Историография истории Древнего Востока: Иран, Средняя Азия, Индия, Китай/Под

Вид материала

Документы

Содержание 54 Глава II. Историография древней истории Средней Азии § 2. Исследования 20-50-х годов XX в. 55 Глава II. Историография древней истории Средней Азии Ленинградская школа Ташкентская школа Московская школа Глава П. Историография древней истории Средней Азии Глава //. Историография древней истории Средней Азии

Подобный материал:

• «История Древнего Востока», 111.27kb.
• «Политика», 78.51kb.
• Тематика рефератов и курсовых работ (стоматологический факультет), 28.21kb.
• Программа вступительных испытаний по истории древнего мира для поступления в магистратуру, 361.28kb.
• Темы курсовых работ для 1 курса, 20.27kb.
• «Познание», 248.28kb.
• Информационный бюллетень Всемирной Организации Здравоохранения (воз) о профилактике, 122.15kb.
• Xiii. Культурное наследие древнего востока, 274.4kb.
• Темы рефератов по дисциплине «История и философия науки», 19.18kb.
• Автоматизированная система контроля знаний по истории древнего мира, 15.18kb.

§ 1. Изучение древней истории Средней Азии в XVIII — начале XX в.

В первый период (1738 — конец 20-х годов XX в.) информация огра­ничивалась кругом письменных и нумизматических источников. Письмен­ные материалы в данном случае — это те свидетельства о среднеазиатском регионе, которые сохранились в трудах греческих и римских историков и географов и были широко введены в сферу европейской исторической науки. Публикуются в переводах данные китайских хроник, характери­зующие историю и культуру древних народов Средней Азии, прежде все­го района Ферганы, именовавшейся в этих источниках Даванью, и коче­вого объединения усуней, центр которого располагался в Северной Кир­гизии и на юго-востоке Казахстана. Следует отметить превосходное издание этих сведений русским востоковедом Н. Я. Бичуриным (в иноче­стве отец Иакинф) в трех томах под названием «Собрание сведений оби­тавших в Средней Азии в древние времена» (1851). Этот труд был пере­издан в 1950 г. и широко используется в отечественной науке, хотя в ряде случаев приводимая в нем транскрипция собственных имен не отвечает современному уровню синологии. Термин «Средняя Азия» в этом трех­томнике понимается расширительно, подобно западноевропейскому тер­мину «Центральная Азия», и основная часть приводимых сведений каса­ется не столько среднеазиатского региона, сколько более восточных об­ластей. Из западных китаистов большую работу по выявлению и переводу сведений китайских источников проделал Э. Шаванн [Chavannes, 1907].

Подлинный скачок в первый период делает нумизматика. Путешествен­никами были собраны обширные коллекции древних монет в Афганиста­не и Северной Индии, некоторые монеты поступали и с территории соб­ственно Средней Азии. Богатые коллекции были составлены на основе антикварных покупок, сделанных на рынках Индии. Однако из наиболее ранних обобщающих работ в этой области стал труд Г. Вильсона «Древ­няя Ариана» [Wilson, 1841]. Исключительно энергичную и результатив­ную деятельность развил в этой сфере Александр Каннингам — первый

руководитель археологической службы Индии, заново открывший для мировой культуры многие сокровища индийского наследия, в частности сейчас всемирно известный Тадж Махал. А. Каннингам опубликовал се­рию статей, характеризующих монетное дело наследников Александра Македонского, включая правителей Греко-Бактрии, а затем и монетное дело кушанских правителей. Для Древней Средней Азии особое значе­ние имеет его статья «Монеты тохаров, кушан или юечжи», где названы основные типы монет, связанные с древней историей этого региона, — как подражательные серии, так и оригинальные эмиссии.

