Жюль Верн. Пятнадцатилетний капитан

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   24
ГЛАВА ВТОРАЯ. Гэррис и Негоро

Два человека сошлись в лесу в трех милях от места ночлега отряда,

руководимого Диком Сэндом. Свидание это было заранее условлено между ними.

Эти два человека были Гэррис и Негоро. В дальнейшем читатель узнает,

как встретились на побережье Анголы прибывший из Новой Зеландии португалец и

американец, которому по делам работорговли часто приходилось объезжать эту

область Западной Африки.

Гаррис и Негоро уселись у корней огромной смоковницы, на берегу

быстрого ручья, струившего свои воды между зарослями папируса.

Они только что встретились и теперь рассказывали Друг другу о

случившемся за последнее время.

-- Итак, Гэррис, -- сказал Негоро, -- тебе не удается завлечь еще

дальше в глубь Анголы отряд "капитана" Сэнда -- ведь так они называют этого

пятнадцатилетнего мальчишку.

-- Нет, приятель, дальше затащить их не могу, -- ответил Гэррис. --

Хорошо еще, что мне удалось заманить их на сотню миль от побережья!

Последние дни "мой юный друг" Дик Сэнд не спускал с меня глаз. Его

подозрения сменились уверенностью. Честное слово...

-- Еще сотня миль, Гэррис, и эти люди наверняка попали бы в наши руки.

Впрочем, и так мы постараемся не упустить их.

Гэррис пожал плечами.

-- Куда они денутся? -- сказал он. -- Понимаешь, Негоро, я вовремя унес

ноги! Я читал во взгляде "моего юного друга" горячее желание послать мне

полный заряд свинца прямо в грудь, а надо тебе сказать, я совершенно не

перевариваю сливовых косточек, которые отпускают в оружейных лавках по

двенадцать штук на фунт.

-- Понятно! -- сказал Негоро. -- У меня самого счеты с этим юнцом.

-- Что ж, у тебя теперь есть возможность уплатить ему по всем счетам

сполна и даже с процентами! В первые дни похода мне нетрудно было выдавать

Анголу за Атакамскую пустыню -- я ведь был там однажды. Но потом малыш Джек

стал требовать "резиновых деревьев" и птичку-муху; его мамаше понадобилось

хинное дерево, а. верзиле кузену -- светящиеся жуки. Честное слово, я

истощил всю свою изобретательность! После того как я сумел, правда с великим

трудом, уверить их, что перед ними не жирафы, а страусы, я уж не знал, что и

придумать. Да и "мой юный друг", как я заметил, больше не верил моим

объяснениям, особенно после того как мы напали, на следы слонов. А тут еще

откуда ни возьмись гиппопотамы! Понимаешь, Негоро, гиппопотамы и слоны! В

Америке они так же неуместны, как честные люди в бенгелской каторжной

тюрьме. Затем старого негра угораздило найти под деревом цепи и колодки,

сброшенные, очевидно, каким-то бежавшим невольником. И наконец, где-то

невдалеке зарычал лев. Согласись сам, не мог же я их уверить, что это

мурлычет домашняя кошка! Мне оставалось только вскочить в седло и ускакать.

-- Понимаю, -- ответил Негоро. -- И все же я предпочел бы, чтобы они

забрались еще хоть на сотню миль в глубь страны.

-- Я сделал все, что мог, милейший, -- возразил Гэррис. -- Кстати

сказать, хорошо, что ты шел в почтительном отдалении от нас. Они как будто

догадывались о твоем присутствии. И знаешь, там была одна собачка-- Динго...

Она как будто не особенно расположена к тебе. Что ты ей сделал? -- Пока еще

ничего, -- ответил Негоро, -- но в скором времени обязательно всажу ей пулю

в башку.

-- Такой же гостинец и ты получил бы от Дика Сэнда, если б он заметил

тебя на расстоянии выстрела. Я должен признаться, "мой юный друг" --

замечательный стрелок. И в своем роде он молодчина.

-- Каким бы молодцом он ни был, Гэррис, он дорого заплатит за свою

дерзость, -- ответил Негоро; лицо его выражало неумолимую жестокость.

-- Хорошо, -- прошептал Гэррис, -- видно, ты, мой дорогой, остался

таким же, каким я тебя знал. Путешествия не испортили тебя!

После минутного молчания американец снова заговорил.

