В. С. Нерсесянца Издательская группа инфра. М- норма
Вид материала | Учебник |
СодержаниеГлава 19. Европейская политико-правовая мысль |
- Проблемы общей теории права и государства, 12096.01kb.
- М. В. Баглай Конституционное право Российской Федерации Учебник, 11331.68kb.
- В г. Пыть-Ях Специальность: Государственное и муниципальное управление Административное, 25.87kb.
- Русский Гуманитарный Интернет Университет Библиотека Учебной и научной литературы, 4026.81kb.
- Русский Гуманитарный Интернет Университет Библиотека Учебной и научной литературы, 3870.52kb.
- В. С. Нерсесянца Издательство норма москва, 2004, 12592.04kb.
- Т. М. Адвокатура в Российской Федерации: Учебник, 5845.67kb.
- Конституция Российской Федерации //Российская газета №237, 25. 12. 1993; Гражданский, 46.19kb.
- Тематический план № п/п Название разделов и тем Всего часов, 59.74kb.
- Общая и социальная психология. Учеб для вузов. М.: Норма-инфра-м, 1999. 624, 46.55kb.
Глава 19. Европейская политико-правовая мысль
второй половины XIX в.
§ 1. Введение
Вторая половина XIX в. в Европе (прежде всего в Западной Европе) отличается рядом характерных черт. Во многих странах континента достаточно прочно утверждаются буржуазные порядки. Дальнейшее развитие получает капиталистическая рыночная экономика со своей сложной инфраструктурой. Внедряются в жизнь институты, обеспечивающие включение в политический процесс все более широких слоев населения. Происходит постепенная демократизация этого процесса. Крепнет движение за расширение политических и социальных прав личности, за установление всеобщего избирательного права, и оно добивается определенных успехов. На общественную арену в качестве самостоятельной организованной силы выходит пролетариат, создающий свои профсоюзы, партии, прессу и активно отстаивающий собственные классовые интересы.
Все отчетливей главная линия идеологического противостояния начинает проходить не между адептами старого, феодально-монархического режима и сторонниками буржуазного строя. Теперь она разделяет лагерь приверженцев данного строя и сторонников социалистических преобразований. Это, однако, не Значит, что в политико-правовых взглядах тех, кто так или иначе выступал за сохранение status quo, имело место полное единство, напротив. Разброс политико-правовых представлений в их среде был весьма велик: от либерально-демократических до элитистских, авторитарных и т. п. Столь же неоднородной являлась мировоззренческая основа таких представлений.
XIX в. унаследовал от века XVIII понятие поступательного движения человечества. Идея прогресса, т. е. мысль о закономерном переходе от низших форм цивилизации к более высоким и совершенным ее формам, присутствовала и давала себя знать в общетеоретических позициях многих тогдашних исследователей государства и права. Век Просвещения передал также своему преемнику идею рационального устройства мира, убеждение в могуществе человеческого разума, способного постичь тайны природного и социального бытия. Конечно, не каждый теоретик государства и права выступал (в интересующий нас сейчас период) под знаменем рационализма, был преисполнен познавательного оптимизма и проч. Но во всяком случае несомненно, что в XIX в. рационалистические установки в целом весьма основательно вошли в ткань обществоведения.
Влиятельным интеллектуальным движением на протяжении всего XIX в. был позитивизм. Возник он не случайно, став своеобразной реакцией на неспособность господствовавших прежде спекулятивных философских систем решить проблемы, выдвинутые бурным развитием производительных сил, технических знаний, наук о природе и обществе. Его родоначальники и их последователи старались отбросить «метафизические» конструкции (традиционную философию, идеологию и т. п.) и заняться изучением лишь сугубо эмпирического материала. Они полагали, что только посредством «беспредпосылочного» оперирования одними лишь «чистыми» фактами можно построить подлинную общественную науку, в том числе — учение о государстве и политике, юриспруденцию. Причем такую же точную и достоверную науку, как естествознание.