К концу XIX в. стали появляться и полные каталоги нумизматических коллекций, до настоящего времени являющиеся надежным источником соответствующей информации. Здесь можно отметить труд английского нумизмата Перси Гарднера «Каталог индийских монет в Британском му­зее. Греческие и скифские правители Бактрии», изданный в Лондоне в 1886 г. [Gardner, 1886]. Помимо нумизматической систематики развер­нутое введение дает четкую картину политической истории Греко-Бакт­рии, греко-индийских владений и Кушанской державы с привлечением сведений письменных источников.

Интерпретация этой информации, содержащаяся в письменных источ­никах и нумизматических коллекциях, как правило, не выделяла особо среднеазиатский регион. Происходившие здесь события характеризова­лись в общей связи с историей Ирана и Индии. Исключение, пожалуй, составила Греко-Бактрия, наиболее восточный форпост эллинистической цивилизации, вызывавшей восхищение еще древних историков. Именно с ее изучения начинается историография Древней Средней Азии. Член Петербургской академии Г. 3. Байер в 1738 г. опубликовал труд по исто­рики Греко-бактрийского царства [Bayer, 1738], положивший начало об­ширной историографической традиции (см., например, Rawlinson, 1912). Детально исследовались события, происходившие в Средней Азии в свя­зи с походом Александра Македонского. Важное значение имели разра­ботки по исторической топографии и географии, основанные на анализе данных античных источников, арабских географов и других сведениях. Здесь следует указать на классический труд Томашека, посвященный среднеазиатскому Междуречью [Tomaschek, 1877]. Подобный принцип исследования характерен и для других работ, в частности, таковым яеля-ется талантливый энциклопедический труд И. Маркварта под названием «Эраншахр» — с многочисленными историко-лингвистическими экскур­сами и эссе, освещающий ряд вопросов древней истории южных облас­тей Средней Азии [Marquart, 1901].

Но подлинным основоположником изучения истории Средней Азии как особого раздела древней истории стал замечательный русский ученый

^ 54

Глава II. Историография древней истории Средней Азии

§ 2. Исследования 20-50-х годов XX в.

55


В. В. Григорьев (1816-1881). Его три обширные статьи «Греко-бактрий-ское царство» (1867), «О скифском народе саках» (1871) и «Поход Алек­сандра Македонского в Западный Туркестан» (1881) представляют, по сути, своего рода мини-монографии. Опубликованные на русском языке частично в «Журнале Министерства народного просвещения» [Григорь­ев, 1867; 1881], они, к сожалению, остались вне поля зрения западных ученых, хотя в 40-60-х годах XX в. по достоинству были оценены отече­ственными исследователями. По существу к этим исследованиям примы­кает обширный комментарий, составленный В. В. Григорьевым к русско­му переводу книги К. Риттера «Землеведение. Кобулистан и Кафиристан». Этот комментарий соединяет историко-географический подход и изуче­ние политической истории. Работы В. В. Григорьева помимо полноценно­го анализа известных к тому времени письменных и других источников отличают трезвость исторического подхода и разумность суждений, хотя иногда и не лишенных резких выпадов в адрес западных исследователей. По существу, именно этими исследованиями началось изучение собствен­но Среднеазиатского региона как исторического субъекта, а не историко-географического фона для деяний Александра Македонского или прави­телей из династии Ахеменидов или Селевкидов. В. В. Григорьевым был предложен и соответствующий термин для названия этого региона — «За­падный Туркестан».

Из других отечественных исследователей следует отметить ориента­листа В. В. Бартольда, посвятившего несколько работ древнему периоду Средней Азии. Это небольшая статья о границах Греко-Бактрии (1916) и очерк, связанный с выявлением особенностей так называемого восточ­но-иранского эпоса, характеризующего эпическую традицию обитателей Среднеазиатского региона, увидевший свет в 1922 г. [Бартольд, 1963, II]. Древнейшему периоду посвящен специальный раздел и в книге В. В. Бар­тольда, рассматривающей культурную жизнь Туркестана (1927). Однако ни по объему привлекаемых источников, ни по уровню исторического синтеза эти работы не идут ни в какое сравнение с монументальными бартольдовскими трудами, посвященными средневековой эпохе.