-- Кстати, Негоро, -- сказал он, -- когда мы с тобой так неожиданно

встретились недалеко от места крушения корабля, у устья Лонги, ты успел

только попросить меня завести этих милых людей как можно дальше в глубь

воображаемой Боливии. Но ты ни словом не обмолвился о том, что делал

последние два года. А два года в нашей бурной жизни -- долгий срок,

приятель. С тех пор как старый Альвец послал тебя из Кассана во главе

невольничьего каравана, о тебе не было никаких вестей. Признаться

откровенно, я думал, что у тебя были неприятности с английскими патрульными

судами и что в результате тебя вздернули на рее.

-- Чуть-чуть не кончилось этим, Гэррис.

-- Ничего, не беспокойся, Негоро. Виселицы тебе все равно не миновать.

-- Спасибо!

-- Что поделаешь, -- ответил Гэррис с философским равнодушием. -- Это

неизбежный риск в нашем деле. Раз уж занимаешься работорговлей на

африканском побережье, не рассчитывай на мирную и безболезненную кончину.

Значит, тебя поймали?

-- Да.

-- Англичане?

-- Нет. Португальцы.

-- До или после сдачи груза?

-- После, -- ответил Негоро после некоторого колебания. -- Португальцы

теперь делают вид, что они против работорговли, после того как очень недурно

на ней нажились. На меня донесли, следили за мной, поймали меня...

-- И приговорили?

-- К пожизненному заключению на каторге в Сан-Паоло-де-Луанда.

-- Тысяча чертей! -- воскликнул Гэррис. -- Каторга! Совершенно

неподходящее место для таких людей, как мы с тобой. Мы ведь привыкли к жизни

на вольном воздухе! Пожалуй, я предпочел бы виселицу.

-- Повешенный бежать не может, тогда как с каторги...

-- Тебе удалось бежать?

-- Да, Гэррис. Ровно через пятнадцать дней, после того как меня

привезли на каторгу, мне удалось спрятаться в трюме английского корабля,

отправлявшегося в Окленд, в Новую Зеландию. Бочка с водой и ящик с

консервами, между которыми я забился, снабжали меня едой и питьем в

продолжение всего перехода. Я ужасно страдал в темном, душном трюме. Но

нечего было и думать выйти на палубу, пока судно находилось в открытом море:

я знал, что стоило мне высунуть нос из трюма, как меня тотчас же водворят

обратно и пытка будет продолжаться, с той лишь разницей, что она перестанет

быть добровольной. Кроме того, по прибытии в Окленд меня сдадут английским

властям, а те закуют меня в кандалы, отправят обратно в Сан-Паоло-де-Луанда

или, чего доброго, вздернут, как ты выражаешься. По всем этим соображениям я

предпочел путешествовать инкогнито.

-- И без билета, -- со смехом воскликнул Гэррис. -- Фи, приятель, и

тебе не стыдно? Ехать "зайцем", да к тому еще на готовых харчах.

-- Да, -- вздохнул Негоро, -- но тридцать дней провести взаперти в

тесном трюме...

-- Ну все это уже позади, Негоро! Итак, ты поехал в Новую Зеландию, в

страну маори? Но ты ведь там не остался. Как же ты ехал обратно? Опять в

трюме?

-- Нет, Гэррис. Сам понимаешь, там у меня была только одна мысль:

вернуться в Анголу и снова взяться за свою прибыльную торговлю.

-- Да, -- заметил Гэррис, -- мы свое ремесло любим... по привычке.

-- Однако я полтора года...

Негоро вдруг прервал рассказ. Схватив Гэрриса за руку, он стал

напряженно вслушиваться.

-- Гэррис, -- сказал шепотом, -- мне послышался какой-то шорох в

зарослях папируса!

-- Посмотрим, что там такое, -- прошептал Гэррис, хватая ружье и

готовясь стрелять.

Они поднялись, настороженно озираясь и прислушиваясь.

-- Ничего нет, это тебе почудилось, -- сказал Гэррис. -- Просто ручеек

вздулся после дождей и журчит сильнее, чем обычно. За эти два года ты,

приятель, отвык от лесных шумов. Но это не беда, скоро ты опять привыкнешь.

Ну, рассказывай дальше о своих приключениях. А затем мы потолкуем о будущем.

Негоро и Гэррис снова сели у подножия смоковницы, и португалец

продолжал прерванный рассказ:

-- Полтора года я прозябал в Окленде. Когда корабль прибыл, я сумел

незаметно выбраться из трюма и выйти на берег. Но карманы у меня были пусты,

хоть выверни, -- ни единого доллара. Чтобы не умереть с голоду, мне пришлось

браться за всякую работу...

