Жюль Верн. Пятнадцатилетний капитан

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   24
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Сто миль за десять дней

Путешественников и охотников, ночующих в тропическом лесу под открытым

небом, обычно будит весьма неприятный концерт. В нем слышится и клохтанье, и

хрюканье, и карканье, и лай, и визг, и насмешливое бормотанье, дополняющее

эти разнообразные звуки.

Так приветствуют пробуждение дня обезьяны. В тропическом лесу можно

встретить маленьких "марикину", "сагуина" с пестрой мордой, серого "моно",

кожей которого индейцы прикрывают казенную часть своих ружей,, "сагу",

которых можно узнать по двум длинным пучкам шерсти, и много других

представителей многочисленного семейства четвероруких.

Пожалуй, самыми любопытными из них являются ревуны, обезьяны с

настоящей физиономией Вельзевула и длинным цепким хвостом, помогающим им

держаться на деревьях.

Как только восходит солнце, самый старый из стаи затягивает мрачным

голосом монотонную песню. Это баритон труппы. Молодые тенора подхватывают

вслед за ним утреннюю симфонию. Индейцы говорят тогда, что ревуны "читают

свои молитвы". Но в тот день обезьяны, по-видимому, не желали читать

молитвы, так как их не было слышно, а между тем голоса их разносятся далеко,

-- такой сильный звук получается от быстрого колебания особой костной

перепонки, которая образуется у ревунов от утолщения подъязычной кости.

Однако по какой-то неизвестной причине в то утро ни ревуны, ни другие

обезьяны, обитавшие в огромном лесу, не дали своего обычного утреннего

представления.

Такое поведение обезьян весьма огорчило бы индейцев-кочевников. Не

потому, что они любят этот вид хорового пения, но они охотятся на обезьян и

делают это потому, что ценят главным образом их мясо, действительно очень

вкусное, особенно в копченом виде.

Дик Сэнд и его спутники не имели никакого понятия о привычках ревунов,

иначе молчание обезьян привлекло бы их внимание. Путешественники проснулись

один за другим. Ночь прошла спокойно, и несколько часов отдыха восстановили

их силы.

Маленький Джек раскрыл глазки одним из первых. Увидев Геркулеса, он

спросил, не съел ли тот ночью волка. Но оказалось, что ни один волк не

появлялся вблизи привала, и Геркулес пожаловался Джеку на терзающий его

голод.

Остальные путешественники тоже проголодались, и Нан стала готовить

завтрак.

Меню было такое же, как и накануне за ужином. Но свежий утренний воздух

возбудил у всех аппетит, и путники не были особенно привередливы. Все

понимали, что нужно набраться сил для утомительного дневного перехода, и

потому воздали честь завтраку. Даже кузен Бенедикт сообразил, -- быть может,

впервые в жизни, -- что еда не бесполезный и не безразличный для жизни

процесс. Однако он заявил во всеуслышание, что "приехал в эту страну отнюдь

не для того, чтобы прогуливаться, засунув руки в карманы". И если Геркулес,

продолжал он, осмелится и впредь мешать ему охотиться на светящихся мух и

других насекомых, то Геркулесу это не пройдет даром!

Угроза, казалось, не произвела на великана большого впечатления. Но

миссис Уэлдон отвела Геркулеса в сторону и посоветовала ему разрешить

порезвиться этому большому ребенку, не выпуская, однако, его из виду.

-- Не надо, -- сказала она, -- лишать кузена Бенедикта невинных

удовольствий, столь естественных в его возрасте.

В семь часов утра маленький отряд тронулся в путь, направляясь на

восток. Установленный накануне походный порядок сохранялся и теперь.

Все так же дорога шла через лес. Жаркий климат и обилие влаги

способствовали неистощимому плодородие. почвы. Казалось, на этом обширном

плоскогорье, расположенном на границе с тропиками, растительный мир южных

стран представал во всей своей мощи. В летние месяцы солнечные лучи падали

тут почти отвесно, в почвенакапливались огромные запасы тепла, а подпочва

всегда! оставалась влажной. И как великолепны были эти леса, сменявшие один

другой, или, вернее, этот бесконечный лес.