В первый период деятельность в сфере археологии носила во многом любительский и краеведческий характер и преимущественно была связа­на с памятниками Средневековья. Заметную активность здесь проявлял находившийся в Ташкенте туркестанский кружок любителей археологии, но его деятельность лишь незначительно затронула памятники предыс-ламского времени. В 20-е годы археологическая активность заметно воз­росла, археологические памятники стали изучаться более целенаправлен­но и профессионально. Однако культуры, да и целые цивилизации Древ­ней Средней Азии оставались неизвестными науке.

Таким образом, в течение первого периода были выявлены и система­тизированы материалы письменных и нумизматических источников, по­служившие основой для изучения древней истории региона; успешно разрабатывались вопросы исторической географии; освещалась полити­ческая история, в первую очередь эпохи Александра Македонского и Гре-ко-бактрийского царства; был очерчен предмет региональной истории, определенный как древняя история Западного Туркестана.

§2. Исследования 30—50-х годов XX в.

Во второй период (начало 30-х годов — конец 40-х годов XX в.) проис­ходят качественные изменения в информационном банке и вырабатыва­ется концепциональный подход к освещению древней истории Средней Азии. Фонд письменных источников за это время не претерпел существен­ных изменений, хотя и не все его возможности результативно использо­вались исследователями. Вместе с тем предпринимаются издания тема­тических подборок сведений античных авторов (например, обзор мате­риалов по древней Бактрии, подготовленный в Самарканде Савицким [Савицкий, 1941]. В 1940 г. в Ташкенте был даже выпущен сборник дан­ных письменных источников, представленных в выборках и озаглавлен­ный «Древние авторы о Средней Азии» [Древние авторы..., 1940]. Хотя уровень, а иногда и качество вновь сделанных переводов не отвечали стро­гим требованиям современного источниковедения, материалы сборника широко использовались исследователями, особенно не владевшими древ­ними языками. Хотя потребность в таких изданиях, как монументальный компендиум В. В. Латышева «Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе» весьма велика, соответствующая работа не проведена и до настоящего времени.

Изменения в области нумизматики носили скорее качественный, чем количественный характер. По существу, основные типы монет греко-бак-трийских, парфянских, кушанских правителей и представителей более мелких династий были выявлены уже в первом периоде. С конца 20-х годов в Средней Азии осуществляется тщательная работа по учету монетных находок и их точной паспортизации, которая проводится М. Е. Массоном [см., например, Массой М., 1933]. Это позволило более обоснованно по­дойти к исторической интерпретации нумизматических материалов. Тако­вы исследования А. Н. Зографа о монетах правителя Герая, относящихся к предкушанскому времени [Зограф, 1937], и М. Е. Массона о так назы­ваемых монетах «безымянного царя» — одного из ярких представителей раннекушанской эмиссии [Массой М., 1950].

56

^ Глава II. Историография древней истории Средней Азии

§ 2. Исследования 20-50-х годов XX в.

57


В археологическом источниковедении решающим рубежом стало от­крытие в 1932 г. в Айртаме, на берегу Амударьи, на территории древней Бактрии каменного фриза буддийского монастыря кушанского времени [Массой М., 1933]. Произведенные раскопки установили наличие в этом месте монументальной постройки, украшенной каменными скульптурны­ми группами, были обнаружены также кушанская керамика и кушанские монеты [Массой М., 1935]. Так впервые был открыт археологический комплекс древней эпохи. В результате в среднеазиатской археологии воз­никло новое направление — археология древних цивилизаций. Откры­тия следовали одно за другими. Организационно их обеспечивали два вида мероприятий: крупные экспедиции и подготовка кадров, сопровождав­шаяся формированием новых научных центров, в первую очередь в рес­публиках самой Средней Азии. Одной из первых крупных археологиче­ских экспедиций стала Термезская археологическая комплексная экспе­диция, начавшая в 1936 г. широкие работы на юге Узбекистана, в районе Термеза — важного городского центра древней эпохи. С 1938 г. развер­нули широкие работы Хорезмская экспедиция под руководством СП. Тол-стова в низовьях Амударьи на территории древнего Согда, Зеравшанская экспедиция под руководством А. Ю. Якубовского, в южных областях Ка­захстана широкомасштабные изыскания проводит экспедиция под руко­водством А. Н. Бернштама. Такие экспедиции в значительной мере стали и центрами подготовки кадров археологов нового поколения.

