Институтом Современного Развития, который возглавляют такие признанные специалисты, как Игорь Юргенс и Евгений Гонтмахер, доклад

Вид материалаДоклад
Подобный материал:

Модернизация и национальная идея в современной России: проекты для большой страны


Ключевые слова: модернизация, империи, экономика знаний, терроризм, национальная идея


В начале года принято подводить итоги и прогнозировать на будущее. Однако, если со вторым более просто, то с первым наблюдается значительный провал. Для того чтобы упростить целеполагание вернемся к истории цивилизаций и модернизаций. На наш взгляд, именно этого недостает авторам, опубликованного в начале февраля Институтом Современного Развития, который возглавляют такие признанные специалисты, как Игорь Юргенс и Евгений Гонтмахер, доклада «Россия XXI века: образ желаемого завтра». Как показали первые отклики экспертов на этот доклад, все не столь однозначно, поэтому в этой статье мы постараемся проанализировать исторический опыт развития человеческой цивилизации в контексте экономических и политических модернизаций в странах мира для последующего анализа модернизационных тенденций в России.

Главные условия разработки такого образа будущего: его формулировка в категориях, близких к сегодняшним настроениям, учет нынешних ценностей. Одной из сторон модернизации является национальная идея, проблему разработки которой мы затрагиваем в своем исследовании и которую связываем с культурной модернизацией. Таковая модернизация связана с преодолением тех ограничений, которые накладывает на него его собственная культурно-историческая природа.

В центре внимания общества стоит вопрос о будущем России, а любое проектирование будущего связано с оценкой устойчивости и жизнеспособности не только собственно элементов социально-экономической, но и социально-культурной систем. Культурно-историческая модернизация проистекает из российской имперской традиции. Согласимся с Д. Беллом, который говорил: «Во все времена людям было свойственно искать какой-то общий подход к осмыслению происходящих в мире процессов»1. Но на грани XX и XXI вв. и, особенно на исходе первого десятилетия нового века, человечеству открываются какие-то новые горизонты, позволяя увидеть новые ориентиры, укрепляя в обществе новые принципы общежития. По нашему мнению, для такого проектирования необходимо учесть особенности развития нашего государства в сообществе цивилизаций. Однако для России, как и для Европы, начиная с XIX столетия, сохраняет свою актуальность теория прогресса и это связано с догоняющим в очередной раз типом российской модернизации. Прежде всего, это представления о трехсекторной модели общественного производства (40-е и 50-е годы), разграничивающей всю национальную экономику на первичный (сельское хозяйство и добывающие отрасли), вторичный (обрабатывающая промышленность) и третичный (сфера услуг) секторы; о стадиях экономического роста (50-е и начало 60-х годов), часто отождествлявшихся с этапами развития самой цивилизации; представления о возможности формирования "единого индустриального общества", чрезвычайно популярные среди технократов в 60-е годы, а также некоторые положения теории конвергенции, позволявшие рассматривать с относительно унифицированных позиций противостоявшие в то время друг другу восточный и западный блоки. Синтез различных подходов к анализу современного социума, давший начало теории постиндустриального общества, относится к 60-м годам. К этому периоду сформировались важнейшие методологические основы, позволившие рассматривать становление нового социального состояния с позиций прогресса науки и образования, исследовать качественное изменение места и роли знаний и информации в общественном производстве, учитывать рост влияния профессиональных менеджеров и технократов. Становление системы представлений о природе и характере современного общества сопровождалось активными дискуссиями и спорами относительно адекватного обозначения формирующегося социального состояния.

Вплоть до середины 70-х годов предпочтение отдавалось понятиям, в которых использовался префикс "пост-". Примером могут служить распространившиеся в то время в литературе определения западного общества как "постбуржуазного", "посткапиталистического", "постпредпринимательского" или "пострыночного", а также более общие понятия, строившиеся на признании за современным социальным состоянием посттрадиционного, постцивилизационного или даже постисторического характера2.