Во второй половине XIX в. в целом усилился ток, шедший от естественных наук к социальным. Прежние лидеры — дисциплины физико-математического цикла — уступали свое место биологии. Вот почему большое влияние на общественную мысль оказала, в частности, эволюционная теория, которая сделалась господствующей фактически во всем естествознании. Привлекательностью для обществоведов обладали идеи органицизма. Органицизм давал возможность мыслить и анализировать различные социальные объекты не по модели машины, стабильного механического агрегата, но как целостные динамичные, изменяющиеся и развивающиеся образования со свойственными им определенными жизненными циклами и функциями.
Панорама интеллектуальной жизни второй половины XIX в. будет неполной без упоминания таких явлений, как попытки возвысить авторитет иррационализма, распространение религиозно-философских и религиозно-политических доктрин, обоснование исторического пессимизма, проповедь расизма, культа силы и борьбы и т. д., эти явления заметно усилились в последние десятилетия XIX в.
§ 2. Учение Р. Иеринга о праве и государстве
Одной из самых заметных фигур европейской юриспруденции второй половины XIX столетия был германский правовед Рудольф фон Иеринг (1818—1892). Широкую известность принесли ему такие труды, как «Дух римского права на различны» ступенях его развития», «Цель в праве» и «Борьба за право»
Однозначную характеристику творчества Иеринга дать трудно, ибо оно неоднородно. Различают, в частности, два периода его творческой деятельности на поприще политико-юридической теории. Первый — примерно до середины 50-х гг. XIX в. В это время он придерживался установок «юриспруденции понятий» полагавшей главным своим делом выведение (дедукцию) конкретных правоположений из общих понятий, видевшей в понятиях основной источник знания. Сторонники данного направления в науке права считали (говоря словами Иеринга), что «понятия продуктивны, они комбинируются и производят на свет новые понятия». С таким направлением в правоведении Иеринг порывает. Второй период эволюции его взглядов начинается с середины 50-х гг. прошлого столетия. Иеринг приступает к разработке «юриспруденции интересов». Теперь он вдохновляется той мыслью, что культ логического для юриста-теоретика неуместен, поскольку правоведение не математика, и в нем приоритет должен принадлежать не логике. Не собственно логика должна являться объектом правоведения, но жизненные ценности, реальные интересы людей. Иеринг все больше обращает внимание не на логические и даже не на психологические аспекты права, а на его социолого-прагматические, утилитаристские моменты.
Первое место в применяемой им методологии познания права и государства он теперь отводит описанию, классификации и анализу фактов. По сравнению с изучением эмпирического материала оперирование философскими конструкциями начинает играть у него вспомогательную роль. Эмпирический материал рассматривается Иерингом как в историческом, так и в структурно-функциональном измерениях. Уподобляя право организму, Иеринг придает ему «все качества продукта природы: единство во множестве, индивидуальность, рост из себя и т. д.». Рост или развитие права из самого себя как раз и требует исторического подхода к нему. Необходимость именно такого подхода обосновывается и показывается в «Духе римского права». Кроме того, он отмечает: «Каждый организм может подвергнуться двойному исследованию: анатомическому и физиологическому; первое имеет своим предметом его составные части и их отношения друг к другу, т. е. его структуру» второе — его функции. Мы намерены подвергнуть право обоим этим исследованиям».
Реализуя подобное намерение, Иеринг делает особый упор на раскрытии функций права, поскольку он считает, что в любых организмах функции являются носителями их целей. Организм права в данном отношении не исключение. В свою очередь, цели Иеринг приписывает значение правообразующего фактора, правосозидающей силы. Об этом иеринговский труд «Цель в праве».
Здесь, во втором главном сочинении Иеринга гораздо подробнее нежели в «Духе римского права», рассматриваются истоки и общее понятие права. Отправной пункт рассуждений таков: «Цель есть творец всего права». Телеологическая (осуществляемая через призму категории «цель») трактовка права, естественно, приводит Иеринга к постановке вопроса о субъекте целеполагания, или — что одно и то же — о создателе права. Не из вакуума и не на пустом месте появляется оно.
