От редакторов русского издания

Вид материала

Документы

Содержание Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма Глава пятая. Политическая эмансипация буржуазии 195 196 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма 198 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма 2. Власть и буржуазия

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология, 6335.43kb.
• Автор, название, изд-во, год издания, 464.93kb.
• Концепция и специфические характеристики первого номера корпоративного издания для, 905.48kb.
• В. Н. Дёмин Гиперборея. Исторические корни русского народа, 1249.63kb.
• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• Информационно-библиографические издания, 485.77kb.
• Национальное достояние русского народа, 99.7kb.
• Федеральный компонент, 401.39kb.
• Информационно-библиографический отдел Золотое кольцо России, 148.24kb.

194
^ Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

управление» — метод, который позволял администратору управлять народом «не непосредственно, а с помощью его собственных племенных и местных властей»¹⁷.

Англичане старались преодолеть присущую строительству национальным государством империи непоследовательность, предоставив покоренные народы самим себе в том, что касается культуры, религии и законов, сохраняя дистанцию и воздерживаясь от распространения английских законов и культуры. Это не остановило развития у народов национального самосознания и стремления к суверенитету и независимости, хотя и несколько притормозило эти процессы. Но в результате необыкновенно усилилось и новое империалистическое сознание исходного данного, а не просто временного, превосходства одних людей над другими, «высших рас» над «низшими». Что в свою очередь обостряло борьбу подвластных народов за свободу и мешало им увидеть и несомненные преимущества, принесенные британским управлением. Из-за самой отдаленности и отчужденности управляющих, которые, «несмотря на их искреннее уважение к туземцам как к нациям и в некоторых случаях даже любовь к ним... почти все до единого не верили в их способность теперь или когда-либо в будущем управлять своими делами без надзора»¹⁸, «туземцы» могли лишь заключить, что их навеки исключают из всего остального человечества.

Империализм не означает строительства империй, а экспансия не есть завоевание. Английские завоеватели, прежние «сокрушители закона в Индии» (Бёрк), имели мало общего с экспортерами английских капиталов или с администраторами, управлявшими индийскими народами. Если бы последние перешли от издания указов к созданию законов, они, возможно, и стали бы строителями империи. Однако дело как раз в том, что английскую нацию это не интересовало, и она едва ли бы их поддержала. Обстоятельства были таковы, что за империалистически мыслящими бизнесменами следовали гражданские чиновники, которые хотели, чтобы «африканцы остались африканцами», причем немалое число из них — те, кто не изжили, как выразился однажды Гарольд Николсон, свои «юношеские идеалы»¹⁹, — хотели помочь им «стать лучшими африканцами»²⁰, что бы это ни означало. Ни в коем случае они не были «расположены внедрять административную и политическую систему своей страны для управления отсталым населени

¹⁷ Barker E. p. cit. P. 69.

¹⁸ James S. Suth f the Cng. N.Y., 1943. P. 326.

¹⁹ Относительно этих юношеских идеалов и их роли в британском империализме см. главу седьмую настоящего издания. О том, как они создавались и культивировались, см. Kipling R. Stalky and Cmpany. 1899.

²⁰ Barker E. p. cit. P. 150.

^ Глава пятая. Политическая эмансипация буржуазии 195

ем колоний»²¹ и включать широко раскинувшиеся владения британской короны в английскую нацию.

В противоположность подлинно имперским структурам, в которых институты метрополии самыми различными путями интегрируются в империю, для империализма характерна отделенность национальных институтов от колониальной администрации, хотя и при наличии известной доли контроля над ней. За этим отделением просматривается любопытная смесь высокомерия и уважения — вновь обретенного высокомерия колониальных администраторов, имевших дело с «отсталым населением» или «низшими расами», сочетающегося с уважительным отношением старомодных политиков метрополии, полагавших, что ни одна нация не имеет права навязывать свои законы другому народу. По самой сути этой ситуации высокомерие превратилось в средство управления, в то время как уважение, оставаясь просто позицией отрицания, не породило какого-то нового способа совместного проживания людей и сумело лишь слегка ограничить произвольное империалистическое правление посредством указов. Спасительной сдержанности национальных институтов и политиков мы обязаны тем, что неевропейские народы, в конце концов и несмотря ни на что, получили от западного господства хоть какую-то пользу. Колониальные же службы не прекращали протестов против вмешательства «неискушенного большинства» — нации, оказывавшего давление на «обладающее опытом меньшинство» — империалистических администраторов, — «чтобы склонить их к подражанию»²², т.е. к управлению с соблюдением общепринятых в самой метрополии норм справедливости и свободы.