Как не без основания полагает Владислав Иноземцев, многие историки знакомы лишь с евроцентричным вариантом термина «история». Поэтому отметим сразу, что мы с полной ответственностью констатируем о существовании других взглядов на историю – «Из Китая» или с позиций исламской цивилизации. Но, по сей день, они не могут конкурировать по своей распространенности.3 Отсюда особое значение приобретает мнение Белла о том, что Индия, как и Китай, могут стать империями, а это свидетельствует об усилении имперских тенденций4. Хотелось бы заметить, что Поднебесная несколько древнее некоторых европейских государств. Это замечание очень важно, поскольку Россия из-за своего географического положения и конфессионального состояния должна учитывать традиции при построении любых модернизационных стратегий и Древнего Китая, и Европы, и США. При этом, по мнению Иноземцева империя – это в значительной мере географическое обозначение, и логика их становления и развития задается стремлением к экспансии. В этой связи следует отметить, что под экспансией мы будем понимать необходимую России территориальную модернизацию, которая связана не только с дальнейшей экспансией, но, в первую очередь, со сбережением территории. Здесь следует обратить внимание на заявление Николая Злобина, который считает, что в средней, а тем более долгосрочной перспективе Крым перейдет под управление Турции, а это одна из старейших империй (вспомним, например, Порту Оттоманскую, которая угнетала много сотен лет несколько стран, входящих ныне в ЕС). Крым мы упомянули только потому, что определенные круги в России, к которым принадлежит один из авторов, считают, что Крым незаконно передан Украине в угоду сиюминутных политических целей одного из руководителей Советского Союза – Никиты Хрущева, который, тем самым, пытался купить лояльность украинской партийной элиты. Возвращение же Крыма в состав России позволила бы при поддержке государства решить и вопросы демографической модернизации в том смысле, как говорил об этом Солженицын, т. е. «сбережение народа». Не секрет, что в Крыму существует крымо-татарская проблема, которую так или иначе придется разрешать. Путем её решения мог бы стать переселение части жителей Крыма в другие субъекты Федерации с соответствующей государственной поддержкой на эти цели. Это могло бы стимулировать и так необходимую России внутреннюю миграцию. Возвращаясь к историческим параллелям, следует сравнить Крым с современным состоянием российского Северного Кавказа, в частности, Чечни, на привилегированное положение которой не повлияло даже назначение Александра Хлопонина «менеджером всея Кавказа» (Д. В.).