Право, по Иерингу, выходит «из рук» общества, которое он интерпретирует как сферу «совместного действия людей, объединенных общими целями; в этой сфере каждый, действуя для других, действует также для себя, а действуя для себя, тем самым действует и для других». Однако демиургом права у Иеринга выступает не всякое, но лишь государственно-организованное общество. Венчает такое общество аппарат государства, воплощающий социальную, публичную власть. Вот этим-то аппаратом государства в конечном итоге и порождается право. Без каких бы то ни было околичностей Иеринг заявляет: «Государство — единственный источник права».
Само право характеризуется Иерингом с разных сторон. Прежде всего — со стороны содержания. Им являются интересы субъектов социального взаимодействия, но такие интересы, которые общи всем его участникам; другими словами — интересы общества в целом. Они и составляют содержание права. При одном непременном условии — их защите, гарантировании государством. Право есть защищенный государством интерес. Встречается у Иеринга и несколько иная формулировка того, что образует содержание права: «Право есть совокупность жизненных условий общества в широком смысле, обеспечиваемых внешним принуждением, т. е. государственной властью». Приведенные иеринговские формулировки представляют собой критику волевой теории права, задававшей тон в немецком правоведении первой половины XIX в.
Взятое со стороны своей формы, право характеризуется Иерингом в качестве суммы норм, общеобязательных правил в историографии и социологии. Полемизируя с исторической школой права (Савиньи, Пухта), учившей понимать образование и развитие права как незаметный, безболезненный и мирный процесс, подобный становлению и эволюции языка, Иеринг («Борьба за право») старается доказать нечто противоположное. «Жизнь права есть борьба, борьба народов, государственной власти, сословий, индивидов». Для него «всякое право в мире должно быть добыто борьбой», «борьба есть работа права» и т. д.
Если бы при этом речь шла о необходимости сопротивляться произволу, устранять беззаконие, добиваться восстановления нарушенных прав, защищать законные интересы, никаких вопросов не возникло бы. Однако у Иеринга призывы к борьбе за право («в борьбе обретешь ты право свое») приобретают особый, вызывающий тревогу смысл. От них веет духом воинственности. Они отдают апологией насилия, поэтизацией борьбы, сражений как некоего возвышенного состояния человеческого бытия: «…я имею мужество открыто признаться в любви к борьбе… нет другого материала, имеющего такую притягательную силу, как борьба и война». Известно, какой страшный урон понесла в XX в. цивилизация от того, что не смогла найти эффективного противоядия восхвалению «притягательной силы борьбы и войны».
§ 3. Социологическая теория государства. Л. Гумплович
В целом ряде пунктов учению Иеринга о праве и государстве были созвучны политико-теоретические взгляды именитого в свое время австрийского социолога и государствоведа Людвига Гумпловича (1838—1909). Его основные труды по вопросам государства: «Раса и государство. Исследование о законе формирования государства», «Общее государственное право». Свое мировоззрение Гумплович называет реалистическим. В его рамках и с позиций социологии он рассматривает проблемы, связанные с происхождением, сущностью, организацией и ролью государства.
Борьба за существование является, по Гумпловичу, главным фактором социальной жизни. Государство полностью находится в сфере действия данного фактора. Эта борьба — вечный спутник человечества и главный стимулятор общественного развития. Практически она выливается в борьбу между различными человеческими группами. Каждая из них стремится подчинить себе другую группу и установить над ней господство. Очевиден высший закон истории: «Сильнейшие побеждают слабейших, сильные немедленно объединяются, чтобы в единении превзойти третьего, тоже сильного, и так далее». Изобразив подобным образом высший закон истории, Гумплович утверждает: «Если мы четко осознаем этот простой закон, то кажущаяся неразрешимой загадка политической истории будет разгадана нами».
