Хроники Заводной Птицы Харуки Мураками книга

Вид материалаКнига

Содержание


23. Медузы со всего света•Трансформация
Подобный материал:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   69
^

23. Медузы со всего света

Трансформация


   В назначенное время я сидел за компьютером Корицы. Ввел пароль для доступа к программе удаленной связи, потом телефонный номер, который мне дал Усикава. Соединения надо было дожидаться пять минут. Я сделал глоток приготовленного заранее кофе, постарался успокоить дыхание. Кофе, однако, не имел вкуса, а воздух почему-то показался шершавым, как наждачная бумага.
   Связь наконец установилась, компьютер подал негромкий сигнал, и на мониторе появилась надпись, что система приема и отправки сообщений готова к работе. Я перевел систему в режим «оплаченного вызова», чтобы уведомление об оплате связи пришло не сюда, а к абоненту на том конце. Надо постараться, чтобы мои операции не остались в памяти компьютера, – тогда Корица не узнает, что я им пользовался. (Хотя такой уверенности у меня не было, ведь это его лабиринт, и я в нем – всего лишь беспомощный чужак.)
   Пауза затянулась дольше, чем я думал, но в конце концов компьютер на том конце отозвался: «Оплаченный вызов принят». Где-то по ту сторону экрана, там, куда во мраке токийского подземелья тянулся длинный кабель, могла находиться Кумико. Должно быть, как и я, сидит у компьютера, положив руки на клавиатуру. Но здесь перед собой я видел только экран монитора, от которого исходило едва слышное монотонное гудение. Выбрав режим «Отправка сообщений», я начал набирать слова, которые до этого не раз прокручивал в голове:
 

   > У меня к тебе один вопрос. Ничего особенного. Просто я хочу убедиться, что это в самом деле ты. Итак, вопрос: когда-то давно, еще до свадьбы, мы в первый раз решили сходить куда-нибудь вместе и выбрали аквариум. Скажи: что там тебя больше всего заинтересовало?

 
   Написав вопрос («Что там тебя больше всего заинтересовало?»), я нажал клавишу «Ввод», чтобы отправить его адресату и переключился на «Прием сообщений».
 

   > Медузы. Медузы со всего света.

 
   Я не сводил глаз со строк на экране – моего вопроса и ее ответа на него. Медузы со всего света. Да, это, без сомнения, Кумико. Но оттого, что это была она, настоящая Кумико, на душе стало, наоборот, тяжелее. Казалось, из меня вырвали все внутренности. Почему мы можем только так разговаривать друг с другом? Впрочем, других вариантов все равно не было. Я придвинул к себе клавиатуру.
 

   > Начну с хорошей новости. Весной совершенно неожиданно объявился наш кот. Худющий, но целый и невредимый. С тех пор он из дома ни ногой. Я дал ему новую кличку, хотя надо было, конечно, с тобой посоветоваться. Теперь его зовут Макрель. Как рыбу. Мы с ним живем душа в душу. Это что касается хороших новостей.

 
   Наступила пауза – то ли так работала связь, то ли Кумико задерживалась с ответом.
 

   > Я так рада, что кот жив и с ним все в порядке. Я очень из-за него переживала.

 
   Я глотнул кофе из чашки, чтобы смочить пересохший рот, и снова забарабанил по клавишам.
 

   > А теперь о плохих новостях. Собственно говоря, кроме того, что кот вернулся, в остальном все плохо. Во-первых, я до сих пор не могу разгадать ни одной загадки…

 
   Прочитав, что получилось, я стал печатать дальше.
 

   > Загадка первая: где ты? что ты там делаешь? почему ушла от меня? почему не хочешь меня видеть? какие тут причины? Ведь нам есть о чем поговорить. Разве не так?

 
   Кумико ответила не сразу. Я представил, как она сидит перед компьютером, кусает губы и думает. Наконец, курсор быстро запорхал по монитору, подчинясь движениям ее пальцев.
 

   > Все, что мне хотелось тебе сказать, я написала в письме. Пойми, наконец: во многом я уже не та Кумико, которую ты знал. Люди меняются, для этого есть разные причины, и иногда получается, что, пройдя через такую трансформацию, человек становится ни к чему не годным. Вот почему я не хочу с тобой встречаться и возвращаться к тебе тоже не хочу…

 
   Курсор застыл и замигал на одном месте, подбирая слова. Пятнадцать секунд, двадцать… Я не открываясь смотрел на электронное перо, дожидаясь, когда из под него выйдут еще слова. Пройти через трансформацию и стать ни к чему не годным?
 

