Geum.ru

Древний Рим. На развалинах этого исполина возникло и сформировалось большинство западноевропейских государств

Вид материалаДокументы

Содержание


Расширение римских владений до естественных границ италии
Гамилькар и ганнибал
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   24
Глава III

^ РАСШИРЕНИЕ РИМСКИХ ВЛАДЕНИЙ ДО ЕСТЕСТВЕННЫХ ГРАНИЦ ИТАЛИИ

Присоединение островов Сардиния и Корсика.— Управление во вновь приобретенных землях.— Уничтожение морских разбойников в Адриатике.— Покорение римлянами земель по реке По


Незадолго до начала Пунической войны, в 283 г., римляне почти истребили кельтское племя сенонов к югу от реки По и придвинули близко к линии Альп область, все общины которой были объединены с ними в союз. Приобретение Сицилии распространило границы этого союза и на острова, которые были самою природою связаны с Италией. Римляне вполне подчинили своей власти большую часть Сицилии. Гиерону они оставили только Сиракузы с небольшою областью.

Вскоре римляне завладели и островами Сардинией и Корсикой,

обладание которыми было чрезвычайно важно для того, чтобы исключительно Рим мог пользоваться всеми выгодами от торговли на Тирренском море. Присоединение это явилось следствием внутренних неурядиц в Карфагене. После окончания войны Гамилькар тщетно просил у карфагенского сената денег на уплату заслуженного его войском жалованья и, наконец, должен был распустить свою армию. Из предосторожности он отправлял в Африку солдат небольшими отрядами и сам сложил с себя командование. Карфагенское правительство весьма неблагоразумно приступило к расчету только тогда уже, когда в Либии собралась почти вся армия Гамилькара, да еще сделало недостойную попытку уменьшить заслуженную плату. Тогда вспыхнул страшный мятеж, превосходивший силою все предшествовавшие и, казалось, неизбежно грозивший падением Карфагена. Гарнизон Сардинии, тоже приставший к мятежу, будучи не в состоянии без поддержки извне бороться с племенами, жившими внутри острова, просил Рим принять остров в свое владение, и римляне согласились,— эта сделка была, конечно, бессовестнее, чем соглашение с мамертинцами.

Между тем Гамилькар, в минуту крайней опасности снова призванный к власти, сумел, почти против всякого ожидания, в течение трех лет совершенно подавить мятеж и упрочить положение прави-

74


тельства в Карфагене. Тогда карфагенский сенат потребовал от Рима отказа от Сардинии. Так как в Риме сильна была партия недовольных миром и желавших добить ненавистного врага, то это вполне законное требование было отвергнуто и, даже мало того, под предлогом разных обид, совершенно ничтожных, нанесенных в карфагенских портах нескольким римским судовладельцам, Рим объявил Карфагену войну в 237 г. Если бы до заключения мира римляне начали требовать себе Сардинию — война, вероятно, продолжалась бы, но теперь карфагеняне не решились вступать снова в борьбу, они пошли на всякие уступки — и римляне с неохотою отказались от начала военных действий, которые дали бы им возможность уничтожить врага. Карфаген уплатил 1200 талантов в возмещение расходов Рима на военные приготовления. Около этого же времени Рим окончательно присоединил и дикий остров Корсику, где римские гарнизоны стояли уже с самого начала войны с Карфагеном.

Приобретение владений за морем повлекло за собою некоторые изменения в способах, какими Рим пользовался в управлении своими владениями. Первые годы островами управляли особые квесторы под ближайшим надзором консулов — так же, как управлялись союзные с Римом области на континенте. Но в 227 г. было признано более удобным назначить для каждого из островов особого, добавочного консула — проконсула, который и управлял всеми делами своей округи, как консулы управляли в Италии, т. е. был главнокомандующим, высшим администратором и судьею под непосредственным надзором сената, только заведование финансами было отделено и поручено нескольким квесторам, которые по окончании срока своих полномочий представляли отчет сенату.

