Geum.ru

Делить по тому‚ что он оставил после себя‚ чтобы оно росло дальше‚ и побудил ли он других мыслить в новом направлении‚ а именно с мощью‚ действующей после него

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   ...   33
Современники о Родене

«Я испытал все муки бедности до пятидесяти лет», — сознался Роден в конце жизни, когда находился в зените такой необыкновенной славы, которой не дано было испытать ни одному из скульпторов от эпохи Возрождения до конца ХХ века.

Действительно, длительное время работая на мастеров с именем, Роден оставался в безвестности. Но презрев существующие каноны и наотрез отказавшись от подражания моде, он никогда не оставлял мысли пробиться наверх в качестве ваятеля нового типа. Возможно, именно поэтому первой выставочной работой он намеренно сделал сомнительную по смыслу скульп­туру «Мужчина со сломанным носом». В этот период он еще не освободился от душевного протеста, и работа была направлена скорее на то, чтобы обратить на себя внимание неординарным подходом к творчеству, чем на попытку вызвать аплодис­менты творческим замыслом. Но именно из-за необыкновенной реалистичности работы она была единодушно отвергнута критиками Салона — Роден чувствовал себя так, словно в его сердце был забит железный гвоздь. Упорно не признаваемому мастеру, шокирующему публику своей дикой откровенностью, оставалось одно — научиться искренне смеяться над критиками и презирать их оценки, основанные на посредственном восприятии скульптуры и дани преходящим течениям в искусстве. Критикующие отказывались принимать в небольшой элитный клуб способных генерировать идеи какого-то скульптора без имени и даже соответствующего образования только за то, что он яростно и настойчиво пытается навязать всему миру нечто такое, чего еще не было. И Роден снова оставался в оскор­бительном статусе каменотеса. Но конечно, он не смирился с этим — вся его жизнь, все его бунтарские устремления были направлены слишком далеко ввысь, чтобы быть тотчас замеченными приземленными критиками.

Чтобы выжить и не потерять себя после первого и самого болезненного выставочного провала, Родену пришлось взвалить на себя мрачный труд подмастерья и упрятать смятенный аккорд на долгие годы глубоко внутрь своего мятежного естества. Он уже чувствовал растущую мощь своего интеллекта и так же безоглядно верил в него, но вынужденно заключив себя в замкнутое пространство чужой мастерской, занимался формовкой, тесал камни, как самый простой ремесленник, помогал ювелиру делать примитивные украшения. Конечно, он беспокоился о времени, которое неминуемо терял, вожделенная слава все еще ускользала, как проворная форель из рук рыбака-неудачника. «Я сожалею, что потерял столько времени, так как все те усилия, которые я потратил тогда, могли быть собраны для создания прекрасного шедевра. Но это мне пригодилось». Откровения мастера дают полное представление о его внутренних терзаниях и сомнениях того периода. Но как викинги, закаленные суровыми ветрами и снежными бурями Севера, из отчаянных испытаний вырос мастер исполинской художественной силы. В эти долгие годы Роден словно находился на краю бездны, балансируя и извиваясь, подобно канатоходцу под куполом цирка.

Лишь в двадцать четыре года у Родена появилась первая собственная мастерская — старая ветхая конюшня с зияющими дырами в гнилой черепице и мерзкой вечной стужей, от которой не гнулись руки. В этом забытом сыром помещении со стойким запахом гнили было одно-единственное достоинство — оно было достаточно светлым. Работая на разных предприимчивых дель­цов, приблизившихся к искусству, Роден, тем не менее, продолжал учиться и творить, не только не изменяя своим принципам, но и непрерывно развивая их и превращая в целое художест­венное направление. Кое-что сугубо практичное он вынес и от хитрецов, извлекавших из скульптуры максимальную коммерческую выгоду. Работая у одного из таких скульпторов, Роден не только несколько поправил свое все еще незавидное финансовое положение, но и неожиданно почерпнул замечательную способность организации мастерской со значительным количеством подмастерьев. Там же он научился представлять одно и то же скульптурное решение большое количество раз, демон­стрируя новые грани творчества и вытаскивая из бесконечных вариаций одной и той же идеи вполне ощутимые прибыли. Внезапно он понял, что одно лишь неподражаемое и отрешенное творчество является недостаточной составляющей успеха, а вот деловой подход к продвижению своих идей может очень заметно приблизить его к вожделенной победе над разумом критика. Роден верил, что он уже состоялся как ваятель, но ему было необходимо признание.

Чтобы сменить декорации, скульптор, для которого понятие родины было довольно расплывчатым, переехал в Бельгию. Важным штрихом отъезда можно считать тот факт, что его отец и возлюбленная с сыном вели настоящую борьбу за выживание. Была ли это попытка поправить общее финансовое положение за границей или доминирующим чувством Родена все-таки было движение к творческому успеху, сказать трудно. Скорее всего, последнее. Ибо к тридцати годам для Родена не существовало ничего серьезнее творческих побед. Он без сожаления бросил привычный мир, где превратился в невоспринятый художественным миром консервант, и снова начал все с чистого листа. Шесть лет бешеной борьбы за свое место в искусстве служат непредвзятым подтверждением того, что Роден в своих поисках превратился в маниакального волхва от искусства. Оттачивая мастерство, он закалял дух, одновременно делая искусство неприступным бастионом для карающего голоса критики.