То, что движение в пользу экспансии ради экспансии возникло в национальных государствах, которые, более чем какиелибо иные политические организмы, основывались на точном определении границ и пределов возможных завоеваний, представляет собой один из примеров того на первый взгляд абсурдного расхождения между причиной и следствием, что стало отличительным признаком современной истории. Дикая путаница в современной исторической терминологии является лишь побочным продуктом этого расхождения. Проводя сравнения с Древними империями, путая экспансию с завоеванием, игнорируя различия между имперской федерацией (Cmmnwealth) и империей (которые доимпериалистические историки называли разницей между поселениями колонистов и владениями, или колониями и зависимыми территориями, или, несколько позже, между колониализмом и импе

₂₂ Сготег Е. В. The gvernment f subject races Edinburg Review. January 1908. Ibid


^ 196

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава пятая. Политическая эмансипация буржуазии 197


риализмом²³), игнорируя, другими словами, различие между вывозом (английских) людей и вывозом (английских) денег²⁴, историки пытались отмахнуться от того будоражащего факта, что столь многие важные события новой истории выглядят так, как если бы мухи собрались вместе и образовали собой слона.

Современные историки, взирая на зрелище того, как кучка капиталистов снует по земному шару в хищническом поиске новых инвестиционных возможностей, играя при этом на стремлении к прибыли сверхбогатых и на азартных инстинктах сверхбедных, замыслили облечь империализм в тогу славы и величия Рима или Александра Македонского, в тогу величия, которое сделало бы все последующие события более терпимыми с человеческой точки зрения. Несоразмерность причин и следствий была раскрыта в знаменитом и, к сожалению, точном замечании о том, что Британская империя была обретена в минуту рассеянности это нашло жестокое подтверждение в наше время, когда для того, чтобы покончить с Гитлером, понадобилась мировая война, что постыдно именно потому, что одновременно и смешно. Нечто подобное проявилось уже и во время Истории Дрейфуса, когда лучшие силы нации понадобились для того, чтобы завершить борьбу, начавшуюся в виде гротескного заговора и закончившуюся фарсом.

Единственно, в чем состоит величие империализма, так это в том, что национальное государство проиграло ему свою с ним битву. Трагизм этого неумелого противостояния состоял не в том, что многие из представителей нации оказались купленными новыми империалистическими дельцами хуже коррупции было то, что некоррумпированных удалось убедить в неизбежности империализма как средства мировой политики. Поскольку морские базы и доступ к сырьевым ресурсам были действительно необходимы всем нациям, они поверили в то, что спасение нации зависит от аннексий и экспансии. Они были первыми, кто не смог понять фундаментальной разницы между старыми основа

²³ Первым ученым, употребившим термин «империализм» для различения между империей и имперской федерацией, был Дж. А. Гобсон. Но сущность этого различия была известна всегда. Например, принцип «свободы колонии», чтимый всеми либеральными британскими политиками после Американской революции, сохранял силу только в том случае, если колония была «населена британцами или... содержала такую пропорцию британского населения, что в ней можно было без опасений вводить представительные институты» (см. Schuyler R. L. p. cit. P. 236 ff.).

В XIX в. следует различать три типа заморских владений Британской империи переселенческие территории или колонии, подобные Австралии и другим доминионам торговые фактории и владения вроде Индии и морские и военные базы типа мыса Доброй Надежды, содержавшиеся для обеспечения предыдущих. В эпоху империализма все эти владения претерпели изменения в том, что касается их административной и политической значимости.

²⁴ Barker E. p. cit.

ниями торговли и поддерживающими ее фортами на морских путях и новой политикой экспансии. Они поверили Сесилу Родсу, когда тот призвал их «осознать тот факт, что нельзя жить, если не овладеть мировой торговлей», что «торговля — это весь мир и ваша жизнь — это весь мир, а не только Англия» и что поэтому «нужно решать вопросы экспансии и удержания мира»²⁵. Не желая того и иногда даже не зная об этом, они не только становились пособниками империалистической политики, но и оказывались первыми, на кого пали обвинения и разоблачения в «империализме». Так было с Клемансо, который — по причине своей отчаянной озабоченности судьбой французской нации — стал «империалистом» в надежде, что людские резервы колоний помогут защитить французских граждан от агрессоров.