Что касается отдельных общин, то, конечно, они лишены были права сношений с другими городами и большею частью их жители не имели права приобретать недвижимую собственность и вступать в браки вне своих общин, собственность повсюду была обеспечена в полной мере, сохранена была и автономия общин для чисто внутренних дел, а в слабой степени сохранилась даже федерация нескольких общин в Сицилии. Но демократическое устройство было повсюду уничтожено, и во главе общинного управления поставлены городские советы, представлявшие местную аристократию. Эти советы обязаны были производить в соответствии с римским цензом таксацию имуществ через каждые пять лет, римская монета получила повсеместное хождение наряду с употреблявшеюся ранее. Заморские общины сплошь не были привлечены к несению воинской повинности, а взамен того обложены были денежными сборами в размере одной десятой части дохода от полевых продуктов и одной двадцатой с цены ввозимых товаров, некоторые общины — в виде привилегии — были избавлены и от этих сборов или от части их: римляне и тут остались верны своему приему разделять интересы соседей, даруя им различные права. Этим, по-видимому, несущественным отличием жителям

75


заморских общин давалось, однако, чувствовать, что Рим смотрит на них уже не как на полноправных членов союза, а как на подданных.

Упорною борьбою утвердив свое господство на западном море, римляне в Адриатике достигли господства совершенно легко благодаря слабости греческих государств, находившихся вечно в раздоре между собою. С Египтом, с Сирией Рим уже давно находился в сношениях, хотя не особенно оживленных. Могущество Македонии заботило римлян, и они ожидали случая его ослабить.

Отсутствие в Греции крупной политической силы способствовало чрезвычайному развитию морских разбоев в греческих водах. Не только торговля частных лиц страдала от пиратов, они разбивали не раз даже эскадры греческих государств. Жалобы жителей разных городов заставили наконец римлян отправить посольство к одному иллирийскому князьку с требованием, чтобы он не покровительствовал пиратам. Посольство получило уклончивый ответ, а римский представитель резко пригрозил. На возвратном пути он был убит — и это послужило поводом к военным действиям. Весною 229 г. в иллирийских водах появилось 200 римских кораблей с сильным десантом. Без труда были уничтожены и суда пиратов, и их укрепленные городки на берегах, несколько пунктов на западном побережье Балканского полуострова заняты были римскими гарнизонами. Безопасность на море была обеспечена — и этот быстрый успех произвел сильное впечатление на греков, а еще сильнее поражено было воображение греков тем, что появился флот в 200 военных кораблей, в то время как наиболее сильная греческая держава, Ахейский союз, имела всего 10 таких кораблей...

Важные успехи были достигнуты и на севере Апеннинского полуострова. Тут жили независимые, полуварварские еще племена бойев, лигуров, венетов, инсубров. Небольшие пограничные стычки с римлянами были у них постоянно, иногда появлялись вместе с ними и толпы заальпийских кельтов. Уже в 236 г. отношения были довольно натянуты, а в 232 г. огромное полчище кельтов совершенно неожиданно двинулось прямо на юг, к Риму. С лихорадочною поспешностью в Риме и по всей Италии начались военные приготовления. Несогласия в рядах кельтского ополчения замедлили его наступление и дали римлянам возможность сосредоточить силы. В упорной битве при Теламоне, близ устья Омброны, римляне одержали полную победу и перенесли оружие на северный берег По (223 г.), но здесь они встретили упорнейшее сопротивление, и не раз только благодаря удивительным качествам римских солдат удавалось римским военачальникам одерживать верх над врагом. Только после двухлетних усилий римляне утвердились окончательно по всей долине реки По. Они энергически стали сооружать тут безопасную и удобную дорогу, двинули сюда массу колонистов — как вдруг одно чрезвычайно важное событие надолго задержало их деятельность в этом направлении: в Италию вступило карфагенское войско.


76


Глава IV

^ ГАМИЛЬКАР И ГАННИБАЛ

Положение Карфагена после мира.— Борьба партий.— Гамилькар во главе армии.— Покорение Испании.— Планы Гамилькара и его преемников.— Ганнибал, его характер.— Столкновения с союзниками римлян.— Взятие Сагунта.— Начало войны.— Положение дел в Риме.— Ганнибал идет на Италию

