Сергей Кара-Мурза и другие Коммунизм и фашизм: братья или враги?

Вид материалаДокументы

Содержание


Первая революция в России, Ленин и Троцкий
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   34

^ Первая революция в России, Ленин и Троцкий

Первая русская революция в ее начале была охарактеризована социал-демократами как буржуазная. Это значит, что пролетариат в ней победить не может. Что же ему делать?

322

Поддерживать борьбу буржуазии против самодержавия? Или избрать какой-то свой курс? Но буржуазия борется вяло, пролетариат с первых дней вышел на авансцену событий. В то же время он малочислен и плохо организован. Куда социал-демократам звать «свой» класс?

Точка зрения значительной части меньшевиков заключалась в том, чтобы воспользоваться ситуацией для сплочения пролетариата и поддерживать борьбу либералов («буржуазии») за демократические свободы.

В работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» Ленин обличает стратегию меньшевиков на сближение с либеральным движением. Но и Ленин не является крайним радикалом в оценке задач пролетариата.

Если пролетариат не должен служить буржуазии, то он должен служить себе. И что он должен делать в этой ситуации?

Действовать на стороне буржуазии — значит укреплять силы классового врага. Ю.Мартов считает, что в этой революции социал-демократия должна действовать «в интересах классового сплочения пролетариата...»40. В стране революция, а пролетариат должен заниматься тем же, что и в «мирное время» — сплочением своих сил. Что же, не участвовать в общедемократическом движении? Лев Троцкий откровенно отвечает на этот вопрос: необходимо «обособить революционный пролетариат»41. Более того: «Революция выдвигает пролетариат на первое место и передает ему гегемонию»42. «Буржуазия» (включая крестьянство) не в состоянии решить собственные задачи. Из этого вытекает необходимость «перманентной революции» (идея, высказанная еще Марксом). Позднее Троцкий так излагал свое понимание этой идеи: «Мудреное название это выражало ту мысль, что русская революция, перед которой непосредственно стоят буржуазные цели, не сможет, однако, на них остановиться. Революция не сможет разрешить свои ближайшие буржуазные задачи иначе, как поставив у власти пролетариат. А этот последний, взявши в руки власть, не сможет ограничить себя буржуазными рамками революции. Наоборот, именно для обеспечения своей победы пролетарскому авангарду придется на первых же порах своего господства совершить глубочайшие вторжения не только в феодальную, но и в буржуазную собственность. При этом он придет во враждебные столкновения не только со всеми группировками буржуазии, которые поддерживали его на первых порах его революционной борьбы, но и

323

с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти»43. Если под пролетариатом понимать радикальных марксистов, то можно признать, что Троцкий удачно предсказал динамику революции 1917—1922 гг.

Но изолированная сила имеет мало шансов добиться своих целей — это азы политики.

Ленин предлагает найти другого союзника вместо буржуазии и либералов. Пока демократический переворот не совершен, у крестьянства «гораздо больше общих интересов с пролетариатом в деле реализации политических форм, чем у «буржуазии» в настоящем и узком значении этого слова»44.

Меньшевики были настроены антикрестьянски. Плеханов писал: «если Ленин идеализирует теперь трудового крестьянина, то он грешит тем самым грехом, в котором он облыжно нас обвиняет: идеализацией буржуазии»45. Ортодокс марксизма не видит никакой разницы между крестьянством и буржуазией: «Буржуазия есть буржуазия, подобно тому, как ребенок есть ребенок»46. Можно подумать, что капиталист сам стоит у станка на своей фабрике, как крестьянин за плугом. Но позднее, под влиянием событий 1905 г. и Плеханов признает: «Крестьянство представляет собой резервную армию нашего освободительного движения»47.

Таким образом, сформировались три тактики социал-демократии в демократической революции: участие в широком буржуазно-демократическом движении на стороне буржуазии, победа которой выгодна пролетариату (Плеханов, Мартынов и др.); самоизоляция рабочего класса ради его сплочения (Мартов, Троцкий); союз рабочего класса и крестьянства против самодержавия и буржуазии (Ленин и большевики).