Дик Сэнд не мог не заметить странного противоречия: по словам Гэрриса,

путники находились в области пампы. Меж тем пампа на языке индейцев "кишна"

означает "равнина". И Дик думал, что если память не изменяет ему, пампа --

это обширные безводные и безлесные степи, где не встретишь камня, огромные

ровные пространства, покрывающиеся в период дождей чертополохом. В жаркое

время этот чертополох, разрастаясь, превращается в настоящий кустарник и

образует непроходимые заросли. Есть в пампе и карликовые деревья и голые

кусты колючек -- и все это придает местности мрачный, унылый вид.

Но то, что Дик Сэнд видел вокруг с тех пор, как маленький отряд под

водительством американца двинулся в путь, расставшись с побережьем,

нисколько не походил на пампу. Непроходимый лес простирался во все стороны

до самого горизонта. Нет, не такой представлял себе юноша пампу. Но, может

быть, прав был Гэррис, когда говорил, что Атакамское плоскогорье -- очень

своеобразная область. Что знал о нем Дик? Только то, что Атакама -- одна из

обширнейших пустынь Южной Америки, что они тянется от берегов Тихого океана

до подножия Анд.

В этот день Дик Сэнд задал американцу несколько вопросов по этому

поводу и сказал, что его очень удивляет странный вид пампы. Но Гэррис

рассеял сомнения юноши. Он сообщил ему множество сведений об этой части

Боливии, обнаружив при этом отличное знание страны.

-- Вы правы, мой юный друг, -- сказал он Дику Сэнду, -- настоящая пампа

действительно соответствует тому описанию, какое вы вычитали в своих книгах.

Это бесплодная равнина, путешествие по которой сопряжено с большими

трудностями. Пампа несколько напоминает наши североамериканские саванны, с

той лишь разницей, что саванны чаще бывают заболоченными. Да, именно такой

вид имеет пампа Рио-Колорадо, льяносы Ориноко и Венесуэлы. Но здесь мы

находимся в местности, вид которой даже меня приводит в изумление. Правда, я

впервые иду тут кратчайшей дорогой и пересекаю Атакамское плоскогорье --

обычно я избирал кружной путь. Но, хотя мне не приходилось бывать здесь

раньше, я слышал, что Атакама совершенно не похожа на пампу. Между Западными

Андами и средней, самой высокой частью Анд вы настоящей пампы и не увидите

-- чтобы в нее попасть, надо перевалить через хребет: она занимает

восточную, равнинную часть материка, простирающуюся до самого Атлантического

океана.

-- Разве нам придется перевалить через Анды? -- живо спросил Дик Сэнд.

-- Нет, юный друг мой, нет, -- улыбаясь, ответил американец. -- Ведь я

сказал: "нужно перевалить", я не сказал: "мы перевалим через горы". Не

беспокойтесь, нам не придется выходить за пределы этого плоскогорья, а на

нем самые высокие вершины не превышают полутора тысяч футов. При тех

средствах передвижения, какими мы располагаем, было бы чистейшим безумием

предпринимать поход через Анды. Я бы ни за что этого не допустил!

-- Много проще было бы идти берегом, -- сказал Дик Сэнд.

-- О да, во сто раз проще, -- согласился Гэррис. -- Но ведь гациенда

Сан-Феличе расположена по эту сторону Анд. Таким образом, в течение всего

путешествия нам не представится серьезных препятствий.

-- А вы не боитесь заблудиться в лесу? -- спросил Дик Сэнд. -- Ведь вы

впервые путешествуете здесь.

-- Нет, мой юный друг, не боюсь, -- ответил Гэррис. -- Я отлично знаю,

что этот лес подобен безбрежному морю или, скорее, морскому дну, где даже

моряк не смог бы определить своего положения. Но ведь я привык странствовать

по лесам и умею находить в них дорогу. Я руководствуюсь при этом

расположением ветвей на некоторых деревьях, направлением, в котором растут

их листья, рельефом и составом почвы, а также множеством мелочей, которых вы

не замечаете. Будьте покойны, я приведу вас и ваших спутников прямо в нужное

нам место.

Обо всем этом Гэррис говорил очень уверенно.