Карфагеняне купили в 241 г. мир дорогою ценою. Не только перешли к Риму большие доходы с Сицилии, по уничтожено было торговое господство Карфагена на Средиземном море, и торговля Италии стала совершенно независима от финикийской. Миролюбивые потомки выходцев из Сидона примирились бы с этим и сумели бы восстановить свое благосостояние, сохраняя лишь то, что еще у них оставалось, но была ли уверенность, что и этого они не утратят? Нельзя было забыть требований Регула, а новую экспедицию римлянам предпринять было гораздо легче, так как они могли снарядить ее уже не в Италии, а в Сицилии. В Риме еще не думали о завоевании Африки, довольствуясь Италией, но ведь соображения и италийской политики могли заставить римлян желать если не завоевания, то уничтожения Карфагена. Таким образом, Карфаген должен был готовиться к новой борьбе не для того, чтобы отомстить или вернуть утраченное, а для того, чтобы обеспечить самое существование государства.

Когда государству грозит неизбежная, рано или поздно долженствующая вспыхнуть борьба с могущественным противником, люди благоразумные, энергичные и любящие родину усиленно подготовляются, чтобы начать войну в наиболее удобный момент,— и всегда им приходится бороться против партии людей ленивых, робких рабов богатства, которые стараются во что бы то ни стало отсрочить тяжелую борьбу, лишь бы жить и умереть спокойно. Такие партии существовали и в Карфагене. Партию мира представляли правительственные круги с Анноном во главе — совет старейшин и совет ста; партия войны, партия патриотов, имела своим представителем Гамилькара Барку.

Мы уже говорили, что тотчас вслед за заключением мира вспыхнуло против Карфагена сильнейшее восстание в Либии. Неумелое управление вызвало мятеж, жестокость правительства усилила его, а бездарность Аннона, которого его сторонники величали Великим и который, в сущности, был истинным губителем своей страны, привела государство на край гибели. Тогда обратились к Гамилькару, единственному военачальнику, который выдвинулся в войне с Римом. Гамилькар принял команду и был так великодушен, что согласился на участие в управлении армиею Аннона, который продолжал и тут действовать более как его соперник, чем как помощник. Гамилькар добился даже того, что войско терпело присутствие этого ненавистного всем человека. Благодаря своему гению и энергии Гамилькар

77


быстро привел взбунтовавшихся африканцев к полной покорности (237г.).

В течение этой борьбы партия патриотов молчала, но теперь стала действовать. Поведение Рима во время усмирения бунта не оставляло уже никакого сомнения в его враждебности к Карфагену. Олигархия обнаружила свою полную неспособность и бессовестность: чтобы сохранить свое положение, она явно искала поддержки у Рима, и отношения ее к победоносному сопернику доходили почти до измены отечеству. Свергнуть это правительство было бы нетрудно, но, наверно, за него вступился бы Рим. В Карфагене многие уже мечтали покинуть страну и переселиться на какие-нибудь острова у западных берегов Африки. Но люди с истинно высокою душою не способны заботиться о личном только спасении и покинуть свой народ, их энергия лишь возрастает пред такими опасностями, которые людям средним кажутся неодолимыми.

Партия патриотов решилась искать путей к спасению отечества так, чтобы — по крайней мере некоторое время — ее целей не разгадали ни римляне, ни карфагенское правительство, готовое скорее поддаться Риму, чем уступить власть своим противникам. Энергично выступив в народном собрании, партия патриотов провела решение, по которому государственное устройство сохранялось в прежнем виде, прежняя партия оставалась у власти и пользовалась по-прежнему своими привилегиями и богатствами, но в управлении армиею произведена была существенная перемена: Аннон, глава правительства, был совершенно устранен от командования и главнокомандующим с самыми широкими полномочиями был назначен Гамилькар, он отвечал только пред народным собранием, преемник его должен был быть избран самою армиею и лишь получить утверждение у народного собрания. Так как войны с соседними народцами у Карфагена не прекращались, то такие решения объяснялись военными соображениями,— во всяком случае, ни правительственные круги Карфагена, ни римляне не разгадали планов Гамилькара.