Чудесные замыслы пришли вовсе не по наитию: самый великолепный из них — «Врата ада» — Роден выносил в течение нескольких лет, вместе с неразлучным творением Данте в кармане. Он продолжал непрерывно и страстно учиться, сменив полотна и скульптуры Лувра на картины Рубенса. Его жажда к серьезным книгам ничуть не притупилась. В водовороте неуемного поиска он заставил себя забыть обо всем: о женщине, родившей ему сына, об отце, о желании достатка...

Искусствоведы и биографы мастера утверждают, что творческая биография Огюста Родена начинает отсчет лишь в три­дцать один год: его брюссельская выставка убедила посетителей, что плодовитый автор работ — уже давно не каменотес, а состоявшийся мастер, обладающий на редкость тонким пониманием скрытых оттенков человеческой души. Чтобы двигаться дальше, Роден осознанно посетил Италию — с одной-един­ственной целью: детально изучить работы великих мастеров, среди которых наибольшим авторитетом для него был Микел­анджело. Он видел в работах мастера эпохи Возрождения динамику жизни, которой так недоставало современникам. Ему хотелось влить жизнь в мраморные и бронзовые фигуры, и знания порождали одуряющий энтузиазм. Отысканные до изумления оживляющие штрихи в работах давно ушедших мастеров он намеревался лучше воспроизвести новыми технологическими способами, чтобы продемонстрировать миру порывы души, заключенные в скульптуре.

Скандалы сопровождали почти весь творческий путь Родена, вплоть до тех времен, когда он стал непререкаемым авторитетом в мире искусства. Можно изумляться, но в их основе лежит сногсшибательный реализм работ скульптора. «Мужчина со сломанным носом» не замечен из-за слишком правдивого изображения детали, «Бронзовый век» — пленительно живое изображение с океанической энергетикой — был настолько близок к реальному человеку, что вызвал резонансные обвинения в снятии слепков с живой модели. «Бальзак» показался слишком очеловеченным, в то время как от Родена ожидали не проникновения в образ, а какой-то неземной героической фантазии. «Мужчина со сломанным носом» показал, как Роден оригинален в интерпретации лица. «Бронзовый век» доказал его безраздельную власть над телом», — заметил знаменитый немецкий поэт Райнер Мария Рильке, который некоторое время был у мастера секретарем и тайным лоббистом его идей. Роден платил людям нетерпимостью к ним. Много позже скульптор поссорился и расстался даже с таким преданным другом, как Рильке.

Возвратившись в Париж, Роден немедленно ввязался в борьбу за признание. Создавая множество новых работ, скульптор стремился не остаться незамеченным для общественной жизни. Хотя средства обеспечения существования еще долго оставались актуальным вопросом для скульптора, его мозг был всецело занят поиском таких творческих парадигм, которые не могли не врезаться в сознание. И если скандалы вокруг его произведений ранили самолюбие ваятеля, то они принесли с собой и потрясающую известность. Возня репортеров и рассуждения искусствоведов, может быть, оказались наилучшей визитной карточ­кой мастера. И хотя Родену еще долго не удавалось добиться заказов муниципальных властей на создание различных памятников, постепенно он становился все более узнаваемым в столице мира.

Но даже приобретение для музея в Люксембурге двух работ Родена, в числе которых скандальный «Бронзовый век», было ничем по сравнению с получением крупного государственного заказа для Музея декоративного искусства. Мастер превзошел самого себя, ибо совершенно не понятно, как проклинаемому критиками скульптору удалось получить не просто масштабный заказ, а предложение, которое позволило воплотить в жизнь много лет вынашиваемую творческую идею. Скорее всего, главную роль сыграли именно две приобретенные работы — самобытность и оригинальность их была не просто очевидной, а проникающей глубоко в сознание каждого, кто пытался хотя бы быть честным по отношению к автору и внимательным по отношению к самому произведению. Несколько авторитетных скульпторов к тому времени признали исключительную значительность работ Родена. И похоже, интерпретация Роденом нового создаваемого произведения оказалась убедительной для чиновника, которого мастер заставил поверить в себя. Роден понимал, что задуманные им «Врата ада» могут стать одной из главных вех в творческой жизни: фантазия творца должна иметь больше духовной силы и энергии, нежели интерпретируемое произведение Данте. Как всегда, мастер пытался решить несколько задач одновременно. Кроме вожделенной творческой жажды дать жизнь давно вынашиваемому замыслу Роден горел еще и желанием доказать критикам, что он способен без слепков идеально отобразить в скульптуре любой порыв человеческой души. Поэтому в новом произведении должно было присут­ствовать потрясающее количество фигур. В принципе, мастер вышел далеко за пределы творения Данте. Действительно, такой скульптуры в мире еще не было, но его нисколько не пугали титанические масштабы задуманного. «Врата ада» на самом деле должны были оказаться вратами на олимп мастеров искусства для самого Родена.