Дик Сэнд и американец шли рядом впереди отряда дорогой они часто

обсуждали подобные вопросы, и никто не вмешивался в их разговор. Если у

юноши и оставались кое-какие сомнения, которые американцу не удавалось

рассеять, то он предпочитал хранить их пока про себя.

Дни восьмого, девятого, десятого, одиннадцатого и двенадцатого апреля

миновали без всяких происшествий. В среднем отряд проходил восемь-девять

миль за двенадцать часов. Остальное время уходило на остановки для еды и на

ночной отдых. Путники чувствовали некоторую усталость, но, в общем,

состояние здоровья у всех было удовлетворительное.

Маленькому Джеку уже наскучило это однообразное странствование по лесу.

Кроме того, взрослые не сдержали своих обещаний. Резиновые деревья и

птицы-мухи -- все это без конца откладывалось. Говорили, что покажут ему

самых красивых попугаев на свете, -- ведь они должны были водиться в этом

лесу. Но где же они? Где зеленые попугаи, родиной которых были эти леса? Где

расцвеченные во все цвета радуги араконги с голыми щеками и длинным хвостом,

араконги, которые никогда не ступают лапками по земле; где камендеи,

обитающие преимущественно в тропиках; где мелкие пестрые попугайчики с

пушистым ошейником из перьев, -- где все эти болтливые птицы, которые, по

мнению индейцев, до сих пор говорят на языке давно вымерших племен?

Из всех попугаев Джеку показали только пепельно-серых жако с красным

хвостом. Их было много под деревьями. Но этих жако мальчик видел и раньше.

Их доставляют во все части света. На обоих континентах они прожужжали всем

уши своей несносной болтовней, и из всего семейства попугаев они легче всех

приучаются говорить.

Нужно сказать, что если Джек был недоволен, то у кузена Бенедикта тоже

не было оснований радоваться. Правда, ему не мешали теперь рыскать по лесу.

Но до сих пор ему все еще не удавалось разыскать ни одного насекомого,

достойного занять место в его коллекции. Даже светящиеся жуки, которых тут

должно было быть великое множество, словно составили заговор -- ни один из

них не появлялся вблизи отряда. Природа, казалось, издевалась над несчастным

энтомологом, и неудивительно, что кузен Бенедикт все время был в

отвратительном настроении. В течение следующих четырех дней отряд продолжал

двигаться на северо-восток в тех же условиях. К 16 апреля путники прошли не

менее ста миль от берегов океана. Если Гэррис не заблудился, гациенда

Сан-Феличе, как он утверждал, была не более как в двадцати милях от того

места, где в этот день остановились на ночлег. Следовательно, самое позднее

через сорок восемь часов путешественники будут, наконец, под ее

гостеприимным кровом и отдохнут, наконец, от своих трудов!

Несмотря на то что плоскогорье Атакама, в средней его части, было

пройдено почти из конца в конец, на протяжении всего этого длинного пути

отряду не повстречался ни один туземец.

Дик Сэнд жалел, что "Пилигрим" не потерпел крушения в каком-нибудь

другом месте. Случись катастрофа южнее или севернее, миссис Уэлдон и ее

спутники давно добрались бы уже до какой-нибудь плантации, поселка или

города.

Но если эта область казалась покинутой людьми, то за последние дни

маленькому отряду все чаще стали попадаться животные. По вечерам издалека

доносился протяжный, жалобный вой каких-то зверей. Гэррис говорил, что это

воет ленивец -- крупный зверь-тихоход, весьма распространенный в этих лесных

краях.

Шестнадцатого апреля в полдень, когда отряд расположился отдыхать, в

воздухе прозвучал какой-то резкий свист. Миссис Уэлдон свист этот показался

очень странным и встревожил ее.

-- Что это такое? -- спросила она, быстро поднявшись с земли.

-- Змея! -- вскричал Дик Сэнд.

И, схватив ружье, юноша заслонил собой миссис Уэлдон. В самом деле,

какое-нибудь пресмыкающееся могло заползти в густую траву, окружающую место

привала. Это мог быть "сукуру" -- разновидность удава -- гигантская змея,

достигающая иногда сорока футов в длину.