Гамилькар нуждался в армии для осуществления своих великих и благородных замыслов. Армию надо было создать, и создать среди борьбы с врагами внешними и с врагами внутренними. Правительство относилось к Гамилькару с затаенною, но непримиримою ненавистью и ожидало лишь удобного случая, чтобы его погубить. Необходимо было не вызвать тревоги и в Риме. Поддержку Гамилькар мог находить только у народного собрания, но народная масса в Карфагене была глубоко безнравственна и давно приучена продавать свои голоса, нужно было располагать огромными средствами, чтобы друзья Гамилькара в Карфагене могли покупать у равнодушной и продажной толпы, которая своими голосами решала участь отечества, позволение его спасать. Тех изменников, которые являлись правителями Карфагена и которых Гамилькар не мог не презирать, он должен был усыплять и успокаивать смирением и покорностью,— на все шел этот великий человек, чтобы достигнуть своей великой цели. Он был еще

78


в цвете лет, ему было немногим больше 30 яет, но он как бы предчувствовал, что ему не суждено увидать осуществление своих надежд, и своего десятилетнего сына Ганнибала заставил пред алтарем Всевышнего Бога поклясться в вечной непримиримой ненависти к Риму, и всех своих сыновей — Ганнибала, Гасдрубала и своего «львенка» Магона — воспитывал при себе, в лагере, в атмосфере своей ненависти, своего гения и своих великих планов.

Весною 236 г. Гамилькар выступил вдоль морского берега по направлению к западу, покоряя остававшиеся свободными племена, и внезапно перешел в Испанию. Девять лет провел он тут в беспрерывной борьбе с туземцами; когда он пал в одном сражении в 228 г., войско избрало начальником его зятя Гасдрубала, который продолжал действовать в духе Гамилькара, пока не пал от руки убийцы (220). Трудами этих великих людей — Гасдрубал административными и организаторскими талантами едва ли не превосходил Гамилькара — могущество Карфагена получило огромное приращение. Обширные, плодородные, богато населенные области южной части Пиренейского полуострова были не только покорены, но были привязаны к своей новой метрополии прочными узами. Были приобретены огромные новые рынки, торговля Карфагена оживилась, были открыты и разрабатывались серебряные рудники, доставлявшие через несколько лет огромные по тому времени суммы. Из доходов с новых владений не только покрывались все расходы по содержанию армии, но накапливались значительные денежные запасы, а в Карфаген отсылались такие суммы, что испанская армия стала там очень популярна и завистливые правители не смели создавать препятствий ни Гамилькару, ни Гасдрубалу. Армия организовалась и воспиталась под руководством своих вождей в постоянной борьбе с храбрыми туземцами, и рядом с давно славною нумидийскою конницею выработалась и отличная пехота,— одним словом, создалась возможность снова вступить в борьбу с Римом: в Испании Гамилькар и его преемники создали целое государство, силами которого они надеялись — и не без основания — победить Рим.

Римляне долгое время относились к совершавшемуся в Испании без достаточного внимания: они видели просто желание вознаградить себя за потерянное в войне с ними там, где готовилась им новая борьба. Мысль о возможности нападения на Италию сухим путем из Испании никому и в голову не приходила, настолько казалось невероятным подобное предприятие при тогдашних условиях. Когда в Риме думали о войне с Карфагеном, то всегда имели в виду прямо перенести войну в Африку, как это совершенно ясно по началу войны в 218 г. Когда римляне потребовали в 226 г., чтобы карфагеняне не распространяли своих владений к востоку от Эбро, то они хотели просто положить предел слишком быстро возраставшему обогащению Карфагена, а вовсе не думали этим препятствовать движениям карфагенского войска: полководец, который бы решился и мог бы двинуться на римлян, конечно, не остановился бы пред договором.

79


Рим не торопился начинать новую борьбу отчасти для того, чтобы не лишиться карфагенской контрибуции, которая не вся еще была выплачена и поступление которой, конечно, прекратилось бы с началом войны, а потом — ив надежде, что со смертью Гамилькара умрут и обширные замыслы, когда же деятельность Гасдрубала не оправдала этого расчета, римляне решились на войну, но им пришлось употребить несколько лет на то, чтобы покончить с галлами в долине реки По, так как направить все войска в Африку, оставив их в тылу, было бы неблагоразумно. Поведение Рима было, таким образом, вполне понятно, но действовал сенат непредусмотрительно и вяло. Политика Рима всегда, впрочем, более отличалась настойчивостью и последовательностью, чем быстротою соображения и широтою взгляда.

