А. В. Карташев Вселенские Соборы

Вид материала

Документы

Содержание Константиново гонение.

Подобный материал:

• А. В. Карташев Вселенские Соборы, 8502.45kb.
• Вселенские Соборы «Вселенские соборы», 8213.63kb.
• Земские соборы русского государства в XVI xvii веках, 160.56kb.
• А. В. Карташев, 8706.76kb.
• Карташев А. В, 8681.61kb.
• А. В. Карташев, 8795.05kb.
• Карташев А. В, 9757.1kb.
• Пособие предназначено для преподавателей медицинских вузов, 481.92kb.
• Пособие предназначено для преподавателей медицинских вузов, 786.17kb.
• Пособие предназначено для преподавателей медицинских вузов, 474kb.

^

Константиново гонение.

Итак, раболепная греческая иерархия предала иконы и по инерции покорилась воле своего кесаря. Однако полугодовая длительность собора косвенно свидетельствует ο скрытой борьбе мнений за кулисами этого собора. Теперь Константин считал, что его руки развязаны для насильственного проведения в жизни определений “вселенского собора.”

Началось с очистки церквей от икон. Характерно, что собор 754 г. кончался не в храме св. Софии, блиставшем мозаическими иконами и монументально свидетельствовавшем ο вере прежней церкви, a во Влахернском храме, который был раньше расписан картинами евангельской истории. Эти фрески приказано было замазать и по новому грунту наскоро расписать арабесками и виньетками из птиц и растений, так что, к великому огорчению православных, церковь стала похожей “на зеленную лавку и птичью выставку” (οπωροφυλακειον και ορνεοσκοπειον).

Β разных общественных зданиях и дворцах священные изображеция закрашивались, a, пo житию св. Стефана Нового, “сатанинские изображения всадников, охоты, театральных сцен, конских бегов оставались в почете и сохранялись.”

Усердствовали некоторые епископы, и церкви оголялись и лишались икон. Истреблялись и калечились книги, украшенные иконными миниатюрами. По каталогу Софийской библиотеки, оказались две такие книги сожженными. Иллюстрированные жития всех святых мучеников оказались с вырезанными листами. Β других книгах вырезались листы со свидетельствами об иконах. Эти искалеченные иконоборцами экземпляры и теперь фигурируют пред нами на византологических выставках. Многое истреблялось целиком. Β Ефесском округе, например, в городе Фокии было сожжено более 30 книг.

Хотя собор и не отверг мощей, но крайняя светская партия и сам император были противниками и мощей. Под всякими предлогами старались их устранять. Так Константин приказал закрыть чтимый храм св. Евфимии в Халкидоне (место IV Вселенского собора) и мощи мученицы утопить в море, a церковь превратить в арсенал.


* * *


Главную оппозицию в деле иконопочитания императоры-иконоборцы встретили в среде монахов, и потому на монашестве сосредоточилась их особая вражда и борьба. Монахов Константин осыпал всякими бранными кличками. Объявил самое их звание неблагонадежным политически и подверг их остракизму, запретив знакомство с ними. И лакействующие публично гнали, поносили монахов и кидали в них камнями. Так что в Константинополе “и следа монашеской одежды нельзя было увидеть: все скрылись с глаз.” Строптивые попадали под суд и оказывались мучениками. Монах Андрей Каливит, назвавший Константина новым Валентом и Юлианом, был засечен бичами на ипподроме (762 г.). Игумен Иоанн, отказавшийся топтать икону Богоматери, был просто казнен. Но особо глубокое впечатление произвели казни св. Стефана Нового и его учеников. Именно они заставили сравнить времена Копронима с временем Диоклетиана.