Но Гэррис успокоил миссис Уэлдон. Он предложил Дику Сэнду и неграм,

устремившимся было к юноше на помощь, сесть на свои места.

Американец сказал, что это не удав; удавы не свистят; звук этот издают

совсем нестрашные четвероногие -- их очень много в здешних краях!

-- Успокойтесь, -- добавил он, -- и не пугайте безобидных животных.

-- Но что это за животные? -- спросил Дик Сэнд, не упускавший случая

разузнать у американца побольше подробностей об этой стране. Американец же

рассказывал охотно, не заставляя себя просить.

-- Это антилопы, мой юный друг, -- ответил американец.

-- О! Антилопы? Я хочу посмотреть на них! -- воскликнул Джек.

-- Это очень трудно, мой мальчик, -- сказал Гэррис, -- очень трудно.

-- Может быть, все-таки мне удастся приблизиться к этим свистящим

антилопам? -- спросил Дик Сэнд.

-- Вы не успеете сделать и трех шагов, -- возразил американец, покачав

головой, -- как все стадо ударится в бегство. Не советую вам напрасно

тратить силы.

Но у Дика Сэнда были основания настаивать на своем. Не выпуская ружья

из рук, он скользнул в траву. В ту же секунду несколько грациозных антилоп с

маленькими и острыми рожками вихрем пронеслись мимо привала. Их ярко-рыжая

шерсть огненным пятном мелькнула на темном фоне деревьев.

-- Вот видите, я предупреждал вас! -- сказал Гэррис, когда юноша

вернулся на свое место.

Антилопы исчезли с такой быстротой, что Дик Сэн не успел разглядеть их.

В тот же день на глаза отряду попалось еще одно стадо каких-то животных. На

этот раз ничто не мешало Дику смотреть на них, правда, с большого

расстояния. Появление их вызвало довольно странный спор между Гэррисом и его

спутниками. Около четырех часов пополудни маленький отряд ненадолго

остановился на лесной полянке. Вдруг среди чащи, не больше чем в ста шагах,

показалось стадо каких-то крупных животных. Они сразу же бросились прочь и

умчались с молниеносной быстротой.

Несмотря на многократные предупреждения американца, Дик Сэнд вскинул

ружье к плечу и выстрелил. Однако в тот момент, когда прозвучал выстрел,

Гэррис толкнул ствол, и хотя Дик был метким стрелком, но на этот раз пуля не

попала в цель.

-- Не надо стрелять! Не надо стрелять! -- проворчал Гэррис.

-- Это были жирафы! -- воскликнул Дик Сэнд, пропуская мимо ушей

замечание американца.

-- Жирафы! -- воскликнул маленький Джек, приподнимаясь в седле. --

Покажите мне жирафов!

-- Жирафы? -- переспросиламиссис Уэлдон. -- Ты ошибаешься, дорогой Дик.

Жирафы не водятся в Америке.

-- Ну конечно, в этой стране не может быть жирафов! -- сказал Гэррис с

недовольным видом.

-- В таком случае, что же это за животное? -- спросил Дик Сэнд.

-- Не знаю, что и подумать, -- ответил Гэррис. -- Не обманулись ли вы,

мой юный друг? Может быть, это были страусы?

-- Страусы? -- в один голос повторили миссис Уэлдон и Дик.

Они удивленно переглянулись.

-- Да, да, обыкновенные страусы, -- настаивал Гэррис.

-- Но ведь страусы--птицы, -- сказал Дик, -- и следовательно, они

двуногие...

-- Вот именно, -- подхватил Гэррис, -- мне как раз и бросилось в глаза

-- эти животные, которые умчались с такой быстротой, были двуногие.

-- Двуногие? -- повторил юноша.

-- А мне показалось, что это были четвероногие, -- сказала миссис

Уэлдон.

-- И мне тоже, -- заметил старый Том.

-- И нам, и нам! -- воскликнули Бат, Актеон и Остин.

-- Четвероногие страусы! -- расхохотался Гэррис. -- Вот забавная игра

природы!

-- Поэтому-то мы и подумали, что это жирафы, а не страусы, -- возразил

Дик Сэнд.

-- Нет, мой юный друг, нет! -- решительно заявил Гэррис. -- Вы плохо

разглядели их. Это объясняется быстротой, с какой страусы убежали. И опытным

охотникам иной раз случается ошибаться в таких случаях.