Расширяя собственное творческое влияние, Роден все больше демонстрировал деловой подход в продвижении своих идей в мир. По всей видимости, он занимался этим целенаправленно. Такой подход помог ему получить статус гораздо более высокий, чем мог иметь человек, ориентированный исключительно на творчество. Долгие годы нищеты научили ваятеля управлять собственным успехом. Со временем ему удалось превратить свою мастерскую в настоящее предприятие. Он становился похожим на Рафаэля, когда, вдыхая в скульптуру свою энергию, свой замысел и свою силу, максимально использовал труд помощников на второстепенных работах.

Примечательно, что при этом мастер сознательно избегал привлекать к работе в мастерской людей, напрочь лишенных таланта. Напротив, он старался иметь помощниками людей ярких, явно выделяющихся из общей массы собственным видением искусства. Хотя с приходом славы Роден и создавал бюсты богатых американцев, а к началу ХХ века (к шестидесятилетнему возрасту самого скульптора) в мастерской Родена работало около пятидесяти подмастерьев, мэтр придавал слишком мало значения собственным появлениям в свете, получаемым наградам типа ордена Почетного легиона и другим броским бутафорским атрибутам. Как свидетельствовали близко знавшие его люди, с годами он все больше предпочитал одиночество бессмысленному общению с посредственными людьми. Роден всегда оставался малообщительным и даже одиноким человеком, закрытым для большинства обывателей. Он слишком ценил время, чтобы разбрасываться минутами. Словно хотел наверстать ушедшее время в долгом пути становления и поиске приз­нания.

Зато он не брезговал применять психологические законы для создания своей творческой харизмы. Роден хорошо понимал, что взявшись за скульптуры известных людей, можно использовать их имидж для создания своего. Отсюда появление скульп­тур Гюго, Бальзака и еще целого ряда знаменитостей. И еще одна хитрость, может быть, берущая начало там, где зарождаются самые искренние потребности и желания: Роден сумел снискать расположение литературного мира своей эпохи. Хотя это не была игра в одни ворота: скульптор нередко черпал творческие силы среди знаменитых писателей, пытаясь проникнуть в психологическую глубину их образов.

У каждого гения свои творческие секреты. Что касается Огюста Родена, несомненным признаком его таланта является развитая способность проникать в душу своих героев. Роден не мог просто создавать фигуры, он стремился увидеть в них человеческое, выразить в камне или металле мимолетные порывы и преходящие желания, поймать неповторимое мгновение, запечатленное в движении, позе, жесте... Ваятель передавал произведениям часть своей всепоглощающей внутренней энергии. Роден ставил перед собой задачу выразить скульптурой позицию мастера, бросающего вызов: он долго продумывал каждую деталь творения, прежде чем взяться за ее исполнение. Каждое застигнутое врасплох движение, запечатленное ваятелем, как адресованный будущим поколениям конверт, должно было содержать послание всему миру. Именно такое ассоциативное восприятие собственной роли дает любому ремесленнику перспективу вырасти до гения — творец никогда не рассматривает себя как часть общества, он, противопоставляя себя всему человечеству, всегда смотрит на мир со стороны. А вектор его основных усилий всегда направлен на достижение максимального влияния на мир. Роден для решения этой задачи научился вживаться в роль, проникая в глубины человеческой психики и передавая самые потаенные мысли и чувства.

Но так же верно, что он был великим тружеником: некоторые образы он вынашивал целыми годами, подключая воображение и знания. Рильке свидетельствовал, что, задумав образ Бальзака, Роден прожил с этой идеей не один год, а для лучшего понимания своего героя он даже посетил родину писателя и изучал его письма. Такой детальный психофизический анализ при создании произведений говорит о намерении Родена тесно связать внутренний мир своих героев с их внешними формами — он, понимая эту взаимосвязь, считал своим долгом передать некую энергетическую силу последующим поколениям.