-- Да что ты, Негоро! Неужели ты работал, словно какой-нибудь честный

человек?

-- Работал, Гэррис.

-- Бедняга.

-- И все это время я искал способ выбраться из этого проклятого места.

А случай все не представлялся. Наконец в Оклендский порт пришло китобойное

судно "Пилигрим".

-- То самое, что разбилось у берегов Анголы?

-- То самое. Миссис Уэлдон с сыном и кузеном Венедиктом вздумали

отправиться на нем в качестве пассажиров. Мне нетрудно было получить службу

на корабле: ведь я бывший моряк, служил вторым помощником капитана на

невольничьем корабле. Я пошел к капитану "Пилигрима", но матросы ему были не

нужны. К счастью для меня, судовой кок только что сбежал. Плох тот моряк,

который не умеет стряпать. Я отрекомендовался опытным ноком. За неимением

лучшего капитан Гуль нанял меня. Спустя несколько дней "Пилигрим" отчалил от

берегов Новой Зеландии...

-- Но, -- прервал его Гэррис, -- насколько я понял из слов "моего юного

друга", "Пилигрим" вовсе не намеревался плыть к берегам Африки. Каким же

образом судно попало сюда?

-- Дик Сэнд, вероятно, до сих пор этого не понимает, -- ответил Негоро,

-- и вряд ли вообще когда-либо поймет. Но тебе, Гэррис, я охотно объясню, как

это произошло, а ты, если хочешь, можешь повторить мой рассказ своему "юному

другу".

-- Как же, не премину! -- с хохотом сказал Гэррис. -- Рассказывай,

приятель, рассказывай!

-- "Пилигрим", -- начал Негоро, -- направлялся к Вальпараисо. Нанимаясь

на судно, я думал только добраться до Чили. Ведь Чили на полпути между Новой

Зеландией и Анголой, и я приблизился бы на несколько тысяч миль к западному

побережью Африки. Но в пути обстоятельства изменились. Через три недели

после выхода из Окленда капитан Гуль и все матросы погибли во время охоты на

кита. На борту "Пилигрима" осталось только два моряка: молодой матрос Дик

Сэнд и судовой кок Негоро.

-- И ты вступил в должность капитана судна? -- спросил Гэррис.

-- Сначала у меня мелькнула такая мысль. Но я видел, что мне не

доверяют. На корабле было пятеро негров, все пятеро -- силачи, и притом

свободные люди. При этих, условиях мне все равно не удалось бы стать

хозяином на борту. По зрелом размышлении я решил остаться на "Пилигриме"

тем, кем был, то есть судовым коком.

-- Значит, это чистая случайность, что корабль прибило к берегам

Африки?

-- Нет, Гэррис, -- возразил Негоро, -- случайной была только наша с

тобой встреча: твои торговые дела привели тебя как раз в то место побережья,

где потерпел крушение: "Пилигрим". Перемена же курса судна и его появление у

берегов Анголы -- дело моих рук! Твой "юный друг" -- сущий младенец в

мореходстве: он умел определять место своего корабля в открытом море только

при посредстве: лага и компаса. И вот в один прекрасный день лаг пошел ко

дну. А в другую не менее прекрасную ночь я подложил под нактоуз железный

брусок и тем отклонил стрелку компаса. "Пилигрим", подхваченный сильной

бурей, сбился с курса... Дик Сэнд не мог понять, почему так затянулся наш

переход. Впрочем, на его месте стал бы в тупик самый опытный моряк. Мальчик

и не подозревал, что мы обогнули мыс Горн, но я, Гэррис, я видел его в

тумане. Вскоре после этого я убрал железный брусок, и стрелка компаса

приняла нормальное положение. Судно, гонимое сильнейшим ураганом, стремглав

понеслось на северо-восток и разбилось у африканского берега, как раз в тех

местах, куда я хотел попасть.

-- И как раз в это время, -- подхватил Гэррис, -- случай привел меня на

этот берег, -- словно нарочно, чтобы встретить тебя и послужить проводником

твоим симпатичным спутникам. Они были уверены в том, что находятся в

Америке, и мне легко было выдать Анголу за Нижнюю Боливию... Между ними и в

самом деле есть некоторое сходство.

-- Да, они действительно приняли Анголу за Боливию. Так же как твой

"юный друг", Дик Сэнд, принял за остров Пасхи остров Тристан-да-Кунья.

-- Подобную ошибку сделал бы и всякий другой на его месте, Негоро.

