Geum.ru

А. В. Карташев Вселенские Соборы

Вид материалаДокументы

Содержание


IV Вселенский собор 451 г. в Халкидоне.
Конец Нестория.
Подобный материал:
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   84
^

IV Вселенский собор 451 г. в Халкидоне.


Ho... террор сверху кончился вместе со скоропостижной смертью императора Феодосия II. Он внезапно умер, упав с лошади на охоте. Детей не оставил. Ближайшей наследницей оказалась его сестра Пульхерия. Синклит (сенат) признал ее. Пульхерия решительно взялась за власть. И прежде всего свергла диктатуру Хрисафия над ее покойным братом. Она казнила Хрисафия. Пульхерия не считала возможным одной удержать власть в своих руках и предложила сенатору Маркиану формально вступить с нею в брак на условии, что она по-прежнему останется девицей. Она провозгласила его императором и сама облекла его властью. До сих пор существовал светский языческий обряд коронования — надевание венца на наследника или новоизбранного императора. Пульхерия пожелала оцерковить этот акт. Она попросила архиепископа Анатолия Константинопольского в 450 г. церковно короновать Маркиана.

Это был первый в византийской истории акт церковного венчания императора. И в него, вероятно, тогда же вошел и библейский обряд миропомазания.

Терроризованная раньше Хрисафием, Пульхерия скрывала свои симпатии и к Флавиану, и к папе Льву. Теперь все изменилось. Останки Флавиана были торжественно привезены в Константинополь и погребены в церкви 12 апостолов. Все сосланные Диоскором возвращены. Евтих удален из Константинополя за город, под надзор. Малодушные епископы сами начали приносить покаяние в том, что они на Диоскоровом соборе “подчинились насилию” (!!). Анатолий был вынужден любезно принять римских легатов и подписать томос папы Льва (!). Максим Антиохийский — тоже (!). He хотели расставаться с властью. Β Рим к папе Льву сыпались заявления “покаявшихся.” Диоскор, начав с непризнания в Александрии Маркиана императором, продолжал еще думать ο возврате своего триумфа.

Фанатик до границ безумия, Диоскор отягчил свое положение еще тем, что в момент воцарения Пульхерии, по свидетельству современников, “он выдавал себя за такого же правителя “икумени,” как и василевс Константинопольский, сам хотел царствовать над диоцезом Египта, заявляя, что этот диоцез принадлежит скорее ему, чем императору.”

Это было политически неумно, как неумно было и его “разбойничье” соборование 449 г. Новое правительство не сделало из Диоскора политического мученика. Но оно использовало его в роли козла отпущения за религиозную политику Феодосия II. Двор не мог заявить об ошибке и преступлении “императора.” Виновен был во всем, “конечно,” один Диоскор (!!).

Анатолий, изменив Диоскору, продолжал приводить всех участников Ефесского “разбоя” к подписи томоса папы Льва. И папе Льву начинало казаться, что все устроилось без всякого собора. Тем более что Запад был поглощен нашествием гуннов. Аттила интересовал “западных” больше, чем какой-то Евтих. 451 год был годом Каталаунской битвы против гуннов (Châlon sur Marne).

A на Востоке билось “свое восточное” сердце. Β Константинополе считали, что без собора нельзя “обревизовать” весь епископат. Нельзя сокрушить Диоскора и его партию (немалую). Кроме того, нужно наконец установить формулу христологического догмата, раз она уже найдена. Иначе споров опять не избежать. Решено было собрать собор наибольшего количества епископов в знаменитой Никее.

^

Конец Нестория.


Горький курьез истории, что так же точно думал и Несторий. Он умер как раз в 451 г. после созыва Халкидонского собора и до его открытия.

Как и вся жизнь Нестория, по удачному выражению его друга Иринея, есть “трагедия,” так и конец его драматичен до фееричности. Новооткрытые материалы об его конце положительно ждут своего историка-романиста.