Казалось, счастье покровительствовало великим замыслам Гамилькара. Он сам и Гасдрубал имели время создать средства для борьбы. В лице Ганнибала (родился в 247 г.) вырос гениальный вождь. С младенческих лет Ганнибал был при отце, в его походах, в его лагере, он сражался рядом с отцом; когда тот пал в битве, при Гасдрубале он командовал конницею и обнаружил блестящую храбрость и высокие дарования вождя. Рано узнали его воины, рано узнал он их и заслужил их любовь. Он жил как простой солдат, но умел приобрести и наилучшее образование, доступное знатным финикийцам его времени. Ему было 28 лет, когда армия, после смерти Гасдрубала, провозгласила его главнокомандующим. Он принял наследство отца и зятя и доказал, что был достоин продолжать дело таких людей. И от римских писателей, и из карфагенских источников до нас дошли только пристрастно-враждебные отзывы о Ганнибале, но .если не верить явно нелепым выдумкам, то и из таких рассказов личность Ганнибала выступает в ярком блеске. Глубоко чувствующая, страстная натура, он умел с поразительным хладнокровием обдумывать и подготовлять свои предприятия, а осуществлял их с горячею, неукротимою энергиею. Никто не был способнее его придумывать такие способы и решения, каких никто другой не ожидал. Как умел Ганнибал увлекать людей и властвовать над ними — о том свидетельствует вера, какую питала к нему армия, и то влияние, какое он, уже беспомощным беглецом, приобретал у азиатских властителей. Всюду, где Ганнибал ни появлялся, он привлекал все взоры и властвовал в силу своего умственного превосходства,— это был бесспорно великий человек.

Когда Ганнибал получил командование, война с Римом была уже для него решена, и он выискивал лишь предлог начать ее. Но в Карфагене после смерти Гамилькара и Гасдрубала партия мира получила решительный перевес, и правительство делало все, чтобы избежать столкновений. Ганнибал попытался мелкими придирками вызвать союзный с Римом Сагунт на какой-нибудь поступок, которым можно было бы воспользоваться для начала войны, но сагунтинцы только пожаловались в Рим. Римляне прислали комиссаров — и на месте им сразу стало ясно, какое создалось в Испании положение, они поняли,

80


что в Испании образовалось как бы новое, могучее государство. Постаравшись как-нибудь отстранить немедленный разрыв, они сообщили в Рим, что война неизбежна, и там с лихорадочной поспешностью стали к ней готовиться. Тогда Ганнибал сделал решительный шаг под ничтожным предлогом он напал на Сагунт, осадил его, и после упорной восьмимесячной обороны, справедливо славной в истории осад, Сагунт был взят. Теперь разрыв стал неизбежен: римляне не могли оставить без наказания покорение союзного города, а в Карфагене, когда получена была весть о крупном военном успехе, особенно же когда из завоеванного Сагунта была прислана огромная добыча, партия мира не могла уже восставать против Ганнибала. В 218 г. прибыло в Карфаген римское посольство, и после знаменитой сцены, когда один из членов посольства, подобрав свой плащ, сказал, что тут держит он и войну и мир, и предложил карфагенскому сенату выбирать, сенат предоставил выбор ему, римлянин предложил войну — и его предложение было принято... Ганнибал был уже вполне готов.