-- Знаю, Гэррис. Я воспользовался этой ошибкой Дика Сэнда. И благодаря

этому миссис Уэлдон и ее спутники ночуют под открытым небом в сотне миль от

берега, в Экваториальной Африке, куда я и хотел их завести.

-- Но теперь-то они знают, где находятся.

-- Какое это имеет сейчас значение?! -- воскликнул Негоро.

-- Что ты собираешься сделать с ними? -- спросил Гэррис.

-- Что сделаю, то и сделаю, -- ответил Негоро. -- Расскажи-ка мне

сначала, как поживает наш хозяин Альвец. Ведь я не видел старика больше двух

лет.

-- О, старый пройдоха чувствует себя как нельзя лучше! -- ответил

Гэррис. -- Он очень обрадуется тебе.

-- Он по-прежнему живет в Бихе? -- спросил Негоро.

-- Нет, приятель, вот уж год, как он перевел свою "контору" в Казонде.

-- И дела хорошо идут?

-- О да, тысяча чертей! -- воскликнул Гэррис. -- Дела идут хорошо, хотя

с каждым днем торговать невольниками становится все труднее, особенно на

этом побережье. Португальские власти с одной стороны, английские сторожевые

суда -- с другой всячески препятствуют вывозу рабов. Только в одном месте,

на юге Анголы, в окрестностях Моссамедеса, можно более или менее спокойно

грузить черный товар. Поэтому теперь все бараки до отказа набиты

невольниками, мы ожидаем корабли, которые переправят их в испанские колонии.

Об отправке груза через Бенгелу и Сан-Паоло-де-Луанда говорить не

приходится, губернатор и чиновники не хотят и слышать об этом. Старый Альвец

подумывает о том, чтобы переселиться во внутренние области Африки. Он

намерен снарядить караван в сторону Ньянгве и Танганьики, где можно выгодно

обменять дешевые ткани на слоновую кость и рабов. Пока неплохо идет торговля

с Верхним Египтом и Мозамбиком -- он снабжает невольниками Мадагаскар. Но я

боюсь, что придет время, когда работорговлей нельзя будет заниматься.

Англичане с каждым днем укрепляются во Внутренней Африке. Миссионеры

залезают все глубже и ополчаются против нас. Ливингстон -- разрази его гром

-- закончил исследование области озер и теперь направится, говорят, в

Анголу. Да еще говорят, что какой-то лейтенант Камерон намерен пересечь весь

материк с востока на запад. Опасаются также, как бы не вознамерился

проделать то же самое и американец Стенли. Все эти исследователи могут

сильно повредить нам, Негоро, и если бы мы хорошенько понимали свои

интересы, ни один из этих незваных гостей не вернулся бы в Европу и не стал

бы рассказывать о том, что он имел дерзость увидеть в Африке.

Услышь кто-нибудь беседу этих негодяев, он мог бы подумать, что тут

разговаривают два почтенных коммерсанта, сетуя на заминку в торговых делах,

вызванную кризисом. Кому пришло бы в голову, что речь у них идет не о мешках

кофе, не о бочках сахара, а о живых людях. Торговцы невольниками уже не

отличают справедливого от несправедливого, у них нет ни чести, ни совести,

нравственное чувство совершенно отсутствует, а если оно и было у них

когда-нибудь, то давно они растеряли его участвуя в страшных зверствах

работорговли.

Гэррис был прав в своих опасениях, так как цивилизация постепенно

проникает в дикие области по следам тех отважных путешественников, имена

которых неразрывно связаны с открытиями в Экваториальной Африке, Такие

герои, как Дэвид Ливингстон прежде всего, а за ним Грант, Сник, Бертон,

Камерон, Стенли, оставят по себе неизгладимую память как благодетели

человечества.

Из разговора с Негоро Гаррис узнал, как тот жил последние два года, и с

удовольствием отметил, что бывший агент работорговца Адьвеца, бежавший из

каторжной тюрьмы в Луанде, нисколько не изменился, ибо по-прежнему был

способен на любое преступление. Гэррис не знал только, что именно задумал

его сообщник в отношении потерпевших крушение на "Пилигриме". Он спросил

Негоро:

-- А теперь скажи, как ты собираешься разделаться| со своими бывшими

спутниками?

Негоро ответил, не задумываясь. Видно было, что план давно созрел в его

голове:

-- Одних продам в рабство, а других... Португалец не докончил фразу, но

угрожающее выражение его лица говорило яснее слов.