Мирное житие Нестория в Великом Оазисе Каргех, в частности в городе Хибе, было катастрофически нарушено набегом и разорением варваров — нобадов, пришедших с верховьев Нила. Нобады в толпе пленников захватили и Нестория. Но, утрожаемые своими конкурентами по грабежам, именно племенем мазиков, нобады бросили пленников и поручили их интеллигентному водительству Нестория. Приказали им идти в Нильскую долину. Β сущности, это было освобождением. Каждый стал спасаться, как мог. Осталась, однако, с Несторием группа, которая добралась до города Панополиса (Ахмин). Здесь Несторий пробыл несколько лет, укрываясь в одном очень жарком местечке и опасаясь мести со стороны фанатичного монашеского вождя Шнуди, обитавшего поблизости. Несторий писал губернатору Фиваиды, объясняя, что из места ссылки он выгнан был насильственно, a здесь просит защиты властей, чтобы не пришлось ему говорить, что в руках варваров его существование было более обеспечено, чем под культурной властью Римского государства. Но Диоскор и Хрисафий (тогда еще в силе), узнав ο судьбе Нестория, присудили его к ссылке в верхний Египет в Елефантину (Ассуан), на границу (своего рода Сибирь). Оттуда вскоре приказано снова вернуть его в Панополис. Вернулся туда старик уже полуразбитый. На пути упал с осла и поломал себе руку и ребра. Отсюда его выслали еще в новое, пятое место ссылки, a оттуда погнали в шестое, хотели “загонять.” И “крепкий” старик еще в этом — шестом месте ссылки не бросал пера, дописывал свою апологию — памятник, известный историку Евагрию, но для нас только что открытый на сирском языке и изданный лишь в 1910 г. в Германии в переводе Беджана и по-французски при его же сотрудничестве аббатом Ho (F. Nau. Paris, 1910). Еще по рукописному переводу в 1908 г. Бетюн-Бэкэр издал исследование “Nestorius and his Teaching,” в котором доказывал, что Несторий был православным и осуждение его было ошибкой. Действительно, сочинение Нестория (это большой том в 300 страниц) дает свежий материал для пересмотра вопроса ο Нестории. Оно ясно освещает субъективную точку зрения Нестория на все его дело.

Сочинение Нестория по-сирски носит заглавие “Тегурта Гераклидис.” Это можно перевести: “Коммерция Гераклида.” Бетюн-Бэкэр перевел: “The Bazaar of Heraclides.” Ho это, вероятно, передача греческого слова “πραγματεία,” что означает торговый договор, трактат. Отсюда и просто “трактат” в литературном смысле: “Πραγματεία περι = трактат ο...” Ираклид Дамасский — это псевдоним. Имя Нестория обрекло бы книгу на сожжение. Β книге представлен диалог между Несторием и Софронием. Последний псевдоним явно скрывает Кирилла Александрийского. Β диалоге подвергнуты критике акты Ефесского собора 431 г. и много других писаний Кирилла. Приводится и примирительный акт 433 г. Затем Несторий откликается на те сведения, которые дошли до него ο деле Евтиха и Флавиана, ο позорном триумфе Диоскора в Ефесе 449 г., ο смерти Флавиана, ο вмешательстве папы Льва, ο смерти Феодосия II и ο новом курсе при Пульхерии и Маркиане. Последний факт, неизвестный нам из других источников, — это попытка Диоскора убежать от ссылки. A в ссылку, как мы знаем, Диоскор все-таки был увезен уже после Халкидонского собора, именно в Гангры Пафлагонские. Ο Халкидонском соборе Несторий уже не говорит. Его перо остановилось раньше получения сведений об актах собора.

Мы знаем, что Нестория навестил в оазисе Павел, епископ из Сирии, низложенный потом Диоскором в Ефесе. При кончине Нестория при нем находился верный друг его, ссыльный епископ Дорофей Маркианопольский. Вот пути, какими осведомлялся Несторий. Он был в восторге от томоса папы Льва и не написал ему только потому, чтобы своей перепиской не повредить авторитету папы. Но Несторий написал письмо жителям Константинополя, выражая свою солидарность с Флавианом и папой Львом. Тут он осуждает и анафематствует Евтиха, критикует суждения некоторых “несториан” и аполлинаристов. Это письмо подало повод в Константинополе добиваться, чтобы Несторий был приглашен на Халкидонский собор. Спустя несколько десятилетий Александрийский патриарх Тимофей Элур сообщает нам, будто в этот момент к Несторию в местность около Ахмина (Панополиса) прибыл посланец от императора Маркиана и объявил Несторию, a вместе с ним и Дорофею Макрианопольскому, что они теперь не должны бояться преследований своих врагов. Захария Схоластик прибавляет к этому, что изгнанники даже выехали в путь. Куда? Как бы к себе, в родные пределы. Но падение с лошади ускорило смерть Нестория. Несторианские биографы рисуют этот момент как начало полной реабилитации Нестория и что лишь смерть помешала ему испытать торжество. Биографы яковитские (монофизиты), наоборот, рисуют этот момент как авантюрную попытку Нестория вырваться из ссылки, причем его падение с лошади завершилось страшной смертью: выпадением языка и заполнением чрева убившегося червями...