Мастер не опасался стать в оппозицию общественному мнению. Напротив, он, похоже, считал, что жесткое противостояние скорее послужит приобщению мира к собственной точке зрения. Почти все шедевры Родена создавались в оппозиции, но затем признавались. Наиболее ярким примером стали «Граждане голода Кале», в скорбные фигуры которых он втиснул чисто человеческие переживания: смятение и боль — то, что отказы­вались признать оскорбленные обескураживающей простотой заказчики. Они ожидали увидеть бесчувственный и возвеличенный героизм своих сограждан, но были изумлены, столкнувшись с ликом Правды. Роден бросил вызов и победил. Просто он знал: великие творцы не подстраиваются под мир, они преобразовывают его. Рильке, описывая работу Родена над скульптурой Бальзака, настаивает на применении мастером приемов визуализации, представления образа создаваемого героя. Похоже, именно так и рождались роденовские шедевры. Но создание Бальзака проясняет еще одну сторону творчества этого чело­века: Роден, после того как появление скульптуры вызвало на­стоящий скандал, забрал ее, объявив, что останется ее един­ст­венным обладателем. Как истинному творцу, ему не нужны были аплодисменты толпы. Родену было достаточно знать, что он творит, незримо соприкасаясь с вечностью и приближаясь к непо­стижимому — сути человеческого бытия. Это вселяло больше уверенности, чем ободрения живущих рядом с ним. Мэтр осо­знавал, что, бросая вызов поколению, он тем самым ставит себя над ним. Он ввязался в борьбу с вечностью, и следующим шагом было распространение собственного интеллектуального влияния за пределы времени.

Действительно, как метко заметил Рильке, «слава — не что иное, как скопление кривотолков, образовавшихся вокруг нового имени». Но, если честно, говоря о славе Родена, нельзя не заметить, что он лично приложил осознанные очень заметные усилия для распространения славы по миру. Причем это вовсе не хаотичные случайные поступки, а выстроенная в целена­правленную, четко продуманную систему цепь активных дей­ст­вий. И если любой художник или скульптор стремится организовать как можно больше выставок, а политик и государственный деятель — публичных мероприятий, то система Родена носила более тонкий и вместе с тем более глобальный и агрессивный характер.

Во-первых, он начал организовывать продажи выставленных работ, что поначалу было крайне рискованно не только финансово. Провал такого предприятия мог бы серьезно подпортить имидж мастера. И наоборот, успех продаж оказался важен, и не столько вырученными деньгами, сколько распространением влияния роденовского направления в искусстве, так как многие работы покупали различные музеи всей планеты. Появились новые заказы на выставки.

Во-вторых, чтобы избежать чужих интерпретаций своего творчества, а заодно и запечатлеть для потомков результаты ежедневного кропотливого труда, мастер решил использовать дополнительную возможность для изложения информации о себе. С этой целью Роден написал ряд теоретических трактатов о скульптуре, которые, безусловно, в конечном счете посвятил себе самому и своему творческому поиску. В них он, прежде всего, развил идею своего направления в скульптуре, чем, кроме прочего, обеспечил появление последователей своей школы.

В третьих, мастер, заставив служить себе новые фототех­нологии, создал гигантскую фотогалерею собственных скульп­турных работ. Исследователи роденовского творчества под­черкивали, что небывалая по размеру коллекция из более чем семи тысяч фотографий немало способствовала распространению влияния мастера и росту его успеха. Он был одним из первых, кто сумел соединить коммерческую и идеологическую составляющие творчества: сбывая за мизерную цену фотокопии своих работ, Роден добился невероятного по широте распространения творческих идей. Как тяжеловесные корни величест­венного дуба, они всей мощью укрепились на скрижалях истории. Фотографии не только послужили документальным подспорьем журналистам, с которыми сотрудничал скульптор, но и превратились в хронологические свидетельства колоритного творче­ского пути этого великана от скульптуры.

Наконец, в четвертых, он решился на крайне необычный, почти экстремальный для творца шаг: знаменитый скульптор объявил о готовности передать все произведения государству в обмен на разрешение создать Музей Родена в отеле «Бирон» в центре Парижа. Для человека, прожившего первые пятьдесят лет своей жизни в крайней нужде и бедности, с приходом славы материальное становится ничем в сравнении с возможностью увековечить свое имя. И Роден сумел это сделать, получив роскошное двухэтажное здание с прилегающей территорией с помощью единомышленников и людей, поддерживающих его. Хотя старость уже навалилась на мастера непреодолимой тяже­стью, он успел привести в исполнение свой, возможно, самый главный творческий замысел.

Творческая свобода и очарование женщины — это то, что бесконечно ценил скульптор. Роден много внимания уделял женщинам: они всегда зажигали в мастере неугасимый огонь творчества. Роден любил женщин и не скрывал этого. Его языком было тело, и тело женщины было так же остро необходимо ему, как глина, из которой он лепил свои ослепительные фигуры. Лишь одна из них — непритязательная и удивительно терпеливая Роза Бере — оставалась с ним на протяжении всей жизни. Она подкупила Родена своей мужест­венностью, преданностью и интуитивным пониманием своей женской роли; она единственная безропотно прошла с мэтром путь от холодной и мрачной первой мастерской до музейного благоговения перед величием ваятеля. Поддавшись настоянию друзей, Роден сочетался с Розой Бере законным браком лишь за месяц до смерти своей спутницы и за девять месяцев до собственной кончины в возрасте неполных семидесяти семи лет.