   > Забудь меня поскорее, если сможешь. Нам надо оформить развод, тогда ты начнешь совсем другую, новую жизнь. Так будет лучше для нас обоих. Где я сейчас и что делаю? Это все не имеет значения. Важно другое: мы с тобой, уж не знаю почему, относимся теперь к разным мирам. И обратно вернуться уже невозможно. Пойми, как тяжело мне общаться с тобой таким способом. Ты и представить не можешь, как это меня терзает.

 
   Я несколько раз прочел то, что она написала. В этих словах не было ни капли сомнений – я чувствовал в них полную, почти болезненную убежденность. Может быть, она много раз повторяла их про себя перед тем, как высказать. Но так или иначе, надо раскачать эту непроницаемую преграду – стену ее убежденности. Поколебать хоть немного. И я стал писать дальше.
 

   > Мне трудно понять тебя. Ты как-то смутно выражаешься. «Стала ни к чему не годной…» Что это значит конкретно? Не понимаю, какой в этих словах смысл. Помидоры не годятся, зонтик никуда не годится… С этим все ясно. Помидоры сгнили, зонтик сломался. А это… «Стала ни к чему не годной…» Никак не могу представить, что это такое. Ты писала, что кроме меня у тебя был еще кто-то. Может, из-за этого ты думаешь, что «никуда не годишься»? Конечно, меня это известие шокировало, что и говорить. Но не может это сделать человека «ни к чему не годным».

 
   Последовала затяжная пауза. Мне стало не по себе: что там с Кумико? куда она пропала? Но вот по экрану вновь побежали ее строчки:
 

   > Может, ты и прав. Но дело не только в этом…

 
   Повисла очередная пауза. Кумико осторожно подбирала слова, словно вытаскивая их из выдвижного ящика.
 

   > Просто я так выразилась. Нет, человек не сразу становится «ни к чему не годным». На это побольше времени требуется. Со мной все решилось без моего участия, где-то в заполненной мраком комнате, кем-то, кто не имеет ко мне никакого отношения. Когда мы познакомились и поженились, появились новые возможности и мне показалось, что с этим можно как-то справиться. Я надеялась, что удастся быстро отыскать выход, выскользнуть из ловушки. Но в том-то и дело, что всего лишь показалось. Нас окружают знаки и символы, поэтому тогда я так хотела отыскать нашего пропавшего кота…

 
   Я долго смотрел на светившиеся на экране слова, дожидаясь, когда появится надпись «Сообщение отправлено». Мой компьютер по-прежнему работал «на прием». Значит, Кумико хотела написать еще что-то. Чтобы «стать ни к чему не годной», побольше времени требуется. Что все-таки она хотела сказать? Я впился глазами в монитор, но передо мной точно выросла невидимая стена. Наконец появились новые строчки:
 

   > Если сможешь, представь, что я медленно умираю, что у меня какая-нибудь неизлечимая болезнь, от которой разлагаются тело и лицо. Мне бы хотелось, чтобы ты так думал. Это, конечно, метафора. С телом и лицом у меня на самом деле все в порядке. И все же то, что я говорю, очень похоже на правду. Вот почему я не хочу показываться тебе на глаза. Вряд ли эта туманная метафора поможет тебе понять, что со мной происходит. Не думаю, что она убедит тебя. Извини, но больше сейчас я ничего сказать не могу. Придется довольствовать этим.

 
   Неизлечимая болезнь.
   Убедившись, что компьютер переключился на «передачу», я снова принялся печатать.
 

   > Хорошо. Я согласен. Раз ты предлагаешь довольствоваться этой метафорой, пусть так и будет. Но я никак не могу понять одного. Предположим, ты действительно «стала ни к чему не годной» и заболела «неизлечимой болезнью». Но зачем надо было идти со всем этим к Нобору Ватая? Почему ты не осталась здесь, со мной? Разве не для этого мы поженились?

 
   Молчание. Казалось, его гнетущую тяжесть можно было потрогать руками. Сплетя пальцы, я положил руки на стол и сделал медленный глубокий вдох. Но мониторе появился ответ:
 

   > Почему я здесь? Да потому, что для меня это самое подходящее место, нравится мне оно или нет. Я должна быть здесь. У меня нет права привередничать. Мы не можем с тобой увидеться, даже если бы я захотела. Неужели ты думаешь, что мне не хочется тебя увидеть?..

 
   Кумико, казалось, на несколько мгновений затаила дыхание, и ее пальцы снова забегали по клавиатуре.
 

   > Так что, пожалуйста, не мучай меня больше. Если ты и можешь что-то для меня сделать – так это как можно скорее забыть о моем существовании, вычеркнуть из памяти время, которое мы прожили вместе, как будто его и не было. Так будет лучше всего для нас обоих. Я уверена.