Большевики доказывали, что пролетариат может быть «гегемоном» в буржуазной революции, делая за буржуазию ее работу. Следует пойти в новую атаку на самодержавие, чтобы поскорее доделать работу буржуазии и приступить к работе на себя. Этот радикальный взгляд соответствовал настроениям части рабочего класса, положение которого оставалось бедственным. Классовая схема подсказывала — если пролетарии требуют выступить, то выступление поддержит класс. Однако пролетариат не был един, он вообще не действовал как целое. Одни рабочие сражались на баррикадах, а другие участвовали в черносотенном движении.

Попытка свержения самодержавия в декабре 1905 г. окончилась неудачей. Ленин видел причины этого в плохой подготовке и координации, что как бы подтверждало оправдан-

324

ность его требования организационного централизма революционных сил. Но в октябре 1905 г. волна рабочего и крестьянского движения не управлялась из единого центра, а достигла успеха. Значит, причина поражения в другом. Декабрьское вооруженное восстание не было поддержано страной, да и большинством рабочих. Радикальный «авангард» оторвался от народной толщи.

В декабре революционный авангард рабочих оторвался от более консервативных масс. Но радикальный опыт воздействует на массы, давая заразительный пример. За первым натиском последует новый, самодержавие падет, и перед массами встанет вопрос о власти, который не удалось решить в декабре 1905 г.

В 1917 г. Ленин опубликует фразу, ставшую затем классической: «Коренной вопрос всякой революции есть вопрос о власти в государстве»48. В практическую плоскость этот вопрос встанет перед российскими социалистами в 1905 году.

Размах городской революции и общая дестабилизация империи из-за крестьянских и национальных выступлений давали социалистам новые шансы. Перед марксистами вставал вопрос о том, что делать в случае падения самодержавия. Просто отдать власть либералам, буржуазии, выступая в роли профлидеров, отстаивающих тактические задачи социальной защиты рабочих при сохранении капиталистического строя? Линейная концепция прогресса диктовала такое поведение с неизбежностью. Сначала — укрепить капитализм, решая социал-либеральные задачи. И только потом, через десятилетия — социализм.

Но быстрое развитие индустриального сектора в России, разрастание рабочего класса, еще в значительной степени маргинализированного, но оттого настроенного радикально, длительная традиция развития социалистического движения — все это способствовало постановке левыми социал-демократами вопроса о «перерастании» буржуазной революции в пролетарскую. Итак, ограничиться либеральными задачами, или приступить к решению «пролетарских», социал-этатистских?

Выбор зависел от ответа на вопрос о власти. Проще всего было ответить на этот вопрос эсерам: в случае падения самодержавия необходимо немедленно организовать революционную диктатуру (то есть диктатуру революционеров), которая, разгромив монархистов в гражданской войне, передаст власть всенародно избранному Учредительному собранию.

325

Для марксистов все было сложнее. С одной стороны, они боролись за свержение самодержавия, с другой стороны верность марксистской картине истории не позволяла им входить в правительство — оно же будет носить не пролетарский, а буржуазный характер. Эта историческая схема была не просто догмой, за ней стояли и прагматические политические интересы — социал-демократы не должны скомпрометировать себя непопулярными в пролетарской среде мерами, которые неизбежно будет проводить правительство в условиях становления капиталистического строя.

В то же время очевидно, что революционная диктатура может стать «обоюдоострым» инструментом. Если она будет находиться под влиянием социал-демократии, то может закрепить завоевания пролетариата, а если в ней возобладают противники социализма, она может пойти по пути подавления пролетарского движения и социал-демократии. Как бы и соблюсти чистоту принципов (не отвечать за непопулярные меры), и продвинуть через новую власть необходимые преобразования? Этот вопрос вновь разделил социал-демократию, породив дискуссию, которая смоделировала реальную ситуацию 1917—1918 гг.

Историк С.В.Тютюкин считает: «если для большевиков основной целью их политической деятельности был уже в 1905 г. захват хотя бы части (а лучше всей) политической власти, то меньшевики стремились прежде всего организовать и просветить рабочих, поднять их на защиту своих политических и экономических интересов, разбудить их инициативу и общественную активность»49. Но одно другому вовсе не мешает. И большевики стремились организовать рабочих, пробудить их общественную активность. И меньшевики были готовы прийти к власти, когда для этого созреют предпосылки. И для большевиков, и для меньшевиков взятие власти не было «основной целью», самоцелью, а лишь инструментом в осуществлении марксистского коммунистического проекта. Различие заключалось в сроках. Большевики были готовы форсировать процесс с помощью власти, и, соответственно, брать ее уже в 1905 году. Но не они были наиболее радикальны в этом отношении, а меньшевики Троцкий и Парвус.