На сложном жизненном пути было еще множество других женщин, которые вдохновляли, оставляли неизгладимый след в его жизни или просто сопровождали творца. Это не было банальной изменой. Бесконечно ценя свою свободу, но почти не щадя чувства находящихся рядом, Роден все же был честен по отношению к своим возлюбленным. Он сохранил непредвзятость, высокий такт и уважение по отношению к каждой; он, пожалуй, дал им больше, чем взял сам. Так было, к примеру, с Камиллой Клодель, которая сама стала известным скульптором под влиянием идей Родена.

Все было прозрачно, как сама жизнь. Роден не мог жить без близости со многими женщинами — полигамный мир его обыденной жизни гордиевыми петлями переплетался с необыкновенной широтой творческих исканий. Ему нужны были потрясения и вечное ощущение влюбленности, и он, ни на кого не оглядываясь, поступал так, чтобы обыденная жизнь способствовала гармонии в творчестве.

Творческим исканиям было посвящено все в его несколько отрешенной и слишком целеустремленной для обычного человека жизни. Но благодаря собственным ухищрениям и титанической работоспособности ему повезло: его творчество не осталось вещью в себе, оно принесло в мир осознание новой красоты, а самому мастеру позволило познать радость преобразователя, ощутить себя маленькой, но олицетворенной частью великого космоса, к которому он так неуклонно стремился.

Брюс Ли

«Важно не количество ежедневной работы‚ важно ее ежедневное уменьшение — отмежуйся от всего несущественного».

Брюс Ли

Брюс‚ подобно другим победителям‚ поднявшимся к вершинам успеха‚ принадлежал к категории людей‚ отчетливо осо­знающих‚ что в жизни им на кого рассчитывать‚ кроме как на свои собственные силы. Именно эта внешняя незащищенность от жестких условий игры‚ выставляемых жизнью‚ и выра­батывала иммунитет к промежуточным поражениям и неудачам, которые люди такого покроя всегда считают временными. Борьба для них с самого начала становится обычной азартной игрой‚ а их заоблачные устремления тем выше и желание победить тем острее‚ чем яростнее их бросает Жизнь. Остервенелость их стремления победить исчезает лишь со смертью. Те‚ кто получили в наследство капиталы‚ дело отцов и легко взобрались на первые ступени благодаря мощной поддержке‚ редко способны продолжать борьбу‚ когда выступают первые капли пота и крови‚ когда требуется собрать воедино всю гибкость характера, изощренность ума и стойкость духа для того, чтобы выдержать немыслимое‚ порой нечеловеческое напряжение. Тогда-то благополучные «успешные» люди отступают‚ а на сужающейся тропе остаются лишь те‚ кто каждый шаг неизменно берет с боем и кто готов умереть‚ но не уступить даже сантиметра на пути к триумфу. Именно к такой породе принадлежал Брюс Ли — боец‚ философ и экспериментатор‚ раздвинувший представления человечества о действительных возможностях личности.

«Да‚ это верно‚ твое будущее зависит от того‚ насколько усердно ты занимался. Сейчас я завишу только от самого себя с того самого дня‚ как только ступил на землю этой страны. Я не трачу денег моего отца. Теперь подрабатываю официантом после занятий в школе. Скажу тебе‚ это не просто‚ старик! У меня полная запарка!» Такие слова из письма Брюса своему другу приводит его биограф Брюс Томас. Еще долгое время письма Брюса Ли будут лаконичны‚ неуклюжи и исполнены ожесточенности. Но всегда в них присутствовал неукротимый дух сильного человека‚ который искренне верит в себя‚ в свое замечательное искусство и правильность избранного пути. Внутри Брюса постепенно поселилась идея. Он осознал‚ что то‚ чем он обладает‚ находится далеко за гранью возможного не только для среднего человека Запада‚ но и для большинства мастеров боевых искусств на далекой родине‚ и это привело его к убеждению‚ что продемонстрировав свои впечатляющие способности‚ он наверняка сумеет добраться до кинематографа — системы‚ которая сможет стать посредником между ним и окружающим миром.

С тех пор как Брюс начал прорубывать собственную тропу к известности в американских дебрях‚ он понял‚ что без образования ему не обойтись. В его мозгу произошла настоящая революция: он проявил такую изумительную организованность в учебе‚ что не только хорошо закончил школу‚ но и сумел попасть в университет. Там он немедленно начал посещать, кроме курсов языков и борьбы, еще и лекции по психологии‚ китайской философии‚ театральному искусству и даже риторике. Это‚ безусловно‚ говорит о крайне жесткой внутренней ориентации и твердом решении получить все необходимые для будущего дела знания.

Несмотря на сногсшибательные объемы умственной нагрузки‚ Брюс продолжал оттачивать свое боевое искусство‚ порой глядя по-новому на многие вещи‚ которые он ранее постигал лишь интуитивно и закреплял практическим опытом. Теперь же он‚ напротив‚ стал уклоняться от каких-либо конфликтов и вступал в драку только в исключительном случае. Часами он работал над скоростью‚ а некоторые удары повторял по несколько тысяч раз! Он дошел до того‚ что отрабатывал равновесие даже тогда‚ когда надевал брюки или ботинки‚ а находясь в покое‚ сидя‚ стоя или лежа‚ часто представлял атакующего его противника и разрабатывал экономные и эффективные контратаки. Это были плоды маниакальной одержимости. Для Брюса Ли не существовало ничего более важного‚ чем его цель. Но если ранее он все же больше занимался физическим развитием‚ то теперь‚ посвящая часы глубоким размышлением‚ он совершенствовал такие составляющие виртуозности воина‚ как психологическая подготовка и философия боя.