Совесть нации, представленная парламентом и свободной печатью, продолжала действовать, вызывая неудовольствие у колониальных администраторов во всех европейских странах, обладавших колониями, — будь то Англия, Франция, Бельгия, Германия или Голландия. В Англии, чтобы проводить различие между имперским правительством, находящимся в Лондоне и контролируемым парламентом, и колониальными властями, это влияние было названо «имперским фактором». Тем самым империализм наделялся достоинствами и признаками правопорядка, который он так жадно стремился изничтожить²⁶. Политически «имперский фактор» нашел выражение в представлении о том, что колониальные народы не только защищены, но как бы и представлены в английском «парламенте империи»²⁷. Здесь англичане подошли очень близко к французскому опыту построения империи, хотя они никогда и

²⁵ Millin S. G. p. cit. P. 175.

Происхождение этого выражения, вероятно, связано с историей британского владычества в Южной Африке и восходит к временам, когда местные правители Роде и Джеймсон вовлекли «правительство империи» в Лондоне в войну с бурами. «На самом деле Роде или даже, скорее, Джеймсон был абсолютным правителем территории, в три раза превосходящей по размеру Англию, которой мог управлять «без ворчливых согласий или вежливых отказов Верховного комиссара», который был представителем правительства империи, сохранявшего лишь «номинальный контроль» (Lvell R. I. The struggle fr Suth Africa, 18751899. N.Y., 1934. P. 194). А что случается с территориями, где британское правительство передает свою юрисдикцию местному европейскому населению, лишенному всех присущих национальным государствам традиционных и конституционных сдерживающих начал, лучше всего можно увидеть на трагической истории ЮжноАфриканского Союза после получения им независимости, т.е. после того, как «правительство империи» утратило право на вмешательство.

В этой связи представляет собой интерес спор в палате общин в мае 1908 г. между Чарлзом Дилком и министром по делам колоний. Дилк предупреждал против предоставления самоуправления колониям, так как это приведет к порабощению плантаторами Цветных работников. Ему было сказано, что туземные народы также имеют представительство в английской палате общин (см. Zepfl G. Klnien und Klnialplitik Handwörterbuch der Staatswissenschaften).


^ 198
Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

не заходили так далеко, чтобы дать подвластным народам действительное представительство. Тем не менее, они, без сомнения, надеялись, что нация в целом будет служить своего рода опекуном покоренных народов, и действительно, она неизменно делала все от нее зависящее, чтобы предотвратить возможные худшие варианты.

Конфликт между представителями этого «имперского фактора» (который точнее было бы назвать национальным) и колониальными властями проходит красной нитью через всю историю британского империализма. «Мольба», с которой Кромер во время своего правления в Египте в 1896 г. обратился к лорду Солсбери «Избавьте меня от английских ведомств»²⁸, повторялась вновь и вновь, вплоть до 20х годов нашего столетия, когда экстремистская империалистическая партия уже в открытую обвинила нацию и все ее принципы в создании угрозы потери Индии. Империалисты всегда испытывали неудовольствие по поводу того, что правительство Индии «должно оправдывать свое существование и свою политику перед общественным мнением в Англии» этот контроль сделал теперь невозможным прибегнуть к тем ме

u 9 «

рам «административной резни»^у, которые сразу по окончании первой мировой войны были опробованы в качестве радикального средства умиротворения³⁰ в отдельных местах и которые могли действительно предотвратить движение Индии к независимости.

Подобная же вражда между представителями национального государства и колониальными администраторами в Африке существовала и в Германии. В 1897 г. со своего поста в ЮгоВосточной Африке и с государственной службы — из-за его жестокости по отношению к местному населению — был уволен Карл Петере. То же самое случилось и с губернатором Циммером. А в 1905 г. племенные вожди впервые обратились со своими жалобами в рейхстаг, и в результате, когда колониальные власти бросили их в тюрьму, за этим последовало вмешательство германского правительства³¹.

²⁸ Zetland L. J. Lrd Crmer. 1923. P. 224.