В марте 1905 г. Александр Парвус выступил за «правительство рабочей демократии»50, бросив вызов стройной стратегии чинного движения к социализму через буржуазную демократию. Парвус выдвинул лозунг: «без царя, а правительство рабочее!» Эту идею поддержал Лев Троцкий. Она выте-

326

кала из стратегии самостоятельных действий пролетариата как наиболее организованной революционной силы. Троцкого не смущает, что в своем стремлении захватить власть над Россией социал-демократия будет изолирована от других революционных сил. Каких сил? Троцкий «в упор» их не видит. Он уверен, что кроме социал-демократов «на революционном поле никого нет»51. Троцкий самонадеянно выводит «наше революционное одиночество» из победы над эсерами. Он приписал марксистам не только победу, но и полное уничтожение эсеров (вот охранка-то позавидовала бы). Впрочем, эсеры продолжали в это время здравствовать и развиваться.

Троцкий был не одинок в своей некомпетентности. Мартов с удивлением прочитал заявление ПК ПСР, где говорилось, что «рабочий народ идет и дальше под знаменем партии с.-р.»52. А Мартов думал, что рабочие движутся под знаменами социал-демократии. Вышедшие из подполья партии с удивлением обнаруживали, что они не одиноки на «своем» поле. И некоторое время не верили глазам своим, считая лишь себя реальной силой.

Из ложной посылки о «революционном одиночестве» социал-демократов у Троцкого вытекает целый веер выводов: «где нас нет, там революция лишена организации и руководящих элементов...»; «у нас нет социальной почвы для самостоятельной якобинской демократии...»53 Непролетарские силы не могут выдвинуть вождей.

Хорошо, можно быть настолько несведущим, чтобы не заметить эсеров. Но есть и другие лидеры, которых обстановка 1905 г. выдвигала на арену истории. Гапона-то нельзя было не заметить, тем более, что и после 9 января он сохранял влияние в рабочем движении. Троцкий решает проблему так: Гапон, который «явился одной из блестящих внезапностей революции», собирается примкнуть к «одной из социалистических партий». «Выбор Георгия Гапона не труден, ибо этих партий только одна»54. Гапон быстро опроверг Троцкого, сблизившись с эсерами и принявшись ковать блок всех социалистов. Эта инициатива сначала получила поддержку большевиков, эсеров и национальных социалистических партий. Но затея была обречена на неудачу — социал-демократы опасались оказаться под контролем «личности, стоящей над партиями» или того хуже — эсеров. Но Ленин все же зашел на созванную Талоном конференцию — он искал партнеров из среды «мелкой буржуазии»55.

327

Троцкий уверен, что больше таких «внезапностей», как Гапон, не предвидится. Ленин называет его за это «пустозвоном». Если революция напомнит 1789 год, то она поднимет к «героическим усилиям» и историческому творчеству «гигантские массы», из рядов которых выйдет множество «Гапонов»56.

Ленин прав. Будет еще много «внезапностей» — от Хрусталева-Носаря до лейтенанта Шмидта. Каждый раз во главе движения оказывается не лидер какого-нибудь ЦК, а выдвиженец поднявшейся массы. И Октябрьская стачка — творение не партий, а массы, организованной профсоюзами.

Но Троцкий игнорирует эту самоорганизацию, его волнует вакуум верховного руководства революцией. Он настаивает: никаких признаков появления якобинцев нет, и «черновую работу» придется взять на себя57. Если марксисты стремятся к победе революции, то им, как наиболее организованной революционной силе нужно брать власть, чтобы обеспечить «разоружение реакции и вооружение революции»58

Во Временное правительство войдут те, кто будут руководить массами в момент восстания. Поскольку самодержавие свергнут рабочие массы, то и руководить ими будут социал-демократы. Не отдавать же после этого власть либералам.

Троцкий заключает: «революционное развитие влечет пролетариат, а с ним — р. с. д. раб. партию, к временному политическому господству.

Если она решит отказаться от него, ей необходимо предварительно отказаться от тактики, рассчитанной на:

а) революционное развитие событий,

б) руководящую роль в ней пролетариата,

в) руководящую роль Рос. С.Д. Раб. Партии в пролетариате»59.