Кто хочет выделиться из толпы‚ должен любыми путями стремиться достичь своей цели‚ считал Брюс Ли и практически всегда следовал такой теории. Немалое внимание он уделял собственному имиджу‚ например‚ всегда исключительно одевался и играл на публике терпеливо-учтивую роль‚ ни за что не позволяя себе взрываться.

Однажды‚ решив‚ что пора действовать‚ Брюс вышел на публику и продемонстрировал на городской сцене свое искусство. Его дебют произвел такое неожиданное феерическое впечатление‚ что вскоре к Брюсу начали обращаться с просьбами научить этому уникальному ремеслу. Очевидцы были потрясены зрелищем‚ когда отнюдь не богатырских размеров китайский парень задорно и грациозно играл с агрессивными гигантами. Он показал обывателям хаотического мира больших городов, что можно владеть энергией. Для просвещенной Америки это оказалось открытием с острым привкусом. Прошло еще немного времени‚ на протяжении которого Брюс продолжал демонстрировать свои достижения‚ и он не только приобрел широкую известность в бойцовской среде‚ но и обзавелся группой почитателей‚ с которыми продолжал заниматься кунг-фу уже как учитель. Со временем в маленькой школе Брюса Ли прошли обучение многие мастера‚ чемпионы США и мира по каратэ. И все же мало кто ясно представлял‚ куда направлено стремление этого неистового человека‚ для которого никогда не существовало пределов в совершенствовании.

Действительно‚ через некоторое время Брюс Ли начал понимать‚ что вышел за известные пределы всех классических боевых философией. Изучив и узнав большинство стилей и школ мировых единоборств‚ он пришел к выводу‚ что брать на вооружение можно лишь практические, эффективные для настоящего боя приемы‚ наиболее экономные с точки зрения энергетических затрат и приносящие наилучший результат. Он самостоятельно разработал или довел до совершенства не одну сотню приемов. Вплотную подойдя к созданию соб­ственной философии‚ Брюс все более помышлял раздвинуть существующие границы человеческих возможностей в этой области. Он искренне проникся идеей древних учений китайских мудрецов о том‚ что невозможно достигнуть неуязвимости тела без развития духа. Вскоре исследователь записал в дневнике: «Если хотят понять истину в боевых искусствах‚ чтобы благодаря этому ясно понимать противника‚ то нужно забыть представления об определенных стилевых направлениях или школах‚ предрассудках‚ привычках и антипатиях. Тогда не будет никакого духовного конфликта с самим собой и тогда можно прийти к покою».

Брюс Ли становился все более философом и открывателем нового направления‚ нежели просто бойцом. В какой-то степени ему удалось адаптировать оторванные от жизни и пото­му ограни­ченные классические формы борьбы к современной и дейст­вен­ной форме владения собой. Он начал постепенно приспосабливать боевое искусство к стилю жизни стандартного человека — обитателя каменных джунглей постиндустриального государства. Но если Брюс уже был готов говорить‚ то мир еще не был готов его слушать. Ему нужен был новый статус‚ новая степень известности и новая форма власти над человеческим сознанием‚ чтобы донести до него силу и обворожительность обладания энергией. Достигнув фантастиче­ской виртуозности‚ он публично заявил о несовершенстве традиционных философских школ‚ что звучало целостно в общем контексте действий Брюса по привлечению внимания к себе и собст­венной концепции боевых единоборств.

Если бы он не действовал так активно по части продажи собственных возможностей‚ то никогда бы не сумел убедить снимать себя в Америке‚ принимая во внимание такие негативные нюансы, как акцент и принадлежность к китайской нацио­нальности. Брюс знал‚ что для достижения этой сладострастной цели он должен быть на целый порядок лучше своих потенциальных конкурентов в борьбе за признание продюсеров и режиссеров. Не позволяя себе ни секунды расслабления и не оста­навливаясь даже на миг, он осуществил глубокий, детальный анализ сотен книг‚ десятков фильмов‚ постоянно практикуясь и долгие часы размышляя над тем, как реализовать свой фантастический замысел. Из жизни мыслителя-спортсмена сознательно было исключено практически все‚ что он считал не существенным для движения вперед. Лишь семье было отведено определенное место в его жизни‚ но, правда‚ не настолько большое‚ чтобы можно было сказать‚ что он живет для семьи.

