосца в Румынии он заявил представителю эсеров, что не признаёт никаких партий, что для него хороши те их них, кто сильнее бьёт правительство. «Нужно уничтожить правительство, дать рабочему народу свободу, отобрать землю и раздать её поровну народу» - так он охарактеризовал в этой беседе свои политические взгляды, уже в то время близкие к анархизму.45

В Европе Матюшенко как герой революции имел возможность общаться с лидерами РСДРП, эсеров и других революционных организаций, в частности с А.М. Горьким, Х.Г. Раковским, Е.Ф. Азефом, Б.В. Савинковым, Г.А. Гапоном. Как пишет участница Боевой организации ПСР П.С. Ивановская, в 1907 г. видевшая Матюшенко в Женеве, тот был разочарован тем, что лидеры революционеров, находящиеся в эмиграции, вершат судьбы тех, кто непосредственно участвует в революции в России: «Теперь в его лице и голосе чувствовалось что-то скорбное, что связывалось с утратой его веры в главное дело его жизни, с недоверием к интеллигенции, с упрёками в сторону “генералов”... “Армия, - говорил он, - брала окопы, лезла на редуты, а генералы были далеко от солдат”».46

Важнейшим фактором, способствовавшим укреплению в Матюшенко антиинтеллигентских настроений и его переходу в ряды анархистов, было общение с интеллигентами, принадлежавшими к РСДРП. Матюшенко «проникся таким недоверием к революционной интеллигенции, которое граничило с ненавистью», - писал анархист Г. Сандомирский, общавшийся с Матюшенко в Париже.47 Оказавшись в эмиграции, Матюшенко посетил Румынию, Швейцарию, Францию, Англию и США. Там он работал на заводах, интересовался пролетарским движением, жизнью рабочих, посещал митинги и собрания социалистов. Отрицательное впечатление произвели на него лидеры европейской социал-демократии, в частности Жорес, выступление которого он слышал на митинге.48 Впечатления от тяжёлых условий жизни рабочих на Западе вызвали у Матюшенко отрицательное отношение к порядкам, существовавшим в Западной Европе и Америке.

А чтение трудов Маркса привело Матюшенко к мысли, что такие книги, могут понять только интеллигенты, уже имеющие высшее образование. «Но ведь для того, чтобы понимать “Капитал”, нужно уже знать многое, а многого рабочему знать невозможно… Рабочий работает 10 часов на фабрике и, когда приходит домой, то ему не до “Капитала”; хорошо тому читать серьёзные вещи, кто не думает о завтрашнем дне и имеет кое-какую научную подготовку… Следовательно “Капитал” рабочей массе не даёт ничего… Только социал-демократия хороша, остальные партии или мелкобуржуазные, или шпионы, или сумасшедшие… Авторы не заботятся о том, чтобы беспристрастно осветить тот или другой вопрос, беспристрастно ознакомить нас с учением других партий; они не считаются с жизнью, которая окружает нас и которая нам понятна, не берут примеров из неё и поминутно отсылают нас либо к истории, либо к Марксу и другим знаменитостям».49

Интересно отметить, что причиной ссоры Матюшенко с Горьким послужило то, что он увидел писателя едущим по улице в автомобиле.50 Цены, по которым продавались книги Горького, возмущали Матюшенко: «Вот и этот, как только пролез в интеллигенты, перестал помнить о том, что книги по такой цене недоступны ни рабочим, ни тем босякам, с которыми он жил».51 И далее: «Разве есть грабёж более ужасный, чем грабёж товарища писателя, который, вроде Горького и ему подобных, берёт за слово столько, сколько рабочий в России зарабатывает в день?»52 Разочарование в революционной интеллигенции сформировало у Матюшенко безграничную ненависть к ней и к тем идеям «научного социализма», носителями которых она выступала. Можно с уверенностью сказать, что это и привело Матюшенко к анархистам как самому эгалитарному течению в российском революционном движении. «В анархических сферах Матюшенко занимал позицию самую крайнюю. Босяки, безработные и вообще все те элементы, которые обычно подводятся под понятие «люмпен-пролетариат», занимали его внимание гораздо больше, чем “сытые, разжиревшие мещане” из квалифицированных рабочих», - писал Сандомирский.53 В эмиграции Матюшенко примкнул как раз к «Южнорусской группе анархистов-синдикалистов» Новомирского, сторонника антиинтеллигентской линии в анархизме.54