Св. Стефан подвизался на горе св. Авксентия в виду Константинополя, на другом берегу, в десяти милях от Халкидона. Напрасно пытались иконоборцы сломить его стойкость. Он был скалой для всего Константинопольского монашества. Советовал монахам не поддаваться на провокацию, скрываться и пассивно сопротивляться. Он рекомендовал в качестве главного средства спасения и эмиграцию: 1) на окраины, на северный берег Эвксинского Понта, в Крым, в Херсонес, на Кавказское побережье, 2) во владения арабов, начиная с восточных берегов Средиземного моря (Кипр, Ликия), и в патриархаты Антиохийский и Александрийский, где не было гонений, 3) в Рим и Италию. И монашество массовым образом эмигрировало по его совету.

Стефан не подписал иконоборческих постановлений и был за это вытащен насильно из своего затвора (из пещеры) и заперт с другими монахами на шесть суток без пищи. Но был выпущен, ибо император отвлекся войной с болгарами. За это время патриций Каллист подготовил в угоду императору двух лжесвидетелей. За подкуп один доносил об анафеме Стефана против императора, другой — ο преступной связи Стефана с его духовной дочерью. Лжесвидетельства не удались. Придумали заменить их провокацией. Так как император запретил новые пострижения в монашество, то c ведома императора молодой чиновник двора Георгий, придя к Стефану, прикинулся жаждущим монашества по каким-то исключительным мотивам. И был пострижен.

Через три дня Георгий бежал к императору, и тот поднял дело с демагогическим шумом. Сам перед толпой держал речь против монахов, которые-де похищают y императора любимых слуг и т. д. Возбудив часть толпы, император назначил публичную кощунственную церемонию “расстрижения” Георгия. Монашеская одежда снималась с Георгия и бросалась черни для разрывания в клочки. A Георгий, одеваемый в офицерский наряд и получая шпагу, кричал: “Вот сегодня, владыко, я одеваюсь во свет!” — “σημερον, Δεσποτα, το φως ενδεδυμαι.”

Подняв толпу против монахов, император послал вооруженный отряд арестовать Стефана. Монастырь и храм были сожжены, ученики Стефана разогнаны, a сам он был истязательски бит. 17 дней его продержали в одном монастыре в Хрисополе. Сюда император послал главарей ереси Феодосия Ефесского, Константина Николийского, Сисиния Писидийского и Василия Трикокава убеждать Стефана. Ho тот отвечал им словами пророка Илии к царю Ахаву. Житие рассказывает, что приведенный к самому императору Стефан вынул из своего клобука монету и спросил: “Какого наказания достоин буду я, если эту монету с изображением императора брошу на землю и стану топтать? Отсюда ты можешь видеть, какого наказания заслуживают те, кто Христа и Его Святую Матерь оскорбляют на иконах.” При этом Стефан бросил монету и топтал ее. Стефан был сослан на один из островов Пропонтиды. Здесь около него собралось много монахов и чтителей икон. Через два года Стефана в цепях привезли в столицу и бросили в тюрьму претории, где оказались сидящими 342 монаха из разных мест, страдающих за иконы. У многих были урезаны носы и уши, y других выколоты глаза и отсечены руки, y иных были сожжены бороды и лица. Их тюрьма обратилась в монастырь: они молились, пели, привлекая тем народ и проповедуя иконопочитание. Стефан обратил в православие даже двух императорских посланцев. После этого его участь была решена. Стефан отдан был на растерзание специально взвинченной толпе. 28 ноября 767 г. явились в тюрьму солдаты, схватили св. Стефана, привязали веревку к ноге и потащили его по улицам, подвергая избиению и побиению камнями. Даже школьники освобождены были от уроков и выпущены на улицу, чтобы бросать камни в какого-то преступника. Тело таким образом убитого мученика было брошено в общий ров, куда кидались трупы казненных преступников, без погребения.

Обвинительный акт Стефана умалчивал об иконах и мотивировал казнь тем, что “он многих обольщает, научая презирать настоящую славу, пренебрегать домами и родством, отвращаться от царских дворцов и вступать в монашескую жизнь.” Таким образом монашество объявлялось преступлением!