Все‚ что предпринимал Брюс‚ было слишком далеко от примитивной цели получить деньги‚ даже тогда‚ когда он в них сильно нуждался. Философия борьбы и высший‚ скрытый от обывателей смысл человеческого существования всегда были первопричиной его начинаний с тех пор‚ когда он серьезно начал заниматься боевыми искусствами. Брюс был уверен‚ что то‚ что он готов сказать миру‚ будет поучительно и важно для человечества. Задолго до того‚ как он воспользовался случаем сняться в кино‚ Брюс был готов представить новую и весьма оригинальную систему ценностей‚ и было бы величайшей ошибкой утверждать‚ что эта новая философия касалась лишь способа ведения боя. Как человек‚ преодолевший границы классического искусства единоборства‚ Брюс Ли был готов внести свое собственное слово в историю управления энергетическими силами‚ обитающими внутри человека‚ и рождение своего стиля борьбы «Джит Кун До» было, с одной стороны, подтверждением того‚ что он поднялся над идеалом классического бойца‚ а с другой — свидетельствовало о том‚ что появилось новое‚ не уступающее предшествующим учение о возможностях человеческого духа.

Ради торжества реального мастерства Брюс разрушил традиционные таинственные догмы и убедил прагматичных со­вре­менников‚ что бой — это гораздо больше‚ чем драка‚ а физиче­ское совершенство возможно лишь при обладании необходимыми для этого знаниями. Другими словами‚ одно начинание обусловило последующие‚ один серьезный шаг открыл дорогу последующим: желание победить однажды привело его к решению освоить мастерство боя. Овладев же этим мастерством и поднявшись над собственным идеалом‚ Брюс открыл тайны высшего управления духом и наконец убедился‚ что ничего подобного окружающий его мир, зараженный безволием и равнодушием, не имеет. Это и подтолкнуло Брюса Ли добиться исключительных для себя условий — использовать кинематограф как трибуну для объяснения достижения человеком фантастических возможностей. Такого не удавалось никому до него. И вряд ли кто-либо из появившихся актеров-бойцов сумел сказать о философии боя столько же, сколько Брюс Ли‚ хотя многие из его последователей снимались намного больше.

Действительно‚ кинематограф был единственной возможно­стью для Брюса Ли ознакомить мир с собственным мировоззрением и просто актерская роль никогда бы не удовлетворила его. Пробиваясь в мир кино‚ он едва ли не каждый день прилагал немыслимо смелые усилия для привлечения внимания к себе: Брюс становился учителем писателей и продюсеров‚ он вынужденно принимал вызовы именитых и безымянных бойцов только для того‚ чтобы утвердить собственную непобедимость и‚ наконец‚ он предлагал себя как киноактера везде‚ где только мог. Его мастерство было очень велико‚ и неудивительно‚ что он сумел добиться своего: первой пробой‚ которую заметили‚ стал «Зеленый шершень»‚ где он постарался продемонстрировать свои необыкновенные качества виртуоза.

Брюс всегда отдавал всего себя тому делу‚ которым занимался‚ будь то танцы‚ кунг-фу или съемки фильма. Его мозг был настроен на необычайно активную‚ фатально одержимую и непонятную окружающим деятельность‚ внутреннее программирование не предусматривало покоя или отдыха, и не случайно результатом такой маниакальной ориентации на работу стала ранняя травма позвоночника. Какое-то время Брюс не мог не только совершенствовать свое мастерство бойца‚ но и вообще двигаться. И все же ему удалось преодолеть и такое испытание‚ которое обрушилось на совершенно здоровый организм еще до достижения тридцатилетнего возраста. В борьбе с болезнью он еще раз доказал‚ что самой главной победой любого индивида является умение обуздать собственные слабости‚ преодолеть подавленность и депрессию. Даже будучи какое-то время практически прикованным к постели‚ он действовал: сделал записи о своих исследованиях боевых искусств‚ запечатлел на бумаге умопомрачительное количество приемов и их описаний — короче говоря‚ выражаясь языком Дейла Карнеги‚ превратил кислый лимон в сладкий лимонад. Биографы Ли упоминают его борьбу на психологическом уровне: он записывал негативные мысли‚ потом комкал листы бумаги и сжигал их. Он еще более часто‚ чем когда-либо, применял позитивные утверждения‚ беспрестанно внушая себе‚ что будет великим актером и непревзойденным мастером. Он не мог не победить‚ имея в голове такие жесткие волевые установки...

Когда Брюс наконец сумел получить первую роль в фильме о боевых искусствах в Гонконге‚ он трудился на съемках с таким самоотречением‚ что порой вызывал не просто удивление‚ а недоумение окружающих. Но они не могли понять этого человека‚ так как жили сегодняшним днем‚ Брюс же заставлял себя жить в двух измерениях — в сегодняшнем и в будущем. Две картины — «Большой босс» и «Кулак ярости» — были лишь заявкой‚ притязаниями на большее‚ намеком на то‚ что он не просто актер‚ а философ‚ жаждущий показать в фильмах‚ что философия боя — это философия самой жизни. Жестокая‚ но справедливая‚ она призывала заглянуть внутрь себя — в этом заключалось главное стремление исследователя Брюса Ли.