-- Кого ты собираешься продать? -- спросил Гэррие. |

-- Негров, которые сопровождают миссис Уэлдон, -- ответил Негоро. -- За

старика Тома, пожалуй, не много выручишь, но остальные четверо -- крепкие

молодцы, и на рынке в Казонде за них дадут хорошую цену.

-- Правильно, Негоро! -- сказал Гэррис. -- Четверо эдоровяков негров,

привычных к работе, не похожи на этих животных, которых доставляют из

Внутренней Африки.! Само собой разумеется, что их можно продать с большой

выгодой. Негр, родившийся в Америке, -- редкий товар на рынках Анголы. Но,

-- продолжал он, -- ты забыл сказать мне, не было ли на "Пилигриме" наличных

денег?

-- Пустяки! Мне удалось прикарманить всего несколько сот долларов. К

счастью, у меня есть кое-какие виды на будущее...

-- Какие, дружище? -- с любопытством спросил Гэррис.

-- Разные, -- отрезал Негоро.

Казалось, он сожалел о том, что сболтнул лишнее.

-- Остается, значит, прибрать к рукам этот ценный товар? -- заметил

Гэррис.

-- Разве это так трудно? -- спросил Негоро.

-- Нет, дружище. В десяти милях отсюда на берегу Кванзы стоит лагерем

невольничий караван, который ведет араб Ибн-Хамис. Он ждет только моего

возвращения, чтобы пуститься в путь в Казонде. Караван идет в сопровождении

отряда туземных солдат, достаточно многочисленного, чтобы захватить в плен

Дика Сэнда и его спутников. Если "моему юному другу" придет мысль

направиться к реке Кванзе...

-- А если ему не придет такая мысль? -- перебил Гэрриса Негоро.

-- Наверноепридет! -- ответил Гэррис. -- Мальчик умен, но не

подозревает об опасности, которая подстерегает его там. Дик Сэнд, конечно,

не захочет возвращаться к берегу той дорогой, по какой мы шли. Он понимает,

что неминуемо заблудится в лесу. Поэтому он будет стремиться дойти до

какой-нибудь реки, впадающей в океан, и попробует спуститься вниз по течению

на плоту. Другого спасения для его отряда нет. Я знаю мальчика, он именно

так и поступит.

-- Да... пожалуй, -- сказал Негоро после недолгого раздумья.

-- Ну какие там "пожалуй" -- непременно так сделает! -- воскликнул

Гэррис. -- Я так уверен в этом, словно "мой юный друг" сам мне назначил

свидание на берегу Кванзы.

-- Значит, нам следует немедленно пуститься в путь, -- сказал Негоро.

-- Я тоже знаю Дика Сэнда. Он не потеряет напрасно ни одного часа, а мы

должны опередить его.

-- Что ж, в путь так в путь!

Гэррис и Негоро уже собрались уходить, как вдруг опять услышали тот же

подозрительный шорох в зарослях папируса, который и раньше обеспокоил

португальца.

Негоро замер на месте, схватив Гэрриса за руку. Вдруг донесся

приглушенный лай, и из зарослей выбежала большая собака. Шерсть ее была

взъерошена, пасть широко раскрыта. Она готова была броситься на людей.

-- Динго! -- вскричал Гэррис.

-- О, на этот раз он не уйдет от меня! -- ответил Негоро.

И в ту секунду, когда собака бросилась на него, португалец вырвал у

Гэрриса ружье, вскинул его к плечу и выстрелил.

Раздался жалобный вой, и Динго исчез в густом кустарнике, окаймлявшем

речку. Негоро поспешно спустился к самой воде.

Капельки крови запятнали несколько стеблей папируса, и кровавая полоса

протянулась по прибрежной гальке.

-- Наконец-то мне удалось рассчитаться с этим проклятым псом! --

воскликнул Негоро. Гэррис молча наблюдал эту сцену.

-- Как видно, Негоро, -- сказал он, -- собака давно точила на тебя

зубы.

-- Точила, Гэррис. Ну теперь она от меня отстанет.

-- А почему она так ненавидит тебя, приятель?

-- У нас с ней старые счеты, -- уклончиво сказал Негоро.

-- Старые счеты? Какие же? -- переспросил Гэррис. Негоро не ответил.

Гэррис решил, что португалец скрыл от него какие-то прошлые свои похождения,

но не стал о них допытываться.

Через несколько минут сообщники уже шли вниз потечению ручья,

направляясь через лес к Кванзе.