На примере Матюшенко мы видим, что для взглядов российского анархиста начала XX в., вышедшего из «низов», были характерны антиэлитаристские воззрения, способствовавшие его дальнейшей эволюции к антиинтеллигентскому мировоззрению. Именно это послужило побудительным мотивом перехода Матюшенко из социалистических партий (РСДРП и ПСР) к анархистам.

Примечания

1 Рублёв Дмитрий Иванович, аспирант Государственного университета гуманитарных наук (Москва).

2  1 См., например: Орегиани К. (Гогелия Г.) О рабочих союзах. Лондон. 1907 г. С. 19, 33, 34. А.Н. Революционная организация. // Буревестник. 1906 г. 30 сентября. С. 2, 3 и др.

3 Корн М. Об организации // Русская революция и анархизм. Доклады, читанные на съезде коммунистов-анархистов в октябре 1906 года. Лондон. 1907. С. 57 – 62.

4 См.: Там же. С. 9 – 11. Лондонский съезд российских анархистов-коммунистов декабрь 1904 г. Лондон. // Анархисты. Документы и материалы. 1883 – 1935 гг. В 2 тт. Т. 1. М. 1998. С. 74, 337.

5 Такие мотивы перехода в ряды анархистов активистов социалистических партий можно проследить по материалам их биографий. См.: Арон Елин (Гелинкер). Некролог. // Буревестник. 1907. № 8. С. 23 – 25; Ф. Зубарь. Некролог. // Там же. 1908. № 9. С. 20 – 21; Порфирий Салимовский. // Там же. 1908. № 10 – 11. С. 19 – 22; Иван Гордеевич Иванов. (Автобиография). // Там же. 1909. № 14. С. 21 – 22; и др.

6  5 Ермаков В.Д. Анархистское движение в России в XX веке. Автореферат дисс. на соискание учёной степени докт. ист. наук. С. 34. Его же. Анархистское движение в России: история и современность. СПб. 1997. С. 44.

7 Вольский А. (Махайский Я.-В.). Умственный рабочий. New York. – Baltimore. 1968. С. 304.

8 Поссе В.А. Мой жизненный путь. Дореволюционный период (1864 – 1917 гг.). М. – Л. 1929. С. 334 – 335.

9 См.: Вольский А. Указ. соч. С. 47 – 48, 63 – 77; Недров А. (Токарев А.С.) Рабочий вопрос. СПб. 1906. С. 115 – 119; Поссе В.А. Теория и практика пролетарского социализма. Женева. 1905. С. 150 – 153; Новомирский Д. Из программы синдикального анархизма. Б.м. 1907. С. 7 – 9, 105 – 121.

10 См: Михельс Р. Необходимость организации. // Диалог. 1990. № 3. С. 55 – 60; Его же. Анализ социалистических вождей буржуазного происхождения. // Там же. №11. С. 57 – 62; Его же. Социальные изменения, вызванные организацией. // Там же. № 13. С. 45 – 49; Его же. Рабочие вожди пролетарского происхождения. // Там же. № 18. С. 53 – 56.

11 См., например: Лозинский Е.И. Что же такое, наконец, интеллигенция? (Критико-социологический опыт). М. 2003. С. 147 – 259; и др.

12 Вольский А. Указ. соч. С. 44.

13 Там же. С. 170 – 171.

14 Там же. С. 155 – 157.

15 Новомирский Д. Что такое анархизм. Б.м. 1907. С. 40, 63 – 64, 88 – 89.