Таким образом была сформулирована позиция левого течения в коммунизме — партия пролетариата должна брать власть при любой возможности, независимо от наличия предпосылок, и навязывать свою волю остальному обществу («левые уклоны» в коммунистическом движении возникали и раньше, начиная с группы Виллиха-Шапера в Союзе коммунистов, но Троцкий, а затем Бухарин сделали «левый коммунизм» долгосрочным и влиятельным фактором идейной жизни).

Ленин поддержал постановку вопроса о приходе социал-демократов к власти, но подошел к вопросу прагматически: дело ведь не только в том, как захватить власть. Ее нужно еще

328

и удерживать. А прочной может быть только «революционная диктатура, опирающаяся на громадное большинство народа»60. Но пролетариат не обладает этим большинством.

Значит, возможна «революционная демократическая диктатура пролетариата и крестьянства»61. Крестьянство показало свой революционный характер. А раз так, оно может быть союзником пролетариата. Классовая схема трансформируется в политическую. Если меньшевики, исходя из буржуазного характера революции, тяготеют к союзу с либералами, то большевики — исходя из задачи установления рабоче-крестьянской революции — к союзу с эсерами.

Ленин считает, что Временное революционное правительство «может быть только диктатурой», то есть организацией не «порядка», а войны.

«Кто идет штурмом на крепость, тот не может отказаться от продолжения войны и после того, как он завладеет крепостью»62. Участие социал-демократов в правительстве преследует две цели: «беспощадная борьба вместе с революционной демократией против всех контрреволюционных попыток» и «отстаивание самостоятельных классовых целей пролетариата»63. Собственная задача пролетариата в этой революции — «создать себе действительно широкую и действительно достойную XX века арену борьбы за социализм»64. Для этого не следует ограничивать себя в средствах.

Пока Ленин считает, что постановка в повестку дня социалистического переворота — непозволительная идея эсеров65. В 1917 г., когда самодержавие падет, Ленин сочтет идею «позволительной».

Выдвинув идею рабоче-крестьянского правительства, Ленин не забывает о ее переходности, и не исключает возможности борьбы пролетариата (то есть социал-демократии) с этим правительством. Давление извне позволит продвигать политику революционного правительства влево, а страну таким образом — к решению пролетарских задач (эта линия будет осуществляться большевиками весной-летом 1917 г.). Созванный большевиками III съезд РСДРП провозгласил: «Независимо от того, возможно ли будет участие социал-демократов во Временном революционном правительстве, следует пропагандировать в самых широких слоях пролетариата идею необходимости постоянного давления на Временное правительство со стороны вооруженного и руководимого социал-демократией пролетариата в целях охраны, упрочения и расширения завоеваний революции»66. Однако,

329

поскольку мелкобуржуазные политики не смогут долго двигаться в этом направлении сами, модель такой диктатуры, действующей под давлением снизу, неизбежно приведет к власти левых социал-демократов, то есть большевиков и их союзников.

Создать правительство «для защиты завоеваний» — полдела в борьбе за власть. А вот кто защитит само это правительство? Якобинская модель власти, когда правящие революционеры опираются на подвижные революционные массы, неустойчива. Ленин ищет возможность воздвигнуть более надежную конструкцию власти, тем более, что рабоче-крестьянская почва кажется еще более зыбкой, чем чисто пролетарская. Сама жизнь подсказала ответ.

Трудящиеся, опираясь на свою общинную традицию, практически без подсказки социалистов создали систему своей самоорганизации — советы. Идеологи освободительного социализма оказались здесь не учителями масс, а пророками, удачно предсказавшими, как должна выглядеть политическая система, выстроенная трудящимися снизу.

Советы стали контр-властью. В этом отношении характерно одно из высказываний забастовщиков: «Тогда приказано было бастовать, мы и забастовали, а теперь приказано требовать — мы требуем». — «Кто приказал?» — «Правительство». — «Какое правительство?» — «Новое правительство»67. Забастовщики воспринимали советы и стачкомы как власть, правительство. Это явление давало хорошую почву для большевистской стратегии выстраивания новой системы власти как организации трудящихся. Казалось, что на этом пути можно интегрировать стихию и организованность. Ленин поддержал Советы как проявление социального творчества рабочих, а затем — как организационную основу будущей диктатуры пролетариата. А Троцкий даже лично включился в рискованную работу альтернативного правительства в Петербурге. Этот эпизод дал ему авторитет, очень пригодившийся в 1917 году.