После взятия Сагунта он вернулся в столицу Испании Карфагену и сделал последние приготовления к войне. В качестве главнокомандующего всеми военными силами государства он должен был озаботиться защитою и африканских, и испанских его владений. В Африку он отправил корпус приблизительно в 20 000 человек, около 12 000 оставил в Испании, флотским эскадрам тоже даны были указания, и последствия доказали, что с этой стороны все принятые Ганнибалом меры были вполне целесообразны. У Ганнибала осталось еще до 80 000 пехоты, до 12 000 всадников и 37 слонов,— это были те силы, с которыми он мог двинуться на Рим. Ганнибал, конечно, понимал, что такими силами нельзя сломить и уничтожить грозного врага его родины,— превосходное, преданное войско было в глазах Ганнибала лишь авангардом, лишь средством нанести первые удары. Он составил план обширной коалиции, он поднимал против Рима и галльские, и кельтские племена, и царя македонского, и владыку Сирии. Ганнибалу не удалось вдруг обрушить на Рим всех этих врагов, но план был задуман широко и вполне соответствовал и величию задачи, и гению Ганнибала. Он понимал, что решительный удар своему врагу он может нанести только в Италии. Но высадка из Африки в южные области Италии не могла вести к цели: там римское господство было давнее, прочное, к нему привыкли, его ценили, там было множество укрепленных пунктов и всякие оборонительные средства врага были велики. Вторжение с севера представляло значительные выгоды: здесь жили племена лигуров и кельтов, еще недавно подчиненные, не забывшие своей самостоятельности и не расположенные к римлянам,— армия, заключавшая в своих рядах немало испанских кельтов, должна была встретить здесь хорошее к себе отношение. Решаясь напасть с севера, Ганнибал должен был выбирать между морским переездом и движением по материку, он избрал последнее — отчасти, может быть, желая избежать случайностей плавания, отчасти, вероятно, и

81


для того, чтобы укрепить в пути свои связи с племенами, на которые он рассчитывал и с которыми вел уже переговоры.

Весною 218 г. Ганнибал выступил. Он шел с войском, которое боготворило его, солдаты собрались под его знамена добровольно,— после Сагунта он дал всем годичный отпуск. Свободный от финикийской узости взгляда, Ганнибал клятвенно обещал всем либийцам права карфагенского гражданства, если они вернутся победителями. Он изложил войску принятые им меры, сообщил о завязавшихся союзах — и все если не поняли, то почувствовали орлиный взгляд и твердую руку своего вождя. В пламенной речи сказал он солдатам о гибели, которую римляне готовят их родине, сказал о надменных требованиях врага и умел показать, что внутреннее положение Рима дает надежду на успех в борьбе. Войско выступило полное веры в своего гениального вождя, полное решимости на все, чтобы достигнуть великой цели.

В Риме пред началом войны в течение целого ряда лет все дела шли нерешительно и вяло. С кельтами не было прочного мира, но они не были и покорены, хотя это было давно возможно. К Карфагену относились вызывающе и враждебно, но к войне с ним готовы не были,— важный в этот момент союз с Македонией не состоялся из пустых причин,— в Риме, очевидно, не было государственного человека, который был бы способен руководить деятельностью государства в ее целом объеме и направлять ее к одной цели. Во всем, что делалось, не было надлежащей меры, все делалось или не вовремя, делалось или чересчур мало, или чересчур много.

Военные силы Рима сравнительно со средствами Ганнибала были громадны: Рим мог собрать до полумиллиона солдат, имел 220 кораблей, но ничего решительного с этими силами не предпринимали. Римляне имели полную возможность поддержать Сагунт, и если бы они хоть задержали Ганнибала в Каталонии, что они вполне могли сделать, то планам карфагенского вождя были бы созданы серьезнейшие препятствия,— во всяком случае, даже при успехе он достиг бы Альп не ранее поздней осени, следовательно, в Италию мог бы вступить не ранее весны следующего года, а в это время римляне могли нанести врагу губительные удары в Африке, куда напасть можно было во всякое время года, тем более что на море римляне господствовали безусловно.

Ганнибал не терял времени. Он быстро достиг Пиренеев и тут отпустил домой свыше 30 000 человек, чтобы показать, что отправляется не в такую экспедицию, из которой пет возврата. С 50 000 пехоты и 9000 всадников он двинулся к востоку и у Авиньона подошел к Роне. На противоположном берегу стоял отряд союзных с Римом галлов. Ганнибалу приходилось переправляться через широкую и стремительную реку в виду неприятеля — а в четырех переходах, в Массалии, находился консул Публий Корнелий Сципион с корпусом, отправленным наконец в Испанию. К нему полетели от галлов гонцы. Сципион обсудил вести на нескольких военных советах и только тогда