²⁹ Carthill A. p. cit. P. 4142, 93.

³⁰ Пример «умиротворения» на Ближнем Востоке подробно описан Т. Э. Лоуренсом в статье «France, Britain and the Arabs», написанной для газеты «The bserver» (1920 г.) «Арабы добиваются первоначального успеха, английские подкрепления выступают в качестве карательной силы. С боями они продвигаются... к своей цели, которая тем временем подвергается обстрелу артиллерией, с самолетов и канонерок. В конце сжигается какая-нибудь деревня, и район умиротворяется. Странно, что мы не применяем в таких случаях отравляющие вещества. При бомбардировках домов женщины и дети гибнут местами... Газовыми атаками можно аккуратно уничтожить все население непокорных районов а как метод управления все это не более аморально, чем существующая система» (см. Lawrence Т. Е. Letters Ed. by D. Garnett. N.Y., 1939. P. 311 ff.).

³¹ С другой стороны, в 1910 г. министр по делам колоний Б. Дернбург был вынужден уйти в отставку, так как своим покровительством туземцам восстановил против себя план

Глава пятая. Политическая эмансипация буржуазии 199

То же самое относится и к французскому управлению. Губернаторы, обычно назначавшиеся правительством в Париже, либо испытывали мощное давление со стороны французских колонистов, как это было в Алжире, либо просто отказывались проводить реформы в сфере отношений с местными жителями, так как, по их мнению, эти реформы были продиктованы «мягкотелыми демократическими принципами (нашего) правительства»³². Повсюду империалистические администраторы ощущали контроль нации как непомерное бремя и угрозу колониальному господству.

И империалисты были совершенно правы. Современные условия властвования над покоренными народами были известны им лучше, чем тем, кто, с одной стороны, протестовал против управления указами и бюрократическим произволом, а с другой — надеялся сохранить свои владения навсегда во имя славы нации. Империалисты лучше, чем националисты, понимали непригодность политического устройства национального государства для построения империи. Они отлично осознавали, что победное шествие национального государства и его завоевания, если предоставить все это на волю внутренне присущих такому государству законов, закончится подъемом национального самосознания колониальных народов и поражением завоевателей. Поэтому французские методы, пытавшиеся сочетать национальные чувства со строительством империи, были гораздо менее успешными, чем английские, которые, начиная с 80х годов прошлого века стали открыто империалистическими, хотя и сдерживаемыми метрополией, сохраняющей свои национальные демократические институты.

^ 2. Власть и буржуазия

Чего действительно хотели империалисты, так это распространения политической власти без создания при этом политического целого. Империалистическая экспансия была вызвана необычного рода экономическим кризисом — перепроизводством капитала и появлением «лишних» денег, явившимся результатом перенакоплений, которые не могли больше находить сферу производительного инвестирования в рамках национальных границ. Впервые не инвестирование могущества прокладывало путь инвестированию денег, а экспорт власти смиренно влачился за экспортом денег, поскольку бесконтрольное помещение ка

таторов (см. Twnsend M. E. Rise and fall f Germanys clnial Empire. N.Y., 1930 Leutwein P. Kämpfe um Afrika. Luebeck, 1936.) ² Слова Леона Кайла, бывшего генералгубернатора Мадагаскара, друга Петена.


201


2

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава пятая. Политическая эмансипация буржуазии


питалов в отдаленные страны грозило превратить широкие слои общества в азартных игроков, превратить всю капиталистическую экономику из системы производства в систему финансовых спекуляций и заменить прибыли от производства комиссионными доходами. Десятилетия, непосредственно предшествовавшие империалистической эпохе, являли свидетельства невиданного роста мошенничества, финансовых скандалов и биржевых спекуляций.

Пионерами в этих предымпериалистических свершениях были те еврейские финансисты, которые нажили свое богатство вне капиталистической системы и в которых растущие национальные государства нуждались для получения международно гарантированных займов³³. После установления твердой системы налогообложения, обеспечившей надежное финансирование государственных расходов, эта группа имела все основания бояться полного устранения. В течение столетия, зарабатывая деньги посредством получения комиссий, они, естественно, были первыми, кто соблазнился приглашением участвовать в помещении капиталов, которым не находилось прибыльного места на внутреннем рынке. Еврейские международные финансисты действительно представлялись наилучшим образом приспособленными для этих, по сути своей международных, деловых операций³⁴. Более того, и сами правительства, чья помощь в той или иной форме была необходима при вывозе капитала в далекие страны, вначале были склонны предпочесть известных еврейских финансистов новичкам в области международных финансов, многие из которых были авантюристами.