Объяснения американца были весьма правдоподобны. На далеком расстоянии

крупного страуса нетрудно принять за жирафа. У того и другого очень длинная

шея и голова запрокинута назад. Страус похож на жирафа, у которого, можно

сказать, отрубили задние ноги. При быстром беге, когда они лишь промелькнут

перед глазами, их можно перепутать. Главное же доказательство ошибки миссис

Уэлдон и ее спутников было то, что жирафы не водятся в Америке.

-- Если не ошибаюсь, то ведь и страусы тоже не водятся в Америке, --

заметил Дик.

-- Ошибаетесь, мой юный друг, -- возразил Гэррис, -- в Южной Америке

водится одна разновидность страуса нанду. Его-то мы и видели.

Гэррис сказал правду.

Нанду -- постоянный житель южноамериканских равнин. Это крупная птица,

ростом около двух метров, с прямым клювом; оперение ее пушистое, крылья

имеют синеватый оттенок. Ноги у нанду трехпалые, чем она существенно

отличается от двухпалых африканских страусов пальцы снабжены когтями. Мясо

молодых нанду очень вкусно.

Гэррис, хорошо знавший повадки этих птиц, поделился с Диком своими

сведениями, кстати сказать, вполне точными. Миссис Уэлдон и ее спутникам

пришлось признать, что они ошиблись.

-- Возможно, что мы встретим еще стадо страусов, -- продолжал Гэррис.

-- Постарайтесь получше рассмотреть их, чтобы впредь не ошибаться и не

принимать птиц за четвероногих. А главное, мой юный друг, не забывайте моих

советов и не стреляйте без крайней нужды, како бы животное вы ни встретили.

Нам нет нужды охотиться ради пропитания, и потому, я повторяю, не следует

ружейными выстрелами оповещать всех о нашем пребывании в этом лесу.

Дик Сэнд ничего не ответил. Он глубоко задумался: сомнение снова

зародилось в его уме...

На следующий день, 17 апреля, отряд с утра тронулся в путь. Гэррис

утверждал, что не позже как через двадцать четыре часа путники будут уже под

кровом гаценды Сан-Феличе.

-- Там, миссис Уэлдон, -- говорил он, -- вам окажут сердечный прием,

окружат заботами. Несколько дней отдыха восстановят ваши силы. Быть может,

вы не найдете там той роскоши, к какой вы привыкли в Сан-Франциско, но все

же вы убедитесь, что наши гациенды, даже в глухих уголках страны, не лишены

комфорта. Мы вовсе уж не такие дикари.

-- Мистер Гэррис, -- ответила миссис Уэлдон, -- мы бесконечно

признательны вам за все, что вы для нас сделали. К сожалению, эта

признательность -- все, чем та можем вас отблагодарить, но, верьте, она

исходит от чистого сердца! Да, пора было бы уже нам прибыть на место!..

-- Вы очень устали, миссис Уэлдон?

-- Не обо мне речь! -- ответила миссис Уэлдон. -- Но мой мальчик день

ото дня хиреет. Каждый день в определенный час его лихорадит.

-- Хотя климат этого плоскогорья считается здоровым, -- сказал Гэррис,

-- но я слышал, что в марте и в апреле люди иногда заболевают здесь

перемежающейся лихорадкой.

-- К счастью, предусмотрительная природа поместила противоядие рядом с

ядом, -- заметил Дик Сэнд.

-- Что вы хотите этим сказать, мой юный друг? -- с недоумением спросил

Гэррис.

-- Разве здесь не растут хинные деревья? -- ответил Дик.

-- Ах да, -- сказал Гэррис, -- вы совершенно правы. Здесь родина хинных

деревьев, кора их обладает драгоценными целебными свойствами, как

противолихорадочное средство.

-- Меня, по правде сказать, удивляет, что мы до сих пор не встретили ни

одного хинного дерева, -- добавил Дик Сэнд.