Эти кадры готовились в разных центрах и на основе различных науч­ных традиций. Именно к 30-м годам восходит формирование трех школ среднеазиатской археологии — Ленинградской, Ташкентской и Москов­ской. Их представители и поныне успешно ведут археологические изыс­кания в регионе и обеспечивают интерпретационные разработки средне­азиатской древности.

^ Ленинградская школа сложилась на традициях петербургского вос­токоведения и блестящих восточных коллекциях Эрмитажа. Уже в ходе раскопок в Средней Азии ее представители овладели спецификой архео­логии. В их трудах широко представлен анализ привлекаемых в под­линниках письменных источников, историко-культурные экскурсы по то­ревтике и другим видам художественных изделий. Наиболее крупным представителем этой школы является ученик В. В. Бартольда А. Ю. Яку­бовский. В этом же русле работали М. М. Дьяконов, А. М. Беленицкий, А. Н. Бернштам.

^ Ташкентская школа сформировалась на основе традиций туркестано-ведения, тесно связанного с изучением собственно среднеазиатских архео­логических памятников в сочетании с разработкой письменных источни­ков, в значительной мере и местных архивов, содержащих средневековые

рукописи и документы. Этот стиль работы развивал В. В. Вяткин. Таш­кентская школа выработала специфические приемы археологических рас­копок применительно к местным условиям, разработала такие направле­ния, как изучение топографии древних городов, история горного дела, большое внимание уделяла нумизматике, учету местных легенд и пре­даний. Фактическим создателем этой школы был М. Е. Массой, активны­ми сотрудниками первого поколения — Я. Г. Гулямов, В. А. Шишкин, В. Д. Жуков, А. И. Сухарев. В 1940 г. при Среднеазиатском государствен­ном университете в Ташкенте М. Е. Массоном была создана кафедра архео­логии Средней Азии, выпускники которой на многие десятилетия образо­вали надежный состав структуры археологической науки Средней Азии.

Вокруг С. П. Толстова стала группироваться ^ Московская школа сред­неазиатской археологии, для которой характерно стремление к истори­ко-культурным обобщениям с широким использованием данных этногра­фии как модели для аналогии, выход на теоретические, хотя и несколько социологизированные обобщения.

Одновременно с ростом кадров происходит и формирование новых научных центров, и прежде всего в Ташкенте. Группы археологов-про­фессионалов складываются в Самарканде и Ашхабаде, определенная ра­бота проводится в Душанбе и Алма-Ате. Частые организационные пере­стройки, типичные для 20-30-х годов, не способствовали проведению четкой организационной работы. С образованием республиканских ака­демий наук (1943 г. — в Узбекистане, 1946 г. — в Казахстане, 1951 г. — в Туркменистане, Таджикистане и Киргизии) в них формируются специ­альные археологические отделы, как правило, в составе институтов ис­тории. В послевоенные годы продолжается деятельность крупномасштаб­ных экспедиций. В 1949 г. М. Е. Массоном была создана Южно-Туркме-нистанская археологическая комплексная экспедиция, работающая до настоящего времени (ЮТАКЭ). В 1947 г. А. Ю. Якубовский возглавил Согдийско-Таджикскую (позднее — просто Таджикскую) археологиче­скую экспедицию. Продолжается деятельность Хорезмской экспедиции и экспедиций, возглавляемых А. Н. Бернштамом.