После того как финансисты открыли избыточному богатству, до этого обреченному на бездействие в узких рамках национальной экономики,

³³ Это и последующее перекликается с сообщенным в главе второй настоящего издания.

³⁴ Интересно, что все ранние исследователи империалистического развития делали очень большое ударение на этот еврейский элемент, в то время как в более поздней литературе на него почти не обращают внимания. Особенно примечательна, ввиду его надежности как наблюдателя и честности как аналитика, эволюция в этом вопросе Дж. А. Гобсона. В первом написанном на эту тему своем эссе «Capitalism and imperialism in Suth Afrika» (Cntemprary Review. 19) он писал «В большинстве своем (финансистами)... были евреи, ибо евреи — это международные финансисты Божьей милостью, и, хоть и говорившие поанглийски, они в большинстве своем были родом с континента... Они пустились туда (в Трансвааль) за деньгами, и те, кто поспели раньше и заработали больше, сами покинули страну, оставив в теле добычи свои экономические клыки. Они впились в Ранд,., как они готовы впиться в любое другое место на земном шаре... В первую очередь они — финансовые спеулянты, извлекающие свою выгоду не из результатов работы промышленности, пусть даже чужой, но из строительства компаний, их проталкивания и финансового ими манипулирования». В более поздней работе Гобсона «Imperialism», однако, евреи даже не упомянуты с течением времени стало очевидно, что их влияние и роль были временными и несколько поверхностными.

О роли еврейских финансистов в Южной Африке см. главу седьмую настоящего издания.

каналы экспорта капитала, быстро прояснилось, что далекие от источников получения прибыли держатели акций готовы идти на громадный риск, соотносимый с их громадно увеличившимися доходами. При таком риске живущие за счет комиссий финансисты даже при благожелательной поддержке государства не могли обеспечить надлежащих гарантий — их могла дать только вся материальная мощь государства.

Как только выяснилось, что за экспортом денег понадобится экспорт государственной мощи, позиция финансистов вообще и еврейских финансистов в особенности сильно пошатнулась, и ведущее место в империалистических деловых операциях и предприятиях постепенно перешло к отечественной буржуазии. Весьма показательна в этом отношении карьера Сесила Родса в Южной Африке, где он, будучи абсолютным новичком, в считанные годы сумел оттеснить с первого места всемогущих еврейских финансистов. В Германии Блейхредер, который в 1885 г. еще был основателем «stafrikanische Gesellschaft», 14 лет спустя, когда Германия начала строительство Багдадской железной дороги, был вместе с бароном Гиршем вытеснен такими растущими гигантами империалистического предпринимательства, как «Siemens» и «Deutsche Bank». В какомто смысле нежелание правительства уступать евреям действительную власть и нежелание евреев погружаться в бизнес с политической подоплекой настолько удачно совпали, что, несмотря на огромное богатство этой группы евреев, когда кончился начальный этап азартной погони за наживой и обогащения посредством комиссионных, за ним не последовало настоящей борьбы за власть.

Различные национальные правительства с неудовольствием взирали на растущую тенденцию превращать бизнес в политический вопрос и отождествлять экономические интересы сравнительно небольшой группы с национальными интересами как таковыми. Но дело рисовалось так, что единственной альтернативой экспорту мощи была уступка значительной части национального богатства. Только путем экспансии национальных средств насилия можно было рационализировать поток инвестиций в далекие земли и реинтегрировать в экономическую систему нации бешеные спекуляции с избыточным капиталом, побуждавшие ставить на карту все сбережения. Государство стало прибегать к силовой экспансии, поскольку, будучи поставлено перед выбором между потерями (большими, чем может выдержать экономический организм любой страны) и выигрышами (большими, чем те, о которых может помыслить любой народ, предоставленный самому себе), оно, естественно, выбрало последнее.

Первым следствием экспорта мощи было то, что государственные органы насилия, полиция и армия, которые в рамках национального государства существовали рядом с другими национальными институтами