Он внезапно стал национальным героем, и его имя отныне было на устах у целого народа. Но даже это не могло принести ему удовлетворения‚ и высокомерие и непринятие внутреннего мира обывателя‚ в чем часто обвиняли мастера Ли‚ было лишь его реакцией на бесцельность и безыдейность потонувшего в противоречиях уродливых форм бутафорского блеска роскоши и потрясающей нищеты современного мира. Брюс мечтал преобразовать мир вокруг себя и потому взял на вооружение кинематограф — наиболее действенное сред­ство XX века‚ чтобы донести свои идеи современникам. Буду­чи неисправимым эгоистом‚ готовым совершенствовать собст­венную личность до бесконечности‚ он в то же время доводил себя на съемках до полного изнеможения лишь для того‚ чтобы дать понять‚ что его нельзя воспринимать просто как бойца и авторитетного знатока единоборств. Он пытался заставить окружающих воспринимать себя как человека‚ по­стигшего глубину человеческой природы и готового передать знания об этом другим.

Брюс Ли создал себя от начала до конца: от убогих и небе­зопасных кварталов Гонконга и до звездного часа великого кинобойца. Ни единого протеже в течение всей короткой‚ но невыразимо яркой жизни. Высшая мотивация и необыкновенная смелость решений‚ фантастическая энергия титана и одухотворенность‚ свойственная лишь редким мыслителям‚ сотворили ему репутацию чувствительного самобытного героя. Брюс всегда обитал на свободе и ненавидел любую форму подчинения. Он достиг поставленных перед собой целей в короткий срок‚ не подстраиваясь под мир‚ а заставив мир принять его таким‚ каков он есть. При том‚ что сам он иногда определял интеллект как «способность личности успешно приспосабливаться к своему окружению или приспособлять окружение к своим нуждам». Чаще всего он руководствовался в жизни именно последней частью высказывания.

Кстати‚ мастер Ли не избегал и использования возможностей влить свое новое мышление через средства массовой коммуникации и принимал участие во многочисленных интервью и шоу. Несмотря на частое коверкание прессой смысла того‚ что он хотел донести‚ он терпеливо писал статьи и отвечал на многочисленные вопросы. Конечно‚ для высокого честолюбия Брюса Ли было важно‚ чтобы его имя звучало на устах почитателей‚ но все же рискуем предположить‚ что наиболее важным в общении с прессой являлись дополнительные возможности объяснить свое понимание природы человека и свою философию. Насколько серьезно он подходил к каждому новому шагу, свидетельствует тот факт‚ что при подготовке к съемкам фильма он специально прочитал десяток книг о кинопроизводстве. Это говорит о попытке тотального контроля над всеми сферами деятельности‚ в которых он участвовал, — тоже одна из черт победителей. Брюс хотел писать сценарий‚ быть режиссером и играть главную роль одновременно. Маниакальная страсть жить!

Его невероятные усилия имели еще одну причину — Брюс не желал считаться с мнением кого-либо. Он был единицей и жаждал жить так‚ как считал нужным. Это было чрезвычайно тяжело для звезды. Но Брюс Ли всегда оставался самим собой‚ чего бы это ему ни стоило. Взрывной‚ совершенно неожиданный успех совершенно не изменил его; напротив‚ он стал еще мнительнее и совершенно забыл об отдыхе. Психическое напряжение достигло такого накала‚ что Брюс пристрастился к легким наркотическим веществам‚ чтобы хоть как-то расслабляться. Но наркотики и внебрачная связь не выбили почву из-под ног. Иногда он работал ночи напролет, и это еще раз говорит его нездоровой страсти к реализации идеи‚ о его жажде объять необъятное. Возможно‚ он уничтожил себя невероятными нагрузками‚ как это утверждают некоторые из его биографов. А может быть, это был результат плохо контролируемого употребления наркотиков. В любом случае, он уничтожил себя сам. Так же решительно, как и создал... Не пытаясь найти истиной причины смерти «самого здорового человека в мире» в возрасте тридцати двух лет‚ заметим‚ что он никогда не верил в удачу и сам создавал ее. Он писал для себя сценарии‚ был актером‚ режиссером и по­становщиком одновременно.

Он работал действительно в безумном, нечеловеческом темпе‚ словно чувствовал‚ что может чего-то не успеть. И при этом не то чтобы игнорировал — не воспринимал славу‚ день­ги и все остальные декорации малозначащей светской жизни. Брюс жил по своим собственным принципам, и его мозг был ориентирован на победу при любом раскладе сражения — и как истинный воин он готов был потерять все и даже умереть в любой момент. Независимость и свобода безумного‚ непоколебимого и одержимого мозга‚ помноженные на бесконечные часы изнурительной работы над собой, сделали из дерз­кого драчливого юноши‚ мыслителя и философа‚ создателя нового направления в искусстве боя и искусстве достижения успеха.

Карл Маркс

«Сомнительная слава преследовала его повсюду».