Теперь у левых социал-демократов (у будущих коммунистов) появился рычаг, с помощью которого можно было соединить руководящий центр («Временное» революционное правительство) и самоорганизацию масс — Советы.

Оказавшись перед лицом революции, которая по схеме должна была быть буржуазной, а на практике пошла дальше, левые марксисты обратились к марксовой идее непрерывной

330

революции — все более глубокой радикализации революционного процесса, охватывающего все больше стран.

Плеханов, в других случаях ссылавшийся на «основоположников» как на истину в последней инстанции, на этот раз уверен, что в 1848 г. Маркс ошибался с идеей непрерывной революции, так как он сам признавал, что капитализм еще имел резервы развития и после 1848 г. Значит, в 1848 г. социалистическая революция была преждевременной.

Время для атаки на капитализм наступает, когда к этому готов пролетариат, даже если капитализм еще может развиваться. Маркс воспринял Коммуну как шанс на социалистическую революцию. А ведь у капитализма во Франции еще сохранялись резервы роста.

Ленин опирается на эти взгляды Маркса-революционера в борьбе с выжидательной и фаталистичной марксистской «ортодоксией». Нужно помочь решению капиталистических задач «сверху», со стороны революционного правительства. Более того, в случае успеха «начнем переходить к социалистической революции»68. Ссылаясь на Маркса, Ленин провозглашает: «Мы стоим за непрерывную революцию»69. Основание такой надежды — грядущая европейская социалистическая революция.

И большевики, и Троцкий откликались на одну реальность — Россия при всей своей отсталости вырывалась в авангард революционного движения. Этому, если отвлечься от марксистской схемы, существовало вполне объективное объяснение — Россия была лидером среднеразвитых стран Старого света. Среднеразвитые страны в начале XX века переходили к индустриальному обществу, что было чревато потрясениями и, следовательно, возможностью поиска новых путей в будущее.

Из этого вытекает, что революция в России и в неразвитых странах в целом должна добиться каких-то успехов самостоятельно, до того, как скажет свое слово пролетариат Запада. Значит, нужна не только стратегия разрушения самодержавно-помещичьего строя и расчистки поля для развития капитализма. Нужно сделать что-то, что вдохновит социалистическое движение во всем мире.

Из этого следовало, что в случае успеха революционной диктатуры она вовсе не должна сдавать власть либералам. Социалисты должны заняться своим прямым делом — организацией социализма. Но этот вывод еще противоречил схеме, по которой социализм как общество родится в наиболее

331

развитых индустриальных странах. С победой революции на Западе Россия, выполнив свою миссию, снова должна оказаться периферией Запада — на этот раз социалистического. В 1917—1922 гг. эта стратегия столкнулась с непреодолимым препятствием — марксисты победили в борьбе за власть в России, но не победили на Западе.

В своей лекции о революции 1905 года, прочитанной в январе 1917 года, Ленин говорит о ее «пролетарском характере в особом значении этого слова» (вслед за Р.Люксембург он ссылается не на задачи революции, а на ее движущие силы и методы). Ленин теперь предпочитает модель Великой французской революции и подчеркивает отличие буржуазной революции от буржуазно-демократической. В последней пролетариат как авангард революции может пойти дальше собственно буржуазных задач. Возможность такого прорыва непосредственно не связана с уровнем развития России, так как «ни в какой стране мира, даже в самых передовых странах, вроде Англии, Соединенных Штатов Америки, Германии мир не видал такого грандиозного стачечного движения, как в России в 1905 г.»70. Это значит, что Россия при определенных условиях может раньше развитых стран ступить на неизведанную землю, лежащую за пределами «буржуазных задач». Что это за земля, каков характер этого общества, будет ли это «диктатура пролетариата» или что-то другое? Эти вопросы Ленин предпочел разрешать экспериментальным путем. Но он надеется, что после прихода к власти пролетарской партии (в союзе с мелкобуржуазными революционерами) возврата к капитализму уже не будет.

Эта позиция предопределила сближение Ленина и Троцкого в 1917 г. (что расчистило нишу левого коммунизма сначала для «отзовистов», а затем для Н. Бухарина и его сторонников) и окончательный разрыв коммунистов и социал-демократов. Некоторое время разрыв сдерживался слабеющим авторитетом II Интернационала, но после его краха в 1914 г. коммунисты отправились в самостоятельное плавание по бурным водам XX века.