Адская игра Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Вид материалаДокументы

Содержание


Первый шаг Советского Союза
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   42
^

Первый шаг Советского Союза


Хрущев ждал исхода битвы в Заливе Кочинос, чтобы вновь поднять вопрос о саммите 18 апреля, когда испаноязычные аналитики КГБ напряженно вслушивались в радиосообщения, которые рисовали довольно неясную картину происходящего, Президиум ЦК одобрил очень резкое письмо Джону Ф. Кеннеди, обвиняя его в помощи врагам Кубы. Спустя четыре дня, когда практически было завершено окружение кубинских эмигрантов и корабли ВМС США возвращались к своим берегам, Хрущев мог позволить себе быть великодушным Он и министр иностранных дел Андрей Громыко смягчили второе послание в ответ на послание Кеннеди, в котором он оправдывал проведение операции против Кубы. "Товарищ Хрущев, - заявил Громыко послу США, - считал необходимым ответить на письмо президента и привести свои доводы, но он надеялся, что возникшие разногласия будут урегулированы, что послужит улучшению советско-американских отношений, если американский президент и его администрация проявят добрую волю"6.

Москва ждала неделю и, не получив ответа, прямо осведомилась о возможности встречи на высшем уровне в Вене 4 мая Громыко пригласил в МИД посла США Ллоуэлина Томпсона7. Он зачитал заранее подготовленный текст, где выражалось сожаление по поводу ухудшения отношений между двумя странами в связи с собыгиями на Кубе. Кремль хотел знать, намерен ли Кеннеди встретиться с Хрущевым в Вене. Остается ли в силе предложение Кеннеди об обмене мнениями на высшем уровне - поинтересовался Громыко.

Хрущев верил, что саммит будет работать на него В 1960 году Советы пожертвовали саммитом из-за инцидента с У-2 В данный момент Хрущев считал, что в пропагандистском плане значение встречи настолько велико, что общественное мнение не простит ему, если он вторично упустит шанс, не встретившись с Кеннеди.

Анализируя ход мыслей Хрущева, старейший сотрудник госдепартамента советолог Чарльз Болен подчеркивал "двойственность" его внешней политики Даже признавая идею "мирного сосуществования", он вооружал национально-освободительные движения и неоднократно грозил ядерной войной, бахвалясь размером советского военного арсенала С 1958 года Хрущев периодически предупреждал Запад, что если последний не примет его формулы "уничтожения занозы", то есть Западного Берлина, на фланге социалистических государств, он всеми силами будет препятствовать размещению в нем солдат США, Англии и Франции8.

Сравнивая политику нового президента США со стратегической линией Хрущева, можно выявить не столько двойственность позиции последнего, сколько различие приоритетов. Несмотря на успехи СССР в апреле 1961 года, оптимистические прогнозы Хрущева в отношении мирового развития подвергались серьезным испытаниям, особенно в части ключевого вопроса, баланса военной мощи СССР и США и советского влияния в Центральной Европе, горнила двух мировых войн, а возможно и третьей.

В этот период Хрущев уделял много внимания вопросам послевоенного устройства Европы. Он потребовал от трех держав - союзниц СССР во Второй мировой войне - Англии, Франции и США - подписать вместе с Советским Союзом мирный договор с обеими Германиями ФРГ, образованной на территории трех западных оккупационных зон, и ГДР - советской оккупационной зоне Развал антигитлеровской коалиции не позволил сделать этого в 1945 году. И хотя в 1961 году проблема подписания мирного договора могла показаться неактуальной, ее разрешение могло бы стать для Запада бомбой замедленного действия. Столица гитлеровского рейха Берлин расположен на северо-востоке Германии. Каждый из союзников считал взятие Берлина символом Разгрома фашизма, и поэтому, хотя он находился внутри советской зоны оккупации в 100 милях от ее границ, город был поделен на четыре сектора по числу стран - победительниц. Советы не могли примириться с островком Запада внутри сферы своего влияния. В 1948 году Сталин закрыл все наземные подъезды в город, пытаясь таким образом вынудить своих бывших союзников покинуть Берлин. Вашингтон ответил созданием воздушного моста, что подняло дух западноберлинцев и превратило Западный Берлин в символ свободы. Не желая повторять ошибок Сталина, Хрущев решил предпринять дипломатическое наступление. В ноябре 1958 года он предъявил западным державам ультиматум. Если через 11 месяцев не будет подписан общий мирный договор, то СССР подпишет односторонний договор с Восточной Германией, предоставив восточным немцам право самим решить судьбу Западного Берлина.

Прошло два года, но давление Хрущева на западные державы нисколько не способствовало сближению позиций сторон. Статус-кво сохранился. Единственно, что изменилось, - это экономическая ситуация в Восточной Германии, экономика которой с 1958 года постоянно ухудшалась вследствие массовой эмиграции. Около 100 000 восточных немцев, в большинстве своем специалисты, каждый год покидали страну через Западный Берлин. Положение стало настолько серьезным, что в январе 1961 года Хрущев был вынужден пообещать руководству Восточной Германии, что к концу года разрешит сложившуюся ситуацию9.

Хрущев был игроком. Ставкой был Берлин, и он рассчитывал, что при личной встрече с Кеннеди сумеет повлиять на его позицию по Берлину. Советский лидер верил, что его требования соответствуют американским интересам и что только из-за слабости администрации Эйзенхауэра не удалось прийти к соглашению. Советский министр иностранных дел описывал Кеннеди как "абсолютного прагматика". Возможно, этого прагматика, думал Хрущев, можно будет убедить, что Берлин станет первым шагом на пути к разрядке. Однако в случае неудачи Хрущеву грозит недовольство соратников. Не все его коллеги по Президиуму ЦК КПСС были согласны с его стратегией разрядки путем переговоров.

Товарищ Хрущев считает, что "если СССР и США договорятся, то войны в мире не будет", - критически заявлял при снятии Хрущева в 1964 году член Президиума ЦК Дмитрий Полянский10. Хрущев непрерывно убеждал своих коллег в необходимости советско-американских договоренностей; концентрируя свои усилия на достижении подвижек по Берлину, он одновременно становился заложником этих договоренностей. Риск состоял в том, что, ратуя за саммит, он мог вернуться домой ни с чем.