Необходимость такого широкого рассмотрения модернизации в предлагаемом исследовании связано тем, что в Европе серьезная модернизация началась с приходом эпохи Просвещения. «Я имею в виду, - говорит Белл, - идеи И. Канта и Д. Дидро – их мысли о чувственности и социальности человека, а также Адам Смита и Д. Юма».5 Именно Адам Смит первым сформулировал «сквозную тему истории» - способ существования людей. Карл Маркс воспринял её и предпочитал говорить о «способах производства». Марксово понимание и поиск всеобъемлющей социологической парадигмы - это в прошлом. В этом смысле история завершается, потому что стремление к «цивилизации» и «демократии» не заменяет и не заменит идей того масштаба, о которых писали Гегель или Маркс, идей, которые человечество пыталось воплотить на протяжении целых столетий. По иронии судьбы для социалистического эксперимента была избрана именно отсталая Россия, которую попытались поднять с колен Столыпин и Витте, но в силу трусости правящей элиты дореволюционной России им это сделать было не суждено. При этом необходимо не забывать и о том, что только «приблизительно 500 лет назад континенты стали взаимодействовать в политическом отношении, Евразия становится центром мирового могущества».6 Фукуяма Ф. в своей книге «Конец истории и последний человек» утверждает, что за последние, годы во всем мире возник небывалый консенсус на тему о легитимности либеральной демократии как системы правления, и этот консенсус усиливался по мере того, как терпели поражение соперничающие идеологии. «... Более того, я настаивал, - продолжает Фукуяма, - что либеральная демократия может представлять собой «конечный пункт идеологической эволюции человечества» и «окончательную форму правления в человеческом обществе», являясь тем самым «концом истории».7 Несмотря на сделанный Фукуямой не утешительный вывод, России следует развиваться именно по европейской траектории. Тезис «власть хочет контролировать все» мы считаем не совсем верным, ибо имеется опыт удачных реформ Тэтчер в Великобритании и Рейгана в США. Не потому ли кризис затронул все значимые элементы государственной власти, бизнеса, социальной сферы и политической системы более сильно, чем в Европе, что не позволяет ей столь же эффективно реагировать на те кризисные явления, которые наблюдались в нашей экономике. Если политическую систему можно построить в вертикаль, то с социальной сферой и бизнесом дело обстоит сложнее. Например, ведутся разговоры о повышении пенсионного возраста, когда не многие мужчины доживают до него. Что касается бизнеса, то это показали встречи власти с крупнейшими олигархами в Пикалево, затем в Москве по вопросам энергетики, но и самая известная история, необъяснимая с логической точки зрения, поддержка АВТОВАЗа, ради мнимой социальной стабильности в Самарской области. Все это противоречит задаче модернизации, которую Дмитрий Медведев поставил во главу угла своей политической деятельности. Об этом он говорил в своих программных выступлениях в сентябре 2008 г., а затем в ноябре 2009 г. Но для парирования негативных явлений, прежде всего, необходимо поставить правильный диагноз «болезни» и переосмыслить многие, ранее казавшиеся устоявшимися и привычными принципы функционирования финансовой системы, экономики, социально-экономической и общественно-политической системы. При этом в беседе с иностранными журналистами в ноябре 2007 г. президент заявил, что «Мы нуждаемся в преемственности. Без преемственности мы не сможем и дальше развиваться в направлении, которое мы избрали в последние годы»8. Но для проведения модернизации, увы, действующие общественные структуры и страты не подходят, об этом мы подробнее поговорим ниже. Поэтому необходимо создавать модернизационную коалицию, т. е. другими словами, необходима политическая модернизация, которая не возможна без модернизации социальных институтов. Удачным примером является реформа здравоохранения, проведенная Обамой через Конгресс, несмотря даже на жесткое противодействие части конгрессменов, у которых скоро выборы. Причем надо заметить, что в последний момент и в стане сторонников Обамы в Конгрессе наметился раскол. А есть ли у нас в Федеральном Собрании такая коалиция? Можно ли считать Единую Россию таковой с её «консервативной модернизацией»? Именно этим объясняется та историческая ловушка, в которую попала Россия. Ей нужно совершить еще один модернизационный рывок, но сделать это предстоит в условиях, в которых слишком многое располагает к инерции и загниванию – начиная с конъюнктуры на сырьевых рынках и заканчивая настроениями в политике и уверенностью власти в своей способности управлять массовым сознанием.