Еще раньше этого, 25 августа 766 г., казнено было 19 высокопоставленных лиц за одно сочувствие Стефану. Константин Копроним попытался совсем уничтожить монашество, осмеять его, унизить перед народом и вырвать y массы благоговение и уважение к аскезе. Придумано было кощунственное издевательство. Хронист Феофан сообщает ο Копрониме: “21 августа (766 г.) обесчестил монашеский образ, приказал каждому авве на ипподроме держать за руку женщину (Никифор — “водить под руку монахиню”) и проходить таким образом по ипподрому, подвергаясь оплеванию и поруганиям от всего народа.” После этого проведены были закрытие и конфискация монастырей в Константинополе в 768 г. Вот что более подробно сообщает летописец: “Монастыри обратили в казармы для единомысленных с ним воинов. Обитель Далмата, первейшую среди монастырей Византии, отдал для жилья солдатам. A так называемую Каллистратову и обитель Дия и Максимина и другие священные дома монашествующих и женские обители разрушил до основания. Тех же, кто принял монашество, из числа занимавших видные места в войске, или в управлении, и особенно приближенных к нему, подверг смертной казни. Неистовым усердием в издевательствах над монашествующими отличился правитель Фракийской провинции Михаил Лахондракон (прозванный просто “Драконом”). Лахондракон, подражая своему учителю (т.е. императору), всех монахов и монахинь, бывших во Фракийской Феме, собрал в Ефес и, выйдя на равнину, называемую Τςουκανηστήριν, сказал им: “Желающий повиноваться царю и нам да облечется в светлую одежду и женится немедленно. A кто так не сделает, те будут ослеплены и сосланы на Кипр.” И заканчивает летописец: “...слово завершено было делом, και αμα τω λογω το εργον ετελεσθη.”

Β тот день многие стали мучениками, a многие, изменив прежнему обету, погубили души. Этих “Дракон” приблизил к себе.” После этого монастыри были отобраны со всеми сосудами, книгами, землями, живым и мертвым инвентарем. Все это продано с молотка, и деньги, как дар, поднесены императору.

Монахов секли, калечили, убивали. Β 765 г. при сжигании монастыря Пелекиты Лахондракон загнал 38 человек из братии в развалины древних терм и там живыми засыпал землей. Во всей Фракийской провинции не сыскать было ни одной монашеской фигуры. Император был в восторге, благодарил Лахондракона и ставил в пример другим. Получив рапорт ο подвигах Михаила Лахондракона и вырученные им деньги, Константин издал милостивый рескрипт: “Я обрел в тебе мужа по сердцу моему, исполняющего все желания мои.”

После этого нашлись, конечно, и подражатели Лахондракону.

Епископат шел за кесарем в вопросе и об иконах, и особенно в “сокращении” очень независимого монашества. Но “работа меча” была так груба и шла настолько дальше убеждений иерархии, не отвергавшей в принципе монашества, что реакция должна была проявиться. “Сокрушался” сам патриарх Константин, ставленник императора. Константин Копроним придумал для Константинополя и его окрестностей “вселенскую клятву, καθολικον ορκον.”

На площади перед крестом, евангелием и святой евхаристией все должны были поклясться, что никто из подданных василевса не будет поклоняться иконам. Неизвестно, проводилась ли на деле такая присяга и вне столицы. Но патриарху Константину пришлось принять личное участие в этом грубом обряде с особым унизительным обещанием с его патриаршей стороны. Это привело патриарха Константина в состояние духовного надлома и отчаяния. После этого момента он временно как бы покатился по наклонной плоскости. Феофан сообщает об императоре: “Он заставил и Константина, лжеименного патриарха, подняться на амвон, воздвигнуть честное и животворящее древо и поклясться, что он не принадлежит к числу почитателей икон. Патриарх Константин все это исполнил.” Но царь-иконоборец садистски неистовствовал. По словам летописца, он “побудил патриарха из монаха превратиться в пирующего, украшенного венком, есть мясо и слушать кифардов на царском обеде.” Однако такого размонашивания не вынесла душа епископа. Издевательства над монахами на ипподроме и казнь 19 архонтов вызвали его стоны и ропот. Доносчики еще выдумали прибавки, и император отослал Константина в ссылку. На его место поставлен еще более безликий и послушный человек из “варваров” — Никита (ο από Σκλαβων — наш земляк?) “ευνούχος.”