Истоки постоянной беспощадной борьбы человеческих групп между собой Гумплович объясняет неоднозначно. С одной стороны, он указывает в качестве ее причины расовые различия между ними (правда, раса для него не биологический, а прежде всего социокультурный феномен). С другой стороны, он усматривает конечную причину социальных конфликтов в стремлении людей к удовлетворению своих материальных потребностей. Этому стремлению Гумплович придает чуть ли не универсальное значение: «Всегда и всюду экономические мотивы являются причиной всякого социального движения, обусловливают все государственное и социальное развитие». Однако первое объяснение со вторым остаются у него неувязанными.
В самую отдаленную эпоху, полагает Гумплович, конфликты, войны между отдельными родами за овладение тем или иным имуществом завершались уничтожением побежденной группы. Позднее людей из таких групп стали оставлять в живых и превращать в рабов, эксплуатировать. Победители (ими оказывались расы с более высокими интеллектуальными способностями и лучшей воинской дисциплиной), чтобы упрочить свое господствующее положение и держать в повиновении поверженных, должны были предпринимать ряд организационных и иных мер. Их результатом явилось возникновение государства.
Отныне к войнам между расами и государствами прибавилась еще борьба внутри самого государства. То, что некогда было борьбой антропологически различных орд, на стадии цивилизации траснформируется в борьбу социальных групп, классов, сословий, политических партий. Сопоставление (если даже не отождествление) конфликтов первобытных орд с взаимоотношениями современных классов и политических партий никак нельзя признать научно корректным. Оно свидетельствует, по меньшей мере, о серьезном недостатке историзма в «реалистической» трактовке Гумпловичем важнейших социально-политических явлений.
Посчитав, что государство формируется в результате подчинения одной человеческой группы (слабейших, побежденных) Другой группе (сильнейших, победителей) в качестве средства Удержания порядка господства — повиновения, Гумплович выступает категорически против того, чтобы характеризовать государство как орган умиротворения, примирения противоречивых интересов. Ему суждено быть органом принуждения и насилия. Согласно Гумпловичу, существование общества без государственного принуждения невозможно.
Поскольку всю деятельность любого государства обусловливает в первую очередь потребность охранять и укреплять отношения господства — подчинения, пронизывающие общественное целое сверху донизу, постольку будет верно, полагает Гумплович, квалифицировать государство так: «Естественно выросшая организация господства, призванная поддерживать определенный правовой порядок». Активность государства не ограничивается, по Гумпловичу, одним лишь гарантированием определенного правопорядка. Он чрезвычайно преувеличивает роль Государственности. Типично в этом плане следующее его высказывание: «То, чем человек обладает как своим высшим достоянием (кроме данной ему самой природой жизни): свободой и собственностью, семьей и личными правами — всем этим он обязан государству. Однако не только отдельный индивид получает высшие ценности из рук государства. Вся совокупность людей, образующих государство, благодаря ему ведет достойное человеческое существование». Приведенное высказывание — образчик откровенной апологии государства, которое желают выдать за благодетеля, заботливого опекуна индивида и общества. Гумплович на австрийской почве продолжил традицию идейно-теоретического обоснования культа государственности.
Дух этого «государственничества» очень заметно отразился на интерпретации Гумпловичем общих вопросов права. Рассматриваемое с внешней стороны, утверждает он, право выступает «лишь воплощением предписаний государственной власти». Изнутри оно наполнено нравственностью, которая служит ему неиссякаемым источником. В рождении права решающее слово также принадлежит государству. В догосударственном состоянии не было никакого права. Только будучи кристаллизованной в государственных законах, нравственность становится правом. Последнее целиком обязано государству как своим рождением, так и последующим существованием.
«Для государства,— пишет Гумплович,— право и правопорядок, если на них смотреть с высоты истории, суть лишь средства». Не более того. Их физически нет в качестве автономных, отдельных от государства образований. Поэтому Гумплович отрицает наличие «неотчуждаемых прав человека». С его
точки зрения, они — иллюзия, плод самообожествления индивида, превознесение ценности жизни человека. Бытие государства совершенно несовместимо с «неотчуждаемыми правами человека». Люди должны выбирать: или государство с характерной для него властностью, или анархия. Гумплович, однако, явно сузил диапазон политического выбора. Люди XIX и XX столетий имели возможность выбирать не между государственностью и анархией, но между разными конкретными формами государства и типами властвования. Исторический опыт показывает, что здесь не всегда удачными оказывались делавшиеся ими предпочтения.