Отрицать необходимость целеопределенности в своих действиях и привязки предполагаемых управленческих решений к располагаемым ресурсам, необходимым для их реализации, могут только люди, не привыкшие к элементарному анализу ситуаций и не способные принимать решения. Причем, учитывая, что с одной стороны мир находится уже в глобализированном состоянии и, прежде всего, в экономическом смысле, но при этом нельзя не учитывать и стратегию вашингтонской администрации, провозглашенной еще Бушем старшим на «наступление нового мирового порядка». Он связан с ценностями прав человека и демократии, которые будут распространяться по замыслу её авторов благодаря развитию и росту благосостояния в странах, умеющих создавать механизмы саморегулирующегося рынка. Надо сказать, что в начале 1990-х гг. на фоне отказа многих видных отечественных экономистов возглавить правительство, молодые реформаторы во главе с Егором Гайдаром взялись за реформы и без того уже расшатанной советской экономики. Однако, сегодня мир и Россия, как его часть ощущают совершенно другие угрозы и упорядоченность его ставится под сомнение. По-прежнему разрастается бедность, что не позволяет большинству населения пользоваться в полном объеме теми благами, которыми пользуются североамериканцы и европейцы. Правда, справедливости ради необходимо отметить, что Китай и даже Индия не столь подвержены террористическим атакам, как страны Европы, Северной Америки и в самой большей степени Россия. Причем, как правильно отмечает Родрик Бротвейт, «террористы, рожденные и выросшие в наших странах, способны причинить огромный ущерб»9. Истоки терроризма за рубежом и в России все же имеют некоторые особенности и связаны они с тем, что теракты в США и в Великобритании совершались выходцами с Ближнего Востока, а не выходцами из более бедных регионов России, как это было в Москве. Заметим также, что «Аль Кайду» в свое время создали именно американцы против Советского Союза, а мы раздули проблему Северного Кавказа своими руками. Ведь я не могу представить, чтобы кто-то из президентов США сказал, что «берите суверенитета, сколько унесете», как это сделал Борис Ельцин. Затем это было только делом времени, чтобы начали взрываться регионы, особенно столь пострадавшие от советской власти, как северокавказские. В разрезе терроризма необходимо также упомянуть проблему связанную с ядерным разоружением и сдерживанием. И здесь следует обратить внимание, что между взрывами в московском метро и СНВ существует, возможно и не очевидная, но связь. Интересные параллели можно провести в этой связи между Америкой и Россией. После террористических атак 11 сентября 2001 г. В США произошел некоторый сдвиг в сторону понимания того, что эти атаки стали считать недостаточным проявлением «жесткости». Другое дело, что в России после Беслана 2004 г. пошли, в отличие от США, по пути дальнейшего сворачивания демократии, хотя, на наш взгляд для этого не было никаких внятных предпосылок, ибо на северном Кавказе и без этого продолжал действовать режим ЧП, который США не вводили даже после упомянутых страшнейших терактов. Правда, здесь можно сказать, что именно после этих терактов было принято решение уничтожить Саддама без видимых на то оснований. Уничтожение Саддама можно сравнить только с вторжением грузинских войск в Абхазию в августе 2008 г. Но в отличие от США Россия ответила более адекватно, проведя профессиональную операцию по восстановлению конституционного порядка в Абхазии, которая после этого, наконец, обрела полную независимость от Тбилиси. Однако уничтожение Саддама США не решили вопрос ядерной безопасности, ибо остались Северная Корея и Иран. Следует отметить, что и в России не все так безоблачно с ядреной безопасностью. Недавно в ночном эфире Сергей Кириенко убеждал телезрителей НТВ, что после Чернобыля АЭС стали намного безопаснее и, выполняя поручение Президента об энергоэффективности, необходимо снова приступить к широкомасштабному строительству АЭС. Но так ли все радужно, как нарисовал нам Сергей Владленович? Развитие АЭС скорее можно связывать не столько с энергоэффективностью, сколько с необходимостью генерирующих мощностей, которых в стране катастрофически не хватает. Поэтому необходим своего рода институциональный модернизационный проект, который базировался бы на пяти направлениях: экономика, политика, территория, демография и культура. Этому и будут посвящены дальнейшие исследования. Но перед этим обратим внимание только на один сюжет. Он касается термина «институциональный проект», который стал лозунгом транзитологов10. Проектанты капитализма подверглись критике по двум основным направлениям. Во-первых, введение набора экономических и политических правил не может не опосредоваться политическими и экономическими структурами государств-реципиентов. Во-вторых, сами предложенные правила могут не подходить для достижения результатов, обещанных политическими советниками. На карту здесь поставлены и более широкие политические, экономические и социологические воззрения. Получила распространение точка зрения, что применение в качестве теории успешных преобразований нелиберальных моделей рынка и конкурентной политики ошибочно.