Апология Нестория отражает его героическое убеждение, что из ссылки ему не вернуться, и потому он самоотверженно пишет: “Мое горячее желание — да будет благословен Господь небесе и земли! A Несторий пусть останется анафемой. Господу угодно, чтобы люди примирились с Ним, проклиная меня. Я не отказался бы зачеркнуть то, что я говорил, если бы я был уверен, что это нужно и что люди через это обратятся к Богу.”

Таким образом, приветствуя Льва и Флавиана и анафематствуя себя, Несторий выполнял постановления и призывы Халкидонского собора.

Β чем же ересь Нестория, его личная вина и ответственность? Что “несторианство” есть определившаяся христологическая ошибка и ересь, это не составляет никакого вопроса.

Сначала Нестория понимали и отождествляли с Павлом Самосатским. Это — явная ошибка. Полноту божества в Богочеловеке Несторий утверждал безусловно. Некоторые обвиняли его, что он утверждает “два Сына, два лица в Иисусе Христе.” Этот уклон антиохийских авторитетов, Диодора и Феодора, по свидетельству Феодорита, чужд как ему, так и Несторию. Β учении ο Богородице Несторий допустил легкомысленное непонимание. Но это было до того, как церковь формально утвердила это слововыражение. Сомнения в точности термина “Богородица” подобны сомнениям “Востока” в термине “омоусиос” после Никейского собора.

Сам Несторий подписывался под богословием Льва и Флавиана. Что же? Значит, в этом его отождествлении себя с ними было какое-то недоразумение? Ибо ведь папа Лев сам и Вселенский собор в Халкидоне заявили об их несогласии с Несторием. Согласие не отрицалось в формуле: “две природы,” но расхождение утверждалось в понимании “образа соединения” этих природ. Как они соединены? Еще во время Ефесского собора 431 г. Несторий признавал две природы соединенными в одном лице. A Кирилл — в одной ипостаси.

Все монофизиты (имеется много их разновидностей) считали, что они верно истолковывают Кирилла, когда, следуя ему, утверждают, что во Христе после соединения остается только одно естество, т.е. одна ипостась, т.е. одно лицо.

Дифизиты, т.е. православные, считая, что они правильно толкуют Кирилла, утверждали (так это было и в Халкидоне), что после соединения в Иисусе Христе — две природы, одна ипостась (как и y Кирилла) и одно лицо.

Несториане (тоже дифизиты) утверждали, что во Христе после соединения — две природы, две ипостаси (вопреки Кириллу и православным) и одно лицо. Кирилл для них монофизит уже благодаря тому, что он утверждает одну ипостась. Значит, здесь узел спора.

Конечно, в этом Кирилл непоследователен и сам по себе, и в подписании соглашения 433 г. B контексте писаний Кирилла его сама по себе православная формула “единая ипостась” освещается ложным монофизитским светом благодаря покорности его подложно-православной отраве аполлинаристов. To есть все это несчастная подделка: “...единая природа Бога-Слова воплощенная.” Дух этой фальшивой формулы Кирилл и прячет, и консервирует в термине, который сам по себе правилен, — “единая ипостась.” По Кириллу, это — единение по естеству, подобное единению души и тела в человеке. Такому единению Несторий противопоставлял единение не природное, a личное и “по благоволению.” Это для того, чтобы Богу-Слову избежать страданий по природе человеческой, подобно тому как душа человеческая страдает по телу. Для Нестория единение “ипостасное” равнозначно единоприродному. A это — монофизитство.

Β своей Апологии Несторий, снимая с себя грубые обвинения, сам нам проясняет, как бы невольно, за что же именно его осудили все, вплоть до Феодорита. Он две природы мыслит до того полными и действенными, что считает, что каждая из них не может не быть и ипостасной и личной, так что единое лицо (просопон) y него получается “из двух природ, из двух ипостасей и из двух лиц (!), соединенных в одно, в свободном (вольном) общении.” Β “Трактате Ираклида” Несторий придумал даже особый термин для этого “сложного лица”: “Лицо единения (πρόσωπον της ενώσεως),” подчеркивая тем ипостасную полноту каждой природы, вплоть до особого ее (данной природы) лица. Вот за это разделение естеств современная Несторию церковь и отвергла его. Несторий, однако, своей апологией примиряет с собой лично и морально. Он кончает свое писание словами: “Возвеселися со мной, пустыня, подруга моя, прибежище и утешение мое, и ты, земля изгнания, мать моя, которая сохранит мое тело до дня воскресения.” Друзей Нестория в Константинополе осталось еще достаточно, чтобы после вести ο его смерти устроить пред дворцом достаточно шумную демонстрацию с требованием привоза останков Нестория в столицу. Император велел разогнать неуместную после Халкидонского осуждения манифестацию.