Эти организационные усилия обеспечили успехи археологических изысканий. Работы на Айртаме и Термезе впервые выявили материаль­ную культуру Кушанской эпохи. М. М. Дьяконов, работая в составе Сог-дийско-Таджикской экспедиции, произвел раскопки в Кобадиане на юго-западе Таджикистана, где была разработана стратиграфия, охватившая период с середины I тыс. до н. э. до IV-V вв. н. э. [Дьяконов, 1953]. В. В. Гри­горьев, организационно связанный с Зеравшанской экспедицией, в ходе раскопок на Тали-Баарзу под Самаркандом наметил последовательность археологических комплексов для древнего Согда. В конце 40-х годов тща-

58

^ Глава П. Историография древней истории Средней Азии

§ 2. Исследования 20-50-х годов XX в.

59


тельные археологические исследования на городище древнего Самаркан­да — Афрасиабе — позволили А. И. Тереножкину существенно допол­нить и уточнить эту стратиграфию [Тереножкин, 1950]. Это были важ­ные шаги в систематизации и организации археологического материала. В Хорезме С. П. Толстовым археологические комплексы были выделены на основе сопоставления разновременных памятников, и его фундамен­тальная книга «Древний Хорезм», обобщившая эти материалы, долгое время являлась важнейшим пособием среднеазиатских археологов [Тол­стое, 1948). Уже в первой половине 30-х годов археологи Ашхабада произ­вели раскопки на городище Ниса, ими был открыт комплекс парадных строений, найдены детали архитектурного декора и обломки глиняных скульптур парфянского времени. В широких масштабах и на новом мето­дическом уровне исследования Нисы продолжены с 1946 г. Южно-Турк-менистанской археологической комплексной экспедицией. В результате этих исследований, длившихся два десятилетия, были раскрыты остатки монументальной архитектуры, в царской сокровищнице обнаружена ве­ликолепная коллекция художественных ритонов из слоновой кости, а не­подалеку — хозяйственный архив, ставший одной из вех в становлении нового этапа изучения древней истории Средней Азии.

С этим скачком в информационном банке и с усилением теоретиче­ских разработок в отечественной исторической науке связаны и успехи в области исторической интерпретации древней истории Средней Азии, которыми характеризуется второй период.

В сфере интерпретации уже в 30-е годы формулируются два важных положения — четко определяется предмет исследования (древняя исто­рия народов Средней Азии и Казахстана) и появляются первые концеп-циональные разработки. Во второй период продолжает использоваться и традиционный, описательный подход к рассмотрению древней истории с определением основных направлений исторических процессов. Здесь необходимо отметить прежде всего работы К. В. Тревер, и в первую оче­редь ее капитальную монографию, продолжающую тематику изучения Греко-Бактрии [Тревер, 1940], и исследование по эпохе походов Алексан­дра Македонского [Тревер, 1947]. Эти труды, основанные на анализе пись­менных источников, отличаются привлечением данных и по материаль­ной культуре, правда, пока в основном из музейных собраний.

Важное значение имел фундаментальный труд английского историка В. Тарна «Греки в Бактрии и Индии», первое издание которого вышло в 1938 г. [Tarn, 1938]. Тщательный текстологический анализ письменных источников ученый сочетает с данными нумизматики. Однако само ис­следование осталось преимущественно фактологическим, многие заклю­чения по политической истории, предложенные автором, были оценены