§ 4. Неокантианское учение о праве. Р. Штаммлер
Традиционные для немецкой политико-юридической мысли усилия построить научное знание о праве, опираясь на философию, предпринял Рудольф Штаммлер (1856—1938). Перу Штаммлера принадлежит ряд произведений теоретико-правового профиля. «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории». «Учение о правильном праве», «Теория юриспруденции».
Философская почва представлений Штаммлера о праве —неокантианство в том его варианте, который был развит так называемой Марбургской школой (Г. Коген, П. Наторп и др.). Приверженцы этого направления в философии полагали, что предмет познания тождествен понятию о предмете, а собственно бытие есть совокупность чисто понятийных отношений. Цель философствования — творческая работа по созиданию интеллектуальных объектов всякого рода и вместе с тем рефлексия, анализ такой работы. Мышление, данное в форме науки и ориентирующееся на нее, выступает законосообразным создателем социокультуры. В сфере юриспруденции ее сердцевину составляют теоретическое познание и право, наука и правовое (либеральное) государство. Философы Марбургской школы, объявляя указанные явления трансцендентными основаниями социальности, в методологическом плане проводили аналогию между математикой и логикой, с одной стороны, и юриспруденцией и этикой — с другой. Юриспруденция, по их мнению,— математика общественных наук, этика есть логика последних.
Штаммлер, который в целом разделял философские и политические установки Марбургской школы неокантианства, подверг критике материалистическую концепцию истории, социальный материализм (т. е. марксизм). Он отвергает краеугольный марксистский тезис о первичности экономики, хозяйственной жизни и вторичности права, политических учреждений тезис о подчиненности права экономике. Признавая наличие в правовых институтах известного, идущего от общества содержания, Штаммлер тем не менее утверждает: «При всех политико-экономических исследованиях, при всяком изучении народного хозяйства в социальном отношении, в основе неизбежно лежит определенное правовое (или условное) регулирование в том смысле, что это конкретное правовое нормирование есть логическое условие соответствующего политико-экономического понятия и закона». Равным образом и фундамент государства Штаммлер усматривает не в совокупности производственных отношений, экономическом базисе общества, но в праве. Оно выступает первоосновой и предпосылкой государства. Нельзя сформулировать «понятие государства, не предпослав понятия права. Последнее есть логическое prius. Можно дать определение правового строя без всякого отношения к государственной организации, но нельзя говорить о государственной власти, не предпосылая юридических норм».
Марксистская доктрина кажется Штаммлеру незаконченной и непродуманной. По двум причинам. Во-первых, потому, что в марксизме отсутствует критическое рассмотрение и доказательное, развернутое объяснение используемых ключевых понятий: общество, экономические феномены, общественный способ производства и др. Во-вторых, потому, что марксизм не раскрывает, какую степень необходимости он признает за грядущими преобразованиями права; простое же прозрение в ожидаемый ход развития не может, по Штаммлеру, заменить систему научных аргументов.
Противники Штаммлера из числа марксистов не оставались равнодушными к его воззрениям. Прежде всего они разоблачали субъективно-идеалистическую философскую подоплеку предпринятой им трактовки права и государства, а также осуждали буржуазно-либеральную ориентированность его политической позиции, с неодобрением указывали на возможность использования штаммлеровских идей для пропаганды и обоснования программы «этического социализма». Однако сам теоретический смысл политико-правовых конструкций Штаммлера привлекал их не столь сильно.
Между тем некоторые из этих конструкций представляют очевидный интерес. Например, мысль о том, что в логическом аспекте право есть обусловливающая форма, а «социальное хозяйство» (совместная человеческая деятельность по удовлетворению потребностей людей) — материя, определяемая данной формой. Право — специфический комплекс нормативных предписаний, особый внешний регулятор совокупной социальной деятельности. Оно постольку играет определяющую роль, поскольку без него физически не может иметь место сама эта
социальная деятельность индивидов.