82


двинулся вверх по течению Роны. Ганнибал же не медлил, он закупил все лодки, оказавшиеся поблизости, не стесняясь ценою,— карфагенское золото вообще играло большую роль в его походе,— в то же время с величайшею энергиею сооружались плоты, чтобы армию можно было всю переправить в один день, и тайно от всех был послан значительный отряд вверх по течению. Пройдя два дня пути, отряд этот, не встретив врагов, свободно переправился через Рону и двинулся в тыл галлам, охранявшим переправу. Завидев условные сигнальные дымки, Ганнибал вдруг приступил к переправе. Галлы двинулись к берегу — ив тот же миг в тылу у них запылал их лагерь, зажженный обошедшими карфагенянами. В паническом ужасе галлы бежали, и переправа совершилась благополучно. Сципион подошел к Авиньону через три дня после того, как последний карфагенский отряд выступил на восток. Потеряв порядочно времени на это бесплодное движение, Сципион и далее действовал нерешительно, он не нашел возможным возвращать в Италию корпус, отправленный в Испанию, хотя это было, очевидно, нужно, послал главные свои силы по месту назначения и только сам направился морем в Италию.

Перейдя Рону, Ганнибал пошел не кратчайшею, а наиболее удобною дорогою, через наиболее населенные области. Он избрал этот путь, чтобы иметь достаточно провианта для своей значительной армии. Неоднократно встречал он и препятствия со стороны туземных племен, которые вовсе не хотели смотреть равнодушно на движение через их землю чужого войска, но зато Ганнибал успел приобрести и несколько союзников, и, по своей прозорливости, он вступал в дружеские связи и даже в союз всегда с наиболее сильными племенами.

Через 16 дней после переправы через Рону Ганнибал достиг первой горной цепи. Здесь, в одном тесном ущелье, думали задержать его аллоброги — ловким ночным нападением Ганнибал захватил этот перевал. Спуск с перевала в следующую долину был труднее подъема: лошади и мулы падали на крутой и узкой дороге и немало их погибло в пропастях, враждебные туземцы тревожили войско с флангов, а когда отбивали их нападения открытою силою, шум битвы усиливал сумятицу среди вьючных животных.

В долине Ганнибал уничтожил первый город на пути и этим внушил страх соседним племенам. Отдохнув день, войско двинулось далее и по всей равнине, в области центронов, встречало лишь знаки покорности. Но Ганнибал не обманулся ими, и, когда армия стала подниматься на Малый Сен-Бернар по крутой и узкой дороге, он лично остался с отборным отрядом прикрывать это движение: центроны действительно попробовали напасть на арьергард, но были отражены. Два дня продолжался подъем, туземцы шли параллельно, и, где могли, бросали или скатывали каменья, и причинили немалый урон карфагенскому войску. Достигнув перевала, Ганнибал дал армии отдых. Войско было страшно утомлено, потери людьми и особенно вьючными животными были громадны, солдаты приуныли, но

83


вождь не унывал и ободрил своих воинов. К месту отдыха подобрались многие отставшие, преследование прекратилось, недалеко были уже и дружественные племена цизальпинских галлов. Отдохнув, армия стала спускаться — и опять спуск был труднее и взял больше жертв, чем подъем. Люди гибли и от невероятных неудобств пути, и от холода — наступил уже сентябрь и в горах повсюду лежал снег,— лошади и слоны, полуживые от голода, еле брели, а вскоре и всей армии пришлось остановиться: шагов около 200 предстояло перейти по покатым и скользким глыбам вечного льда. Три дня и три ночи под непосредственным руководством Ганнибала производились тут саперные работы, и только тогда оказалось возможным перевести армию и обоз... Наконец в середине сентября карфагенское войско, страшно измученное, спустилось в долину и на две недели разместилось отдохнуть в богатых селениях Иврейской долины, где жители приняли карфагенян как избавителей...

Длинный путь, почти в 800 верст, от берегов Роны до Сен-Бернара был пройден в 33 дня без каких-либо особых неудач, и тем не менее с Ганнибалом пришло только 20 000 пехоты из 50 000 и только 6000 всадников из 9000 — конницу Ганнибал особенно берег. Трудно сказать с уверенностью, мог ли Ганнибал лучше предвидеть и обсудить то, что пришлось ему встретить, и был ли бы какой-нибудь другой путь и способ перехода легче и выполнимее. Бесспорно, величайшего изумления достойно то мастерство, с которым выполнил Ганнибал свое предприятие. Он совершил, во всяком случае, то, что задумал гений Гамилькара. Борьба с Римом перенесена была на почву Италии.


83