учеными как малообоснованные. Отечественные исследователи оператив­но отозвались на этот труд рецензией С. П. Толстова «Подъем и круше­ние империи эллинистического "Дальнего Востока"» [Толстов, 1940]. По­мимо других замечаний в рецензии особый акцент был сделан на оценку событий эпохи Александра Македонского и его преемников. Здесь во гла­ву исследования ставилась борьба народов Средней Азии против завое­вателей и поработителей, что отражало определенную предвзятую уста­новку, восходящую к тенденции политизации исторической науки. При таком подходе вычленение предмета региональной истории, имеющего право на самостоятельное существование наряду с историей государства Ахеменидов и Аршакидов, приобретало характер нарочитого противопо­ставления разных культурных традиций, приводило к стремлению упро­щенно рассматривать всю историю народов Древней Средней Азии только как успешную борьбу с иноземными захватчиками. Еще более негатив­ную роль сыграло столь же нарочитое стремление обязательно проводить в научных трудах так называемую линию борьбы с паринанизмом, пантюр­кизмом и вообще с буржуазной историографией, неизменно представляе­мой в качестве монстра, принижающего достижения среднеазиатских народов. Крайние формы эта тенденция приняла в конце 40-х — начале 50-х годов, в пору развернувшейся идеологической кампании, проходив­шей под лозунгом борьбы с космополитизмом. Хотя для древней истории Средней Азии и ее кадров это не имело трагических последствий, но потен­циально стало питательной средой местничества и национализма в оцен­ке исторических событий.

В 1940-х годах наметилось оживление в изучении древней истории Сред­ней Азии накануне вхождения ее в состав Ахеменидской державы и связан­ных с ним событий. Этим сюжетам посвятил несколько этюдов В. В. Стру­ве, выполнивший их с филигранной методикой анализа письменных ис­точников и их исторической интерпретации [Струве, 1946; 1948; 1949; 1968].

Принципиально важным явлением в историографии Древней Средней Азии стало применение методологического подхода, основанного на тео­рии формаций. В 30-х годах после многочисленных дискуссий историки остановились на схеме из пяти социально-экономических формаций, и этот подход порой в догматизированной форме распространялся на все ее сфе­ры. В среднеазиатской историографии главным проводником этой кон­цепции стал С. П. Толстов.

Отправным пунктом была взята позиция В. В. Струве, выступившего в ряде работ с тезисом о наличии на Древнем Востоке рабовладельческой формации. С. П. Толстов попытался приложить этот подход к среднеази­атским материалам, выступив в общих чертах с этой концепцией еще

^ Глава //. Историография древней истории Средней Азии

в 1938 г. [Толстов, 1938], а затем в наиболее развернутой и яркой форме и, что более важно, с привлечением археологических материалов — в 1948 г. в книге «Древний Хорезм». Опираясь на материальную культуру и типы расселения, ученый обосновал положение о существовании в Средней Азии общества, которому присущи «основные черты древневосточного со­циального строя и древневосточных цивилизаций» [Толстов, 1948, с. 342]. Кризис этой системы, по заключению автора, приходится на V в. н. э. и сопровождается не только изменениями в сфере материальной культу­ры, но и сменой типов поселений, выдвижением на первый план усадеб и замков вместо угасающих городов. Ограниченность, а точнее, отсутствие необходимых материалов предельно затрудняло конкретную социально-экономическую характеристику этого общества. Экстраполируя в древ­ность данные о поре раннего Средневековья и используя этнографические модели и теоретические выкладки, С. П. Толстов определяет строй рас­сматриваемой древней эпохи как «весьма примитивное в своей основе общинно-рабовладельческое общество с мощными пережитками родово­го строя» [Толстов, 1948, с. 342]. Принципиальное признание наличия в Древней Средней Азии особой эпохи, связанной с развитием рабовладель­ческих отношений или прямо рабовладельческой формации, было поддер­жано и развито на конкретных материалах всеми ведущими учеными и на многие десятилетия определило позиции авторских коллективов, созда­вавших сводные труды по истории отдельных республик.

Таким образом, во второй период в число источников по изучению древней истории широко вошел археологический материал, полученный благодаря успешной деятельности крупных экспедиций и созданию на мес­тах научных центров. Изучение древней истории стало прочно опираться на три вида источников: письменные свидетельства, нумизматические материалы и археологию.

В отечественной историографии прочно закрепляется определение пред­мета исследований: древняя история Средней Азии, понимаемая как осо­бый историко-культурный регион и полноправный субъект исторического процесса; утверждается концепциональный подход, характеризующий древ­нюю эпоху как период развития отношений рабовладельческого типа.