16 Вольский А. Указ. соч. С. 149 – 150, 178, 214 – 215, 220 – 223, 326 - 327. Лозинский Е.И. Указ. соч. С. 233 - 235.

17 В своей работе Махайский ссылается на «Капитал» К. Маркса. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М. 1960. Т. 23. С. 208 – 209.

18 Вольский А. Указ. соч. С. 43, 45, 48, 288, 335 - 337.

19 Там же. С. 271

20 Там же. С. 270 – 271; Лозинский Е.И. Указ. соч. С. 88 – 93.

21 Вольский А. Указ.соч. С. С. 232 – 234, 274 – 275.

22 Там же. С. 245.

23 Там же. С. 155. См. также: С. 121 – 124, 128, 228, 274.

24 Там же. С. 157 – 161, 247.

25 Оргеиани К. (Г. Гогелиа). Об интеллигенции. Лондон. 1912. С. 12, 14.

26 Там же. С. 6 – 7, 19.

27 Там же. С. 21. Максим Дубинский (Дайнов М.). Интеллигенция перед судом г. Е. Лозинского. // Буревестник. 1907. №8. С. 17 - 18.

28 Там же. С. 18.

29 Кропоткин П.А. Речи бунтовщика. // Кропоткин П. Анархия, её философия, её идеал: Сочинения. М. 1999. С. 33 – 56; его же. Записки революционера. М. 1988. С. 234 – 237.

30 Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М. 1990. С. 34, 76.

31 Оргеиани. Указ. соч. С. 17. Подробнее о взглядах кропоткинианцев на эту проблему см.: Рублёв Д.И. Идеи Михаила Бакунина и генезис идей синдикализма в России начала XX века. // Михаил Бакунин. Личность и творчество (к 190-летию со дня рождения). Выпуск III. М. 2005. С. 140 – 159.

32 РГАЛИ, фонд 1023, оп. 1, ед. хр. 97.

33 Там же. л. 104.

34 Там же. л. 112 – 113.

35 Там же. л. 104 – 105.

36 Там же. л. 109 – 110.

37 Там же. л. 124 – 129.

38 Там же. л. 130 – 135.

39 См.: Бакунин. М.А. Философия. Социология. Политика. М. 1989. С. 24, 310; его же. Анархия и порядок: Сочинения. М. 2000. С. 293 – 297, 300 – 301, 350 – 372. Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 114 – 128, 197 – 198.

40 Новомирский Д. Что такое анархизм. С. 41.

41 См.: Вольский А. Указ. соч. С. 45, 157, 221. Е.Л. (Лозинский Е.И.). Социализм и эгалитаризм. // Против течения. 1907. 8 мая. С. 9 – 11.

42 Матюшенко А. Своим бывшим учителям. // Буревестник. 1907. № 5. С. 6 – 7.

43  42 Селиванов В. Матрос Матюшенко. М. 1928. С. 7 –9.

44 Хоткевич И. Памяти Афанасия Матюшенко. // Альманах. Сборник по истории анархического движения в России. Т. 1. Париж. 1909. С. 127 – 128.

45 Селиванов В. Указ. соч. С. 9 – 13.

46 Ивановская П.С. В Боевой организации. // Женщины-террористки в России. Ростов-на-Дону. 1996. С.100 – 101.

47 Сандомирский Г.Б. Матрос Матюшенко. // Каторга и ссылка. 1925. № 5 (18). С. 46.

48 Хоткевич И. Указ. соч. С. 132. Селиванов В. Указ. соч. С. 28 – 35.

49 Матюшенко А. Указ. соч. С. 7.

50 Хоткевич И. Указ. соч. С. 131.

51 Сандомирский Г.Б. Указ. соч. С. 47.

52 Матюшенко А. Указ. соч. С. 7.

53 Сандомирский Г.Б. Указ. соч. С. 8.

54 Новомирский Д.И. Анархическое движение в Одессе. // М. Бакунину. 1876 – 1926. Очерки истории анархического движения в России. М. 1926. С. 258; Селиванов В. Указ. соч. С. 35 – 36.