Патриарх из варваров без жалости доканчивал истребление икон и даже мозаик в патриарших палатах. Император Константин продолжал неистовствовать. Сосланного патриарха Константина вновь вызвал 6 октября 767 г. в Константинополь. Вот что рассказывает летописец: “И истязал его тиран Константин так, что он не мог ходить. Император приказал его нести на носилках и посадить на солею великой церкви, a один из секретарей был тут, держа в руке свиток с обвинениями против бывшего патриарха. По приказу царя хартия прочитывалась собранному народу, и после каждого пункта секретарь бил патриарха Константина по лицу, в то время как новый патриарх Никита сидел на кафедре и смотрел. Потом Никита руками других епископов снял с осуждаемого омофор, анафематствовал патр. Константина, обозвал его “мракозрачным” и указал вытолкать его из церкви задом наперед. На другой день несчастного ждали поругания на ипподроме. Напрасно на вопрос царя “Что ты скажешь ο вере нашей и собора, который мы собрали?” несчастный сокрушившийся патриарх Константин сказал: “Хорошо и веруешь, и собор собрал.” На это с жестокостью император заявил: “Вот это мы и хотели услышать из твоих скверных уст. A теперь ступай во мрак и к анафеме.” После этого бывший патриарх был обезглавлен на обычном месте казней, на “собачьей площадке — κυνηγιον.” Труп казненного стащили в яму.

Монашеская греческая эмиграция была огромна. Β. Γ. Васильевский за весь период иконоборчества дает такие цифры. К Χ в. в Калабрии образовалось 200 греческих монастырей. Около Бари уже в 733 г. собралось до тысячи греческих монахов. Папы ласково встречали их. Папа Григорий III (ум. в 741 г.) основал монастырь св. Хрисогона. Папа Захарий (ум. в 752 г.) отдал один монастырь греческим монахиням. Папа Павел I (ум. в 767 г.) подарил греческим эмигрантам-монахам собственный наследственный дом и основал в нем монастырь св. Сильвестра. Папа Пасхалий I (ум. в 824 г.) отдал грекам тоже один монастырь. Всего греческих монахов-эмигрантов в Италии было не менее 50 тысяч.

14 сентября 755 г. Константин Копроним умер во время похода на болгар εν πυρετω — в жару и воспалении. Хронисты прибавляют и подробности этой болезни и, вообще, характеризуют Константина в полном контрасте с мнением армии, которая хоронила его, как своего вождя и патриота. A чин недели православия так анафематствует Константина Копронима: “Сего львоименного злого зверя (т.е. Льва III) сыну, второму иконоборцу, скверному от его рода тирану, a не царю, хульнику на Вышнего, ругателю церковному, окаянному человеку, глаголю Константину Гноетезному и с таинники его всеми — анафема.” B том же духе отзывы и древних хронистов. Феофан пишет: “Царь кончил жизнь, запятнав себя кровью многих христиан и призыванием демонов и жертвами им (это намеки на кощунственные пиры) и преследованием святых церквей и правой и непорочной Девы, a также истреблением монахов и опустошением монастырей. Всякою злобою преуспевал он не хуже Диоклетиана и древних тиранов.” У Амартола читаем: “Царь ополчился на болгар, но, дойдя до Аркадиополя, был поражен чрезмерно сильной и жгучей огневицей так, что и голени его странно обуглились, и он слег в постель. Довезенный до Селимврии и потом — водой до крепости Стронгилла, царь умирает и душевно и телесно с такими воплями: “Еще живой я предан неугасаемому огню из-за Богородицы Марии. Но отныне да будет Она чтима и воспеваема, как истинная Богоматерь.” И когда он так вопиял и призывал Богородицу Марию и, догматствуя, заповедовал, что Ее должно почитать, как истинную Богородицу, Приснодеву, среди таких воплей со страшными и тяжкими усилиями он изверг свою окаянную душу.”