 
   Я ответил:
 

   > Ты хочешь, чтобы я обо всем забыл, оставил тебя. Но в то же самое время из какого-то уголка этого мира зовешь меня, просишь помочь. Голос твой еле слышен, но по ночам, когда тихо, мне удается его разобрать. Это твой голос, тут не может быть ошибки. Я вот что думаю. Одна Кумико и вправду стремится отдалиться от меня, и у нее, наверное, есть причины для этого. Но существует и другая Кумико, та, которая отчаянно пытается пробиться ко мне. Я в этом убежден. И что бы ты сейчас мне ни говорила, я должен верить той Кумико, которая обращается ко мне за помощью, хочет стать ко мне ближе. Какие бы слова ты ни произносила, какие бы ни приводила доводы, я никогда не смогу так просто взять и забыть тебя, стереть из памяти годы, что мы с тобой прожили. Зачеркнуть это невозможно, ведь это было, в этом – моя жизнь. Это все равно что зачеркнуть самого себя. Чтобы сделать такое, я должен знать, какие для этого есть причины.

 
   Наступила новая пауза. Кумико молчала, на том конце провода воцарилась тишина, и монитор лишь помогал мне чувствовать ее острее. Молчание Кумико просачивалось из угла экрана и, как тяжелый дым, низко растекалось по комнате. Я хорошо знал, как она умеет молчать. За годы совместной жизни я не раз сталкивался с этим, испытал на себе. Кумико сидела, затаив дыхание, сосредоточенно глядя на экран. Я протянул руку к чашке, сделал глоток остывшего кофе и, не выпуская пустую чашку из рук, задержал дыхание и тоже уставился на монитор. Молчание связывало нас крепкими узами, преодолевая стену, разделявшую два наших мира. Мы были нужны друг другу больше всего на свете. Точно.
 

   > Я не знаю.

 

   > Зато я знаю…

 
   Я отставил чашку и торопливо застучал по клавишам, словно хотел схватить убегающее время за хвост.
 

   > Да, я знаю. И хочу так или иначе добраться туда, где находишься ты – та Кумико, которая просит моей помощи. Пока я, к сожалению, не знаю, как туда попасть и что ждет меня там. С тех пор как ты ушла, я долго жил с чувством, будто меня бросили в темницу, куда не в силах пробиться ни один лучик света. Но теперь понемногу, шаг за шагом, я приближаюсь к сути происходящего, к тому самому месту, где лежит начало всего. Мне хотелось сказать тебе это. Я подбираюсь все ближе к этому месту и буду идти дальше и дальше.

 
   Не убирая пальцы с клавиатуры, я ждал ответа Кумико.
 

   > Я не понимаю, о чем ты.

 
   Напечатав эти слова, Кумико подвела под разговором черту:
 

   > До свидания.

 
   Компьютер выдал сообщение, что связь прервана. Разговор закончен. Но я по-прежнему не сводил глаз с монитора: а вдруг это еще не все. Может, Кумико передумает и вернется. Может, забыла что-нибудь сказать и теперь вспомнила. Но Кумико не возвращалась. Через двадцать минут я понял, что ждать больше нечего. Сохранив файл, я встал и пошел на кухню, захотелось холодной воды. Задержался у холодильника, выравнивая дыхание. В голове – ни единой мысли. Вокруг пугающая тишина. Весь мир словно прислушивался, пытаясь уловить, о чем я думаю. Но я не мог ни о чем думать. Не думалось – и все тут.
   Я вернулся к компьютеру, сел на стул и внимательно, от начала до конца, перечитал сохранившуюся на экране переписку: что сказал я, что – Кумико, кто что на какой вопрос ответил. Монитор хранил наш разговор, который странным образом оживал у меня на глазах. Пробегая по строчкам, я слышал голос Кумико, улавливал его интонации, едва ощутимые оттенки, манеру вставлять паузы между словами. Курсор, остановивший свой бег в самом конце последней строки, продолжал размеренно мигать, точно хотел подстроиться под биение сердца, в затаенном ожидании момента, когда на экране возникнет следующее слово. Но слов больше не было.
   Запомнив весь разговор (я решил, что лучше его не распечатывать), я нажал клавишу и вышел из программы удаленной связи. Потом позаботился о том, чтобы не оставить следов в памяти компьютера и, убедившись, что он выполнил мою команду, выключил его. Монитор коротко пискнул и погас, по экрану разлилась мертвенная бледность. Его монотонное механическое жужжание растворилось в тишине, наполнившей комнату подобно тому, как живая яркая мечта тонет в небытии, поглощенная пустотой.
 
* * *

 
   Не знаю, сколько времени прошло после этого. Очнувшись, я обнаружил, что сижу за столом, впившись глазами в свои руки. На них остались отметины от моего долгого прожигающего взгляда.
   Чтобы стать ни к чему не годным, побольше времени требуется.
   Интересно: сколько же?