Но Штаммлер обозначает указанное отношение между правом и «социальным хозяйством» именно в логическом, а не в хронологическом и не в реальном причинно-следственном аспекте. Вместе с тем он подчеркивает, что право и «социальное хозяйство» не противостоят друг другу как два самостоятельных и независимых друг от друга явления. Они — необходимо связанные элементы, стороны одного и того же предмета:
социума. «Право не существует само для себя, так как каждое из его положений неизменно направлено уже на определенный способ совокупного действия». В свою очередь «социальное хозяйство» не представляет собой «самостоятельно и отдельно существующей вещи, на которую правовое регулирование должно воздействовать по времени позднее». Кстати говоря, словосочетание «правовое регулирование», «право — регулятор общественных отношений» активно использовались в лексиконе советской юридической теории.
Несколько усложненным и расплывчатым выглядит общее понятие права, предлагаемое Штаммлером: «ненарушимое самовластное регулирование социальной жизни людей». Из ряда штаммлеровских пояснений можно заключить, что практически тут имеется в виду. Во-первых, имеется в виду отграничить «правовое» как «самовластное воление» (притязание на господство над подчиненными праву индивидами независимо от их согласия либо несогласия) от норм нравственности. Во-вторых, размежевать «право» и «произвол» (действия законодателя, противоречащие общим принципам права). В-третьих, выделить в качестве решающей особенности права его «ненарушимость», под коей надо разуметь стремление предписывающего норму самому быть связанным ею; пока такая зависимость существует в равной мере для подчиненного и для того, кто норму установил, пока она одинаково обязательна для них обоих, право наличествует.
Можно и нужно строго объективно и критически подходить к Штаммлеровскому правопониманию (впрочем, как ко всякому иному). Но не следует с порога исключать какую бы то ни было возможность присутствия в нем тех или иных рациональных моментов, позитивных знаний, расширяющих представление о мире права.
Последние, в частности, заметны в оценке Штаммлером соотношения государства и права. Она принципиально отличается от позиции его современника Рудольфа фон Иеринга который, как известно, был убежден в том, что право есть категория силы и что вне государства, помимо государственного принуждения нет права как такового. По мнению Штаммлера, юридические нормы возникают, устанавливаются и начинают действовать независимо от государственной организации: «Нельзя одобрить воззрения, что право есть социальное правило, за которым стоит сила. Подобное отождествление права и фактической силы неправильно... Не всякое социальное предписание власти имеет юридический характер, а только часть из них». Другой вопрос — каким конкретно образом толкует Штаммлер несомненно существующую в цивилизованном обществе весьма сложную связь между правом и государством.
Штаммлер проводит дифференциацию права в целом на справедливое и несправедливое. Идея такого разграничения состоит в конечном итоге в том, чтобы доказать: «нет никаких особых правовых положений, которые бы включали в свое условное содержание безусловный состав». Иными словами, нет правовых положений, являющихся раз и навсегда только справедливыми или исключительно несправедливыми в любых ситуациях. «Безусловно действуют лишь формальные условия...» Сумма этих формальных условий, набор наиболее абстрактных признаков, с помощью которых охватывается и квалифицируется весь «изменяющийся и изменчивый правовой материал», образует своего рода «естественное право».
Самому праву по его сути внутренне свойственно воление достигать объективно справедливого упорядочения социальной жизни, ему внутренне свойственно движение к социальному идеалу. Но оно (воление) никогда не останавливается окончательно в каком-то одном историческом пункте. Постоянно происходит изменение содержания, прежде считавшегося материально справедливым, «и человечеству суждено всегда вынашивать все лучшее и лучшее понимание того, что является справедливым по определенным вопросам». Тем самым Штаммлер вводит в систему своих правовых воззрений принцип развития, воплощением которого выступает категория «естественного права с меняющимся содержанием». Ее дух оказался созвучным наступившему в XX в. (особенно в Европе) процессу возрождения концепций естественного права.