В заключение остановимся еще на одном важно термине – глобализация. Отметим сразу, что традиционная концепция капитализма как общества с антагонистическими классами утратила свое значение; теперь все более внимание акцентируется на процессах инвестирования и накопления капитала, поскольку возможности для инвестирования стали куда более широкими, а демократичность капитала повысила эффективность его приложения. При этом, как правильно отмечает Вячеслав Иноземцев, что в мире издавна существовало то, что можно назвать международной экономикой11. Но в той системе экономики существовала четкая специализация стран по производству отдельных товаров. Однако сейчас происходит не только размывание производственных ареалов, но и концентрация капиталов. В современном понимании товар производит глобальный эффект, и на его цену производят глобальные факторы. Лучшим примером этого является нефть, изменение предложения которой влияет на всю глобальную систему, а биржевые котировки её определяются многими факторами, в том числе, основным из них является геополитический. Как правильно отмечает Вячеслав Иноземцев «сегодня торговля нефтью – это не торговля между отдельными странами, а существует глобальная система производства нефти и торговли ею». Именно последней тенденции Россия пытается противостоять, сохраняя при этом подход к ресурсу как к чему-то, что можно легко контролировать.

Но можно ли экономику знаний, радикально отличающуюся от старой экономики строить на сырьевой зависимости? Мы полагаем нет и это связано с двумя причинами. Во-первых, собственность сегодня воплощается не только в земле и условиях производства. На первый план выходит интеллектуальная собственность. Её уже нелегко контролировать, хотя такие попытки предпринимаются – через законодательство о защите интеллектуальной собственности. Сдвиг от собственности на землю и товары в сторону владения знаниями создает предпосылки для создания своего рода «неисчерпаемой собственности».

Во-вторых, возникает новая экономическая реальность, еще неисследованная должным образом. В её основе лежит - изменившаяся сущность капитала. Трудовая теория стоимости утрачивает свое значение. Труд заменяется знаниями, и теперь мы имеем теорию ценности знаний. Стоимость более не приносится производством как таковым. В большей мере она порождается приложением к процессу производства идей и инноваций. Следствием становится объединение труда и капитала, а также огромная экономика на капитальных издержках. Новая экономика, по мнению Белла, требует гораздо меньших объемов, чем прежнее индустриальное хозяйство. Но есть ли в России действительно индустриальное, а, тем более, постиндустриальное хозяйство?

Вот на этот вопрос и на ряд вышеперечисленных и предстоит ответить нашему исследованию.

1. Белл, Д. Эпоха разобщенности / Д. Белл, В.Л. Иноземцев. - М. : Журнал «Свободная мысль» : Центр исследований постиндустриального общества, 2007. – С. 15.

2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. Пер. с англ. под ред. В.Л.Иноземцева. - М., 1999. - С. 63-106

3. Белл, Д. Эпоха разобщенности / Д. Белл, В.Л. Иноземцев – С. 21.

4. Там же. – С. 48 – 49.

5. Там же. – С. 26, 23.

6. Бжезинский, З. Великая шахматная доска (Господство Америки и его геостратегические императивы). - Точка доступа: .info/bibliotek_Buks/History/Bzhezinskiy/_Index.php

7. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек. - Точка доступа: .info/bibliotek_Buks/History/fuku/index.ph

8. Пайпс, Р. Смысл слова модернизация: Модернизация в узком смысле. – Точка доступа: ссылка скрыта

9. Бротвейт, Р. Мир после 11 сентября. // Ерошок, З.Школа о смыслах и чувствах. – М. : Московская Школа Политических Исследований, 2005. – С. 69.

10. Merton J. Peck and Richardson T. J.(Eds.), What is to be Done? Proposals for the Soviet Transition to the Market. New Haven, Yale University Press, 1992.; Elster J., Offe C., Preuss U. K., Institutional Design in Post-Communist Societies: Rebuilding the Ship at Sea. Cambridge University Press, 1998.

11. Белл, Д. Указ.соч.. – С.49