-- Дело в том, мой юный друг, -- сказал Гэррис, -- что хинные деревья

не так-то легко распознать. Это высокие деревья с крупными листьями и

розовыми пахучими цветами. Но растут они обычно не группами, а поодиночке,

затерянные среди других деревьев. Индейцы, занимающиеся сбором хинной коры

[55], узнают их только по вечнозеленой листве.

-- Если вы заметите такое дерево, укажите мне его, мистер Гэррис,

-- попросила миссис Уэлдон.

-- Разумеется, миссис Уэлдон, но в гациенде Сан-Феличе вы найдете запас

сернокислого хинина -- это средство еще лучше прекращает лихорадку, чем

простая кора хинного дерева.

Последний день путешествия прошел без всяких приключений. Наступил

вечер, и, по обыкновению, отряд остановился на ночлег. Все время погода

стояла сухая и ясная; но сейчас, видимо, собирался дождь. Теплые испарения

поднялись от земли и окутали лес непроницаемым туманом.

В этом не было ничего неожиданного, так как близилось начало дождливого

периода. К счастью для маленького отряда, гациенда, гостеприимно

предложенное убежище, была уже совсем недалеко. Оставалось потерпеть только

несколько часов.

По приблизительным расчетам Гэрриса, в которых он исходил из количества

времени, проведенного в пути, отряд находился не дальше как в шести милях от

гациенды. Тем не менее на ночь были приняты все обычные меры

предосторожности: Том и его товарищи должны были поочередно нести караул.

Дик Сэнд настаивал на этом со всей решительностью. Больше чем когда-либо

юноша хотел соблюдать осторожность. Страшное подозрение сверлило его ум, но,

пока оно не перешло в уверенность, Дик ни с кем не хотел об этом говорить.

Привал устроили в роще, у подножия гигантского дерева. Устав от долгого

перехода, миссис Уэлдон и ее спутники скоро уснули, но вдруг их разбудил

громкий крик.

-- Кто кричит? -- спросил Дик Сэнд, первым вскочивший на ноги.

-- Это я... Это я крикнул! -- ответил кузен Бенедикт.

-- Что с вами?

-- Меня кто-то укусил...

-- Змея? -- с ужасом спросила миссис Уэлдон.

-- Нет, нет, не змея, а какое-то насекомое, -- ответил кузен Бенедикт.

-- Подождите, вот оно, я его поймал.

-- Так раздавите же его и не мешайте нам спать! -- раздраженно сказал

Гэррис.

-- Раздавить насекомое? -- вскричалкузен Бенедикт. -- Как бы не так!

Нет, я должен его рассмотреть!

-- Какой-нибудь москит, -- сказал Гэррис, пожимая плечами.

-- Нет, -- возразил кузен Бенедикт, -- это муха... и весьма любопытная

муха.

Дик Сэнд зажег свой ручной фонарик и подошел к кузену Бенедикту.

-- Бог мой, что я вижу! -- вскричал энтомолог. -- Наконец-то я

вознагражден за все невзгоды и разочарования! Ура! Я сделал великое

открытие!

Кузен Бенедикт захлебывался от счастья. Он глядел на пойманную муху

взглядом триумфатора. Казалось, он готов был ее расцеловать.

-- Но что это такое? -- спросила миссис Уэлдон.

-- Двукрылое насекомое, кузина, и какое замечательное!..

Кузен Бенедикт показал всем бурую муху, размером меньше пчелы, с

длинным хоботком и желтыми полосками на брюшке.

-- Она не ядовитая? -- спросила миссис Уэлдон.

-- Нет, кузина, человеку она не страшна. Но для животных, для антилоп,

буйволов, даже для слонов это страшный враг! Ах, какая прелестная,

восхитительная мушка!..

-- Да скажите же нам, наконец, что это за муха? -- воскликнул Дик Сэнд.

-- Эта муха, -- ответил энтомолог, -- эта милая мушка, которую я держу

в руке, называется цеце [56]. Этой мухой до сих пор по праву гордился только

один континент! Ни один ученый не находил еще цеце в Америке.

Дик Сэнд не решился спросить кузена Бенедикта, в какой же части света

до сих пор встречалась эта проклятая муха.

Все путешественники снова погрузились в сон, прерванный этим

происшествием, но Дик Сэнд до самого утра не сомкнул глаз, несмотря на

сильную усталость.